скачать книгу бесплатно
Фрау Краузе. Убирай со стола! (Про себя, но довольно громко.) Гусыня этакая!
Гофман (несколько раздраженно). По совести говоря, мама!..
Фрау Краузе. Да пропади ты пропадом! (Встает, быстро уходит.)
Фрау Шпиллер. Милостивая государыня имели сегодня… м-м… некоторые неприятности по хозяйству… м-м… Почтительнейше кланяюсь. (Встает, тихо шепчет молитву, возводя глаза к потолку, затем уходит.)
Миля и Эдуард убирают со стола. Гофман встает, с зубочисткой во рту выходит на авансцену. Лот следует за ним.
Гофман. Вот видишь, какие бабы.
Лот. Я ничего не понял.
Гофман. Не стоит об этом и говорить… Такое, знаешь, случается и в лучших домах. Но это не должно мешать тебе погостить у нас денек-другой…
Лот. Я охотно познакомился бы с твоей женой. Почему она не появляется?
Гофман (срезая кончик сигары). Понимаешь, в ее положении… Женщины всегда так самолюбивы. Пойдем пройдемся немножко по саду. Эдуард! Кофе подать в беседку!
Эдуард. Слушаюсь!
Гофман и Лот уходят через зимний сад. Эдуард выходит в среднюю дверь, за ним Миля с подносом, заставленным посудой. Комната остается пустой. Через несколько мгновений появляется Елена.
Елена (взволнованная, с заплаканными глазами, прижимает платок к губам. Войдя в среднюю дверь, делает несколько поспешных шагов влево и, остановившись у двери в комнату Гофмана, прислушивается). О! Только не уходи! (Не услышав ничего, бежит к дверям зимнего сада и снова напряженно вслушивается. Стоит с молитвенно сложенными руками. Умоляющим тоном.) О! Только не уходи! Только не уходи!
Занавес
Действие второе
Утро, около четырех часов. Окна трактира освещены. Сквозь ворота виден бледно-серый утренний рассвет, постепенно на протяжении действия переходящий в темно-красный, а затем так же постепенно сменяющийся ярким дневным светом. На земле у ворот сидит Бейбст (ему около шестидесяти лет) и отбивает косу. При поднятии занавеса на сцене виден только его силуэт, который вырисовывается на фоне серого утреннего неба. Слышатся однообразные, непрерывные, размеренные удары молотка о наковальню. Через несколько минут этот шум прекращается и наступает торжественная утренняя тишина, нарушаемая криками покидающих трактир гостей. С грохотом захлопывается дверь трактира. В окнах гаснут огни. Вдали лают собаки, громко перекликаются петухи. На дорожке, ведущей от трактира к двору, появляется темная фигура, идущая петляющей походкой. Это хозяин Краузе, который, как всегда, последним уходит из трактира.
Краузе (натыкается на садовую изгородь, крепко вцепляется в нее руками и, оглядываясь в сторону трактира, бормочет гнусавым, пропитым голосом). А этот садик-то мой!.. И трактир мой!.. Слышишь, трактирщик!.. Так-то! (Пробормотав и проворчав несколько непонятных слов, он отрывается от забора и вваливается во двор, где хватается за рукоятку плуга.) Этот хутор мой! (Бормочет, напевая.) Пе-ей, братец, пей!.. Эй, братец… Водка того… храбрости придает… Так-то! (Громко рычит.) Чем я не красавец-мужчина?… Не у меня ли красавица-баба? Так-то, так!.. Не у меня ли парочка дочерей-красавиц?
Елена (поспешно выходит из дома. Видно, что она накинула на себя первую попавшуюся одежду). Папа… милый папа!.. Пойдем! (Подхватывает его под руку, старается поддержать и ввести в дом.) Пойдем же… Пойдем скорее домой. Ну пойдем же домой скорее! Ах!
