скачать книгу бесплатно
– Да, нет. Всё неплохо. Кстати, что это за кожух?
– Честно сказать, шеф, я и сам не знаю, – потупился Грелкин, – увидел, стоит в гараже железяка, никого рядом нет, ну я и прихватил.
– Понятно, – перебил его Погребняк, – а что результат такой… Так тут не просчитаешь. Его величество случай. С искушением тоже всё нормально. Собака, лес… Пусть теперь голову ломают, как из этой ситуации выкручиваться. Там одобрили, – Погребняк указал пальцем на потолок, – но расслабляться не стоит. Впереди дачный сезон. Не забывай, мы работаем в двух направлениях. Вот материалы по подготовке к следующему мероприятию. Жду твоих соображений
* * *
Бережной и Востриков встретились накануне летних каникул.
– Хорошо, что ты, Советыч, имеено сейчас появился, – вместо приветствия начал Бережной, – лето наш объект будет опять проводить в лесу. Ты давно видел Демона и Пыжика?
– С Демоном, ты знаешь, я всего один раз столкнулся, а Пыжика знаю только по твоим рассказам. Что-то произошло?
– Меня не оставляет тревога. Какое-то ощущение, что мы, вернее я, что-то пропустил. Пыжика я видел почти год назад. Он в начале учебного года бочку с бензином на стройку, где школу вечернюю строят, припёр. Я тогда кое-как успел пацана из под удара вывести. А другие двое обгорели. Примитивный ход, но в логике не откажешь. Потом обесточивание района. Это очень интересно было сделано. Классическая двухходовка: фильм, воплощение киноидеи… То, что никто не пострадал – просто случайность, но я-то прохлопал. У тебя всё нормально?
– Подвижки косвенные. Всё на интуитивном уровне: учителя начинают замечать, а сам объект совсем в другой стороне. Не пойму – почему.
– А мне кажется – я начинаю понимать, что происходит. – Бережной придвинул к себе лист бумаги. – «СС» работает по шкале «спасений», ты работаешь по одной шкале?
– По одной, шкала советов-наставлений
– А они? – Бережной нарисовал на листе большой вопрос. – Мы привыкли: «ДНО» и «ДНО». А отдел называется «ИЛ» – искушений и ликвидаций. У них может быть не одна, а две шкалы уровней или шкала двунаправленная. Не они ли уводят в сторону наш объект? Грелкин не фигура, но Погребняк-то – это асс. Он – мастер выстраивать человеческие душевные хитросплетения. Просто на уровне мастера-модельера. Его консультантом в другие отделы приглашают. Так сказать, преподать мастер-класс. Давай-ка в этом направлении подумаем. И ещё вот что. Вода этим летом в Енисее высокая, может, возьмём на прокат катер?
– Лучше, если катер будет крытый.
* * *
В дачный домик, где прошлым летом жила Тамара, вселилась другая семья. Для Семёна – это была почти трагедия. Весь июнь он надеялся, что она всё-таки приедет и будет жить в другом доме, но в конце месяца были заселены все дачи и надежда рухнула. Но приехал снова Жорик – он же Юрик и появился новый, интересный мальчишка, который сразу влился в компанию уже бывалых дачных пацанов. Звали его Гена, но все знакомые называли его мягко Геня. Интерес к Гене подогревался ещё и тем, что Генина семья пригнала по Енисею свою деревянную вёсельную лодку. В лодке свободно могли разместиться шесть человек. За скалой, рядом с которой когда-то тонул Семён, на дачном берегу был вбит в землю металлический крепкий штырь с кольцом, за которое цепью пристёгивалась лодка.
Грелкин уже несколько дней наблюдал за непонятными действиями дачной мальчишеской компании. Утром они вдвоём или втроём грузились в лодку и уплывали на остров. Недалеко от берега острова возвышался из воды огромный камень, напоминающий своей формой спящего бегемота (в народе этот камень называли «быком»). Лодка загонялась за «бегемота» и пацаны что-то там делали почти целый день. Порой они появлялись на спине «бегемота» и ныряли с него в воду.
