Звездный Мост

− Не касайся,− улыбнулся Вольга, заглядывая в опустевшую амфору.

− Есть цто-нибудь? − озабоченно осведомился Данила.

− Помолчите, безбожники! − рявкнул на них отец Николай.− О-ох, не злите, добром прошу! Вот на таких грешниках, как ты, Милославич, и лежит вина за раскол!

Данила удивленно посмотрел на священника.

− Раскол! Вольга тут каким боком? − раздраженно сказал Исаак Левант, поджав тонкие губы.− De hoc satis… Довольно об этом!

− Гордыня! − заявил отец Николай, потрясая сомкнутыми перстами перед носом кормщика.− Вскоре минует двести лет, как легат Гумберт вручил патриарху Царьграда отлучительную грамоту, составленную из набора обвинений в ереси, намалеванных ушлым Гумбертом от имени помершего к тому времени папы Льва. Патриарх же не растерялся, а взял его да и проклял за самоуправство и подлог.

− И правильно сделал,− пожал плечами Вольга.− Ты бы смирился, что ли?

− Прошло тридцать лет, и папа Урбан освятил первый крестовый поход! − понизив голос, добавил отец Николай.− Знаете, как он напутствовал воинов? «Кто тут обездоленный и бедный, там будет радостный и богатый»… Скажите, можно ли было отыскать более коварные слова? Убивайте псов неверных! Христову воинству дозволено все. Плевать на заповеди… Папа грехи отмолит, а Бог простит!

− А какова первая заповедь? − вдруг совсем тихо спросил Вольга.

− Милославич, тебя лишь могила исправит,− сказал отец Николай и принялся безмолвно взирать на черную ленту Влги, несущую свои воды к далекому Каспию.

Вернулась Мария. Вослед за ней сладко зевающие слуги принесли узкогорлые амфоры с рубиновым алустонским вином.

− Вот и выходит, что причина всех бед сокрыта в самих людях,− неожиданно произнес отец Николай, обращаясь к Вольге.− Седой ты стал, как лунь, а не можешь простить мучителей своих. Крест с груди снял… и льешь кровушку человечью…

У Марии задрожали веки. Молодая женщина прижалась щекой к плечу брата, а хозяин Мышграда глухо заговорил в ответ на жестокие слова священника:

− Более тридцати лет кануло в мутных волнах Леты, а я никого не простил − ни латинцев, ни мерзавца Ангела! Не простил им гибели отца и матери, потерю сестры, порушенные статуи… Поддержав Ангела, крестоносцы выступили в роли обычных наемников, однако скупой василевс платить не хотел, а питанием обеспечивал скудно. Вообще слепой Ангел и его сын не были любимы ромейским народом из-за связи с латинянами. В городе созрел бунт, вдохновителем стал протовестиарий Дука, который, придя к власти, вообще отказался кормить рыцарей… Возможность перенаправить militia christi в Палестину была упущена. Дука надеялся отстоять Царьград силой оружия, но у него не вышло. Исаак, ты помнишь, какое число жителей проживало тогда в столице ромеев?

− Примерно пятьдесят мириад,− уточнил Исаак Левант.

− Когда начался штурм города, мы с Исааком взяли мечи и пошли на стены,− продолжил Вольга, прихлебывая из кружки вино.− Царьград продержался почти трое суток, но затем кнехты пробили в западной стене брешь, захватили Влахернские ворота и ворвались на улицы. Мы volens nolens разделились и побежали к родичам, еще надеясь спасти их от вспыхнувших погромов. По дороге Леванта клюнуло арбалетной стрелой, и он провалялся в беспамятстве до ночи. Я почти добрался до своего проулка, перегороженного телегами и ломаной мебелью. Я видел на завале фигуру отца, видел дом с разбитыми окнами и клубы темного дыма над крышей, когда какие-то оборванцы − явно местная голытьба! − накинули на меня мокрую сеть, тяжко избили ногами и утащили в глухой подвал с низкими сводами, где передали тощему франку в ржавом доспехе. Позже оказалось, что я попал в погреб харчевни, где остановился отряд бургундцев. За ночь они изловили с десяток пленников, мужчин затолкали в подпол, а женщин оставили у себя наверху. Я узнал цветочника Георгиуса; он сообщил, что отец и соседи-гончары, потеряв в бою засеку, отступили к форуму Феодосия. Мать и сестру Георгиус не встречал… Нас не кормили, но в разграбленном погребе нашлись бочки с оливковым маслом, кислым вином и даже остатки солонины, так что с голоду мы не померли. На третьи сутки, когда наконец начали стихать грабежи, франки нас заново связали и вывезли к Галатской башне, где продали рахдонитам. Не торгуясь, значитца, продали, лягвины дети! Меня, впрочем, перекупил толстый армянский купчина, и я оказался в тесной клетке на колесах в обществе испуганных ромеек, Елены и Таисии. Девицам было лет по семнадцать, не более…