Краузе (выпрямляется, пытается стоять прямо, с трудом, обеими руками извлекает из кармана штанов кожаный, туго набитый деньгами кошелек. При слабом утреннем свете видно, что это мужчина лет пятидесяти, потрепанная одежда которого ничуть не лучше одежды беднейшего батрака. Голова его не покрыта, седые, жидкие волосы взъерошены и не причесаны. Грязная рубаха широко распахнута, с помощью единственной застегнутой подтяжки держатся лоснящиеся от грязи кожаные штаны, перевязанные у щиколотки, босые ноги всунуты в вышитые ночные туфли, имеющие еще совсем новый вид. На нем нет ни жилета, ни куртки, рукава рубашки без запонок. Вытащив из кармана кошелек, он несколько раз постукивает им о ладонь левой руки, при этом деньги звенят, и старик бросает чувственные взгляды на дочь). Так-то! Эти деньги мои! Та-ак! Хочешь пару талеров?
Елена. Ах, боже мой! (Несколько раз тщетно пытается сдвинуть его с места.)
Во время одной из таких попыток Краузе с грубостью гориллы заключает ее в объятия и делает несколько непристойных движений.
(Зовет на помощь. Отпусти сейчас же! Пусти! Пусти меня! Пусти, отец! Ах! (Плачет, кричит, затем восклицает с чувством ужаса, отвращения и ярости.) Скотина, свинья! (Отталкивает его.)
Краузе падает. Бейбст, ковыляя, подходит к ним и помогает Елене поднять его.
Краузе (лепечет). П-п-пейте, братцы, п-п-ей…
Его поднимают, он вваливается в дом, увлекая за собой Бейбста и Елену. Некоторое время сцена пуста. Из дома слышатся шум, хлопанье дверьми. В одном из окон появляется свет. Затем Бейбст выходит из дома. Он чиркает серную спичку о кожаные штаны, чтобы зажечь короткую трубочку, которую почти не выпускает изо рта. Тем временем из двери дома, крадучись, выходит Кааль. Он в чулках; в левой руке, через которую переброшена куртка, он несет ночные туфли, в правой держит шляпу, в зубах воротничок от рубашки. Добравшись до середины двора, Кааль оборачивается и замечает Бейбста. После короткой паузы он берет шляпу и воротничок в левую руку, достает правой рукой что-то из кармана штанов, подходит к Бейбсту и сует ему в руку.
Кааль. Вот тебе талер… И – держать язык за зубами! (Быстро проходит двор и уходит, перепрыгнув через штакетную изгородь вправо.)
Бейбст с помощью другой спички раскуривает трубку, затем ковыляет к воротам, садится на землю и снова берется за отбивку. Опять некоторое время раздаются монотонные звуки молотка и кряхтенье старика, изредка прерываемое односложной бранью в тех случаях, когда у него что-то не ладится. Заметно светлеет.
Лот (выходит из дверей дома, стоит молча, потягивается, делает несколько глубоких вздохов). А!.. А!.. Воздух утренний! (Медленно идет по направлению к воротам. Бейбсту.) Доброе утро! Так рано, и уже на ногах?
Бейбст (недоверчиво косясь, недружелюбным тоном). Доброе! (Небольшая пауза. Затем, как бы не замечая Лота, обращается к своей косе, которою несколько раз сердито взмахивает.) Ах ты, стерва кривая! Будешь ты ровной? Эх, разрази тебя гром! (Отбивает косу.)
Лот (уселся между рукоятками культиватора). А что – нынче сенокос?
Бейбст (грубо). Кому сенокос, а кому и нет.
Лот. Однако вы отбиваете косу?…
Бейбст (к косе). Эх ты, дура!
Небольшая пауза.
Лот. Можете вы мне объяснить, зачем вы точите косу, если не для сенокоса?
Бейбст. Ну… А как же без косы, если скотину кормить надо?
Лот. Ах, так! Корму надо накосить?
Бейбст. Как же иначе? А как же!.. Не голодать же скоту-то.
Лот. Будьте ко мне поснисходительнее! Я ведь городской и мало смыслю в сельском хозяйстве.
Бейбст. Городской!.. Вон как!.. Разве городские не лучше деревенских всё знают? А?
Лот. Ко мне это не подходит… Не можете ли вы мне объяснить, что это за машина? Я уже как-то ее видел, но названия…
Бейбст. Вон та, на которой вы сидите?! Ее зовут культабатором.
Лот. Да, верно, культиватор! И им здесь пользуются?
Бейбст. Нет, что вы!.. Хозяин… все губит. Все он губит… Бедняк тоже хочет иметь свой клочок земли, да у нас хлеб не растет… Ничего не растет, кроме сорной травы… А он не помогает, он все губит!..
Лот. А этой машиной всю сорную траву уничтожить можно. Знаю, знаю, у икарийцев тоже были такие культиваторы для полной очистки пахотной земли от сорняков.
Бейбст. А где эти ика… Как вы оказали? Ика…
Лот. Икарийцы? В Америке.
Бейбст. И там тоже есть такие штуки?
Лот. Конечно!
Бейбст. А что за народ эти и… ика?…
Лот. Икарийцы?… Никакой они не народ, а люди разных наций, собравшиеся вместе. Они владеют хорошим куском земли в Америке и сообща хозяйничают на нем. Всю работу и все заработки они делят поровну. И бедных среди них нет, ни одного бедняка.
Бейбст (лицо которого приняло было несколько более дружелюбное выражение, снова принимает при последних словах Лота недоверчиво-враждебный вид. Не обращая внимания на Лота, он опять погружается в свою работу). Вот так, коса!
Лот, продолжая сидеть, со спокойной улыбкой наблюдает за стариком, затем смотрит за ворота на пробуждение дня. За воротами виднеются луга и просторные клеверные поля. Вьется ручей, окруженный ивами и ольхами. На горизонте – единственная горная вершина. Отовсюду слышатся голоса жаворонков – их трели то доносятся издалека, то звенят совсем близко, у самого двора.
Лот (поднимается). Надо прогуляться, утро чудесное! (Выходит за ворота.)
Слышится звук деревянных башмаков. Кто-то быстро спускается по лестнице с чердака конюшни. Это Густа – работница довольно полного телосложения, в корсетке, с обнаженными руками и ногами, в деревянных башмаках.
Густа (несет фонарь). Доброе утро, папаша Бейбст!
Бейбст бормочет что-то невнятное.
(Смотрит, прикрывая глаза рукой от солнца, за ворота на уходящего Лота.) Это еще кто такой?
Бейбст (сердито). А вот такой – не прочь надуть бедного человека… Наврет с три короба… (Встает.) Приготовь-ка телегу, девка.
Густа (кончила мыть ноги у колодца, уходя в коровник). Счас, счас, папаша Бейбст.
Лот (возвращается, дает Бейбсту деньги). Вот тебе мелочь. Деньги всегда могут пригодиться.
Бейбст (растаяв, словно по чудесному мановению, добродушным тоном). Да-да! Вы совершенно правы… Премного благодарен… Вы, верно, у хозяйского зятя в гостях? (Вдруг становясь разговорчивым.) Знаете что… Если вам охота пойти туда, к шахтам… То, знаете, держитесь левее, да… левее, а направо там обвал. Мой сын говорит, – это потому, что они плохо сделали крепления, он говорит, что углекопы… Им, говорит он, мало платили, и вот они и говорят: что ни умей, что ни моги, все одна могила, – вы понимаете… Так смотрите там все левей берите, левей, направо-то ямы. В прошлом году там торговка маслом шла и провалилась под землю, а как глубоко – я и сам не знаю. Никто не знает, как глубоко. Так смотрите, все левей держитесь, все левей, тогда пройдете.
Раздается выстрел. Бейбст вздрагивает и, хромая, делает несколько шагов.
Лот. Кто это стреляет в такую рань?
Бейбст. Кто же еще?… Все этот парень, этот злой парень.
Лот. Какой парень?
Бейбст. Да Кааль, Вильгельм, сукин сын… Ну погоди ж ты у меня! Я видел, как он стрелял в жаворонков за изгородью.
