скачать книгу бесплатно
Обитатели пресс-хаты между тем начали приходить в себя. На их лицах, не обезображенных печатью интеллекта, явного страха пока не было. Скорее присутствовали недоумение и непонимание возникшей ситуации.
Ясно, такого быстрого и жёсткого отпора беспредельщики никак не ожидали. До сих пор их принцип: "семеро одного не боимся" всегда срабатывал. Кинут в хату какого-нибудь испуганного первохода, "кум" попросит с ним поработать, объяснить кое-что, они и рады стараться.
Ломают людей, унижают, избивают, издеваются, бывает доводят до самоубийства. Обработают человека так, что он будет готов на всё. Что угодно подпишет, возьмёт на себя чужую вину, и так далее, только бы побыстрее из пресс-хаты выбраться.
А этим потом "кум" водяры принесёт, сигарет с фильтром, чаю. Вот и идут всякого рода подонки на такое своеобразное сотрудничество с администрацией. Из-за таких вот беспредельщиков, обычные люди, обыватели, панически боятся тюрьмы.
Да и как тут не бояться, наслушаются тюремных историй, примерят на себя, вот жуть и берёт. Потом повторяют про себя: "чур меня чур", и дико радуются в душе, что услышанные жуткие истории произошли не с ними.
Если у троих поверженных беспредельщиков на лицах, как уже было сказано преобладало недоумение, то в глазах четвёртого, того который назвался Бесом, плескалась откровенная ненависть, которая не ускользнула от брошенного вскользь взгляда Малышева.
Хотя прямо на четвёрку Андрей и не смотрел, но боковым зрением прекрасно всё видел и отмечал. На спецкурсах в своё время хорошо научили смотреть, и всё видеть не только перед собой. Когда заметил в глазах Беса ненависть, то понял, что тот не успокоится, поэтому начинать надо с него.
Остальные тоже так просто не отступят, заказ старлея отрабатывать надо, но они пока подождут. А вот этого надо жёстко обломать прямо сейчас. Повод найдётся всегда, кажется уже нашёлся. Вон он украдкой поглядывает на шконку возле которой устроился, а если точнее, то на матрас на этой шконке.
Ну давай-давай милый, что у тебя там под матрасом твоим? Хотя что там может быть кроме заточки. Она есть в каждой камере, потому что может служить не только оружием, но и использоваться во вполне мирных целях, бытовых. Как там великий артист говорил: "хлебушек порезать, закусочку".
Ага, так и есть. Взялся рукой за край шконки намереваясь встать, а вторую будто невзначай запустил под матрас. Сейчас бросится. Будь на моём месте человек неподготовленный, вполне мог бы получить заточку между рёбер. Только не знает дурачок что мне твои броски как мёртвому припарка.
Бес действительно выхватил из-под матраса заточку, сработанную из обувного супинатора и заточенную о бетонные ступеньки параши до бритвенной остроты. Выхватил и с каким-то остервенелым криком бросился. Малышев всё видел и броска ждал.
Перехватил руку с ножом за запястье у самой ладони, отработанным движением резко дёрнул кисть Беса влево и одновременно с силой толкнул её к внешней стороне предплечья. Раздался противный хруст, и запястье нападавшего оказалось качественно сломано.
Вместе с этим ребром ладони другой руки рубанул по нижней челюсти, сломал и её. Всё как на тренировке, отработано до автоматизма, быстро и чётко, но и без лишней суеты и спешки. Посчитал что этого более чем достаточно и добавлять не стал.
Добавки и правки действительно не требовалось. Бес заорал от резкой дикой боли, и снова рухнул на пол. Вот теперь в глазах остальных полыхнул настоящий страх. Убей Андрей их главаря, им, наверное, и то не было бы так страшно.
Ещё на войне Андрей хорошо усвоил, что раненый противник гораздо сильнее деморализует врага чем убитый наповал. Раненый начинает орать от боли, от страха, и эти крики очень действуют на остальных.
Это тоже одна из причин, по которой многие наши враги добивают своих раненых, а не только потому чтобы с ними не возиться, и не тащить их с поля боя рискуя своей жизнью. Доказано не раз, что на самопожертвование ради товарища способны только наши бойцы, они никогда не оставят раненого, а будут спасать его, не думая о том, что сами могут погибнуть.