Грелкин не решался оставить своё физическое тело, но другого выхода не было и в один из дней он прибыл на остров в тонком теле и капитально его (остров) обследовал. После чего явился к шефу с предложением новой операции.
– Пацаны осваивают соразмерно акваланг, – докладывал Грелкин, – уже было несколько погружений.
– Где они раздобыли акваланг – это же не игрушка? – с удивлением поднял брови Погребняк.
– Сами сделали. Достали где-то старый резиновый противогаз и наростили соразмерно дыхательную трубку каким-то шлангом метров до трёх. Один погружается, другие держат трубку, находясь в лодке.
– Подумай, как можно использовать эту ситуацию. Операцию «Пещера» одобряю. Ещё раз всё проверь и просчитай, и держи меня в курсе своих действий и действий объекта. «СС» и «СОН» не объявлялись? Мне надо знать, что они предпринимают и где находятся. Думаю, что использовать лодку пацанов не стоит, купи или возьми напрокат у туристов байдарку или резиновую.
– Слушаюсь, шеф.
Для плавания на байдарке нужна определённая сноровка, которой у Грелкина не было, но вот с резиновой лодкой он думал, что управится запросто.
Слежку за Грелкиным осложняла наступающая ночь. Он прибыл в совхоз «Удачный» на последнем рейсе пригородного автобуса. За плечами был объёмный рюкзак. Подсвечивая себе карманным фонариком, он спустился на дачный пляж, что-то вытащил из рюкзака и принялся дуть, время от времени шумно отпыхиваясь. Он надувал резиновую лодку. Потом уложил свои вещи в лодку, равернул складное весло и отбыл на дачный остров. На острове он припрятал лодку в кустах, не выпуская из неё воздух, и отправился на противоположную сторону острова, что-то неся в рюкзаке.
Как всегда утром мальчишки отправились к воде. Переплыли на лодке на остров и принялись экспериментировать с самодельным аквалангом. Акваланг работал исправно. Обнаруженную накануне течь удалось устранить, заклеив бээфом и замотав изоляционной лентой. Потом Семён и Геня решили пойти проверить птичьи гнёзда. Противоположный берег острова был песчанный и отвесный. И, практически, вся вертикальная стена берега была испещрена отверстиями, в которых ласточки или другие птички устраивали свои гнёзда. И, буквально в двух шагах от того места, где они спустились на берег, друзья обнаружили искусственный грот. Грот был больше метра в высоту и столько же в глубину береговой стены. Пол грота был любовно устлан сорванной травой. А в метре от этого грота кто-то начал строить новый. Было видно небольшое углубление в песчанной стене. Друзья решили построить второй грот и стелать соединительный пещерный коридор.
Утром следующего дня, вооружившись лопатами, снятыми с пажарного щита, Семён и Геня снова отправились на остров и принялись осуществлять, задуманный накануне, план. Работа шла хорошо. Геня вгрызался вглубь нового грота, а Семён копал соединительный коридор изнутри, находясь в уже вырытом подземном гроте. Они не заметили, как немного выше по течению причалил небольшой крытый катер.
Бережной точно просчитал задуманное Грелкиным, видя его ночные ухищрения. Он сразу понял, что Грелкин постарается заманить ребятишек в искусственный грот. Пройдя несколько десятков метров по верхней части берега Бережной вдруг заметил Грелкина. Тот усердно работал длинным буром, находясь прямо над гротом. «Хитёр – бобёр» прошептал Бережной, обходя Грелкина по дуге, чтобы не быть замеченным. Увлечённый Грелкин не заметил, как со спины подобрался к нему Бережной и крепко зажал ему нос и рот тряпкой, смоченной хлороформом. Потом оттащил безсознательного Грелкина в кусты. Там же он оставил бур и папку Грелкина и кинулся к катеру. В катере его дожидался Востриков.
– Надо пацанов незаметно выманить из грота, – без предисловий сказал Антон, – я отлечу. Если через полчаса не вернусь – действуй по обстоятельствам.
Антон бухнулся на диван катера и тут же его тело приняло безжизненный вид.
В какой-то момент Семён вдруг почувствовал, что с потолка на ноги упал ком земли. Соединительный канал между старым и новым гротом был пробит. Надо было его только расширить.