Лот. Вы хромаете?
Бейбст. Еще как, не приведи господь… (Грозит кулаком в сторону поля.) Ну погоди ты! Погоди!..
Лот. Что такое вы сделали с ногой?
Бейбст. Я?
Лот. Да, вы.
Бейбст. Это мне сделали.
Лот. Вам больно?
Бейбст (хватаясь за ногу). Прямо точно на части рвет.
Лот. А врача у вас нет?
Бейбст. Знаете… эти врачи все, как обезьяны, ничего не смыслят! Есть у нас один доктор; вот он толковый человек.
Лот. И он помог вам?
Бейбст. Ну… Немножечко, наверно, помог. Он перевязал мне ногу, сначала мазал ее, а потом перевязал… но не вылечил, еще не вылечил!.. А он… да, он бедных людей жалеет… Он им лекарства покупает и не берет с них ничего. И приходит в любое время…
Лот. Но вы, верно, ее где-то повредили?! Не всегда же вы так хромали?
Бейбст. Нет, что вы!
Лот. Тогда я не понимаю, должна же быть причина…
Бейбст. Почем я знаю? (Снова грозит кулаком.) Ну погоди же! Погоди со своей трескотней.
Кааль (появляется в своем саду. В правой руке ружье, пальцы левой руки сжаты в кулак. Кричит). Доброго утречка, господин доктор!
Лот идет к нему через двор. Между тем Густа и другая работница – Лиза выкатывают тачки с граблями и навозными вилами. Они уходят в поле через ворота мимо Бейбста, который кидает гневные взгляды в сторону Кааля и делает исподтишка несколько угрожающих жестов, затем вскидывает косу на плечо и, прихрамывая, идет за ними. Бейбст и работницы уходят.
Лот (Каалю). Доброе утро!
Кааль. Хотите взглянуть на что-то х-хорошенькое? (Протягивает кулак через забор.)
Лот (подходя ближе). Что это у вас?
Кааль. Отгадайте-ка! (Быстро разжимает кулак.)
Лот. Что-о-о?… Так это правда: вы стреляете жаворонков! Да за это безобразие, бездельник вы этакий, вы заслуживаете оплеухи. Понятно вам?! (Поворачивается к нему спиной и идет через двор вслед за Бейбстом и работницами. Уходит.)
Кааль (с изумленно-глупым видом смотрит на уходящего Лота, грозит ему кулаком). Ах, с-стерва доктор! (Поворачивается и уходит вправо.)
В течение нескольких мгновений на дворе пусто. Затем из дверей дома выходит Елена. На ней светлое летнее платье и шляпа с широкими полями. Оглядывается вокруг, делает несколько шагов по направлению к воротам, останавливается и выглядывает за ворота. Затем бредет через двор направо и сворачивает на дорогу, ведущую к трактиру. На заборе сушатся большие пачки различных сортов чая; проходя мимо, она нюхает их. Потом она нагибает ветки плодовых деревьев и рассматривает низко свисающие зрелые яблоки. При виде идущего от трактира к воротам Лота она обнаруживает признаки возрастающего волнения и отступает в глубь двора. Заметив, что голубятня еще закрыта, она идет к ней через маленькую ведущую в сад калитку. В момент, когда Лот заговаривает с ней, она пытается оттянуть книзу веревку, болтающуюся по ветру и зацепившуюся за что-то.
Лот. Доброе утро, фрейлейн!
Елена. Доброе утро!.. Вот куда ветер веревку закинул.
Лот. Разрешите! (Проходит в калитку, снимает веревку и открывает голубятню. Голуби вылетают.)
Елена. Большое спасибо!
Лот (выходит из калитки и останавливается у забора, опираясь на него. Елена стоит по другую сторону забора. После короткой паузы). Вы всегда так рано встаете, фрейлейн?
Елена. Именно о том же… я хотела спросить вас!
Лот. Я?… Нет! Обычно это случается со мной после первой ночи в чужом доме.
Елена. Почему?
