Византийский путь России

Сохранился, так называемый, «Частичный перечень богатств храма Святой Софии, составленный по приказу патриарха Константинополя Матвея I в октябре 1397 г.». Огромное количество изделий из золота, серебра, украшенных драгоценными камнями были не главными из того, что могло привлечь паломников. Среди шедевров ювелирного искусства мы находим удивительные вещи:

«Челюсть святого Павла в ковчеге из слоновой кости.

Голова святого Евстратия, окруженная позолоченным серебром.

Мощи святого Пантелеймона в свинцовом ларце.

Мощи святого Сильвестра.

Нога святого.

Борода святого Прокопия.

Мощи святого Косьмы.

Мощи святого Федора Статилита.

Мощи святого Григория Чудотворца.

Мощи святого Климента.

Мощи различных святых».

Иногда терпела неудачу главная идея и забота ромеев: втянуть чужой народ в вассальную зависимость от Константинополя, но, по крайней мере, воевали новообращенные христиане с братьями‑византийцами уже не так активно, без прежней звериной жестокости. Религиозная пропаганда и обращение в христианство стали главными рычагами византийской дипломатии.

Сегодня с тем же усердием проповедуется американский образ жизни или ценности западной демократии. Парадоксально, что стране, считавшей себя наследницей Византии, почему‑то нечего предложить миру, кроме богатств, случайно оставленных природой.

Однако вернемся к технологии приобретения друзей, вассалов и новых подданных. Она проста и гениальна, причем, не потеряла актуальность и по сей день. Французский историк раскрывает механизм появления новых христианских народов:

«Миссионеры окружают варварского короля и его приближенных и вслед за ним самим обращают в христианство весь народ. Они становятся после этого доверенными лицами, советниками короля. Учреждаются епископства, зависящие от Константинополя. Христианство приносит с собой не только новый культ, таинственную и привлекательную литургию, но вводит целый круг идей, чувств, обычаев. В страну проникает новая, отмеченная печатью Византии культура, которая преображает чужеземцев. В правление Юстиниана византийские миссионеры побывали во многих странах ― от берегов Крыма до верховьев Нильской долины, от Кавказских гор до оазисов Сахары; они несли христианство готам Крыма, арабам Сирийской пустыни, арабскому государству химьяритов и эфиопскому государству Аксума, новадам и влемиям Нильской долины, берберам Северной Африки. Успех этой религиозной пропаганды так сильно поражал современников, что они считали христианскую империю, несмотря на отдельные поражения, непобедимой, так как, говоря словами Косьмы, «задача ее ― не допускать сокращения христианского мира, но бесконечно его расширять».

Однако, несмотря на все успехи, эта ловкая дипломатия таила в себе и опасности».

В духовной битве за Болгарию сошлись интересы Константинополя и Рима, православия и католичества; здесь соперничество двух родственных христианских течений приобрело остроту, граничившую с ненавистью, и от этого не приходилось ждать ничего хорошего христианскому миру. Тогда еще византийский патриарх формально находился в подчинении у папы римского, и церковь считалась единой, но внешнее единство упорно разрушалось обоими центрами христианства. Коронацию в рождественскую ночь 800 г. Карла Великого папой византийцы расценили как государственную измену, нарушившую политическое единство христиан. Братские церкви превращались в конкурентов, и Болгария стала их полем битвы.

Эту страну давно облюбовали латинские миссионеры, но византийские священники оказались более изворотливыми и в 864 году крестили царя Бориса по православному обряду. Болгарский царь был человеком предприимчивым и решил извлечь пользу для себя и страны из соперничества двух христианских течений. Борис потребовал от константинопольского патриарха автономии для болгарской церкви. Естественно, патриарху не понравилось, что новообращенная страна, еще не успев толком окреститься, стремится к независимости. Просьбы болгар не получили удовлетворения. Тогда обиженный Борис осенью 866 г. отправил посольство в Рим. Послы вернулись с двумя католическими епископами и благословением от папы. Фактически, крещение константинопольскими священниками ставилось под сомнение, и битва за Болгарию разгорелась с новой силой.