– Геня, – крикнул Семён, – потолок сыпется.
– Вылезай скорее.
Пацаны, пятясь на четвереньках, выбрались из гротов. Над потолком свода возвышался полутораметровый берег. Не успели друзья перевести дух, как берег над гротом тяжело ухнул вниз. Семён и Геня стояли в полном молчании ещё несколько минут. Потом Геня подошёл на место обвала и тихо прошептал: «завалило бы начисто»
– Лопата там осталась, – грустно прошептал Семён и они отправились к своей лодке.
Бережной вернулся на катер. Немного посидев после возвращения в физичекое тело, они вместе с Востриковым поднялись к кустам, где Бережной оставил Грелкина. Тот продолжал пребывать под наркозом. Рядом лежала папка и длинный бур.
Грелкин очнулся когда уже смеркалось. Голова гудела как колокол. Он старался припомнить, как оказался в кустах и вообще что произошло. В голову лезла мысль, что надо пробурить ещё около десятка отверстий. Кряхтя, он выбрался на свободное место и, шатаясь, отправился к месту, под которым находился грот. Там был провал. Грелкин соскользнул по образовавшейся насыпи вниз и попробовал представить, что тут произошло. «Неужели…?», как игла врезалась мысль в мозг. Второй грот был целым. «Их же двое было?» – подумал Грелкин и начал медленно раскапывать руками обвал.
Копать пришлось не долго. Что-то твёрдое обнаружилось под песком. Почти совсем стемнело и разобрать, что это было невозможно. Грелкин хотел прекратить раскопки, но, немного подумав, он решил продолжить. Какого же было его удивление, когда через несколько минут он выкопал собственный бур. Через полчаса усердного копания он вытащил пожарную лопату. Папки не было. На другом берегу острова его ждал ещё один удар – надувной лодки в потайном месте тоже не оказалось. Плавать Грелкин не умел.
Глава 5.
Мир не так прост.
Во время дачного сезона семья Семёна получила новую квартиру и в августе прямо с дачи все туда и перехали. Для Семёна переезд оказался делом несложным, он даже не съездил в свой старый двор попрощаться со старыми друзьями. Теперь его новый двор находился в двух минутах ходьбы от двора, где жил Жорик, где жила Тамара. И идти ему предстояло в новую школу, где учились его дачные друзья. Это было просто подарком судьбы. В восьмом «А» училась Тамара, Семён пошёл в «Б» класс, а Жоржик (так называл его друг детства Виталик, который жил в том же дворе) учился в «В» классе.
Надо отметить такое обстоятельство. За это лето Семён вдруг вырос больше чем на пятнадцать сантиметров и обогнал по росту многих своих сверстников, в том числе и Жорика, и Тамару. Это многих удивляло, кто знал семью Молнар ранее, и только Востриков, таинственно подмигивая, говорил: «Генетика и ДНК – разные вещи». Теперь на физкультуре Семён стоял вторым в своём новом классе. Для себя Семён это объяснял просто: сила любви заставила его вырасти.
Оба выпускных экзамена в восьмом классе и по русскому, и по математике Семён написал на отлично. На экзамен по математике давалось два часа, но уже через полчаса Семён был готов сдать свой экзаменационный лист. Тут ему на плечо легла рука его классного руководителя Веры Кондратьевны, учительницы немецкого языка. Она наклонилась к уху Семёна и тихонько прошептала: «Реши ещё это задание» и положила перед Семёном ещё один экзаменационный лист.
В классе за экзамен по математике было поставлено всего три пятёрки: Семёну, девочке, что сидела за первой партой и Вовке Григорьеву. Это ему Семён решил экзаменационные задачи с подачи Веры Кондратьевны. После учебного года Семёну предложили ехать в Новосибирск, в школу-интернат, где обучали одарённых ребятишек по более широкой программе по математике и физике. Семён наотрез отказался, как его не уговаривали.