− Я не понимаю,− сказал Василько, пощипывая пальцами бородку.− Ты говоришь, что был пойман ромейской голытьбой. Выходит, плебс не защищал город?

− Они охотно помогали латинянам грабить Царьград,− с горечью проговорил Исаак Левант.− Кровавая истерика, пьяная вакханалия взбунтовавшейся черни. Собственно, а когда было иначе? Вспомни, как полыхнула Ника при Юстиниане!

Василько удивленно поморгал глазами, явно не понимая, о чем идет речь.

− Так! − согласился Вольга, разглядывая жар-птиц, порхающих по ободку кружки.− В городе царила жуткая анархия, как ромеи прозывают безначалие… Продолжаю! Армянин привез нас в грязный портовый городишко и остановился в дешевой гостинице на окраине. Девицы с тревогой ожидали ночи, но губастый толстяк оставил их в коморе под присмотром слуги, хмурого ассирийца Абрама, этакого скелетона с кривой саблей. А к себе в вертеп потащил меня, на ходу мурлыкая стихи Хайяма,− Вольга по-волчьи оскалился, качая седой головой.− Жирная гнида страдала содомским грехом и выбрала меня для плотских утех! Поначалу я решил придушить гада, но заметил в ворохе одежды рукоять кинжала. Первый наш поцелуй стал последним в неправедной жизни дрянного сраколюба… Выбравшись из комнаты в тускло освещенный проход, я наткнулся на полуголого Абрама. Доходяга что-то учуял и вылез поглазеть. И тут узрел меня с узелком в руке и все понял! Он замахнулся клинком, прошипев: «Шакал оглу!». Я заломал руку с саблей и ударил гадского беса под левое ребро. Кинжал вошел по рукоять. Потом отворил скрипучую дверь, затащил тело в комору, бросил в угол и задвинул топчаном. Ошеломленные ромейки молчали, зажав рты покрывалом. Я бросил им пару золотых кругляшей из кошеля содомита и собрался удалиться, однако девиц едва не прорвало на визг! Пришлось задержаться, напялить на них хитоны, закутать в покрывала и тикать купно… Владелец притона покамест помалкивал, но я был уверен, что он тотчас заявит на меня местным властям, едва до последнего перстня обчистит немалые пожитки покойного мужеложника.

− Ну и народ! − ворчливо хмыкнул Данила.

− А у нас лучше? − усмехнулся Василько.− Или у нас татьбы нет?

− Так то у нас,− неопределенно заметил Данила.

− Мы добрались до порта и искали судно, идущее в Корсунь,− продолжал Вольга.− Девицы просились плыть со мной; поразмыслив, я решил, что им спокойнее будет в относительно благополучных Климатах, чем в разоренном Царьграде или в чужом Пропойске. Я рассуждал так: ежели отец остался жив, он найдет возможность вызволить мать и сестру из лап крестоносцев. Ежели нет… нет, об этом я старался не думать,− Вольга потер ладонями лицо.− Возможно, мне следовало вернуться в Царьград? Но время, сколько было потеряно драгоценного времени!