Вильгельм де Фрис, долгое время изучавший проблему отношений католичества и православия, рисует картину их жесткого соперничества в христианизируемой стране:

«В Болгарии, где латинские и греческие миссионеры конкурировали между собой, именно эта борьба привела к тому, что вследствие различия в литургических обычаях обе стороны предавали анафемам друг друга. Греческие миссионеры упрекали латинских в том, что те согласно иудейскому обычаю приносили в жертву на Пасху наряду с евхаристией и ягненка, которого возлагали на престол. Они упрекали латинских священников за то, что те бреют бороду и стригутся и утверждали, что латиняне смешивают миро с водой, и что будто бы у латинян дьяконы сразу же посвящаются в епископы. Это было отчасти непониманием, отчасти клеветой. Фотий жаловался в своем окружном послании восточным патриархам на латинян за практикуемое у них безбрачие духовных лиц, за субботние посты и за употребление молока и яиц во время постов… Главный же упрек Фотия заключался в том, что латинские епископы в Болгарии совершали конфирмацию детей, уже миропомазанных византийскими священниками. Это было действительно фактом. Латиняне ничего не понимали в привычках греков, отличавшихся от их обычаев… Таким образом, с обеих сторон собственные традиции выдавались за абсолют, считался действительным только свой обычай, но не обычай другой стороны. Это должно было привести к недоразумениям.

Однако еще хуже было то, что обе стороны бросали друг другу взаимные упреки в ереси».

Византия тем более не желала идти на компромиссы, что в это время испытывала новый подъем, ее ожидала полоса блистательных политических и военных успехов. То было великое время правления Македонской династии (867–1057 гг.). Ее основателем стал простой македонский крестьянин Василий, оказавшийся при императорском дворе благодаря своей необыкновенной силе, высокому росту и способности укрощать диких лошадей. До сих пор не выяснена национальная принадлежность основателя самой могущественной династии: многие считают Василия армянином, иные славянином, прочие ославянившимся армянином ― большинство, по крайней мере, сходится на том, что родился будущий император в Македонии. Свежая кровь на троне, пусть и простая, обычно шла на пользу Византии.

Василий вел долгую и упорную войну с арабами; соответственно, с болгарами он старался договориться. Это до поры до времени удавалось: православные священники одержали верх над католическими миссионерами, ― болгарская и греческая церковь благополучно соединились. Сын болгарского царя Бориса, Симеон, получил образование в Константинополе. Казалось, Византия приобрела надежную союзницу и с северной угрозой покончила навсегда.

Увы! Даже умному человеку трудно остановиться, когда приходит огромная удача. Дальнейшие отношения Болгарии и Византии на долгие годы оказались окрашенными кровью. Одна страна упорно пыталась поглотить другую. Последний акт трагедии произошел при воинственном энергичном Василии II. Вот как описывает привычки императора Михаил Пселл:

«Походы против варваров он совершал совсем не так, как это в обычае у большинства императоров, которые выступают в середине весны, а в конце лета уже возвращаются: время возвращения определялось для него достижением цели, ради которой он отправился. Он выносил зимнюю стужу и летний зной, томясь жаждой, не сразу бросался к источнику и был тверд, как кремень, и стоек ко всем телесным лишениям».

При императоре Василии II (976–1025 гг.). Византия была сильна как никогда. В начале XI века Болгария терпела одно поражение за другим. Война православных государств была необычайно жестокой; однажды Василий II приказал ослепить 14 000 пленных болгар и отправить их на родину. Царь Самуил, когда появились целые вереницы воинов с пустыми глазницами, умер от ужаса, а император Василий II за свою жестокость получил прозвище «Болгаробойца». В 1018 г. обескровленное Болгарское царство прекратило свое существование и было обращено в провинцию Византии.

Византия извлекла уроки из своих болгарских ошибок и сумела избежать их в отношениях с Русью. В недалеком будущем эти две страны станут примером взаимовыгодного сотрудничества, каких мало в мировой истории.

Искусные ловцы душ

Византия не упускала ни единой возможности, чтобы познакомить окружающие народы с христианской религией. После подписания договора с князем Олегом, император Лев VI приставил к русским послам «своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, поволоки, драгоценные камни и страсти Господни ― венец, гвозди, багряницу и мощи святых, уча их вере своей и показывая им истинную веру».