В школе, где учился Семён, начиная с девятого класса, набирался дополнительный класс «Г» со всего города. Это делалось для ребятишек, кто хотел углублённо изучать математику. Чтобы попасть в этот класс необходимо было пройти собеседование. Первого сентября нового учебного года в коридоре школы Семёна вдруг остановил учитель математики Аркадий Андреевич.
– Пойдёшь учиться в «Г» класс, – сказал он голосом не допускающим возражения.
– Я не хочу, – возразил было Семён.
– А тебя и не спрашивают. Собеседование тебе проходить не надо.
Так Семён оказался в «Г» классе. Туда же попросился и Вовка Григорьев. Взяли и его, но через месяц он попросился обратно. В «Г» класс перешла и Тамара. Теперь у Семёна стало на четыре предмета математики больше. Математический анализ и решение задач повышенной трудности преподавала сама директриса, а два других новых предмета вели профессора из педагогического вуза. Именно на этих занятиях Семёну больше всего хотелось блеснуть и показать, что он – лучший. Ведь в классе сидела девушка, без которой Семён не представлял себе жизнь.
* * *
Грелкин сосредоточенно слушал очередную порцию инструкций на ближайшее время. На днях Погребняк получил ответ из информационного отдела ЦЦ на десяти страницах. Внимательно его изучив и сопоставив с оперативной информацией, которую регулярно получал от своего подчинённого, Погребняк сделал для себя вывод, что начинают просматриваться задачи, которыми занимается «СОН». При понимании этой работы действия группы Погребняка можно было строить более эффективно. Но глобальная цель операции по-прежнему была неясна.
– Опыт работы на водах у тебя уже есть, отправишься на Чёрное море, – Погребняк весело хохотнул, – надеюсь, что из морских далей тебя не придётся вытаскивать, как с Енисея, где ты застрял на этом треклятом острове, как Крузо.
Грелкин, потупившись молчал.
– Работаем на прежнем уровне. Как появится примерный план операции, сразу сообщи.
– Какое оборудование брать с собой?
– Определишься по месту, новую линейку приобрёл?
– Да, гэдээровскую.
– А чем она лучше местной?
– Компактней, круглая.
– Какая? Ну-ка покажи, – Погребняк протянул руку. Грелкин достал из внутреннего камана пиджака плоский диск с кольцеобразной градуировкой и подал шефу. Тот повертел его и вернул владельцу.
– Да, навычисляешь ты, чувствую, на этой штуковине. Смотри, ещё за шпиона примут.
– Когда отбывать и где точка назначения? – Грелкин подобострастно кивал головой.
– Отбывай хоть сегодня, точка – Адлер.
Ответ из информационного отдела получил и Бережной. Чего-то такого, что могло быть полезно Антону сегодня, он не нашёл. Сейчас его больше занимали черновики из папки Грелкина. Что, например, обозначает пометка, обведённая жирным карандашом: «собака (спаниель)». Может быть они задумали натравить на него бешенного пса, но почему обязательно спаниель. Спаниель – пёс охотничьей породы. Может быть, это как-то связано с охотой? Папку он раздобыл больше года назад. Может быть, эти записи уже неактуальны, но что же они означали?…
Вечером прибыл взволнованный Востриков.
– Непонятную активность проявляет Грелкин, – начал Иван, усаживаясь за стол, – дважды уже мотался в кассы аэрофлота. Куда-то собирается лететь, что ли? Но пока никаких билетов не покупал.
– Хорошо, – быстро включился в разговор Бережной, – это я беру на себя. Не хватало нам ещё потерять их из виду.
* * *
После летней практики на вычислительном центре педагогического института весь класс должен был ехать в Анапу на два месяца. Была договорённость с местным совхозом, что школьники будут помогать в работе садового хозяйства. Совхоз обязывался кроме зарплаты устраивать ещё и поездки на море. Несколько учителей должны были сопровождать учеников во время всей поездки. Семён не мог принять участие в этом мероприятии, так как его семья впервые собралась поехать в июле на Чёрное море в Адлер. Поездка на море – это здорово, но выходило, что он опять до сентября не увидит Тамару, а все основные её поклонники будут с ней рядом. Эта мысль больше всего угнетала Семёна. Ехать собирались поездом. Это тоже было интересно – три дня в своём купе.
Кассы аэрофлота были на углу дома по проспекту Мира, где находился один из центральных гастрономов города. В народе его называли Гэвээфовский гастроном. В разгар отпускного сезона билеты на самолёт было взять практически невозможно. Пришлось воспользоваться бронью КГБ в лице Погребняка. Накануне он лично зарезервировал билет для Грелкина. И хотя Грелкин кричал: «я по брони», без очереди его к кассам всё равно не пустили. Честно отстояв в очереди и взяв билет, утирая пот с лица кепкой, он выбрался наконец на улицу. Там тоже была жара. Прямо за углом в тени дома торговали квасом из бочки и Грелкин пристроился в очередь за квасом. Очередь двигалась быстро. Прямо рядом с бочкой тормознул жёлтый, как и квасная бочка, но с синей полосой, милицейский уазик. Из него выскочили два милиционера и тоже встали в очередь за квасом. Народ в очереди стал предлагать сотрудникам милиции взять квас без очереди, но честные сотрудники не стали пользоваться служебным положением и пристроились за Грелкиным. То ли от волнения при такой близости к милиции, то ли просто солнце напекло в макушку, прикрытую кепкой, то ли от долгого стояния в очереди за билетами, то ли от всего вместе взятого, но через мгновение, как приехала милиция, Грелкин прямо в очереди хлопнулся в обморок. «Помогите человеку», «Есть в очереди медики?», «Милиция, вы куда смотрите? Помогите человеку, неотложка за углом» тут же загомонила вся очередь. Милиционеры, стоявшие в очереди, погрузили упавшего в свой «цыплёнок» и дали газу. Больше очередь Грелкина не видела никогда.
Очнулся Грелкин в каком-то полутёмном сарае, лёжа не то на крышке большого ларя, застеленного худеньким матрацем, не то – просто на нарах. Он был в своей одежде и на макушке была его любимая кепка. Под невысоким потолком тлела маловаттная одинокая лампочка. Посмотрев на свои наручные часы, он сообразил, что прошёл примерно час, как он вышел из касс аэрофлота и встал в очередь за квасом. А дальше всё путалось. Вроде милиция приезжала… Больше Грелкин ничего вспомнить не мог. Он обошёл комнату по периметру и обнаружил две двери. Одна была наглухо закрыта. В ней даже не было дверной ручки. За второй дверью был деревянный нужник с одной дыркой. Больше всего его удивило то, что в диаметрально противоположном от нужника углу комнаты стоял действующий холодильник «Орск», до отказа набитый едой и питьём. Рядом с дверью нужника стоял большой бак с водой. Мысли у Грелкина путались. Он пошарил по карманам – и деньги, и билет на самолёт исчезли. Больше в карманах ничего не было. «Если рационально использовать содержимое холодильника, то можно, наверное, месяц соразмерно протянуть», – мелькнуло в голове Грелкина. Оставалось одно – воспользоваться тонким телом и сообщить шефу о случившемся. При этой мысли у Грелкина всё сжалось внутри. Но другого выхода не было. Как извлечь отсюда физическое тело – это была вторая задача.
Он прилёг на нары, расслабился и выкатился из физического тела. Ни сквозь стены, ни сквозь потолок, ни сквозь пол проникнуть не удалось. «Клетка Фарадея», – понял Грелкин. Он завис под потолком, думая, что предпринять. Оставалось попробовать выбраться наружу, нырнув в нужник. Тонкое тело лишино чувства обоняния и вкуса, но, при одном осознании этой мысли по телу проходила дрожь. Грелкин нырнул в дырку нужника. Но и таким образом выбраться не удалось. Клетка Фарадея была всюду. Вдруг в воображении Грелкина отчётливо возникла выгребная яма, до верха заполненная фекальными сливами, а Грелкин отчаянно барахтается в этой жиже, колотя руками по поверхности. Он вернулся в физическое тело. Это была ловушка. Ровно в двадцать три ноль-ноль погасла лампочка – делать было нечего, надо было спать.
* * *
Бережной переоформил билет на самолёт на своё имя и ближайшим рейсом улетел в Адлер.
В море было легко плавать – вода была более плотная чем в Енисее. Семён и его сестра практически целыми днями не вылазили из воды. Однажды, отдыхая на пляжном лежаке, Семён подслушал такой разговор. Разговаривали местные пацаны, по соседству загоравшие на пляжной гальке.
– Завтра шторм обещают, – говорил один из местных, – пойдём купаться?
– Обязательно, – подхватил другой голос, – шторма может потом до конца лета не будет.
– Во сколько встречаемся?
– Как начнётся шторм, так и пойдём.
– Я могу за тобой зайти.
– Договорились.
На следующий день, действительно, погода резко переменилась. Небо было затянуто тёмными низкими тучами и сыпал, время от времени мелкий дождь. Семён сказал родителям, что прогуляется до моря и через часок вернётся.
Вода в море была неопределённо тёмного цвета. Море волновалось и по нему ходили большие плавные волны. Пляж был абсолютно пустым. Семён помнил подслушанный вчера разговор. Он окинул взглядом весь пляж на сколько хватало глаз и не заметил ни одного человека. Вода была более прохладной чем обычно, но не холодной. Семён уже зашёл в море по грудь, когда отхлынувшая волна вдруг подхватила его и понесла в море. Он легко доплыл до буйков и повернул к берегу. Плавать в шторм, действительно, было здорово. Волны поднимали пловца на самый верх, открывая далёкую панораму, а потом, вдруг бросали вниз между гребнями, как в водный овраг. Он уже почувствовал ногами прибрежную гальку, когда его догнала набегающая волна и обрушила на него потоки чёрной воды. Семён удивился тому, что в воде, казалось, были камни. Они больно барабанили по всему телу и голове. Схлынувшая волна подхватила вынырнувшего Семёна и снова понесла в море. Он подналёг и снова уже был у берега, снова почувствовал гальку пальцами ног. Оглянувшись, он увидел, как страшная чёрная стена воды падает на него с неба. Снова камни били по телу и Семён прижал ладони к вискам, боясь удара по голове подводного камня. Вынурнув из воды, он понял, что его снова унесло в море.
Так повторялось снова и снова и Семён в отчаянии понял, что катастрофически теряет силы. Подплывая в очередной раз к берегу, он заметил одинокую тёмную фигуру. Это был мужчина. Он жестикулировал руками, явно обращаясь к Семёну и что-то крича. Рёв на море стоял такой, что разобрать слова не было никакой возможности. И вдруг Семён почувствовал, что вроде какой-то внутренний голос внутри него ясно сказал ему: «Ныряй в набегающую волну, как в стену!». Семён уже почти вышел из воды, до берега оставалось несколько метров, когда его снова догнала страшная волна. Он развернулся и бросился головой вперёд в чёрную водную стену, закрыв глаза. Тишина поразила его. Вынырныув он понял, что волна не поймала его и уходит в море. Семён из последних сил доплыл до берега и, как мёртвый рухнул на родную землю. Волны трогали его ноги, но забрать в море уже не могли.
Сколько он так пролежал было неизвестно. Шторм набирал силу. Семён оглянулся вокруг себя – он искал глазами того, кто отчаянно жестикулировал и подавал знаки руками, но вокруг никого не было.
Перед отъездом в Красноярск он купил в киоске маленького фаянсового бегемота и хранил его потом всю жизнь. Бегемот был такой маленький, что полностью умещался на ладони. И почему-то его хотелось назвать гиппопотамом.
* * *
Исчезновение Грелкина озадачило Погребняка. В условленное время он не вышел по электромагнитной связи. Если предположить, что Грелкин потерял своё физическое тело, то тонкое тело продолжало бы существовать. Человек с такой фамилией не летал известным рейсом в Адлер. Поездом он тоже туда не ездил. В ЦЦ не возвращался. Его просто вообще нигде не было. Можно было подать в Центр запрос на тотальное сканирование всего околоземного пространства, но Погребняк пока этого не хотел делать. Он помнил исчезновение Грелкина, который потом объявился в тонком теле, и пришлось предпринимать целую операцию по вытаскиванию его физического тела с острова. Он чувствовал, что это не случайность, а, скорее всего, действия тех, кому мог помешать Грелкин. Вещи его оставались в комнате нетронутыми. Кружок – чудо логарифмической линейки – сиротливо лежал на его столе.
Вечером одного из первых дней августа в дверь комнаты, которую снимал Погребняк, неожиданно постучали.
– Вам кого? – спросил Погребняк, открывая дверь и разглядывая незнакомого мужика. – Ошиблись адресом, товарищ, – сказал Погребняк и хотел закрыть дверь.
– Шеу, – снимая кепку прохрипел пришедший. В этот момент Погребняк его узнал по кепке. Он медленно отступил, предлагая Бастиону войти. Слов не было. Грелкин остановился на пороге и сразу начал рассказывать свою историю.
Он поведал, как оказался в клетке Фарадея. Рассказал о предпринятых попытках освободиться. Погребняк не предлагал ему сесть. Внешне он не выглядел человеком, прибывшим из тюремных застенков. Погребняку показалось, что он даже наел рожу. «Помордел, – подумал Погребняк, разглядывая пришельца, – солидная мордастость». Кепка подчёркивала заметно раздобревшие щёки. Из под кепки свешивались слипшиеся патлы волос, которые переходили в неопрятную бороду. От Грелкина веяло какой-то кислятиной.
– В одиннадцать часов гас свет, – рассказывал Грелкин, – и хошь не хошь надо было ложиться спать соразмерно. В шесть утра снова загоралась лампочка и тишина… Сегодня утром проснулся оттого, что закричал петух.
Грелкин проснулся в каком-то курятнике. Обследовав местность, при этом чуть не до смерти напугав хозяйку своим появлением из курятника, и сориентировавшись по Солнцу, он отправился на восток. Местный мужик сказал, что он правильно идёт в сторону Красноярска, а деревня называется «Солонцы». Денег не было, а попутки не останавливались. Грелкин прошагал весь световой день и к ночи прибыл домой.
– Легко отделался, – укоризненно пробурчал Погребняк, – что прикажешь сообщить наверх? Изложи всё на бумаге и поподробнее. Во всём этом чувствуется рука «СС». Тут они начисто нас переиграли. Завтра жду тебя для получения дальнейших инструкций.
Во второй половине следующего дня Грелкин прибыл к Погребняку вымытый, постриженный и в новой кепке. «Да, – подумал Погребняк, – мордастость явно повысилась».
– У тебя что было по курсу теории искушений, – начал Погребняк, жестом указывая на стул.
– Так, отлично, шеу.
– Слушай, обращайся ко мне лучше «Босс», а то твой хохляцкий прононс меня начинает нервировать. Основная функция искушения – это сбить человека с намеченного пути. Я думаю, что нам сегодня понятно направление, по которому действует «СОН». И то искушение, которое мы с тобой отработали, действенно, но всё-таки косвенно. Оно не напрямую уводит от цели, а как бы способствует этому отклонению. Продумай новую линию. Да, и не забывай об отчёте о случившемся. Что-то мне подсказывает, что уже не одна группа «СС» задействована в этой операции. «Клетка Фарадея» – это серьёзно, но почему держали только месяц? Возможно им нужен был именно этот месяц. Я точно знаю, что Центр получил на днях от них отчёт, а мы отчёта не посылали, нечего было докладывать. Что в их отчёте я, конечно, не знаю. Думай и продолжай подготовку операции «Печать». Здесь усматривается хорошая перспектива и такое инскушение на виду не просматривается. Если всё сделать грамотно, то, ох не скоро, противная сторона вообще догадается, что искушение было, и предотвратить его будет трудно, а бороться – и подавно.
– Слушаюсь, Ше…Босс. – Грелкин даже щёлкнул каблуками сверкающих ваксой ботинок. Он был рад, что всё так закончилось. С другой стороны и, это очевидно, что попал он почти в безвыходную ситуацию. Промах был где-то в очереди за квасом, а, может быть, и ещё раньше – в очереди за авиабилетами. Где-то тут он, действительно, дал маху – позволил себе расслабиться.
* * *