Бес тоже орал сейчас любо-дорого, и остальных беспредельщиков наконец проняло. Примерно через минуту лязгнул засов "кормушки" – маленького окошка в двери камеры через которое раздают пищу, и в ней нарисовалось лицо молоденького лейтенанта, того самого, который всё это время видимо находился поблизости, ждал как будут развиваться события.
– Все живы? – спокойно поинтересовался лейтенант, и Бесу: – а ты чего орёшь?
– Всё в порядке начальник – ответил за всех Андрей, – а этот со шконки упал, наверное сломал что-то, вон как орёт, врача бы ему.
– Ну ты даёшь Малышев – с ноткой восхищения проговорил лейтенант, -будет ему врач, ждите – и снова Бесу: – а ты орать перестань, всю тюрьму мне переполошишь, сейчас врача приведу – и захлопнул "кормушку".
– Ну что соколики? – обратился Андрей к остальным. – Сами из хаты ломанётесь или помочь? И не надо мне вякать что это не понятиям, извиняться и на жалость давить. Вы уже столько накосячили, что на понятия вам плевать.
– Вот сейчас вертухай доктора приведёт и ломитесь. Не хотите мол здесь сидеть, не можете. Летёха добрый, раскидает по другим хатам.
– Подожди земляк, подожди – разом затараторили остальные. – Ну нельзя нам в другие хаты, нас же там порвут, ты сам знаешь. Ты это, ты извини нас, ошибочка вышла, ну попутали рамсы, бывает. Разреши здесь остаться, если бы не Бес, мы бы сами ни за что – с лёгкостью сдали беспредельщики поверженного главаря.
– Ни одному их слову Андрей не поверил. Раскаяние липовое, глазки бегают. Ясно, хотят время выиграть, потом придумать что-нибудь. Будут ждать пока уснёт, а потом попытаются сделать то, что не удалось Бесу. Но бить их больше не стал. Не потому, что пожалел, а просто не смог.
Ну не мог ударить униженного врага и всё тут. Ладно пусть пока остаются, ночью всё равно проявятся, вот тогда и огребут по полной. Оно может и лучше, больше разговоров будет, новости на тюрьме моментально расходятся.
– Ладно – сказал снисходительно. – Оставайтесь. Вот эти две шконки освободите, здесь мы с Толиком спать будем. И чтобы тише воды мне, или башку оторву напрочь. Этого поднимите – кивнул на Беса, – сейчас врач придёт, и запомните, на "Азиата" прыгать не надо.
– Как скажешь, как скажешь – заторопились беспредельщики, ставшие вдруг жалкими и покладистыми, – всё сделаем.
Бес орать перестал, первый шок прошёл, и теперь только шипел от боли, и смотрел на Малышева и недавних подельников с лютой злобой. Вернулся лейтенант в сопровождении доктора и ещё одного вертухая с погонами прапорщика на камуфляжной куртке.
Доктор только глянул на распухшее запястье Беса и на челюсть, по которой расплывался внутренний кровоподтёк и сказал прапору:
– Этого давай на больничку, ему надо гипс накладывать и скрепки на челюсть ставить. Остальные целы? Ох чую я ночка сегодня непростая будет. Ладно, шагай давай убогий, ноги у тебя целы.
Прапорщик с доктором увели Беса, лейтенант задержался:
– Надеюсь Малышев ночью никто больше со шконки не упадёт?
– Не знаю командир – усмехнулся Андрей, от них зависит. А нам бы с пацаном скатку*, пора устраиваться.
– Ладно, сейчас хозобслугу подниму, принесут вам всё.
*******
Андрею даже стало немного противно, когда Толик с явной услужливостью принялся расстилать принесённый сидельцем из хоз обслуги матрас Андрея, одевать на подушку наволочку, стелить простыни.
Но говорить спасённому от унижения пацану ничего не стал. Никто его не заставлял, сам вызвался шестерить, ну и ладно, каждый сам выбирает как жить. Тем более авторитету, которым собирался стать "Азиат", шестёрки положены по рангу.
Началась первая тюремная ночь. Троица сидела за столом и о чём-то тихо переговаривалась. Андрей прилёг на свою шконку, положил руки под голову и расслабился. Начало положено, ночью будет продолжение, пока всё идёт как надо.
На край кровати присел Толик и прошептал:
– Вы спите, а я подежурю. Эти вроде опять что-то затевают.
– Мы что на вы перешли пацан? Ты это брось, здесь так не принято. Ложись сам и спи, а я уж как-нибудь без тебя разберусь.
Толик послушно лёг, и почти сразу же уснул. Вымотался бедолага, с беспредельщиками не разоспишься. Андрей прикрыл глаза и тоже притворился спящим, но сквозь опущенные ресницы прекрасно видел всю троицу, свет в камере не выключают ни днём, ни ночью.
*******
Скатка* – матрас, подушка, кружка, ложка, и т.д. Всё это выдаётся на весь срок следствия, закатывается в матрас, и берётся с собой при переброске в другую камеру.
*******
Глава 10. "Весёлая" ночка
Вообще тюрьма по ночам не спит, отсыпаются сидельцы в основном днём. Под следствием сидят долго, иногда по году и больше. На допросы к следователю дёргают редко, ещё реже к адвокату, если родственники хорошо заплатили, то конечно чаще.
А к тем, у кого денег на адвоката нет, и он назначен государством, адвокат вообще не приходит. Появится на суде, договорится с прокурором, отбарабанит положенную речь, когда судья даст ему слово, и всё. Всё уже решено и обговорено без него. В общем какая оплата, такая и защита, альтруисты в наше время перевелись.
Поэтому времени днём у сидельцев полно, вот и отсыпаются. Кроме того, днём кормят, а после сытного обеда что полагается? Правильно, поспать. Хотя тюремный обед сытным никак не назовёшь, но кроме него бывают передачи, а там сало, маслице, сахарок, всё что положено.
А вот ночью… Ночью как раз и начинается тюремная жизнь. Вертухаи тоже люди, поэтому в основном ночью спят или бухают, ходить и заглядывать в глазок двери, который есть в каждой камере лень, если камера не женская.
Ночью делают тюремные наколки из самодельной туши, изготовленной из жжёной резины, советуются с сокамерниками как себя вести на следствии, что говорить, чтобы срок дали поменьше. Ночью перекрикиваются через камерную "решку" с подельниками и с корешами из других камер.
Ночью сидельцы рассказывают друг другу реальные и выдуманные истории, которые произошли на воле с ними самими или их знакомыми и друзьями. Ночью пишут письма домой, мечтают о свободе.
Ночью громко смеются над анекдотами и шутками, даже можно сказать веселятся. Правда веселье это сродни защитной реакции организма, чтобы не было так страшно и беспросветно. В общем ночью тюрьма живёт, и успокаивается далеко заполночь, а то и под утро.
Обо всём этом Малышев знал, не зря столько времени провёл за изучением вольной и тюремной криминальной жизни. Поэтому нападения скорее всего, надо было ждать, когда тюрьма начнёт успокаиваться и отходить ко сну, а пока можно расслабиться, отдохнуть.
Человек всё же не робот, и, если даже внешне выглядит абсолютно спокойным, это не значит, что напряжение не даёт о себе знать. Крепко засыпать сейчас нельзя, мало ли что отморозкам взбредёт в голову, они народ непредсказуемый.
Но подремать, на грани яви и сна контролируя окружающую обстановку, можно вполне, этому давно научился. Так же, как и тому, чтобы мгновенно просыпаться и быть готовым к любому действию, без всякой, необходимой неподготовленному человеку, раскачки после сна.
Мозг заволокла мягкая пелена, но краем сознания всё видел и отмечал. На грани яви и сна даже лениво шевелились мысли. Троица, склонив друг к другу головы, о чём-то переговаривалась шёпотом.
Интересно, о чём так увлечённо шепчутся? Хотя чего тут гадать, ответ на поверхности. Явно совещаются о том, как ловчее завалить нового пассажира, который так быстро и жёстко вывел из строя их главаря.
Конечно, они испугались, отпора не ожидали, но того, что их могут раскидать по общим камерам если они не выполнят заказ, боятся гораздо больше. Здесь может ещё что и получится, а в общей камере их точно завалят или опустят, без вариантов.
Поэтому и совещаются, делая вид что просто разговаривают, байки травят. Ага, поглядывают на дальнюю шконку, первую от двери, именно под неё Андрей ногой отшвырнул заточку, когда в камеру заглянул лейтенант. Там она и лежала, и сейчас лежит. Хату не шмонали, а с первого взгляда не заметишь.
Значит всё-таки зарезать хотят дегенераты. Нет, правильно говорят, сколько человеку не объясняй, а челюсть сломать всё-таки доходчивее будет.
Малышев вдруг поймал себя на мысли, что ему очень хочется покалечить этих беспредельщиков. Сидят они здесь уже давно, сколько за это время людей унизили, инвалидами сделали, судеб сломали.
Не стал сразу этого делать только потому, что не привык бить безоружного врага, ну ничего, ждать осталось недолго. Вот один из троицы встал, пошёл в угол, задёрнул занавесочку, вышел, ополоснул руки под раковиной, потом бросил быстрый взгляд на новичка, и решив, что он спит, быстро наклонился.
Схватил заточку, и сноровисто запрятал её в рукав, видно, что обращаться с оружием умеет. Не на уровне спеца, но поднаторел в уличных драках и на малинах.
Сонная пелена вмиг спала, голова стала пустой и холодной, а послушное тренированное тело расслабилось, готовое молниеносно отреагировать на любую угрозу. Значит решили не ждать, когда тюрьма успокоится, начать сейчас. Не дошло до недоумков, ну что ж объясним ещё раз.
На тюрьме наверняка уже знают, что главный беспредельщик отправился из пресс-хаты на больничку, вот эти и хотят, так сказать, реабилитироваться, а то так глядишь их и бояться перестанут, а тюремному начальству это очень не понравится.
Передвигался тот, что схватил заточку очень тихо. Подошёл к своим, кивнул, и все трое встали. Малышев всё хорошо видел и понимал, но вставать со шконки чтобы встретить врагов стоя, не спешил. Зачем? Позиция удобная, врагов всего трое и все на виду.
Двое наверняка бросятся на ноги чтобы помешать встать, а третий постарается ударить заточкой. Ага, подходят на цыпочках, сейчас начнётся. Ну что ж, поехали!
Никаких особых спецприёмов пока не применял, не та ситуация. Просто согнул пальцы на ноге чтобы не выбить, и от души врезал по кадыку тому, что с ножом. Сломал конечно, отжил своё отморозок.
Главная опасность при точечном ударе заключается даже не в самом переломе кадыка, а в мгновенном отёке, который возникает в гортани и перекрывает дыхательные пути. Отморозок рухнул на пол, жить ему осталось несколько минут, не больше.
Легко вскочил со шконки, тоже со всей дури впечатал второму кулаком по корпусу, пара рёбер сломана, это точно. Третий, который находился ближе всех к двери, продолжать не стал, понял гад, что с жизнью расстанется запросто. А стоны и хрипы покалеченных подельников, наконец вызвали в нём настоящую панику.
Поддавшись дикому ужасу, овладевшему всем его существом, он метнулся к двери, что есть силы забарабанил по ней руками и ногами, и истошно заорал:
– Помогите! Убивают! – это и называется ломиться из хаты. Толик проснулся, сидел на своей шконке, и ничего не понимая со страхом смотрел на поверженных беспредельщиков. Андрей снова присел на шконку и оглядел поле боя.
Тот, которому прилетело по кадыку, перестал хрипеть и затих. Ясно, готов. Второй, держась руками за рёбра, подвывая полз к двери, к барабанящему в неё подельнику. Ну и ладно, вот теперь всё.
Вертухаи долго ждать себя не заставили, видимо ещё не улеглись. Истошный крик беспредельщика слышала вся тюрьма, просто так никто кричать не будет. Значит произошло какое-то ЧП, за которое в первую очередь будет отвечать дежурная смена, надо в темпе разбираться.
Лязгнул запор, дверь в камеру распахнулась и в неё ворвались два прапора с дубинками и уже знакомый лейтенант, начальник дежурной смены.
– Руки за голову! Лицом к стене! синхронно и заученно заорали прапора. Малышев с Толиком немедленно повиновались, получить дубинкой по почкам совсем не улыбалось.
Лейтенант оглядел камеру, быстро всё понял и со вздохом, но с явственной ноткой одобрения произнёс:
– И откуда ты взялся на мою голову Малышев? Теперь полдня отписываться придётся – и добавил, обращаясь к прапорщику: – чего стоишь? дуй за доктором. Прав лепила, весёлая ночка сегодня выдалась.
И снова уже Андрею и Толику: – а вы оба сели на шконки и замерли. Разбираться утром будем, когда начальство появится. Этих на больничку сейчас уведут, хотя одному вроде уже доктор не нужен, скорее гробовщик.
Ладно, отвечать по любому не я буду. Синько тебя в эту хату засунул, вот пусть он и отдувается. Да Малышев, заварил ты кашу, до утра хоть спокойно посиди, по-человечески тебя прошу – и вдруг пряча улыбку озорно подмигнул.
Андрей с Толиком остались в камере вдвоём. В хате стало тихо и спокойно, а тюрьма загудела. Слухи по тюрьме разносятся со скоростью курьерского поезда. По коридорам шастает хозобслуга из зеков, которая в курсе всех дел, да и вертухаи рот на замке держать не будут.
К утру вся тюрьма знала, что какой-то новый сиделец, то ли "Азиат" то ли "Монгол", которого бросили в пресс-хату, одного из беспредельщиков завалил, а остальных покалечил и из хаты выломил. Во всех камерах теперь только об этом и говорили.
Глава 11. Дела тюремные
В кабинете начальника тюрьмы полковника Барского Виктора Александровича, началось экстренное совещание по поводу ночного ЧП. Правда совещавшихся пока было всего двое.
Кроме полковника в кабинете присутствовал его зам по оперативной работе майор Винник Николай Николаевич, или попросту "Кум", как его за глаза называли и сидельцы, и коллеги.
Барский дорабатывал последний год перед пенсией, торопил и ждал её, нервная работа надоела до чёртиков. Ночное ЧП было ему совсем некстати, всё равно что серпом по фаберже. Так глядишь не с почётом на пенсию уйдёшь, а выпрут по несоответствию, а это и деньги другие, а главное позор.
Винник должен был после ухода начальника занять его место. Это секретом ни для кого не было, офицеры приятельствовали, хотя друзьями их можно было назвать с большой натяжкой.
"Кум" был человеком умным и хитрым. Он бы давно мог "подсидеть" начальника, возможности были. Но события решил не торопить, скоро сам уйдёт, а влиятельного врага наживать не хотелось, связи у Барского были серьёзные.
Кроме того, "кум" на тюрьме фигура не менее, а может и более влиятельная чем начальник тюрьмы. Этакий "серый кардинал", без непосредственного участия которого не происходит ни одно значимое событие.
Фамилию свою Винник полностью оправдывал, говоря проще пил. Нет не запоями, таких в системе не держат. Пил можно сказать аккуратно, с умом. Сильно пьяным его никто не видел, а вот чуть подшофе и с запахом, Кум был постоянно.
Догонялся до упора уже дома. Жил один, ни жены, ни детей, пей не хочу. О том что начальник оперчасти любит заложить за воротник, знали все, и подчинённые, и начальство. Но смотрели на это как говорится сквозь пальцы, пьёт и пьёт, какое кому дело, главное работе не мешает. Ну образ жизни у человека такой, что поделаешь.
Конечно, если тюрьму посещало высокое начальство или прокурорская проверка, тогда держался, а запах устранял косметическими аэрозолями, либо просто "лаврушкой", сжуёт листик и всё, никакого запаха нет и в помине, а в трубочку дышать никто не заставит.
Встретились начальники в коридоре, каждый торопился в свой кабинет. Кум мечтал скорее опохмелиться, а то без привычного допинга и мозги не работают как следует. В сейфе всегда стояла дежурная бутылка коньяка или водки, как говорится запас карман не тянет. И до кабинета оставалось-то всего ничего, а тут полковник навстречу:
– Давай ко мне – говорит.
Пришлось идти. О происшествии оба уже знали, доложили ещё рано утром. Труп на тюрьме, это всегда ЧП, надо было как-то из положения выходить. Кто конкретно виноват в случившемся выяснят потом, а персональную ответственность никто не отменял. А если проще, то за подчинённого отвечает начальник.
– Ну что Коля, доигрался? – начал Барский. – Развёл бардак. Кто за труп ответит? А я тебе скажу кто. Ты и ответишь, а через тебя и мне прилетит. Что конкретно там произошло?
Винник сидел с красной мордой, потел, и мечтал сейчас только об одном – опохмелиться. В больной после вчерашнего голове ничего связного и дельного не возникало.
– Саныч, да я… Я здесь ни при чём. Это не я его туда, сам только утром узнал.
Барский внимательно посмотрел на него, подошёл к сейфу и достал из него початую бутылку коньяка. Налил в гранёный стакан граммов сто и протянул заместителю:
