скачать книгу бесплатно
Пять недель: дневник онлайн терапии
Анна Герман
Перед вами откровенный рассказ о том, как в процессе психотерапии происходит встреча с собой. Исповедь уставшей от страданий души. Души, спрятавшейся глубоко внутри, но не потерявшей себя.История о том, как можно спасти себя из самых тёмных закоулков разума, начав доверять хотя бы одному человеку.
Пять недель: дневник онлайн терапии
Анна Герман
Редактор Екатерина Андреева
Корректор Екатерина Федорова
Дизaйн обложки Александр Грохотов
© Анна Герман, 2021
ISBN 978-5-0055-3968-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Этот дневник был написан во время моей онлайн-терапии. Один раз в неделю, в основном это была суббота, проходили онлайн-сессии. Между сессиями я описывала психологу историю своей прошлой жизни и события текущего момента.
Я публикую этот дневник со светлой мыслью о том, что хотя бы одному человеку чтение моего дневника может принести пользу.
Я фантазирую о тебе, мой читатель. Как ты выглядишь, в какой обстановке читаешь мой дневник. Я хочу рассказать тебе о самом личном, о том, о чем я не рассказывала никогда и никому. Мой психолог – это первый человек, к которому я почувствовала доверие и перед которым смогла раскрыть все карты. Но сейчас я готова поделиться моими чувствами и мыслями только о первых пяти неделях моей терапии.
Я изменила имена героев, но оставила самое важное – искренность и откровенность.
Мои близкие, если вы когда-нибудь прочтете этот дневник… Я хочу сказать… Вы меня не знаете, и это причиняет мне боль. Вы никогда меня не слушали по-настоящему. Вы говорите мне, что плакать нужно только от счастья, что я повзрослею и буду по-другому смотреть на жизнь. Но это пустые слова для меня. От них нет никакой пользы. Вы меня никогда не слышали, от этой боли я и пишу.
Как часто мы коротаем время за пустыми разговорами, упражняясь в юморе. Как часто мы осуждаем и на все имеем свою точку зрения. Как редко мы бываем по-настоящему близки друг с другом. Как редко мы говорим о том, что нас ранит, причиняет боль и страдания, делает уязвимыми. Как редко мы просто слушаем друг друга.
Человеческое, слишком человеческое.
Ф. Ницше
Неделя 1
Герман, добрый день.
Меня зовут Анна.
Можно записаться к вам на онлайн-консультацию?
У вас есть свободное время в субботу или воскресенье?
Анна, добрый день.
Да, можно на субботу!
В 12:00 вас устроит?
Я скину счет карты.
Хорошо.
Суббота, 12:00
Я сброшу ссылку из Zoom
за 15 минут до начала.
Могу я вам написать письмо,
в котором немного опишу суть проблемы?
Мне кажется, что писать у меня получается лучше, чем говорить.
Да. Супер. Пишите.
Ок, спасибо.
Неделя 2
Добрый день.
В субботу в 11:00 МСК свободно?
Добрый день! Да, свободно.
Суббота, 11:00 МСК. Записываю.
Ок, до встречи.
Я еще не дописала свой рассказ.
Буду скидывать частями.
Я готов к чтению.
Моя семья
Моя бабушка родилась в деревне в 1923 году, за 18 лет до начала войны. Она была старшая в семье, бойкая, активная, следила за младшими братьями и сестрами; защищала их от обидчиков, дралась за них; никогда не обращалась за медицинской помощью, чем очень гордилась; всю жизнь проработала в охране. По ее словам, ее знала каждая собака, и все начальники ее уважали и обращались исключительно по имени и отчеству: Агриппина Никаноровна.
Про военные годы она мало рассказывала. Их семью раскулачили, она помнит голод, как ели траву. Мужчины уходили на фронт – женщины работали за них. Замужем она никогда не была. В 27 лет родила мою маму – Раису. Послевоенные тяжелые годы. Баба Гриппа жила в бараке с моей мамой, в небольшом городке на Урале. Уходя на работу, оставляла ее одну дома. Приходя с работы, часто срывала на ней злость, кричала, нередко била и даже однажды порезала ее ножом. Она никогда не пила и резко осуждала пьющих. Родители же ее часто выпивали.
У моей мамы был большой нос. Однажды учительница в школе при всех сказала, что ее нос семерым рос и одной достался. Было так обидно, мама сбежала с урока и долго просидела одна в сарае. Мамин дедушка лет с семи наливал ей вино, когда она приходила в гости. Какое-то время у мамы был отчим – добродушный и мягкий человек. Непонятно, почему он и моя деспотичная бабка были вместе, но маме он нравился.
В школе мама познакомилась со своим вторым мужем – моим отцом. Но мама моего папы и мама моей мамы каким-то образом были знакомы. Между ними ранее произошел конфликт. Родители отца категорически запретили ему общаться с моей мамой, и они расстались. Мой будущий отец ушел в армию, а после женился на другой женщине.
Моя мама вышла замуж, ее первым мужем стал красивый парень, на год младше ее. У них родились две мои старшие сестры: Алина и Полина. В семье были постоянные ссоры. Молодой папаша оказался не готов к ответственности и укатил на мопеде, который мама незадолго до этого помогла ему купить. Пришлось вернуться жить к бабушке, с которой были очень плохие отношения. Баба Гриппа часто ругалась и впадала в приступы ярости, приходилось уходить из дома, ночевать на вокзале. Но жить было негде – они возвращались. Мама, уходя на работу, оставляла детей с бабкой. Сестры часто убегали из дома от «бабки-тряпки», прятались во дворе до прихода мамы. Спать без постельного белья и укрываться шубами; быть разбуженным, чтобы выпить молока с хлебом в три часа ночи; купаться в кипятке до головной боли и терпеть боль при расчёсывании волос – эти странные методы воспитания вспоминаются как страшный сон.
Мой отец развелся с первой женой. Однажды они с мамой случайно встретились на улице. Стали вместе жить, устроились на завод. Папа дорос до замначальника отдела по проектированию танков. Мама работала водителем электрокара и уборщицей. Когда родилась я, им дали от завода квартиру.
Но отец выпивал. Каждые выходные к нам в гости приходил его начальник. С детства я помню пьяные посиделки. Мама не отставала и пила наравне с мужчинами, после этого всегда ссоры, скандалы, истерики, драки. Мама ревновала папу. Кажется, что он изменил ей с ее подругой.
Однажды, когда мне было года четыре, я видела, как она пыталась повеситься на моих коричневых колготках, полусидя в ванной. Просто колготки обмотала вокруг шеи и тянула. Она кричала в истерике, отец ругался на нее: «Пьяная дура».
И так начинается мое тяжелое детство. Когда мы с сестрами гуляли на улице, а родители пьяные засыпали, закрыв дверь изнутри, то мы садились на санки в подъезде и спали возле двери. Однажды соседка пустила нас на ночь и постелила на полу. Я помню первое сильное переживание стыда за маму. Я гуляла во дворе, когда увидела, что мама с папой возвращаются с речки; она спотыкалась и держалась за папу, чтобы не упасть; у нее были спущены колготки. Было ужасно стыдно. Казалось, что на это смотрят много человек. Нас называли «дети алкашки». А мама говорила, что мы хорошо учимся, и поэтому она гордится тем, какие умные и воспитанные дети у алкашки.
Как только она трезвела, то сразу становилась во всем правильной, строгой, требовательной, устанавливала свой авторитет. Сестры убирали бардак после пьянки, отдраивали квартиру. Дома было пусто, но чисто. Мама принесла из леса ствол березы высотой от пола до потолка, прикрепила к нему кашпо с цветами. Вьюны обвили весь потолок в зале. Мама сама делала поделки и шила.
Помню, как мы праздновали Новый год без нее. Папа был дома. Возможно, что он был немного пьяный, но тихий, добрый. Было непривычно тихо, темно, елка с шарами и сосульками. Никто не скандалил. Возможно, что тогда я впервые почувствовала разницу: как тяжело с ней пьяной и как спокойно без нее.
У меня осталось много воспоминаний о жизни до того, как мои родители развелись. Помню во дворе девочку Лену, она была старше меня на несколько лет. Она позвала меня к своему подъезду и написала мелом на двери слово «ДУРА». Она сказала, что это я дура. Я ушла. Потом она сказала бабкам на скамейке, что это слово написала я. Они ругались на меня и запрещали подходить к их подъезду. Что еще можно ожидать от ребенка алкашки? Помню, как я всматривалась в лицо этой девочки, видела злорадную улыбку и не понимала, зачем она так сделала? Я была растеряна. Почему бабки не понимали, что я тогда еще не умела писать? А она училась в школе!
Лет в пять зимой я гуляла во дворе и ждала папу с работы. Кто-то из елок, брошенных после Нового года рядом с мусорным баком, сделал домик. Пришел играть мой сосед Коля, и мне хотелось, чтоб он был моим мужем. Мы лепили из снега диван и стол.
Меня назвали в честь папиной мамы – бабы Ани. Той самой, которая когда-то запретила отцу встречаться с мамой. Я редко ее видела, но помню, как она умирала. Моя мама была единственной, кто приехал ухаживать за ней до самой смерти, поила с ложечки бульоном, осталась с ней на ночь. Когда она умерла, помыла ее и одела. И это несмотря на то, что баба Аня не приняла маму и не хотела с ней общаться.
Мама рассказывала, что, когда мне было два с половиной года, я заболела двусторонней пневмонией. Состояние было тяжелое. Врачи хотели везти меня в областной центр, но боялись, что не довезут и я умру в дороге. В то время произошла авария, столкнулись два поезда, много человек пострадали. Медики достали самые сильные антибиотики из военных запасов. Мне повезло: эти антибиотики спасли мне жизнь. Это сомнительная история. Не уверена, что я правильно ее запомнила. Но то чувство, с которым мама рассказывала эту историю, я помню. Подчеркивалось, что я везучая, особенная, возможно, даже стою жизни многих людей. Может быть, я все сама надумала. Но эта история стала особым поводом для тихой, молчаливой гордости.
В детсад я ходила очень редко: постоянно болела ОРВИ. Родители днем были на работе. Сестры учились в разные смены, я оставалась с ними. Был период, когда одной уже надо было уходить в школу, а другая еще не пришла после уроков. Около часа я была одна дома, стояла на окне и ждала. Помню, как страшно было повернуться и посмотреть на дверь комнаты. Что-то темное, подвижное, бесформенное могло меня там ждать, могло появиться там, как только я оглянусь. Пока я не смотрю на дверь и не думаю о нем, его не существует. Я не отводила глаз от дороги во дворе и старалась переключить внимание.
Я часто играла с сестрой Полей в куклы. Она сделала из картонной коробки для меня театр и показывала представления; она читала мне сказки и следила за мной во дворе; я рисовала рядом, когда она делала уроки; рисовала в ее тетрадях, когда ее не было дома; я приходила к ней спать, когда не хотелось одной. Но иногда мы ссорились. Когда Поля на меня обижалась или вредничала, я грозила рассказать все маме. Она предлагала поиграть со мной в обмен на молчание. Соглашаясь, я знала, что расскажу. Я хитрила.
Поля хорошо относилась к моему отцу, она старалась заслужить его любовь. Пьяный, вечером он давал ей деньги, а наутро просил дать ему эти деньги в долг.
Старшая Алина была с гордым и независимым характером. Она с ранних лет спорила и шла наперекор мнению родителей. Мама и Алина часто ругались. Я мучила нашу кошку Мурку; один раз отрезала ножницами Мурке усы; таскала ее за хвост и за ноги; гладила против шерсти и крепко обнимала. Алина, защищая кошку, била меня. Отец ругал ее за это. Однажды он ее ударил. После этого мама окончательно решила развестись с ним. Отец потребовал разделить четырехкомнатную квартиру пополам. Она согласилась, лишь бы разъехаться.
Развод
Это случилось в 1991 году. Развал СССР – танки больше не нужны – завод закрыли. Мои родители развелись, разъехались и остались без работы одновременно. Оба начали сильно пить. Бабка приносила нам продукты. Старшая сестра поступила в кулинарный техникум, затем работала где-то в общепите и приносила домой масло, муку. Мы пекли лепёшки.
Было тяжелое время. Мама находила работу то сторожем в детском саду, то уборщицей в школе. Но работала она недолго – уходила в запой дней на 10, пропадала из дома, прогуливала работу, ее увольняли.
Отец первое время надеялся найти работу директором магазина или начальником на производстве, но не мог. Пережив разочарование, он устроился плотником на фабрику мебели. Изредка я приходила к нему на работу. Однажды он захотел выпилить для меня кубики из бруса. Он был выпивший, что-то пошло не так, и он отрубил себе фалангу пальца. Он запаниковал и попросил меня срочно уходить. Было страшно за него. После этого его уволили. Когда мама не пила и дома было что кушать, я, как Красная Шапочка, несла папе литровую банку горячего супа, заботливо обернутую в полотенце. Идти было минут 20. Я успевала принести суп теплым. Папа играл со мной в шашки и обещал научить играть в шахматы. Когда-то он был призером турнира по шахматам. А теперь с соседом ездил на городскую свалку и искал там продукты, выброшенные магазинами. Помню почерневшие бананы. Он сказал мне, что иногда магазины выбрасывают непрезентабельные товары, у которых плохой внешний вид, но они не испорчены. Потом ему дали пенсию по инвалидности.
Летом я гуляла во дворе. Играла с детьми. Мне запомнилась одна девочка, старше меня на несколько лет. Ее отец работал в милиции. Она производила необычное впечатление благополучного ребенка. Это манило к ней. Было очень любопытно, как она живёт. Она играла с нами в игру, командовала нами, мы выполняли ее задания. Поначалу это было весело. Но потом двум другим девочкам стало скучно. А у меня возникло чувство личной преданности, как у солдата на войне. Мне было обидно, что те девочки не хотели дальше играть. А она хвалила меня за то, что я самая послушная. Это приятное чувство, когда у тебя есть человек, которому ты предан.
Школа
Началась школа. Лет с шести я умела читать, писать, складывать и вычитать столбиком. В первом классе учительнице быстро надоело, что я тяну руку на все ее вопросы. Она сказала, что знает, что я все знаю. Она попросила меня не тянуть руку. А если я хочу в туалет, то самой вставать и выходить. Это было неприятно. Знать ответ и молчать. Было скучно сидеть на уроке и ничего не делать. Я наблюдала, как другие тянут руки и отвечают часто неправильно или не могут ответить, когда их спрашивают. Это вызывало во мне чувство моей исключительности, обособленности.
Я стала заносчивой, грубила мальчикам. С двумя мальчиками из класса у меня часто были конфликты. Однажды на продленке в школьном дворе один из них дрался с другими мальчиками и упал. Я проходила мимо и решила воспользоваться случаем – отомстить за обиды. Я ударила его ногой между ног и убежала. Но воспитательница продленки приказала всем мальчикам поймать меня и привести к ней. Меня вели за руки, как преступницу, отчитали: мальчика нельзя бить по яичкам, от этого у него может не быть детей.
Потом мы переехали, и я перешла в другую школу; подружилась с соседкой Жанной; мы стучали друг другу по батареям, вместе копили мелочь на хомячка несколько месяцев; а когда все-таки купили, я показала хомячка своей кошке, она отвернулась, делая вид, что ей безразлично, и неожиданно напала. Хомяк прожил у меня дома несколько часов. Я придумывала свой алфавит. Из окна своей комнаты на втором этаже протянула веревку до ветки дерева над дорожкой. К свободному концу прикрепила игрушку, которую сама сшила. Сидя дома в своей комнате, я опускала игрушку перед людьми, идущими по тропинке. Они пугались, удивлялись, смотрели на окна. Было весело.
Я была специальным агентом, как Малдер и Скалли. Взяла бабкино старое удостоверение охранницы, вклеила свою фотку и написала «ФБР». Мы следили за наркоманами во дворе. Хотели определить схему продажи наркотиков.
Был один агрессивный мальчик во дворе, он стрелял из пистолета пластиковыми пульками по нам. Я пожаловалась маме. Она вышла во двор и отругала его. Это был, наверное, единственный случай, когда она меня защитила. Через некоторое время этот мальчик вместе со своим братом утонули в реке.
Конфликты в школе
В третьем классе я подружилась с одноклассницей Наташей. У нее была хорошая мама, отчим и сестра. Я часто проводила время у нее дома. Мы были очень дружны: две отличницы, вместе ходили на волейбол, сидели за одной партой. Она была красивой, общительной и развитой не по годам, я высокая, рыжая, худая, отличница, из неблагополучной семьи, с кривыми зубами – 100 шансов из 100 на буллинг. Только раньше это называлось загнобить.
Самого крутого мальчика на районе звали Боксер. Его старший брат был чемпионом по боксу. Боксер-младший встречался с Вероникой, крутой девочкой из старших классов. И вот Боксер западает на мою Наташку, пишет ей письма, зовет на свидания. Нам 11 лет. Она умоляет меня идти с ней, потому что ей страшно. Я иду. С ним приходит друг Егор – мальчик маленького роста, неприятный, злой. Наташка с Боксером целуются на лестничной площадке, а мы с Егором как два дурака рядом тусуемся и ждем Ромео и Джульетту. Вероника узнает о том, что Боксер проводил время с нами. В нашем классе училась ее подруга Дана. Вероника и Дана начинают травлю: выцепляют нас после уроков. Но унижают больше меня, чем Наташку. И это особенно обидно, потому что я не хотела с ними связываться. Они говорят, что мы не достойны общаться с Боксером. «Ну ладно Наташа, она красивая. Но ты-то куда лезешь? Лохушка».
Нас травят долго. Егор, Дана и Вероника не дают нам прохода. Один раз Дана и Наташа подрались возле класса. После этого было собрание с родителями. Мама Наташи защищала ее, а моя не пришла. Я пыталась рассказать маме и сестрам. Но никто меня не стал защищать. Учительница с возмущением спросила меня, как мы можем так себя вести? Я единственная была без защиты, я пришла одна без родителей. И она предъявляла мне претензии! Я молчала. Я не ожидала от нее такого!
После этого, придя домой, я возненавидела всех и не хотела ни с кем общаться. Я стала вредной, наглой, злой и неуправляемой. Я делала назло именно то, что они не хотели, чтоб я делала. А ночной энурез у меня был до 14 лет.
Мы так часто были с Наташей вместе, что надоедали друг другу. Иногда мы ссорились, и я чувствовала себя одиноко. Однажды летом мы ночевали у нее на балконе. Вечером было тепло – а под утро холодно. И вдруг она отобрала у меня мою половину одеяла. Я пыталась вернуть, но она так сильно вцепилась, что я ничего не могла поделать. Она не говорила мне ничего. В зале спали ее родители, поэтому я не могла туда пойти погреться. Я встала и смотрела с балкона вдаль. Там, через дорогу, за деревьями, было видно окно моей спальни. Я не понимала, почему она так делает. Она мне не объясняла. Было обидно и холодно. Я долго стояла не шевелясь, может быть, полчаса или час. Она говорила, что я странно себя веду. Было слышно, как проснулась в зале ее мама. Наташа встала и ушла на кухню. После этого я оделась и собралась уходить. В прихожей я увидела ее заколки для волос. Я взяла их и ушла тихо. Я сжимала их в руке от злости. Я выкинула их в лужу возле своего подъезда. Это была моя месть.
Первая неразделенная любовь у меня случилась лет в восемь – мальчик с моего двора. Я помню, он был мне интересен, потому что из хорошей семьи. Я видела заботу о нем мамы и папы. Сердце сильно билось, когда я видела его.
Секция волейбола стала для меня отдушиной. Меня выбрали из-за роста и тренировали. Постепенно начало получаться. Затем пришел новый тренер, ему было лет 25. Парни и старшие девочки были с ним на «ты». А у меня снова возникло чувство личной преданности. Хотелось быть дисциплинированной, бегать строем, когда надо, ответственно выполнять упражнения, хорошо играть. Однажды тренер заступился за меня на тренировке. Старшики смеялись над тем, что я очень худая. А он по-доброму сказал, что все нормально, были б кости, мясо нарастет.
На школьной дискотеке меня на танец неожиданно пригласил Руслан. Было необычно, приятно и мучительно, что он так близко. Раньше я не обращала на него внимание. А после этого танца влюбилась. И это были мучительные несколько лет. Хотя, возможно, увидеть его издалека было единственным хорошим событием за день. Как-то я послала ему рисунок с надписью «я тебя люблю». Потом он догадался, что это я. Было стыдно.
Алина и Поля работали, по вечерам к нам приходили их друзья, устраивали веселые посиделки. Мама часто напивалась, однажды она с Алиной очень сильно поругалась. Алина ушла из дома, и с тех пор я редко ее видела.
Одно время мы сдавали комнату вьетнамцу по имени Ли Тынь. Он ел все со специями и плохо говорил по-русски. Но он был хорошим парнем.
Когда средняя сестра выходила замуж, бабка на свадьбе подарила ей квартиру. Только она подарила ту квартиру, в которой жила сама, и это означало, что она переедет жить к нам. Мы все были в шоке. С ней было тяжело жить. Мама ушла к сожителю. Я иногда ночевала у них. С бабкой у мамы всегда были «контры». Скандалы с битьем посуды, пельменями на полу и салатами на обоях.
Папа
Мой отец разменял свою двушку на однушку с доплатой. У него были какие-то планы. Он спрашивал меня, не хочу ли я молодую маму. Я не поняла, что это значит. Сестре Поле он дал немного денег. В тот день он говорил ей, что хочет, чтоб я была счастлива, чтоб мои глаза всегда блестели от счастья, как сегодня. Но деньги быстро закончились. У него ухудшилось здоровье: сердце и цирроз печени.
Я приходила к нему с ночевкой на выходные. Мне нравилось. Помню запах его квартиры, черный чай с сахаром в граненом стакане был самый вкусный на свете; он делал со мной домашнее задание и всегда повторял, чтоб я не торопилась, провожал меня до остановки. В последние недели перед смертью он был в жуткой депрессии. Он резал газету на маленькие кусочки, был вялый. Потом оказалось, что врач дал ему жить всего три месяца. Я этого не знала. Я помню, как обняла его в последний раз и испугалась своих чувств, от него веяло болезнью и смертью, он был исхудавший, слабый, безжизненный. Я в последний раз посмотрела в его синие бездонные глаза и выбежала из квартиры. Через несколько дней он умер. Стоял на кухне и смотрел в окно, упал, пролежал три дня, пока к нему не пришла двоюродная сестра. Все было в крови. Гроб закрытый. Поминки абсурдные. Грустящих не было. Папина сестра и мама поругались, мы ушли.
Незадолго до смерти он хотел снова жить с нами. Приходил в гости, чтобы поговорить с мамой. Но у мамы был другой. Вспоминая его смерть через несколько лет, я чувствовала, что в последние выходные перед смертью не захотела к нему ехать. Точно не помню, так ли это. Но у меня было чувство вины перед ним. Я не приехала, он, как всегда, ждал меня, смотря в окно на кухне, не дождался, упал и умер. Я переживала, рассказывала эту историю подругам. Я думаю, эта вина перед ним оказала большое влияние на меня. Это зацепка. Возможно, в дальнейшем из-за этого мне хотелось спасать мужчин. Помогать им.
После во сне я летала к нему над ночным городом. Это было очень красиво. Я начала летать во сне, проходить сквозь стены, управлять сюжетом сна. Я легко убегала и улетала от бандитов, которые хотели на меня напасть.
Мама начала получать пенсию по потере кормильца. 600 рублей в месяц. Она не давала мне денег, не покупала мне одежду. Однажды я пришла из школы и увидела, как она перед зеркалом примеряет новую шапку. Я спросила, откуда деньги. Она сказала, что получила пенсию; что это ей платят деньги, а не мне. Мне ничего не купила. Мне было стыдно за ту одежду, в которой я ходила. Я очень хотела новые брюки. Это была очень сильная обида. Предательство. Обман. Подлость. Наглость. Я ненавидела ее.
Потом она купила мне черные брюки в школу. Но почему-то мы выбрали очень широкую модель. Они ужасно сидели на моей худой попе. Наташа мне сказала об этом, и я обиделась на нее. Было стыдно выходить к доске.
Алина помирилась с мамой и иногда приходила к нам в гости. Потом мама и Алина ополчились на сестру Полю за то, что она живёт с мужем и дочерью в бабкиной квартире, а бабка с нами. Мама выгнала бабку от нас к себе в квартиру. Поле пришлось переехать к свекрови. Несколько лет мы не общались с ней вообще.
Дядя Ваня
У меня появился отчим. Мама познакомилась с ним, когда мыла подъезд в том доме, где он снимал квартиру. Он переехал к нам. Он делал ремонты квартир, изготавливал ключи, ремонтировал бамперы машин, выливал памятники из бетона и гранитной крошки, сам делал формы для памятников и много еще чего. На все руки мастер. Он немного походил на моего отца внешне и на Иисуса. Так говорила мама.
Он поговорил со мной. Если мне что-то будет нужно, колготки или тетрадки, то я могу просить, он даст денег. Мама перебивалась с подработки на подработку. Однажды она продавала картошку с грузовика на рынке. Немного выпила. Ей стало жалко бабушек, и она раздала им картошку бесплатно. Ее по-прежнему увольняли отовсюду из-за пьянки. С отчимом они вместе уходили в запой дней на пять-десять. Потом две-четыре недели не пили.
