Провославие в Пруссии. Век ХVIII

С 1710 по 1713 гг. прусский город Эльбинг находился под русским управлением. Но только ли наличие русского коменданта и русского гарнизона располагало Петра I останавливаться в Эльбинге на неделю? Следует обратить внимание на то, что женой Фёдора Николаевича Балка была Матрона (Модеста) Ивановна, носившая в девичестве фамилию Монс. Да, она была старшей сестрой Виллима и Анны Монс, и царь Петр познакомился с ней ещё юношей, когда посещал московскую немецкую слободу. Он и устроил в 1699 году брак Матрёны Ивановны со своим любимым полковым командиром Фридрихом (Фёдором) Балком. Правда, после этого Матрона Ивановна успела побывать в опале и даже пережить трёхлетнее тюремное заключение. Освобождённая из тюрьмы, она должна была ехать к мужу в прусский город Эльбинг. Скучное положение её в Прибалтике было вознаграждено в 1711 году сближением с Екатериной Алексеевной во время недельного пребывания Петра I в Эльбинге. Матрона Балк быстро сумела расположить в свою пользу Екатерину, а через неё снискала внимание и милость Петра, который в следующем году даже захотел приехать в Эльбинг к её родам: «Отпиши нам», – писал он Екатерине Алексеевне в 1712 году, – «к которому времени родит Матрена, чтоб мог поспеть». Вероятно, Петр хотел стать крестным отцом новорожденного.

В Эльбинге Матрона Ивановна действительно родила в 1712 году сына, которого назвали Петром, и который впоследствии дослужился до генерал-поручика, стал генерал-полицмейстером во время регентства Анны Леопольдовны и камергером Её Императорского Величества Елизаветы Петровны. Кстати, когда Фёдор Балк пригласил членов магистрата на крестины своего сына, два депутата от города принесли в качестве подарка 125 дукатов, а еще 21 талер был потрачен магистратом на организацию крестин за счет города Эльбинга[13]. Возвращение благосклонности царя к Матроне Балк способствовало тому, что в Эльбинг стали запросто заезжать такие лица из ближайшего царского окружения, как, например, Яков Брюс, князь В. В. Долгоруков, князь А. Д. Меньшиков.

В любом случае д ля местных жителей время русского господства оказалось значительно легче, чем период шведской оккупации. По подсчетам городских властей с 1703 по 1710 гг. на выплату контрибуции, компенсацию ущерба от действий шведских солдат и офицеров и поставки провианта для гарнизона было потрачено около 1,5 млн. злотых, причем были учтены далеко не все второстепенные затраты[14]. Конечно, в условиях продолжавшейся Великой Северной войны бригадир Балк также был вынужден обеспечить свой гарнизон питанием и жалованием за счёт города. За счёт города приобреталось обмундирование для солдат, палатки… Магистрат ежегодно поздравлял Балка с годовщинами победы при Полтаве, с днями рождения царя, с другими памятными датами, и за свой счёт организовывал празднование этих событий. Но затраты на всё это были гораздо меньшими, чем ущерб от шведской оккупации.

Случались и бытовые конфликты русских офицеров и царских курьеров с местным населением, но они были единичными, что для войн той эпохи является редкостью. В мемориале, направленном магистратом Эльбинга Петру I в конце 1711 года, указаны всего два случая. Сначала курьер Синявин (Наум Акимович Сенявин, впоследствии первый русский вице-адмирал), отправленный царем в город, избил на судне эльбингского купца так, что тот был при смерти. Позднее подполковник А. К. Болобанов на мосту при всех бил дворянина А. Штимера, без какой-либо видимой причины. Впрочем, это была субъективная версия городских властей, поэтому конфликты остались без последствий.

Русские были вынуждены оставить Эльбинг после неудачного Прутского похода. В мирном договоре туркам было обещано вывести все русские войска с территории Польши. Петр I тянул выполнение этого пункта договора до конца 1712 года. Наконец, в октябре русские солдаты стали покидать Эльбинг. В городе остался сам бригадир Балк. Ещё две сотни солдат были спрятаны на судах и в окрестностях Эльбинга. Они предназначались для конвоя царя, намеревавшегося проехать через Эльбинг. Потом и их было решено отправить в Ригу.

«На заседании городского совета спустя две недели после вывода гарнизона звучали слова благодарности в адрес Всевышнего, который избавил город от постоя армии, языка которой эльбингцы не понимали, говорили о том, что наступило избавление города от „московского ига" и теперь власть будет в руках „польского орла"»[15].

Увы, польский король на смену русским прислал в Эльбинг гарнизон из саксонцев, которые оказались куда менее добры к местным жителям.

В апреле 1716 года Пётр I лично руководил проводкой через внутренние водные пути Пруссии русской галерной эскадры с находящимся на ней пятитысячным десантом (гвардейские Семеновский и Преображенский полки и Астраханский пехотный полк). Эта история заслуживает особого внимания. Шла Северная война. Царь Пётр решил перенести боевые действия на территорию противника – Швеции. Для этого 40 галер с десантом (по другим данным – 45) были направлены вдоль южного берега Балтийского моря в зону Датских проливов с целью последующей высадки десанта. Галерами командовал Матвей Христофорович Змаевич, герой Гангутского сражения, а всей эскадрой – генерал-лейтенант Иван Бутурлин.

Галеры прошли вдоль берега, заходя в Ревель, Гап саль, Ригу и встали на зимовку в Либаве. Они оказались выдвинуты далеко вперед от основной базы российского флота – Кронштадта – и могли уже ранней весной начать движение в зону Балтийских проливов. Так достигался значительный выигрыш во времени. Самым авторитетным биографом Петра являлся Пушкин. Задумав написать «Историю Петра 1-го», он получил личное разрешение Николая I работать во всех архивах. В 1832 году Пушкину были открыты все секретные бумаги времён Петра I. «История Петра 1-го» завершена не была, но в ПСС поэта приводится обширный подготовительный текст, охватывающий в хронологическом порядке события Петровского времени. Там можно найти и факты, связанные с проводкой галерной эскадры через Кёнигсберг.

Так, зимой 1716 года

«… Пётр заехал в Либаву, где зимовала гвардия и 40 галер».

Проверив, как идёт зимовка, и назначив 11 февраля командиром галерной эскадры графа Ивана Ивановича Бутурлина,

«…14 февраля Пётр с императрицей и племянницею из Риги отправился к своей армии, к Гданьску (Данцигу), через Мемель и Кёнигсберг. 19 февраля Пётр прибыл в Данциг».

Оттуда в Копенгаген был послан поручик Мяснов для испрошения позволения осмотреть все гавани от Штеттина до польской границы для укрытия русской галерной эскадры в случае бури, что и было дозволено[16].

Отметим, что обычно русского царя сопровождал православный священник. На этот раз с Петром I за границу поехал архимандрит Александро-Невского монастыря Феодосий (Яновский). Феодосий родился в 1673 году в шляхетской семье на Смоленщине и в миру звался Фёдором Михайловичем Яновским. Был рясофорным послушником Московского Симонова монастыря. За клевету на архимандрита Симонова монастыря Варфоломея (это была простая жалоба на суровость Варфоломея) Феодосий попал в число нарушителей монашеской дисциплины и был сослан в оковах в Троице-Сергиев монастырь. Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иов принял в нём участие и освободил от оков. В 1697 году архимандрит Иов, получив назначение на Новгородскую кафедру, взял с собой Феодосия. В 1701 году митрополит Иов рукоположил Феодосия в игумены, а в 1704 году назначил его архимандритом Новгородского Спасо-Варлаамиева Хутынского монастыря, где тот проявил себя выдающимся администратором и стал лично известен Петру I. Феодосий был человеком энергичным, обладавшим практическим умом и умевшим приспосабливаться к требованиям времени. Такие люди нужны были Петру I. В 1708 году Феодосий был назначен царём духовным судьёй в Санкт-Петербург для заведования церковными делами вновь завоеванных городов: Ямбурга, Нарвы, Копорья, Шлиссельбурга. Кроме того, Феодосий, оставаясь

Хутынским архимандритом, предпринял строительство Александро-Невского монастыря, и в 1712 году был назначен архимандритом будущей лавры, получив право ношения митры с крестом, как у архиерея.

Вместе с царской свитой архимандрит Феодосий через Кёнигсберг добрался до Гданьска. В Гданьске (Данциге) он 8 апреля обвенчал племянницу Петра I царевну Екатерину Ивановну с герцогом Мекленбургским. Не совсем понятно, почему Пётр I взял с собой в поездку архимандрита Феодосия. Его духовником с 1703 года был протоиерей придворного Благовещенского собора Тимофей Васильевич Надаржинский. Отец Тимофей обычно неотлучно находился при императоре, сопровождая его во всех походах и путешествиях, включая и европейский вояж 1716-17 годов. Его присутствие в этой зарубежной поездке Петра I зафиксировано документально в форме исторического анекдота. Так, отец Тимофей вместе с Петром I побывал во Франции. И, в бытность Надаржинского в Париже, герцог Ришелье пригласил его к себе на ужин и дал ему в собеседники одного субтильного аббата из хорошей фамилии, который после четвёртой бутылки повалился под стол, между тем как русский священник «смотрел на это падение с геройским презрением».

Пётр I очень ценил своего духовника и щедро его награждал. Между прочим, ему были пожалованы государев портрет для ношения на груди, усыпанный алмазами, берег Москвы-реки подле Каменного моста и имение Тростянец в Малороссии. После смерти Петра I Надаржинский оставался духовником императрицы Екатерины и только после её смерти в 1728 года удалился в свой Тростянец. Однако почти сразу же он поступил в Ахтырский Троицкий монастырь и принял схиму с именем Товия. Умер Надаржинский в 1729 году. Был погребен в Троицкой церкви Ахтырского монастыря, построенной на его средства. Поэтическая эпитафия на его могиле занимает 230 строк и считается самой длинной в русской литературе.

Видимо, в этой поездке с русским царём был не один священник. Архимандрит Феодосий, очевидно, рассчитывал в первую очередь лечить здоровье на водах в Карлсбаде, так как вскоре после Гданьска он отделился от Петра I и уехал в этот самый Карлсбад. А вот отец Тимофей Надаржинский, видимо, остался с царём.

Царь Пётр любил принимать участие во всех трудных делах. Пушкин отмечает:

«18 апреля Пётр поехал навстречу своей галерной эскадре, оставив Екатерину в Данциге».

Но в поденном журнале была указана другая дата отправления из Данцига:

«19-го. Его Величество поехал из Данцыха и ночевал в Ишпергофе. 20-го. Его Величество сел на галеот и поехал Гафом; приехал в Кёнигсберг. 21-го. Его Величество поехал сухим путём; приехал в Пабов [Лабиау – ныне город Полесск] и стояли тут наши 46 галер; и был Его Величество у генерала Бутурлина»[17].

Таким образом, русская галерная эскадра к этому времени уже прошла мимо Мемеля и Куршским заливом дошла до Лабиау, где дожидалась приезда Петра I. Русский царь, не задерживаясь в Кёнигсберге, прибыл к эскадре.

Поденный журнал продолжает:

«22-го. Его Величество кушал у генерала Бутурлина, и перебирались наши галеры через мель и не все перешли. 23-го. Его Величество прибыл в Кензберг и кушал у Неглинина».

Таким образом, под командованием Петра эскадра вошла в Дейму и поднялась по ней до Тапиау, спустилась вниз по Преголе до Кёнигсберга. Русский царь знал этот путь, так как уже проходил им на яхтах в июле 1712 года. На этот раз Петр I сделал в Кёнигсберге небольшую остановку. Пушкин записал в своей «Истории» так:

«Он прибыл в Кёнигсберг и 23 апреля дал аудиенцию персидскому послу, между тем в библиотеке нашел радзивильскую рукопись Нестора».

Поденный журнал продолжает:

«24-го. Его Величество поехал из Кёнигсберга со всеми галерами; обошли мель. 25-го. Шли во весь день и пришли к Висле. 26-го. Галеры стали перебираться в устье Вислы»[18].

Как видим, здесь галерам снова пришлось преодолеть мель в устье реки. При этом галеры пришлось разгружать для уменьшения осадки. До Данцига было рукой подать, но пришлось несколько задержаться. Поэтому 26 апреля Петр I написал Екатерине Алексеевне письмо:

«Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравьствуй! Объявъляю вам, что я, слава Богу, со фсем галерным флотом вчерась сюды прибыл счасливо. И понеже в устье реки мелко, того ради галеры принуждены выгружать, и чаю завътра или кончае позавътрее с одною эскадрою к вам быть, понеже за мелью со фсем быть не чаю. Петр. 3 галеры Делфина, в 26 апъреля 1716».

Поденный журнал сообщает далее:

«27-го. Его Величество ночевал в Штуттгофе; пришли к Даньчиху [Данцигу] 15-ть галер наши. 28-го. Его Величество ездил по Висле с Королём Августом на бригантине; и слушал Его Величество дома, как поехал Король, часы»[19].

В «Истории» Пушкина также сообщается: «27 апреля Петр возвратился с эскадрой в Данциг»[20]. Таким образом, 27 апреля провод галерной эскадры по внутренним водам Пруссии был успешно завершен.

Кёнигсберг, а также другие прусские города и селения (Лабиау, Тапиау, Пиллау), оказавшиеся на пути эскадры, впервые увидели русское православное воинство, идущее походом на запад. Учтём, что в каждом полку была своя походная церковь и священник при ней. Священники молились за благополучное совершение похода, совершали положенные богослужения, исповедовали и причащали. Позднее, когда эскадра стояла в Ростоке, царь Петр I снова посетил её 27 июня. В этот день отмечалась годовщина Полтавского сражения, поэтому он был торжественно отпразднован. Был отслужен молебен, потом была пальба из ружей, потом офицеры были приглашены к герцогу Мекленбургскому. Через день было тезоименитство государя, поэтому опять было проведено торжественное богослужение, опять была пальба из ружей, офицеров снова пригласили к герцогу Мекленбургскому. Архимандрит Феодосий, сопровождавший царя в начале заграничной поездки, в эти дни отсутствовал, пребывая на лечении в Карлсбаде. Богослужения проводили протоиерей Тимофей Надаржинский и полковые священники, неотступно находящиеся при своих полках, размещённых на галерах.

Видимо, архимандрит Феодосий не ездил с царём и в Кёнигсберг, и на встречу с галерной эскадрой, а оставался в Гданьске. Сохранилось его письмо из Гданьска в свой монастырь, датированное как раз 26 апреля. В этот же день он отослал в Александро-Невский монастырь двух бывших при нём монастырских служителей – Алексея Гагарина и келейника Алексея Киселева[21].

В 1717 году Змаевич перегонял эту галерную эскадру обратно в Россию. 2 июля он вышел из Ростока и в октябре привёл отряд в Ревель. При этом он опять воспользовался внутренними водными путями Пруссии, уже хорошо ему знакомыми. На галерах находились гвардейские Семеновский и Преображенский полки со своими походными церквями и священниками. Астраханский пехотный полк задержался в Померании. Петр I проехал в Россию через Кёнигсберг несколько позднее прохода эскадры. Архимандрит Феодосий дожидался царя в Гданьске, а затем сопровождал его в пути через Кёнигсберг в Санкт-Петербург.

Дальнейшая судьба архимандрита Феодосия была непростой. В начале 1721 года он был хиротонисан во епископа Новгородского и Великолуцкого с возведением в сан архиепископа. Новгородской епархией он управлял из Санкт-Петербурга, который до создания самостоятельной Санкт-Петербургской епархии входил в состав Новгородской, сохранив за собой и настоятельство в Александро-Невском монастыре. По указу Петра I архиепископ Новгородский Феодосий стал первым вице-президентом Святейшего Синода. Архиепископ Феодосий был энергичным церковным администратором. Во вверенной ему епархии было построено много новых церквей. Он заботился о материальном благосостоянии духовенства своей епархии. Обращал особое внимание на искоренение разных недостатков в церковной жизни. Активно боролся против раскола в епархии, участвовал в заседаниях Тайной канцелярии.

Но, как отмечают историки, добившись высокого положения, епископ Феодосий уклонился от монашеских идеалов, повёл невоздержанную светскую жизнь и даже решил завести ассамблеи, наподобие Петровых. Всё это требовало много денег, и Феодосий стал прибегать к незаконным источникам. С приобретением власти возросла в нём и гордость, он меньше стал считаться с людьми. Сегодня такое состояние именуется «звездной болезнью».

27 апреля 1725 года архиепископ Феодосий за резкие высказывания в адрес императрицы Екатерины I был арестован, а затем сослан в далёкий Николо-Корельский монастырь Архангельской епархии в заключение. Его заточили в подземную келию под церковью. 8 сентября 1725 года был объявлен новый указ, по которому с Феодосия сняли сан. 5 февраля 1726 года он скончался в своем заточении простым «чернецом Феодосом». За десять лет до своей смерти архимандрит Феодосий ехал через Кёнигсберг в свите самого московского царя, чтобы обвенчать в Гданьске племянницу Петра I царевну Екатерину Ивановну с герцогом Мекленбургским. Выше взлетишь – больнее будет падать.

Особо можно выделить большое количество русских людей, направленных при Петре I на учёбу за границу, в том числе и в Кёнигсберг. Проезжая через Пруссию с «Великим посольством», Петр I оставил в Кёнигсберге солдат Преображенского полка Василия Корчмина, Степана Буженинова, Данила Новицкого, Ивана Овцына и Ивана Алексеевича Головина для обучения теории и практики артиллерийского дела. Оттуда эта пятёрка преображенцев была направлена в Берлин для изучения немецкого языка, дальнейшего обучения «бомбардирству» и закупки артиллерийского снаряжения. Как видим, Петру I хотелось в первую очередь подготовить грамотных военных специалистов европейского уровня. Но при нём появились и российские студенты в европейских университетах.

Первые в немецких землях русские студенты появились именно в Кёнигсберге, благодаря близости его к России. Так, 4 февраля 1698 года в студенты Кёнигсбергского университета был записан Иоганн-Деодат (Иван-Богдан; Иван Лаврентьевич) Блюментрост, сын придворного лейб-медика Лаврентия Алферовича Блюментроста. Лаврентий Блюментрост в 1667 году был приглашен в Москву и был лечащим врачом всех русских правителей, начиная с Алексея Михайловича и заканчивая Петром I. В следующем году к нему присоединился второй студент из России Матвей Андреевич Виниус, внук знаменитого голландского купца Андрея Виниуса, основателя тульских оружейных заводов. Отец нового студента вырос и воспитывался уже в России, принял Православие, был записан в дворяне, стал думным дьяком, главой Сибирского, а затем Артиллерийского приказов. 7 марта 1699 года Петр I по челобитью своего думного дьяка приказал отпустить его сына Матвея «в Пруссию и иные земли для совершеннейшего изучения латинского и немецкого языков и иных наук». Одновременно, по указу царя, он должен был хлопотать о налаживании прямого почтового сообщения посуху между Кёнигсбергом и Москвой через Тильзит, Вильню и Смоленск. Матвей Виниус, как и его отец, был православным. В начале 1702 года в Кёнигсбергском университете появился третий российский студент Михаил Павлович Шафиров, родственник вице-канцлера Петра Шафирова. Любопытно, что, проведя по полтора-два года в Кёнигсбергском университете, трое первых российских студентов один за другим перебрались для дальнейшей учёбы в Галле. Видимо, в Галле качество обучения было получше, чем в Кёнигсберге.

Следующий студент из Русского царства, Василий Каневский из Киева, был записан в Кёнигсбергский университет только 20 декабря 1710 года. Он, видимо, был в Германии первым российским студентом из податного сословия, дворовым человеком кабинет-секретаря Макарова, то есть фактически крепостным. Барин приветствовал желание своего крепостного учиться, но материально обеспечил его явно недостаточно. Проучившись в Кёнигсберге всего полтора года, Каневский покинул Кёнигсберг и обратился за помощью к российскому коменданту Эльбинга Балку. Средств на продолжение учёбы и даже на пропитание у Каневского не было. Письменные обращения Балка к Макарову ни к чему не привели. Впрочем, Балк смог найти выход – Каневского отправили доучиваться в Ригу.

Очередной студент из Русского царства был записан в Кёнигсбергский университет (юридический факультет) 17 декабря 1715 года. Им был Даниил (Демьян Степанович) Бутович из Чернигова. Бутовичи происходили из казацкой старшины и бедными людьми не были. Отец Демьяна, Степан Иванович Бутович был в 1709–1717 гг. аж генеральным есаулом. Он мог найти средства даже для обучения своего отпрыска за границей. Вернувшись в Россию, Демьян Степанович Бутович служил в казачьем войске в звании бунчукового товарища. Впоследствии Бутовичи числились дворянским родом по Черниговской губернии Российской империи.

Как видим, на протяжении пятнадцати лет в Кёнигсберге были зафиксированы лишь единичные студенты из России. Однако 25 января 1716 года Петр I подписал именной указ, адресованный Сенату, о посылке в Кёнигсберг «молодых подьячих для научения немецкому языку, дабы удобнее в коллегиум были». Речь в указе шла о подготовке переводчиков, которые были нужны для новой административной реформы по созданию петровских коллегий. Царь велел отобрать «человек сорок молодых робят», по двое из каждой губернии, «добрых и умных, которые б могли науку воспринять… и прислать в Санкт-Петербург в Канцелярию Сената, дав им в подмогу, и на проезд, и на прогоны». Некоторые губернии смогли представить в Сенат даже до четырёх человек, некоторые его вовсе проигнорировали. На вакантные места были набраны желающие из присутственных мест Петербурга: например, Иван Панов из Адмиралтейской канцелярии просил о присоединении его к отправляемым в Кёнигсберг, «ибо к той науке имел усердное желание», и был зачислен в счет Воронежской губернии. Весной 1716 года в Санкт-Петербурге было собрано тридцать три подьячих: пятеро служили в северной столице, девять человек приехали из Москвы, по четыре человека – из Киевской и Сибирской губернии, три – из Казанской, по два – из Азовской, Архангельской, Нижегородской губернии и из Смоленска. Однако отъезда в Пруссию им пришлось ждать долго.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Forstreuter К. PreuBen und Rutland im Mittelalter. Die Entwicklung ihrer Beziehungen vom 13. bis 17. Jahrhundert. Konigsberg (Pr.) und Berlin: Ost-Europa-Verlag, 1938. S. 208.

2

Там же. S. 207–208.

3

Там же. S. 208.

4

Там же. S. 209.

5

Богословский М. M. Петр I. Материалы для биографии. Т. 2, Первое заграничное путешествие. М.: ОГИЗ-СОЦЭКГИЗ, 1941. С. 100.

6

Forstreuter К. PreuBen und RuBland im Mittelalter. Die Entwicklung ihrer Beziehun-gen vom 13. bis 17. Jahrhundert. Konigsberg (Pr.) und Berlin: Ost-Europa-Verlag, 1938. S. 209.

7

Походный журнал 1711 года. СПб., 1854. СС. 36–39, 95–96.

8

Походный журнал 1712 года. СПб., 1854. С. 19–21.

9

Походный журнал 1713 года. СПб., 1854. С. 17–18.

10

Рогожин А. Европейский город, война и повседневность в раннее Новое время: Эльбинг и русская армия в 1710–1712 гг. // Город Средневековья и раннего Нового времени VI: Археология, История, 2018. С. 296.

11

Мегорский Б. В. Штурм Эльбинга в 1710 г. // История военного дела: исследования и источники. Т. I, 2012. С. 222, 224.

12

Рогожин А. Европейский город, война и повседневность в раннее Новое время: Эльбинг и русская армия в 1710–1712 гг. // Город Средневековья и раннего Нового времени VI: Археология, История, 2018. С. 297.

13

Neubaur L. Die Russen in Elbing, 1710–1713, Altpreussische Monatsschrift, LI 11 (1917). S. 306.

14

Neubaur L. Die Russen in Elbing, 1710–1713, Altpreussische Monatsschrift, LI 11 (1917). S. 276.

15

Neubaur L. Die Russen in Elbing, 1710–1713, Altpreussische Monatsschrift, LIII (1917). S. 354.

16

Пушкин А. С. История Петра Первого.?. 8. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. С. 280–281.

17

Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 73.

18

Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 73.

19

Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 74.

20

Пушкин А. С. История Петра Первого. – М.: Государственное издательство художественной литературы, Т. 8, 1962. С. 283–284.

21

Рункевич С. Г. Алексанро-Невская лавра 1713–1913. СПб., 1913. С. 52–53.