− Ты вошел бы в город,− тихо сказал Исаак Левант,− но обратно сам уже не вышел. Латиняне усмирили плебс, потушили пожары, разделили полис на сектора и начали грабить целенаправленно. Покинуть Константинополь в ту пору было таки непросто… Кафолики затворили ворота и − как через сито! − просеивали всех, кто пытался выбраться прочь.

Вольга, прикрыв глаза, выслушал старого товарища, потом заговорил далее:

− В порту нас попытались обобрать какие-то небритые сельджуки. Я выбросил в море двоих, но остальные наседали, и дело могло кончиться весьма худо, но тут с ближней галеры спрыгнул дюжий единоокий мужик и начал стегать бармалеев плеткой. Судьба послала нам кормщика, что оказался родом из Корчева и верным чутьем признал во мне русича! Галера выбралась из бухты, я выпил с земляком вина и завалился на корме спать.

− Ты доверился косому хромиле? – удивился Данила, моргая багровым глазом.

− Данилушка, ты у нас сам вылитый циклоп Полифемус! − рассмеялась Мария.

− Я − друхое,− упрямо сказал Данила и с кряхтением прилег на скамью.− Циклопус таковым от роздения обретался, а мене в Молохе дылда торзковский в лобесцник засветил, и лекарь покудесил, цтобы яхо скрюцило. Вот! − Данила скорбно поправил черную повязку.− Хозу аки злой бабай с берендеева болотца.

− Какое это счастье − верить людям,− задумчиво проговорил Василько.− Когда ты покоен, что за плечом твоим стоят истинно преданные люди. Господь Вседержитель! Сколько дел в миру можно свершить. Горы свернуть! Реки повернуть вспять!

Вольга внимательно посмотрел на ростовского князя, потом самолично наполнил алустонским вином опустевшие кубки гостей и вернулся к своему рассказу:

− Галера пересекла море и бросила якорь в одной из гаваней Херсонеса. Я навестил киян, живших в Корсуни, но ничего не узнал о судьбе родных. Я решил возвратиться в Царьград, но слег с горячкой, вспыхнувшей от лишений. Истерзанный бредом, я валялся в посольском доме, Елена неотрывно ухаживала за мной…

− Дай ей Бог здоровья,− прошептала Мария, утирая рушником влажные глаза.

Вольга взял руку жены и бережно поцеловал в маленькое запястье.

− Благодарю,− с чувством сказал он.− Так! Поправившись, я написал запрос в Киев, но получил ответ, что всякая верная связь с Царьградом потеряна. Год спустя латиняне приняли посольство Романа Мстиславича, я поехал в его составе толмачом. И ничего не вызнал…

− Но ты искал? – уверенно спросил Василько.

− Я до сих пор ищу! − прорычал Вольга, кусая передними зубами высохшие губы.− Родителей, конечно, более нет в живых, но ежели Весна не погибла под руинами, и она еще на этом свете… то я ее найду!

Мария, всхлипнув, вновь приложила рушник к покрасневшим векам.

Василько ощутил острое желание утешить хозяина Мышграда, но тут же одумался, сообразив, что этому бессрочному горю не помогут самые сердечные слова, а потому заставил себя улыбнуться и бодро спросил:

− Но как же ты очутился в Галиче?

− Шалым ветром занесло,− задумчиво сказал Вольга и потянулся к лежащей на подносе виноградной грозди.− Вернувшись из Царьграда, я оставил дом на управителя, простился с милушкой Еленой и убыл к западным границам Руси, за которыми начинались владения латинских подданных − ляхов и германцев, усиливших натиск на земли пруссов. Даниил, наследник погибшего под Завихостом князя Романа, был маловат для правления, и потому галицкие бояре пригласили братьев Игоревичей, сыновей известного героя «Слова…».

Василько покивал головой и радостно сообщил, улыбаясь воспоминаниям:

− А мы с Машей вслух читали, мне отче Пахомий свиток подарил. Но кто же и когда создал сию повесть?

− Ученый киянин Петро Бориславич, пусть землица ему будет пухом,− убежденно сказал Вольга.− Я лично знавал его, убеленного сединами, встречался с людьми, коих он опрашивал за тот злосчастный поход, когда северский князь пожелал испить шеломом Дону. Да, Петро был человечище… И ждет его слава словенского Гомера!

− Если только имя не сотрется в веках,− негромко заметил Исаак Левант.

− Семь городов Эллады спорят за честь называться родиной слепого эллинского сказителя! − заявила Мария, присев на пардусовую шкуру и роясь в ларе с книгами.

− Опять ты мне, Машута, все свитки перепутаешь,− озабоченно сказал Вольга.

В недрах площади возникло оживление. Струнный перебор прекратился. Хор осипших глоток рявкнул: «Ростовскому князю – слава!». «Слава Милославичу!»,− ответил им десяток хмурых с перепоя голосов.

Послышался треск пробитой бочки, звон сдвинутых кубков.

Потом кто-то добродушно прогудел: «Пойду, отолью!».

Василько поднялся со скамьи, зябко повел плечами, и попробовал что-либо разглядеть внизу, но на площади было темно, вокруг столов бродили лишь мутные тени.

− Нукось, как там? − поинтересовалась Мария, бережно закрывая ларь.

− Пияки пробудились,− посмеиваясь, заметил Василько и покашлял в кулак.

− Кафтан накинь, братушка! – строго сказала Мария.

− Мы отвлеклись,− недовольно проворчал Вольга,− а я хочу закончить… Мне не составило труда возвыситься при Игоревичах, стать старшим воеводой, вокруг которого сложилась особая дружина из ратоборцев, не менее моего ненавидевших папский Рим. Настало время, когда мы перестали подчиняться и продажным местечковым боярам, и самим нерешительным Игоревичам. Десять лет отгуляли мы по Карпатам, поднимая народ на борьбу с латинянами. В том жарком горниле возник и закалился человече, прозванный ляхами Галицким Волком. Мадьярский рекс Андраш объявил его личным заклятым ворогом, мечтал вздернуть и изломать кости на дыбе, а неистовый епископ Христиан публично проклинал в пламенных проповедях… До сих пор искренне диву даюсь, как сего буйного попа пруссы насмерть не угробили!

Василько с изумлением приметил, что Вольга, волнуясь, заговорил о себе в третьем лице. Злые языки некоторых ростовских и владимирских бояр частенько нашептывали молодому князю в оба уха: «Ты пасись его, свет Константиныч! Неправедно богат, обуян гордыней, желает странного, креста на груди не носит! Зарубит на корню душеньку твою христианскую, сей злыдень ни перед чем не остановится!».

− Галицкий Волк николи не сидел на месте,− продолжал увлеченно рассказывать Вольга.− Он поддержал клинком и златом Полоцкую землю в ее поединке с Орденом Меченосцев, водил рать к Куршской косе, помогая пруссам обороняться от ненасытных германцев. Он подсоблял даже Литве, когда в ее болотистые пределы вторгались крестоносные рыцари. Он вернул Мстиславу Удатному власть в Галиче, изгнав прочь Коломана, младшего отпрыска мадьярского короля-висельника Андраша.

Данила что-то невразумительно крякнул и поднял вверх большой палец.

− Теперь я понимаю, куда ты пропадаешь от меня каждый Божий год,− негромко сказала Мария, зажав в кулаке янтарные бусы.− Как он ждет пролетья! Собирает в месяц травень матерых своих усачей, готовит оружие и стрелы, мешочки с серебром, запас простой пищи. Потом ватагой грузятся на струг и уходят в сторону озера Селигера. До самой середины лета о сих шышах нет никаких вестей. Опосля возвращаются − в синяках, в окровавленных перевязках, руки-ноги переломаны, все истомленные, но довольные, что ли?.. нет, упокоенные! − Мария страдальчески сжала губы, из глаз ее талыми ручейками струились слезы.− Вот она какова, ваша дивья охота! Нужно было мне ранешенько догадаться, дурехе, еще когда вы снюхались с ушкуйниками и ходили воевать Юрьев! Дался он вам, не ближний свет, чухонская окраина…

− Германцы из Дерпта грозят Плескову,− неуверенно заметил Василько.

− И что с того? − возмущенно сказала Мария, прикладывая рушник к заплаканному лицу.− Милославич должен быть затычкой в каждом худом бочонке? Нет, братушка… Звать ты его приехал? В Володимер? А я возьму и не пущу!

Вольга, посмеиваясь в усы, наблюдал за смутившимся Василько.

− Зрите, астера падает! − вдруг вдохновенно произнес Исаак Левант.

Высоко в черном небе,− где-то между семью огоньками Стожар,− будто из небытия родилась оживленная световая точка, блестящей стрелкой прочертившая звездный небосвод и пропавшая за неровной кромкой леса.

Алатырь-камень

«Если будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих, которые добыли ее трудом своим великим»

(Ярослав Владимирович, Великий князь Киевский)

− Но вот в Дикое Поле ворвалась мунгальская конница, и Мстислав Романович доверил мне один из галицких полков,− продолжил Вольга, обнимая жену за плечи.− Мы достигли речицы Калки и, увлеченные пылким Мстиславом, ринулись на степняков, не думая о том, что кияне ощетинились копьями в своем лагере, а черниговцы только готовились начать переправу. Мунгалы прекратили бегство, развернулись и смяли наши передовые ряды, небо потемнело от тысяч черных стрел, а свежий тумен Джэбе ударил по нам сбоку. Куманы дрогнули и побежали! А у нас отступать было уже некому… Я потерял всех робят, прикрывая челн, в коем перевозили через речку получившего рану Мстислава. Доспех порубленный скинул, смочил раны водичкой. Стою в одной льняной срачице, качаюсь, и вижу, что ко мне кыпчаки с арканами бегут, а за ними едет на кобыле козлобородый ордынский сотник. О-ох, мать! Отбил кое-как первый навал, по сути едва держу меч… Куманы назад откатились, орут: «Куркыныч!», это вроде как «опасно», коли по-нашему. Тут один из них размахнулся и метнул аркан. Как я увернулся? За веревку хватанул, дернул, куман взвизгнул, на землю повалился. Ну, думаю, хвостом вас по голове, кумысников! И вдруг колющий удар прямо в душу − это йезбаши, сотник вражий, стрелу пустил.

Вольга осторожно раздвинул пальцами волосы и показал неправильно заросший рубец в правой части груди. Затем снял свой золотой оберег, поцеловал и бережно пустил его по рукам заинтересованных гостей. Отец Николай осенил себя крестом, но, тихо сопя, придвинулся поближе к столику.

Василько с невольным трепетом принял в ладони красивую языческую вещь. Впрочем, это же был символ солнца, без которого невозможна жизнь на земле. Василько пригляделся более внимательно… Золотые спицы и ободок солярного круга были помяты и носили следы излома; их явно восстанавливали после поломки.

Василько передал оберег отцу Николаю, кашлянул в кулак и вопросительно посмотрел на Вольгу. Тот поймал его взгляд и молча показал глазами на старого иудея.

− Стрела почти не задела бронхи,− со знанием дела сказал Исаак Левант.− Попав наконечником в талисман, она отклонилась, порвав сосок и войдя вместе с обломками металла в живое мясо. Потому такой зловещий остался шрам, и таки вельми отлично, что на жале не было смертельной отравы!

− Fatum,− прошептал Эрик.− Ja, Мэри, этто судыба… O-o, min gud!

− Подвезло,− согласился Данила, поправляя свою повязку.

− Впрочем, стрелу куманы попросту выдрали из тела, забирая талисман,− добавил Исаак Левант.− А у них талисман изъял сотник Ундэс и подарил хромому менбаши Очирбату. Варвар был ранен киянами и теперь скучал, отлеживаясь в обозе.

− Хосподи, Исцак, откель тебе усе ведомо? − шумно поразился Данила.

Исаак Левант молча развел руками.

− Внимание, робята! − громко сказал Вольга.− Очнулся я на ворохе шкур и тряпья в какой-то тряской кибитке. В голове будто вечевой колокол гудит. Тошно… Руки свободны, но ими не двинуть, настолько слабость одолела. Нога в лубке, забинтована и, похоже, сломана. В груди хрипы, все тело в каких-то духмяных примочках. Странно, думаю, мунгалы бы так не расстарались. К чему им безвестный калека? Стал понемногу вспоминать… Ага, был проблеск сознания, когда в душной юрте надо мной склонился мунгал с властным лицом,− Вольга наморщил лоб, вспоминая.− Конечно, я ошибусь в произношении, но рек он такие слова… «Хэн тэр? Кто это?»,− спрашивал кого-то багатур, пристально разглядывая меня, распростертого на шерстяной лежанке перед дымящимся очагом. «Урус, харь нохой, алах олон манай юм хумуух!»,− визгливо отвечал подобострастный голос.− «Русич, собака, перебил много наших людей!». «Эр хуйс баатарлаг дайчин цэрэг»,− хмуро произнес багатур.

− А цто он рек? − поинтересовался Данила.− Эр хуйс… Рухался, цто ли?

− Он сказал, что я хороший воин,− пояснил Вольга.− Тогда кто-то из мунгалов поинтересовался, что им со мной делать: прирезать или позволить помереть самому? «Олгох туунд уух ус»,− приказал властный мунгал и вышел из юрты.− «Дайте ему выпить воды». Мне сунули под нос плошку с теплой водой, я отхлебнул…

− Отравить хотели? − понял Василько.

− К чему, княже? − удивился Вольга.− Просто дали водицы испить.

− Так ты силен в мунхальской реци? − с уважением заметил Данила.

− Память у меня крепкая,− добродушно усмехнулся Вольга.− Слова эти в мозгу отпечатались да и застыли, а знающий человек после перетолмачил. Так! Вновь открываю глаза уже в кибитке. Куда везут? Зачем? Возница песню затянул протяжную и знакомую до боли. Господи, думаю, это иудеи! Рахдониты? А кому меня днесь продашь? Взяли ради выкупа? А может я голь перекатная, что с меня возьмешь?.. Так и терялся в догадках,− Вольга зажмурил глаза и покачался из стороны в сторону.− Солнышко ушло на покой, и кибитка наконец остановилась. Певший о своей потерянной родине иудей спустился с облучка и откинул закрывавший свет полог. Я попробовал приподняться на здоровом локте, взглянул вознице в глаза, и тут душа моя едва не отлетела в неведомые кущи…

− Кого ж ты там увидел? − улыбнулся Василько.− Люцифера, что ли?

Данила опасливо сплюнул через левое плечо и тайком перекрестился.

− Меня,− сказал Исаак Левант, наблюдая за реакцией гостей.

− Mirakel! – ничему не удивляясь, объявил Эрик.− Ja, Мэри, этто тшудо.

− Да… меня,− повторил Исаак Левант,− походного знахаря и звездочета мунгальского темника Джэбе. Я прошел с ордынцами долгий путь от Персии до Тавриды. Лечил болезни и раны, предсказывал будущее, спасал пленников от расправы, коли была такая возможность. Но у меня было тайное повеление старейшин Израиля…

− Какое же? − довольно хмуро спросил Василько.

− Изучать этот способный степной народ,− сказал Исаак Левант.

− Ты вызволил из полона Вольху Милославиця! − радостно объявил Данила.

− Я случайно зашел в юрту,− покачал головой Исаак Левант.− Искал своего начальника Джэбе. Можете вообразить, что творилось в моем сознании, когда я увидел тело давно потерянного друга, а подле него двух меркитов из обоза! Старые обозники сидели на корточках и обсуждали участь помирающего уруса. Один предлагал немедленно выкинуть его в степь на корм падальщикам, другой советовал обождать до захода светила… Они вытащили стакан с костями, решив разыграть участь пленника. Тут я вмешался, подарил им по золотой ромейской монете и попросил отнести раненого к моей кибитке. Мунгалы не перечили, они привыкли к моим прихотям, к тому же у них нет такого пренебрежения к моему народу, как у христиан! − не удержался от язвительного замечания Исаак Левант.− У себя в жилище я осмотрел Вольгу и осторожно занялся его врачеванием. Он был на тонкой грани между болезненным сном и бредом, ругался сквозь зубы и хватался ладонью за стегно. Раны были обработаны мазями и перевязаны, я влил ему в рот настой из успокоительных трав и положился на милость Господа.

Исаак Левант замолчал, сипло переводя дух.

− Отчего раньше нам не поведал? − с упреком сказал Василько.

− Зачем прошлое попусту бередить? − пожал плечами Вольга.− Я бы и ныне помалкивал, кабы не новая напасть, о коей потребно на каждом постоялом дворе трезвонить. Так! С Эриком в Ладогу отправится Миша, что повезет мое письмо Александру Ярославичу.

− Опять договариваешься через голову Великого князя? − недовольно заметил Василько, искоса поглядывая на решительного Вольгу.− Бедствие лихое навлечешь, Милославич… Князь Юрий о-ох как крут бывает с ослушниками! А шептуны найдутся, бояре тебя шибко не привечают… Жуть как не милуют!

− А я не баба − перремать! − чтобы меня мужики кохали,− отмахнувшись, грубо сказал Вольга.− Аз есмь создатель и хозяин вольного града, и подчинение мое Великому суть дело добровольное. Или позабыл наш разговор с твоим дядей?

Василько недоуменно развел руками.

− Впрочем, ты тогда вельми молод был, мог всего и не знать… Ладно! − хлопнул в ладоши Вольга.− Слово старине Леванту! Продолжай, мой йехудим…

− Мне требовалось посетить начальника Джэбе,− борясь с одышкой, негромко проговорил Исаак Левант.− Я озвучил ему содержание гороскопа на седмицу и, как бы невзначай, попросил отпустить меня на некоторое время в Корсунь, обещая привезти целебные снадобья. Темник остался доволен предсказанием и не стал возражать против моего отъезда, только удивился, кривя черные брови, на что мне понадобился этот полумертвый урус, прикрывавший бегство своего разбитого коназа…

− Отступление князя,− строго сказал Вольга.

− Ну… он так выразился,− равнодушно заметил Исаак Левант.− Я признался, что знаю тебя, что ты родом из Корсуни, но солгал, что хочу отвезти твое бренное тело безутешной супруге и получить за это награду. Джэбе такого объяснения было достаточно… Я запряг в кибитку выносливых тягловых лошадей, купил у обозников русский тяжелый самострел, и мы двинулись в нелегкий путь… Да, совсем позабыл! − Исаак Левант помассировал ладонями виски.− Я посетил хромого Очирбата и приобрел у него талисман. Варвару было скучно, он долго торговался со мной, вдохновляясь хмельным кумысом из бурдюка. Пять золотых солидов содрал, мерзавчик!

− Энто мнохо или мало? – деловито поинтересовался Данила.

− Достаточно,− коротко ответил Исаак Левант.

− Вот таки мы и встретились на берегах гнилого Сиваша! − заключил Вольга.− И вновь милая Таврида приняла мое грешное тело под надежную опеку. Казалось, все в этом солнечном мирке осталось прежним − уютное русское подворье, парное молоко, медовые лепешки, абрикосы на веточке близ окна, запахи свежего сена и теплого моря… Знаете, что было в новинку? Страх на лицах людей. Сгинуло такое войско! И мунгалы совсем недавно разорили и предали огню град Сурож. Ордынцы не пошли в Климаты, но они безусловно могли вернуться! − Вольга потряс крепко сжатым кулаком, едва не задев вовремя отшатнувшегося Данилу.− О многом передумал я, други мои, сидя перед увитым сиренью окошком, и решил отправиться на край света… Зачем? Хотелось освободиться от службы бездарным князьям, переосмыслить тернистый жизненный путь, помолиться в ледяном безмолвии канувшей в небытие Гипербореи… Так! Левант раздобыл добротную крытую повозку взамен мунгальской кибитки, коняки наши отъелись на корсуньском овсе. Мальчонка за ними приглядывал, цыганенок, Бесником звали. Он с нами поехал, да еще знакомец мой Яромир, плененный на Калке киянин; Левант его выкупил у рахдонитов в Корчеве.