Читать книгу Ночь в «Восточном экспрессе» (Вероника Генри) онлайн бесплатно на Bookz (4-ая страница книги)
bannerbanner
Ночь в «Восточном экспрессе»
Ночь в «Восточном экспрессе»
Оценить:
Ночь в «Восточном экспрессе»

4

Полная версия:

Ночь в «Восточном экспрессе»

Только едва уловимая дрожь в голосе Джея позволяла сделать вывод, что ему, возможно, страшно.

– Острая лимфобластическая лейкемия, если быть точным. Я сейчас в больнице. Мне нужно сделать переливание крови, сдать анализы, мне, вероятно, назначат химию…

– Черт. В какой больнице?

Арчи не требовалось повторять дважды. Не прошло и часа, как он уже сидел у постели друга. Врачи действовали хорошо и быстро. Джею, по всем данным, повезло, что он пришел именно теперь.

Его организм больше не вырабатывал достаточное количество здоровых эритроцитов и тромбоцитов, а лейкоциты не в состоянии были защитить организм от инфекции. Положение было серьезнее некуда. Прогноз был неважный, но Джей оказался в лучшей больнице, у лучших врачей. На протяжении всего курса лечения Джей держался поразительно: храбрился, сохранял оптимизм и не жаловался, не выказывал и тени обиды, на которую, по мнению Арчи, имел полное право.

Только один поступок Джея не вызвал у Арчи одобрения: он сказал своей девушке, что, будучи в Таиланде, переспал с другой.

– Ты же этого не делал, – сказал Арчи. – Я знаю, что не делал.

– Она не бросит меня, если не будет думать, что я ей изменил. – Джей был непреклонен. – А я не хочу, чтобы она считала себя обязанной оставаться со мной из-за моей болезни. Это утомительно. Пусть найдет себе кого-нибудь другого.

И разумеется, девушка Джея оставила его, потому что своим признанием он дал ей на это право. И Арчи понял, что после этого он остался единственным, кто действительно понимал Джея и его страхи. На его глазах друг слабел и высыхал по мере бесконечных переливаний крови и сеансов химиотерапии, и Арчи поражало, что дух Джея оставался несокрушимым, что его глаза по-прежнему светились, даже когда затуманивались под действием лекарств и болеутоляющих.

На какое-то время Джею как будто стало лучше, но месяц назад он снова начал чувствовать себя плохо, и вернулся кашель, который так донимал его вначале. И еще он устал. Джей отговаривался, что он просто неважно себя чувствует, и ничего не сообщал родителям. Арчи восхищался его оптимизмом, но знал, что в какой-то момент оптимизм превращается в глупость. Он заставил друга пойти к терапевту. Джей очень скоро вышел из кабинета этого доктора, его перенаправили к специалисту.

И теперь Арчи, чувствуя свою беспомощность, ждал вердикта. Минуты тянулись, казалось, до боли медленно. Если все в порядке, он отвезет Джея на ланч, чтобы на скорую руку отпраздновать это дело.

Прошла, наверное, вечность, а на самом деле всего десять минут, когда Джей вернулся. Его лицо было белым на фоне копны темных волос.

– Ладно, Арчи, – проговорил он. – Я больше не могу это откладывать. Настало время сказать маме и папе.

– Что такое?

Глядя на друга, Арчи почувствовал, как ужасный страх стискивает его сердце.

– Мне нужна трансплантация, – ответил ему Джей и устало, печально улыбнулся. – Пересадка костного мозга. Как можно скорее.


Через неделю они снова приехали в больницу. Каким-то чудом нашелся подходящий донор. Джею стало значительно хуже за те семь дней, что прошли со дня роковой новости, но он не унывал. Он заставил Арчи отвезти его в больницу на «моргане». Верх автомобиля опустили, и солнце светило на них, пока друзья ехали между пряничными домиками, олицетворявшими их юность. Они миновали столько памятных мест: деревенский клуб, где впервые допьяна напились местного сидра на дискотеке «Пони-клуба», крикетные поля, где учились делать ставки во время игры, неизменно проигрывая, их любимый паб «Герб Мальборо», где наслаждались незаконно продаваемым алкоголем и игрой в дартс и безудержно флиртовали с местными девушками.

Арчи был напуган. Ему хотелось сказать Джею, как много значит для него их дружба, но он понимал, что признает тем самым поражение, поэтому лишь предложил другу мятную резинку «Экстра стронг», которую достал из бардачка. В больнице их ждали родители Джея. Арчи был для них все равно что еще один сын, как и Джей для родителей Арчи. Он страшился встречи с ними.

Джей барабанил пальцами по приборной доске в такт «Каунтинг кроуз»[7]. Эта музыка столько для них значила. За годы друзья много раз посещали их концерты. Каждая песня напоминала Арчи о совместных автопутешествиях, о развлечениях. В горле у него встал комок. Арчи, не отрываясь, смотрел на извилистую дорогу, ведущую к следующей деревне.

Внезапно Джей выключил музыку.

– Ты должен пообещать мне кое-что, – проговорил он. – Если я умру.

– Ты не умрешь, – твердо сказал Арчи.

Джей мгновение смотрел на горизонт. На смену зиме только-только начала приходить весна: поля и живые изгороди покрывались травой и побегами.

– Да, ну, если я умру, ты не должен прятаться в этом своем коттедже. Я тебя знаю.

– Да? И что же ты обо мне знаешь? – возмутился Арчи.

Правда, что он не так любил компании, как Джей, выбирая между тихим вечером и походом в гости, он вполне довольствовался первым, но это не означало, что он не умел развлекаться.

– Иногда мне приходилось стаскивать тебя с того дивана и пинками выгонять из дома…

– Ничего подобного. Просто мне больше, чем тебе, нравится собственная компания.

– Меня беспокоит, что без меня ты и с места не сдвинешься. Что ты станешь отшельником.

– Не говори глупостей. Я вполне могу и сам куда-нибудь пойти. В любом случае не понимаю, к чему вообще этот разговор.

Арчи искоса глянул на Джея. Тот сидел, уставившись на дорогу перед собой.

– Есть еще кое-что.

У Арчи упало сердце.

– Что?

Он снова посмотрел на Джея. Тот улыбался уголком рта.

– Тот джемпер. С дырками.

– Мой голубой? – Арчи напустил на себя обиженный вид. – А что с ним не так?

– С ним придется расстаться.

– Я люблю этот джемпер.

– Ты все никак с ним не расстанешься.

– Он удобный. Мне в нем удобно.

– Если я умру, зная, что ты останешься на земле в этом джемпере, значит я плохо старался. Как твой лучший друг, именно я должен сказать тебе…

Арчи какое-то время молчал. Впервые кто-то из них всерьез упомянул о возможности смерти Джея. Он решил последовать примеру друга и поддержать шутливый тон. Сейчас было не время для глубоких философских дискуссий.

– Если это сделает тебя счастливым, я постелю его в собачью корзину. Сид и Нэнси смогут на нем спать. – Он примиряюще стукнул Джея по руке. – Твоя взяла. Видишь?

– Хорошо. – Джей удовлетворенно кивнул. – И пока не забыл, я отправил твои данные для участия в конкурсе. Ты должен мне пообещать, что если победишь, то поедешь.

– Да, да, да, да.

– Даже если у тебя будет окот овец или заготовка сена… Я тебя знаю. Никаких отговорок.

Какой бы там ни был конкурс, Арчи был уверен, что не победит. Он за всю жизнь никогда ничего не выигрывал.

– Конечно, – засмеялся он. – Обещаю.

Джей снова включил музыку.

– Хорошо.

Больше ничего не было сказано.

Арчи переключил передачу и совершил следующий поворот на пугающей скорости. Страх делал его беспечным. Страх перед ужасающей неизбежной развязкой, которая – он был уверен – приближалась. Он совершенно не представлял, как ее переживет. Но Арчи пережил, ибо это было в его характере.

Три недели спустя он стоял перед алтарем в крохотной церкви Святой Марии, где их обоих с Джеем крестили, где за годы они столько раз присутствовали на рождественских богослужениях с гимнами, полуночных мессах и воскресных пасхальных службах. В заметках он для своей речи не нуждался. Ему ничего не требовалось, чтобы напомнить о том, что значил для него его друг Джей, который был таким живым, энергичным и близким и лежал теперь неподвижный, как камень, в гробу из вяза. На долю секунды Арчи задался вопросом, не забыл ли владелец похоронного бюро положить вещи, без которых, по мнению родни Джея, он не сможет обойтись, вещи, которые, по существу, олицетворяли Джея: его кроваво-красный кашемировый шарф, ботинки «Панама Джек», нож фирмы «Лайоль», древний айпод – Джей обзавелся им раньше всех остальных, но по-прежнему им пользовался. Джей быстро воспринимал новинки, однако отдавал предпочтение долговечности перед инновацией.

Произнося речь, Арчи смотрел на собравшихся, на всех друзей и соседей, которые много лет были частью их жизни. Слева сидела толпа товарищей Джея по университету, справа – почти весь клуб регби. Арчи насчитал по меньшей мере пять бывших девушек Джея, включая и ту, которую Джей бросил, когда ему поставили диагноз, она сидела с красными от слез и бессонной ночи глазами, теребя растрепанный бумажный носовой платок. Потом сидели родители Джея, его брат и две сестры, двоюродные братья и сестры, старая бабушка. И конечно, родители Арчи.

Его мама переживала за него, и правда, он очень тяжело воспринял смерть Джея. Он почти не спал с того страшного момента, когда врач вышел и сказал им, что трансплантация не удалась. В нем самом что-то тоже умерло. Надежда, доверие, оптимизм – часть его души ушла вместе с другом.

– Ты приходи в себя, – сказал ему отец. – Я справлюсь. Твоя мать поможет мне со скотом. Коттеджи забронированы только после Пасхи. Мы справимся.

После похорон все пошли выпить в «Герб Мальборо». Хозяин уставил столы-козлы рулетами с сосисками, мясными пирогами и местным сыром, хлебом, густо намазанным маслом, фруктовыми пирогами и бисквитными тортами «Виктория», сочившимися джемом и сливками. Родители Джея побыли до пяти, а потом ушли домой. Арчи разрывался: то ли проводить их до дома и убедиться, что с ними все в порядке, то ли общаться с наиболее активной группой друзей, которые собирались поминать Джея до конца вечера.

– Ты оставайся здесь, родной, – сказала мать Джея. – С нами все будет хорошо. Честно говоря, я просто хочу лечь в постель.

Он остался, поскольку чувствовал себя кем-то вроде хозяина. Это было похоже на вечеринку, подводившую итог всем вечеринкам. Целый вечер ему казалось, что в любую минуту появится Джей, возьмет со стойки бара пинту пива и начнет заигрывать с ближайшей симпатичной девушкой, но он не появился. Конечно не появился.

В какой-то момент Арчи вышел на улицу. Он почувствовал, что с него хватит. Слишком много лиц из прошлого, слишком много воспоминаний, толпа людей, которые собрались бы вместе, только если б Джей когда-нибудь женился, – на свадьбу, которая уже никогда не состоится. Он сел за стол, за который они всегда садились, когда пили на улице, на солнышке, за ближайший к стойке, где наливали пенистые пинты «Ханикоута», местного эля. Арчи достал мобильный и принялся проверять почту, лишь бы чем-то заняться, лишь бы отвлечься от происходящего.

Он нахмурился. Одно письмо пришло с незнакомого адреса. «Не теряй надежды». Что это такое? В теме стояло «Поздравляем». Наверняка спам. Какой-нибудь залежалый товар под прикрытием выигрыша, вероятно.

Он пробежал содержание пришедшего по электронной почте сообщения. Затем нахмурился и перечитал еще раз медленно.

Уважаемый мистер Харбинсон!

С огромным удовольствием сообщаем Вам, что Вы стали одним из двух победителей нашего конкурса, выигравших путешествие в «Восточном экспрессе». Наша команда опытных специалистов по подбору пар выбрала из значительного числа претендентов Вас и Вашу спутницу Эмми Диксон, чью анкету мы прилагаем для Вашего сведения. Мы просим только Вашего разрешения сфотографировать Вас для рекламных целей при отбытии с вокзала «Виктория», затем на протяжении всего этого уникального путешествия Вы будете предоставлены самим себе, наслаждаясь полным уединением…

Далее в письме были указаны сведения о путешествии.

Поначалу Арчи был озадачен. Не участвовал он ни в каком конкурсе. Должно быть, это спам – в какой-то момент у него обязательно попросят данные кредитной карты. Потом, еще раз перечитывая письмо, он вспомнил тот день в больнице – Джей посмеивался, делая какие-то заметки.

Это все устроил для него Джей. Он поучаствовал за него в конкурсе на необыкновенное свидание вслепую. И теперь Арчи вспомнил их разговор во время той последней поездки на машине, когда он пообещал Джею отправиться в путешествие, если победит. Тогда он дал обещание, совершенно не задумываясь о том, к чему это может привести.

Несмотря на отчаяние, несмотря на тяжесть на сердце, несмотря на скорбь, лицо Арчи озарила улыбка.

– Вот плут, – сказал он в небо. – Ну, ты и плут…

Глава 5

– С днем рождения, дорогая Имо-о-о-о… Имоджен обвела взглядом улыбающиеся лица своих ближайших подруг. Под их пение Альфредо внес и поставил перед ней испеченный им шоколадно-каштановый торт. Каждый год она приходила сюда в день своего рождения. Это была традиция. Ничего никогда не менялось. Что ж, и она не менялась. У подруг, у тех иногда случались перемены – они щеголяли кольцами, подаренными на помолвку, потом – обручальными, потом – увеличившимися животами. Но Имоджен каким-то образом всегда оставалась той же. До этого года. В этом году она чуточку изменилась, хотя никто этого и не заметил.

Во всяком случае, пока. Все всё поймут, когда он войдет в ресторан. Имоджен надеялась, что он приедет, когда внесут торт. Почему-то ей это было важно. Но дверь «Траттории Альберто» на Мейн-стрит оставалась плотно закрытой.

Тем временем огоньки тридцати свечей затрепетали перед глазами Имоджен. После каннелони, начиненных шпинатом и рикоттой, и нескольких бокалов «Гави ди Гави»[8] их мерцание вызвало у Имоджен легкое головокружение.

Наклонившись, она задула свечи.

– Загадай желание! Загадай желание! – приказала ее подруга Ники, передавая нож, чтобы сделать первый надрез.

Имоджен заколебалась. Загадывай не загадывай, чтобы Дэнни Маквей вошел в тратторию через десять минут, это зависит только от него.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть эта дверь откроется и он войдет», – подумала Имоджен, вонзая нож в сладкую шоколадную глазурь.

Еще совсем недавно ее переполнял оптимизм – он подарит ей именно то, что она попросила у него ко дню своего рождения: придет на торжественный ужин. Хотя уже сегодня днем, когда она лежала, прильнув к нему, он категорически заявил, что эта идея ему не по душе.

– Я не впишусь в компанию твоих шикарных друзей. Им не захочется сидеть за одним столом с простым парнем.

– Мне все равно.

Имоджен улыбнулась ему. В глубине души она хотела шокировать подруг. Имоджен Ра ссел и Дэнни Маквей – скандальный слух в мгновение ока облетит Шеллоуфорд. До сих пор они держали свои отношения в секрете. Прежде всего отношения эти только начинались, а тайна делала переживания острее. Узнав, что они встречаются, его семья ужаснется не меньше ее родных. Маквеи не общаются с такими, как Расселы.

Но теперь Имоджен готова была сделать их отношения достоянием гласности. Всегда гораздо лучше, когда ты сам контролируешь ситуацию. И день рождения почему-то показался ей вполне подходящим моментом.

– Прошу тебя, – умоляла она Дэнни, обвиваясь вокруг него, переплетаясь с ним руками и ногами, пока они не стали словно одно целое. – Для меня это так много значит. Это будет самый лучший в моей жизни подарок ко дню рождения.

– Даже лучше, чем это?

С лукавой улыбкой он направил ее руки к своей промежности.

По глупости Имоджен приняла это за согласие. Она убедила себя, что Дэнни придет. Сейчас часы на стене показывали двадцать минут одиннадцатого. Приход Дэнни казался очень маловероятным.

– Итак? Что ты загадала? – Ники ткнула ее в бок острым локтем.

Имоджен очень хотелось с ней поделиться. Она так и представляла, как Ники в изумлении разинет рот. Ники, вышедшая замуж за местного адвоката, разъезжавшая по округе на своем чистеньком внедорожнике вместе с двумя безупречными детишками и, дабы не скучать, работавшая агентом по недвижимости, но совсем не нуждавшаяся в работе…

Именно такую жизнь должна была бы вести и она сама. К этому времени Имоджен уже полагалось быть замужем, жить собственным домом и по крайней мере подумывать о рождении детей. Так вы поступали, если жили в Шеллоуфорде. Но Имоджен ухитрилась пропустить все сроки, и теперь всех подходящих мужчин разобрали.

Оставив только таких, как Дэнни Маквей…

Альфредо принес поднос, уставленный крохотными ликерными рюмками, наполненными «Лимончелло». Так он делал каждый год. За счет заведения. Имоджен вдруг посчитала эту традицию нелепой. Что значит четверть бутылки тошнотворного итальянского ликера по сравнению с несколькими сотнями фунтов, которые она и ее подруги потратили на еду и вино? Он что, ждет, чтобы она рассыпалась в благодарностях?

Ликер она тем не менее выпила. Не в ее духе подобная резкость и цинизм. Ни в коей мере. Но Имоджен хотелось как-то заглушить разочарование.

Да как она могла подумать, что Дэнни придет? Ведь он был прав: он не вписывается в компанию ее подруг с их идеальными прическами и стильными платьями с цветочным узором и соответствующими кардиганами. Он, видимо, угадал, что его появление нужно ей, всего лишь чтобы вызвать удивление. Имоджен не могла отрицать, что ей не терпелось увидеть лица своих подруг, когда он войдет, гибкий и опасный, в джинсах и кожаной куртке. Ей хотелось показать его, шокировать их. Он это понял. И наказал, не явившись. Кроме того, какое ему дело до ее желаний? Такие мужчины, как Дэнни, не знают, что такое угождать женщинам. Они угождают себе.

Имоджен вышла из-за стола и отправилась в дамскую комнату. Посмотрела на себя в зеркало и увидела, что в уголках зеленых глаз застыли слезы. Даже через миллион лет у них ничего не получится. Это была игра, ничего больше. Дэнни Маквей был просто игрушкой для скучающей тридцатилетней женщины; она была всего лишь очередной зарубкой на столбике его кровати: состязание. Да, они испытывали взаимное притяжение – голова у нее закружилась при воспоминании о том, что они вытворяли в постели в последние несколько месяцев, но основанием для серьезных отношений это не являлось.

Имоджен подкрасила губы, взбила доходящие до плеч кудри и безжалостно оглядела себя в зеркале.

– Уходи, Имо, – сказала она себе. – Ты с самого начала знала, что играешь с огнем.

Она вспомнила тот день, когда Дэнни снова вошел в ее жизнь. Сонный беркширский городок Шеллоуфорд по-прежнему следовал традиции, по которой в среду все заведения закрывались рано, большинство жителей это раздражало, но Имоджен была бесконечно благодарна. Это был день, когда она по-новому размещала картины в галерее, вывесив на двери табличку «Закрыто», но зазывая людей, если они прилипали носами к витрине. Удивительно, как много покупателей делали какие-то приобретения, полагая, что их обслуживают как привилегированных особ.

Когда Имоджен увидела мужчину, который внимательно рассматривал картину Раскина Спира, выставленную на мольберте в витрине, она махнула ему рукой: мол, заходите.

Он вошел.

– Значит, вы не закрыты?

Имоджен с трудом удержалась, чтобы не ахнуть. Теперь, когда он стоял перед ней – одна рука засунута в карман джинсов, темные волосы падают на глаза, – она его узнала. Он был высокий, значительно выше шести футов. И широкоплечий. Имоджен почувствовала едва уловимый укол страха.

В школе Дэнни был на два класса старше Имоджен. Задумчиво-красивый, угрюмый, непокорный, он был источником восхищения девочек из класса Имоджен, которые вели нескончаемые, с придыханием разговоры о его привлекательности. С ним всегда была какая-то девушка, но редко одна и та же. Ходили сплетни, что Дэнни распространял наркотики, что у него был роман с учительницей латыни (сам он латынь не изучал, но, похоже, его обаяние вводило в заблуждение даже интеллектуалок), что он крал в магазинах, дрался… Его дважды выгоняли из школы, пока наконец окончательно не исключили за две недели до получения аттестата зрелости. Без него в школе стало скучновато: во время общешкольных собраний на него можно было поглазеть.

В школе Имоджен никогда толком с Дэнни не общалась, но как-то раз он подвез ее домой после вечеринки, когда она пропустила последний автобус, ушедший из Филбери в Шеллоуфорд. От дешевого вина, которое она пила, крутило живот. Подкашивались ноги в туфлях на высоких каблуках. Имоджен никак не могла решить, идти ли в них, натирая пальцы и пятки, или снять и шлепать босиком по холодному асфальту. Ночной воздух сковывал ее леденящим плащом, от которого перехватывало дыхание. Имоджен подумала, не заночевать ли в каком-нибудь амбаре или даже постучаться к кому-нибудь и попросить помощи. Какая же она идиотка. Как она могла пропустить автобус?

Ехавший на мотоцикле Дэнни остановился рядом с ней:

– Подбросить тебя?

– У меня нет шлема. – Она сознавала всю чопорность своего поведения.

Дэнни взглянул на нее, потом снял шлем и отдал ей.

Имоджен взяла его и с чувством неловкости надела. Он был тяжелый и непривычный. Надев же, поняла, что он все еще хранит тепло Дэнни. Она вдохнула запах жженого апельсина. Нетвердо держась на ногах, подошла к мотоциклу и приподняла платье. Оно было таким узким, что ей пришлось задрать его чуть ли не до пояса, чтобы забраться на мотоцикл. Поерзав, Имоджен продвинулась вперед, к самой спине Дэнни, она боялась обжечь ноги о горячий металл, потом нащупала подножки. Думать о том, что случится, если они попадут в аварию, ей не хотелось. Вряд ли она останется в живых.

– Держись крепко, – сказал ей Дэнни, и она двумя руками вцепилась в его куртку. – Как следует, – приказал он. – Обхвати меня за талию.

Она плотно прижалась к нему, ощущая шероховатость его кожаной куртки и тепло его тела. В следующий миг мотоцикл с ревом сорвался с места, и сердце Имоджен рухнуло куда-то вниз, когда Дэнни стал набирать скорость в ночной тьме.

Поездка нагнала на Имоджен страху. Холодный ночной воздух сек по ногам. Имоджен никогда не ездила так быстро. На каждом повороте она в ужасе закрывала глаза и крепче цеплялась за Дэнни, когда мотоцикл наклонялся. Она была уверена: Дэнни усугубляет каждый маневр, чтобы напугать ее. Она была убеждена, что погибнет.

Наконец впереди показались огни Шеллоуфорда. Она хотела попросить Дэнни остановиться при въезде в городок, чтобы дойти до дому одной. Ей не хотелось, чтобы их видели вместе. Но сообщить ему об этом не представлялось никакой возможности, потому что Имоджен боялась разжать руки. Мотоцикл с ревом промчался по Мейн-стрит, перебудив, наверное, всех ее обитателей.

Наконец он остановился перед Бридж-хаусом. Имоджен слезла с мотоцикла. Ноги у нее ослабели от напряжения, она едва стояла. Как можно скорее она одернула платье, прикрыв бедра, в свете фонаря почти синие. Попыталась надеть туфли, но ступни так замерзли, что это причинило боль.

– Ты сядь в теплую ванну, – сказал ей Дэнни. – И выпей чего-нибудь горячего. Может быть, и бренди.

Его заботливость заставила Имоджен вспыхнуть. Мгновение они смотрели друг на друга, пока Имоджен прикидывала, не пригласить ли Дэнни войти. Адель крепко спит. Она сварила бы ему на кухне какао. Имоджен представила его сидящим за столом, посмеивающимся про себя над фарфоровыми чашками и щипцами для сахара.

И прикидывающим, что кухонное окно легко будет разбить. И что никто в доме не услышит забравшегося туда человека.

Они долго молчали. В воздухе повисло ожидание, окутанное облачками пара от их дыхания. Имоджен решила, что у нее не хватит духу.

– Спасибо, – произнесла она в итоге, возвращая шлем.

– В любое время.

Дэнни окинул ее взглядом, и Имоджен стало интересно, о чем он думал. Но не успела она сказать что-либо еще, как Дэнни укатил, сопровождаемый оглушительным ревом двигателя и оставив после себя ядовитое облако выхлопа.

Через несколько недель Имоджен узнала, что его арестовали за торговлю крадеными вещами и упрятали в тюрьму, и порадовалась своей осторожности. Если бы она впустила его в дом, бог знает во что все это вылилось бы. Однако втайне от всех она заново переживала ту ситуацию, гадая, что могло случиться, предаваясь мечтаниям, воображая его ладони на своей холодной коже, тепло его тела под кожаной курткой.

И теперь вот он хочет посмотреть галерею. За прошедшие годы, с тех пор как Дэнни выпустили на свободу, Имоджен время от времени мельком видела его, он с ревом проносился по Мейн-стрит на мотоцикле, больше и лучше того, на котором тогда ее подвез. Купленным, без сомнения, на деньги, полученные нечестным путем.

– Помочь вам подобрать что-то конкретное? – как можно вежливее поинтересовалась Имоджен.

– Мне нравится картина в витрине, – ответил он. – Сколько она стоит?

Имоджен сглотнула. Она не хотела ему говорить. Работа была одной из самых ценных у них. Имоджен с трудом приняла решение поместить ее в витрину и теперь жалела, что так поступила.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Боюсь, картина продана. Мы продали ее в выходные.

Дэнни нахмурился:

– О! Ничего, если посмотрю остальное?

Вряд ли она могла ему отказать.

– Конечно. Если будут вопросы, обращайтесь.

Он кивнул и начал обходить галерею, громко стуча каблуками сапог по дубовому полу. Имоджен начала нервничать. Должно быть, он осматривает помещение, чтобы знать, где что. Она уже представляла себе, как он сидит со своими братьями в каком-нибудь сомнительном пабе и разрабатывает план ограбления галереи. Им никогда не узнать, какие из картин чего-то стоят, если они не сговорятся с каким-нибудь нечестным арт-дилером. Разумеется, такие существуют, и она предполагала, что у Маквея вполне хватит ума разыскать такого. А может, им заплатили, чтобы они украли конкретное произведение искусства?

bannerbanner