Ни один человек не мог остаться равнодушным, созерцая величественные храмы и монастыри. X век стал временем небывалого расцвета церковного искусства после мрачной иконоборческой эпохи. Церкви наполнялись изящной мозаикой, стены покрывали иконы лучших художников, церковная утварь создавалась талантливыми ювелирами.

По мере того, как укреплялись связи Руси и Византии, религия все глубже и дальше продвигалось по языческим землям. Русские купцы были постоянными гостями в Константинополе, и многие из них принимали христианство. Еще одним носителем христианства явились викинги. Они целыми дружинами нанимались на службу к византийскому императору; среди варяжского окружения правил киевский князь, а также князья прочих русских земель. Надо заметить, что с установлением арабского господства над Средиземным морем, путь «из варяг в греки» стал основной и почти единственной возможностью добраться от Константинополя до Скандинавии; и шел он через русские земли.

Владения русских князей находились в близком соседстве с византийскими городами в Северном Причерноморье. Еще одним фактором стала близость Болгарии, уже принявшей православие.

Христианство проникало на сопредельные земли стихийно, но еще в большей степени ― планомерно. Византийский император считался главой православной церкви, а потому каждый народ, принявший христианство, становился как бы его вассалом. Обращение в христианство язычников было одной из великих миссий императора.

Крещение Руси явилось частью грандиозной византийской программы покорения мира. Византийские миссионеры предпочитали вести душеспасительные беседы с женщинами, которые входили в ближайшее окружение языческого правителя. Их податливые сердца первыми впитывали семена христианских таинств, которыми они щедро делились со своими мужьями, братьями, детьми. С Русью византийцам несказанно повезло в этом отношении.

В 945 г. князь Игорь отправился за данью в землю древлян и был там убит. Во время малолетства его сына Святослава Русью правила, ставшая вдовой, княгиня Ольга. Следует отметить, что женское начало не помешало ей стать сильным правителем, и традиционная русская жестокость была в правилах Ольги. Достаточно вспомнить, как она отплатила древлянам за убийство мужа:

Древляне прислали к Ольге 20 лучших мужей с предложением выйти замуж за их князя Малка. В ответ княгиня приказала прямо подле своего терема выкопать огромную яму бросить в нее всех сватов вместе с ладьей, в которой они приплыли, и закопать живьем.

Спустя некоторое время Ольга сделала вид, что готова примириться с древлянами; и снова в Киев пожаловало высокое посольство. Перед приемом княгиня приказала затопить баню для дорогих гостей. «И натопили баню, ― рассказывает летописец, ― и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все».

Затем Ольга отправилась с дружиною в землю древлян, чтобы по обычаю справить тризну на могиле мужа. Древляне принялись пить хмельные меды, а княгиня приказала отрокам им прислуживать. «И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить в их честь, а сама отошла недалеко и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их 5000».

Так, хитростью, мстительная княгиня уничтожила всех лучших людей у древлян. На следующий год она собрала войско и отправилась на открытый бой с ненавистными данниками. Древляне были разбиты, но их главный город, Искоростень, оказался для киевлян крепким орешком. Его сожгли с помощью голубей и воробьев, к которым привязывали тлеющий трут.

Жестокость Ольги нисколько не испугала византийских миссионеров, ― они блестяще исполнили свой долг. В 955 г. Ольга отправляется в Константинополь. «И был тогда царь Константин, сын Льва, ― описывает дальнейшие события Повесть временных лет, ― и пришла к нему Ольга, и, увидев, что она очень красива лицом и разумна, подивился царь ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей:

– Достойна ты царствовать с нами в столице нашей.

Она же, поразмыслив, ответила царю:

– Я язычница; если хочешь крестить меня, то крести меня сам ― иначе не крещусь».

Княгиня Ольга удостоилась самой высокой чести: ее крестил патриарх, а крестным отцом стал император Константин Багрянородный. Ольга получила христианское имя Елена ― в честь матери императора Константина Великого.

Русская княгиня умела смирить гордыню, добившись желаемого. