S-T-I-K-S. Ганслер 2

Вагоны были намного габаритнее тех, которые используют в моём мире. Жилые зоны имели два этажа, а купе могли посоревноваться по площади со студиями в новостройках. Затем мы поднялись и шли над грузовыми вагонами по специально сделанной галерее на крыше, закрытой пулестойким стеклом и решётками. Всё это происходило в полном молчании, общались с нами исключительно жестами. Наконец мы пришли и спустились с верхней галереи через крышу в последний вагон. Он был жилым и, наверное, предназначен для таких, как мы, желанных и любимых гостей, чтобы было удобно отцепить и сжечь из огнемётов без ущерба для всего состава.

Сопровождающая показала нам несколько просторных купе площадью метров по двенадцать, с крошечными рукомойниками и двуспальными кроватями посередине. Единственным отличием было то, что по бокам поднимались небольшие ограничители, чтобы от тряски спящие не скатились на пол, а в остальном вполне себе обычная комната. Имелся общий душ, тоже немаленький, купе-кухня, заваленная запасами продуктов долгого хранения. Большинство с иероглифами, но мы уже добывали такие в торговом центре и были с ними знакомы. Думаю, местные жители летающего состава регулярно паслись в замороженном корейском секторе, где и пополняли запасы. На случай, если нам понадобится что-то из вещей, имелось несколько кладовок-барахолок. Тут всего по чуть-чуть, от сменной футболки, трусов-неделек, шампуня от перхоти до ящика с коробками патронов разных калибров и коллекцией гранат, от обычных эфок до шариков натовского образца.

Экскурсию провели в полном молчании и, убедившись, что мы сможем кормиться самостоятельно и найти лоток в случае надобности, воительница удалилась, изящно покачивая затянутыми в резину бёдрами и гремя стальными башмаками.

Через час к нам в вагон зашёл держащий в зубах сигарету классического вида работяга. Такое ощущение, что его только что притащили с крупного машиностроительного завода из небольшого моногородка. Небритая морда, чистая, но потёртая спецовка и мозолистые руки создавали сильный контраст с облегающими латексными нарядами наших сопровождающих.

– А, вот вы где! Ну здорово. Я Снилс! – представился он.

– Бухгалтер, что ли? – поинтересовался я.

– Не, бывший мент и алкаш, но не бывший, я и по сей день могу злоупотреблять. Так получилось, что у меня из документов один СНИЛС остался. Я его всегда всем и предъявлял. На районе жил, меня по старой памяти пэпээсники помнили, сильно не пинали. Я, пока не спился, нормально работал, и звание было, но это история длинная, ну её. Когда совсем холодно становилось, чтобы на улице не замёрз, забирали в обезьянник. Там покормят, душ приму, а потом, как потеплеет, опять в алкоголь. Так и жил, а когда сюда попал – пьяный был. Вокруг меня народ с ума сходит, друг друга на куски рвёт, а я не знаю, куда бежать. Меня рейдеры нашли. Подходят парни с автоматами, спрашивают, кто такой, а я им сразу СНИЛС предъявляю. Так и назвали.

Вместе поржали над историей хорошего собеседника, провели церемонию ответного знакомства и тут же набросились с вопросами на первого, кто с нами соизволил заговорить на этом летающем паровозе, то есть Снилса:

– А чего это с нами не разговаривают? Они что, русского не понимают?

– Да всё они понимают. Кто же с вами будет теперь разговаривать? Вы сюда аяши притащили. Ещё бы чёрного рейдера припёрли. Самое то для дружеской беседы. Если бы Азалана не приказала вас спасти, то услышь они о вас раньше, к вам в небоскрёб полсотни ракет бы отправили, да ещё термобарическими накрыли, а если б узнали, что с вами их девчонка, – он показал на Цефею, – то и тактической боеголовки не пожалели.

– Азалана – это Алёнушка? – уточнил я.

– Тебе виднее. Она является в том виде, что тебе больше всего подходит, чтобы подозрений не вызывать.

Супруга хмыкнула, но обсуждать не стала. Она до сих пор вспоминала мне Самуэля и его четыре шпаги. С фантазией у меня, выходит, всё в порядке, но радовало то, что ко мне не приходили персонажи на тему запрещённых законом девиаций. Значит, с мозгами у меня пока нормально.

Снилс закурил ещё одну сигарету от бычка и продолжил вводить нас в курс дела:

– Мне поручили с вами разговаривать. Они теперь сами говорить боятся. Вы с аяши дружны и можете сами быть аяши. С ними разговаривать нельзя, что-то там, я и сам не знаю почему. Я на «Асмодее» официально единственный чужой. Вроде домашнего питомца, которого все любят, кормят и ещё чего позволяют по надобности. Они мне в семью сто раз вступить предлагали, только я отказываюсь. Уж слишком много у них традиций и обязанностей, мне это всё соблюдать в лом. А тут оказалось, что я единственный, кто с вами разговаривать может.

– Так почему говорить нельзя?

– Да не знаю я. У них тут столько заморочек, что за столько лет и половины местных заскоков не выяснил. Вы им все мозги взорвали. Азалана, ну, Алёнушка ваша, она как ангел-хранитель для бронепоезда, и чтобы спасти, ей нужно обязательно умереть. Это именно так работает, а вот зачем ты её спасал, умереть не дал? Ты же знал, что она не та, за кого себя выдаёт. Рисковал собой. На фига?

– Я что-то неправильно сделал? Помешал? Мной недовольны? – осведомился я без всякой тени эмоции, желая просто узнать информацию, а не угодить или беспокоиться, что случайно обидел.

– Удивлены. Ты прекрасно понимал, что к девочке она никакого отношения не имеет, а всё равно бросился спасать, будто ребёнка. Меня к вам подослали, чтобы я этот вопрос тайно выведал. Вот сейчас и буду выведывать, с соблюдением всех правил секретности, – сообщил Снилс, ставя на стол принесённую с собой увесистую сумку.

Из закромов объёмного чувала он достал всё необходимое для проведения шпионского мероприятия и разведывательной деятельности. Мы расставили на столе бутылки и замотанные стрейч-плёнкой тарелки с закуской. Это купе должно было изображать гостиную и имело два модульных, довольно больших стола. Расселись, выпили за знакомство и приготовились к выведыванию информации шпионским способом.

Похоже, на этом поезде было повёрнутое на всю голову братство, и мы их совсем не радовали, но, повинуясь приказу своей горгульи, они, скрипя зубами, вынуждены были отправиться на наше спасение. Чтобы не марать об нас языки и тем паче не говорить с аяши, они отправили к нам в сопровождающие Снилса, выдав ему тайное задание на разведывательную деятельность.

* * *

Прошло несколько дней. Если вокруг тебя пространство наполнено заскоками, но они тебя не задевают, то это просто внешний антураж, не доставляющий никакого дискомфорта. Купе шикарное, кормят по расписанию, позволяют ходить почти везде, где вздумается, и совсем не обременяют навязчивой болтовнёй. Да, с нами не разговаривали, но можно было жестами попросить необходимое. И неприязни к нам не выражали, скорее, боялись. Я думаю, что нас не пускали только туда, куда и обычным жителям летающего бронепоезда без соответствующего разрешения не было хода.

За это время у Джампа появилась подружка. Он нашёл себе девушку из тех, что были затянуты в зелёный латекс и красовались атлетичными фигурами. Она была типичной азиаткой с красивыми чертами лица, ногами, растущими от шеи, небольшой грудью и штурмовым комплексом, а Джамп – настоящим кудесником, вытворявшим чудеса в вагонах, где работало оборудование автоматизированных цехов по сборке и починке вооружения. Ночевали они у нас, в одном из купе, а потом расходились по своим делам. У них появилась большая любовь.

Снилс только хмыкал и лыбил свою небритую рожу, источая дикий запах перегара, объясняя это тем, что Джамп не знал русского и родного языка аяши, поэтому с ним можно общаться совершенно безопасно, не боясь испортить об него свой голосовой аппарат. Мы всё основное время проводили в своём вагоне, а Джампа местные сразу взяли в оборот. Молодой кореец был специалистом по наладке промышленного оборудования, студентом, изучающим электронику, а зарабатывал на учёбу тем, что это самое оборудование чинил, запускал и эксплуатировал, работая после лекций. На «Асмодее» был вагон, где могли изготовить почти всё от пластиковых деталей квадрокоптера до выточки сердечника пули из вольфрамового сплава, запустив этот процесс на станках с ЧПУ, получая сотни изделий в промышленных масштабах. Электронику, разумеется, тоже делали.

Местные очень обрадовались талантам Джампа, ничего не имея против отношений воительницы и нашего корейца, а мы выяснили, ещё и рассмотрев в подробностях, секрет латексных нарядов местных женщин. Одежды были именно такие не оттого, что местные руководители извращенцы, а потому, что по-другому нельзя. В отличие от бронепоездов, «Асмодей» не был постоянным местом для жизни. Где-то далеко находилась база, и вроде какая-то тварь пришла из мира помешанных на генетических мутациях внешников. Снилс точно не знал, но зелёный латекс был ядовитой слюной этой твари. Всё словно в книгах про мистику и космические технологии на уровне религиозных обрядов и непознаваемых разумом техночудес. Сами женщины об этом болтали мало. Тут не было секрета, просто обряд занимал несколько месяцев, сопровождался реальными болями, и нужно было многое вытерпеть, чтобы получить зелёную бронированную кожу.

Да, зелёная фигня становилась кожей женщины, как бы ещё одним внешним слоем, питалась от своей хозяйки, но и помогала. В местах попадания пуль превращалась в несгибаемый кусок, становилась прочнее керамических бронежилетов, легко держала все стрелковые калибры, а при случае даже могла сдержать 14,5, если не в упор. Ещё закрывала раны, стимулировала регенерацию, защищала от холода и разрядов электричества, и при достаточном освещении могла вкачивать в кровь кислород, генерируя его с помощью включений хлорофилла. Всех обладательниц зелёной кожи учили подавлять инстинкт непроизвольного вдоха, и они могли часами сидеть в воде, если в водоём попадало достаточно солнечного света.

Очень полезная штука – зелёная кожа, но и минусы нашлись. Это должна быть именно женщина, имелся риск, что зелёная субстанция не примет хозяйку и просто расплавит её в кислоте, а самое главное, если ты уже решилась стать хранительницей, защитницей «Асмодея» и города, то должна быть готова посвятить свою жизнь братству. С такой бронёй и возможностями тебя уже никто не отпустит. Разумеется, это был не маст хэв, и каждая женщина, решившая стать хранительницей, получала свою броню очень небыстро. На каждый комплект уходили месяцы, и всё это было сопряжено со страданиями и диким риском.

Зелёный слой мог как бы сдвигаться, освобождая обычную кожу и необходимые органы, обеспечивая биологические потребности. Его можно было немного увеличивать и уменьшать в объёме, заставлять переползти с одного участка кожи на другой. Процесс небыстрый, на трансформации уходило несколько минут, и имелись очень большие ограничения. Собрать зелёный костюм в элегантную родинку на заднице не получится.

Мы даже несколько раз видели это с Вешалкой. Часть массы зелёной субстанции корейская подружка Джампа перенесла на ноги, сформировав уходившие выше колен ботфорты, десятисантиметровую подошву и массивные каблуки сантиметров по двадцать пять, но не шпильки, а такие здоровенные прямоугольники. С учётом открытого доступа к женским прелестям, всё смотрелось очень даже гармонично и приятно, в стиле царевны-лягушки, которую нарисовал озабоченный на всю голову художник хентай.

Специально не подглядывали, просто сидели с Вешалкой в купе-столовой, а мимо нас в душ проходила подружка Джампа. На «Асмодее» с наготой особо не заморачивались. Специально голыми по коридорам никто не ходил, но в тесноте вагонов общая душевая или раздевалка были обычным делом, как и пробежаться между жилыми купе не одеваясь.

За эти дни мы отлично освоились. «Асмодей» плыл без единого рывка, и только гул генераторов под полом и тихий рокот вентиляторов над головой говорил о работающих механизмах. Согласно давней традиции, принятой на бронепоезде, те, кто припёрся с аяши и насчёт кого был отдан личный приказ хозяйки, могут рассчитывать на кров, обильную еду и полное игнорирование в общении. Аяши категорически запретили выходить из вагона, а нам это позволялось только в сопровождении Снилса, да и то водили, как цирковых медведей, заранее предупреждая окружающих, что мы идём. Это чтобы народ смог разойтись или осторожно посмотреть на нас издалека. Хорошо, хоть без намордников и поводков. Развлечений нашлось немного. Мне на глаза попалась гитара. Она не висела на стене, а находилась в чехле, в нише для хлама, которая должна изображать шкаф, и была завалена барахлом.

В глубоком детстве я пытался играть на гитаре, даже окончил музыкальную школу по классу гитары классической, но играл всякую фигню, а до блатных аккордов не добрался. Когда пришло время гитарной юности, то к этому моменту музицирование так надоело, что в руки инструмент не взял и больше не брал никогда. В чехле лежало несколько исписанных нотных тетрадей и два небольших пожелтевших самоучителя. Попробовал брямкнуть. В общем, забыл я всё на фиг. Пытался вспомнить аккорды, но память посмотрела на меня, как на дурака, объяснила, что столько времени ненужную информацию не хранят, и показала на самоучитель.

Игра по самоучителю – это тоже не очень удобно. Страницы сами не переворачивались, если положить на колено, то плохо видно, зато надёжно, а на столе падает. Если же опирать и прижимать предметами, то часть текста теряется. Удобнее всего для чтения держать в руке, но тогда чем играть? Видя мои страдания и заинтересовавшись набором несвязных звуков, Вешалка решила помочь и взяла в руки источник музыкальных знаний, развернув передо мной на нужной странице.

– Я тебе пюпитр сделаю. Ты играть умеешь? Я никогда даже не пробовала, – сообщила супруга.

Оставалось только хмыкнуть. Если мне сделают пюпитр, то я просто обязан исполнить хоть что-то.

Как обычно, без приглашения припёрся Снилс. На бронепоезде считали, что стук в дверь привлекает смерть, и все проходы для добра должны быть открыты. Если по-русски, то нефиг стучать, и так всё открыто. Если тебе нужно сделать что-то интимное, то просто закрываешь дверь ненадолго, а потом открываешь. Никто не предупреждает о своём визите и определяет возможность зайти по закрытой или открытой двери.

– Привет, прокажённые! Чем заняты?

– Я ему пюпитр делаю, – сообщила супруга.

Снилс развернулся на месте и попытался покинуть помещение, как любой культурный человек, заставший пару, занимающуюся пюпитром. Я его окликнул:

– Да стой ты. Куда пошёл?

– А? – Он остановился и удивлённо посмотрел на меня через плечо.

– Иди сюда. Деревня ты безграмотная. Пюпитр – это такая фигня, которая ноты держит. – Я показал на Вешалку, которая продемонстрировала самоучитель и немного потрясла страницами, покрытыми нотными символами.

Гость заулыбался. Или действительно у него образования на все умные слова не хватало, или такого слова в его мире вовсе не было, но он подсел рядом, минуту терпеливо слушал мои терзания инструмента, а затем покачал головой и забрал оный у меня из рук со словами:

– Надо тебе ещё новых нот распечатать, а то старые уже совсем испортились. – И взял из угла небольшую раскладную табуретку, уселся, правильно держа гитару. Кашлянул, долго подстраивал раздолбанные струны, брякнул несколько нажористых стройных аккордов и запел:

– У целки две ножки, у целки две ножки,Природа её одарила чутьём,Кто хочет и может, а может, не хочет,Всегда мы увидим, всегда мы поймём,Ведь лучшая пара, ведь лучшая пара,Всегда где-то близко, а может, и нет,Тут как у сапёра, тут как у сапёра,Повторной попытки конечно же нет.

Когда аккорды смолкли, я похлопал и произнёс, сделав голос дико торжественным:

– Очень эпично и познавательно.

– Поэтическо-историческая баллада о доблестном и свирепом короле Брахмаджимуипукитау и его молодой пьяной жене с третьего курса филологического факультета КГТУ.

– Это чего такое за заведение? Для невест? – спросил я Снилса.

– Коняевский государственный технический университет. Там не только невесты бываю…

Договорить он не успел. Фразу прервали. Быстрее молнии метнулась моя супруга. Шмяк! Стул вылетел из-под задницы Снилса, а тушка полетела на пол. Придавив ко лбу бедолаги ствол автомата, Вешалка зашипела:

– Что ты знаешь о Коняевске?

Или я воображаю, или уже стал видеть, как волны ужаса и злобы стекали с рук супруги, обвивая шею и тело Снилса, сжимая петли, готовясь задушить и выдавить кишки.

– Ты чего? Всё знаю. О каждой помойке расскажу. Задушишь. Да это шуточная песня. Отпусти. Не буду больше петь. Да чего тут такого? – хрипел наш эстет, умоляя отпустить.

Если использовать лексикон супруги, то силищи у моей жёнушки пипец. В местах, где мне померещились силовые нити, стекавшие с рук и сжимавшие Снилса, у нашего интеллигента появились синюшные кровоподтёки, а на шее огромные продолговатые синяки. Или я действительно научился видеть линии силы, или настолько хорошо знаю свою любимую супругу, что могу додумывать то, что не вижу. От моральных извинений и внешнего лечения наш бедолага отказался, а вот от извинений в виде компании для лечения внешних травм способом внутреннего употребления устоять не смог. Я в рюкзаке таскал бутылку столетнего виски. Случайно нашёл в одних апартаментах нашего небоскрёба и прихватил. Как по мне, на вкус такой же точно, как и всякий другой, но сам факт. Чисто для прикола сунул бутылку в рюкзак, а потом завертелось. Его и продемонстрировал Снилсу, после чего наш эстет всё простил и горел нетерпением рассказать все секреты о его мире без утайки:

– Так это всё марево клятое. Я тут со многими говорил. Миры разные, а такого нигде нет. У нас было всё как обычно. Случилась первая мировая, вторая, холодная, компьютеры придумали, а потом марево. Над всей планетой зависло на высоте метров двадцати. Если выше над землёй поднялся, то умираешь. Самая гадость, что птиц и животных это не касается, даже если младенца на воздушном шаре поднять, пока соображать не стал, ничего с ним не будет, а взрослых обязательно убьёт. Где-то постоянно висит, где-то его совсем нет, но в большинстве мест может появиться когда угодно. Учёные предсказывать научились. – И Снилс продолжил свой сбивчивый и требующий подпитки горячительным рассказ.

Теперь многое было понятно. Человечеству пришлось пересесть с самолётов на рельсовый транспорт, а гостиницы на вокзалах нужны, чтобы пережидать странное марево. Товарные поезда на автопилотах ходили по расписанию, а вот пассажиры могли застрять на вокзале на несколько дней, а то и на неделю, и приходилось ссаживать по нескольку составов. Поэтому вокзалы и были центром города и имели гостиницы на тысячи мест.

А ещё эта субстанция убивала через любую защиту. Если ты оказался в зоне марева на танке, в полной химзащите, то наверняка скоро найдут твой труп без вариантов. Понять происхождение аномалии и найти защиту не удавалось, приходилось только приспосабливаться вовремя освобождать территории.

В рассказе Снилса даже нашлось объяснение отсутствию оружия и множеству паровозов. Кабальеро был уверен, что Коняевск – это образцово-показательный вокзал, имеющий в своём распоряжении музей действующих раритетов, ездящих на дровах, но всё было не так. Многие места в мире Снилса, где добывали нефть, оказались покрыты маревом. Бензин и мазут были, но уже не могли производиться в прежних количествах, поэтому вспомнили о старых паровозах на дровах. В Коняевске находился не музей, а вполне себе подвижной состав на альтернативном, читай дровяном, топливе. Поэтому и паровозы были на редкость потёртые и исправные.

А ещё люди сходили с ума, но сходили по-тихому, и никто не понимал, когда это произошло. Человек внешне казался разумным, но его охватывала жажда убивать, и всё, что он делал, подчинялось этому желанию. Самое страшное, что он был в состоянии терпеть и притворяться. Охваченный безумием мог несколько дней ждать момента, пока к нему в руки попадёт оружие или тесак побольше. Именно поэтому летального оружия вроде пистолетов, автоматов и даже охотничьих ружей в свободном обращении не было. Во всём этом сумасшествии радовало только то, что одержимые жаждали убивать своими руками, а не садились на грузовик давить прохожих.

Был даже случай, когда безумие охватило командира танка. Он сел на место мехвода, проломил ворота части, приехал в небольшое село, аккуратно припарковал броню по всем правилам ПДД, вылез из машины, вытащил прихваченный кухонный нож и направился к сельмагу резать и убивать окружающих. Там его и повязали крепкие деревенские парни, сбежавшиеся на рёв турбины боевой машины. Вот так весело жили в славном мире, откуда притащило город Коняевск.

Оружие в том мире имелось, но отдельно от людей. Были военные части, охотники-промысловики, но поодаль от городов, Соблюдались строжайшие правила по поводу обращения со стволами. Если вооружённый электрошокером и травматом одержимый полицейский начнёт стрелять в людей, метя в головы, то его всегда можно скрутить толпой, и все к этому давно привыкли. Именно поэтому на всей территории вокзала летального оружия не держали.

Мир Снилса был невероятно замудрённый, но более интересные вопросы, возможно, зададут жители бронепоездов, организовавшие на вокзале Коняевска свою главную перевалочную базу. Снилс для одних наших хороших знакомых был бесценным экземпляром, и его надо обязательно показать нашей банде, живущей на колёсах.

Глава 6. Опять девочки, и очень талантливые

«Асмодей» был огромен. Бронепоезда «Че» и «Ленин» были либо примитивными самоделками, либо древними, выжившими из ума стариками по сравнению с этим монстром.

– «Асмодей» – наше всё! – любил говорить Снилс.

Изначально это и был бронепоезд, а использовался он в качестве второго уровня обороны. Способность к полёту состав получил уже здесь. В своём мире «Асмодей» должен был прикрывать воздух средствами ПВО от самолётов, вертолётов, дронов и даже тактических ракет, наносить удары высокоточными ракетами и отражать нападение на транспортную развязку диверсионно-разведывательных групп противника, оснащённых лёгкой бронетехникой и средствами борьбы с танками. Бронепоезд мог ремонтировать рельсы, имел ремонтную базу для бронетехники и несколько отделений с роботизированным цехом по сборке электроники.

Попав в Стикс, почти весь экипаж переродился. Из первого экипажа иммунными оказалось два десятка человек. Бронепоезд долго мыкался по перезагружаемым рельсам и выехал к поселению нолдов. Здесь была почти та же история. Само поселение организовано на борту летающего крейсера высокоразвитой цивилизации. Мало людей и очень много тяжёлого вооружения от стратегических ракет до стратосферных бомбардировщиков в количестве трёх штук, способных облететь планету полтора раза.

Никаких страшных секретов не имелось, просто платформа из кусков высокотемпературного сверхпроводника. Это был один блок, собранный из небольших кусков, а сверху поставили военный корабль, набитый ядерными боеголовками и заваленный пушечно-ракетным вооружением и системами ближнего ПВО. Материал становился сверхпроводником уже при минус двадцати, и даже при небольшой подаче электричества парил над поверхностью на высоте метров десяти. Попав в тёплый климат Стикса из ледяной пустыни, боевая махина легла брюхом на землю, и случились все остальные неприятности, происходящие в этом мире. Так и стояли рядышком. Громадина летающего корабля, не имевшего сил летать, и циклопического размера бронепоезд с жалкими остатками экипажа.

А потом к отчаявшимся, голодным и с трудом отбивающимся от заражённых людям припёрлась Азалана. Возможно, стальную зверюгу привлёк летающий крейсер или броня «Асмодея». Металлическая горгулья притащила с собой холод и выбила бродивших вокруг поселения заражённых, решив проблему безопасности и нехватки споранов, а крейсер, снова попав в ледяную стужу, поднялся в воздух. От экипажа летающего корабля нолдов тоже осталась всего горстка людей, и тогда в чью-то умную голову пришла мысль перетащить остатки экипажа крейсера на бронепоезд, а затем появился грандиозный проект.

Смысла держать всю громадину стратегического ракетоносца в рабочем состоянии не было. Он летал только в холоде, а для жизни гораздо лучше подойдёт стаб с тёплым климатом, чем промороженное жильё при минусовой температуре. С платформы крейсера вытащили два небольших реактора и блоки сверхпроводника, которые установили под вагоны. Теперь «Асмодей» мог летать в условиях низких температур, а саму низкотемпературную аномалию обеспечивало наше знакомое чудовище, бывшая Алёнушка, которую тут называли Азалана. Для неё даже специальные лежанки на вагонах создали, чтобы она могла удобно усесться и превращаться в металлическую статую.

Позднее, через много лет, из остатков крейсера создали ещё один транспорт, с реактором и холодильниками, которые охлаждали сверхпроводники, и появилась возможность передвигаться при комнатной температуре. Судно ползало с черепашьей скоростью, приподнимаясь всего на несколько метров, но имело впечатляющую грузоподъёмность. Приходилось выискивать маршрут, чтобы оно могло пролететь, не сев на торчащую крышу дома или холм, но зато на него можно было загонять «Асмодея» целиком. Осталось и несколько блоков на изготовление небольших летающих катеров для быстрых перемещений.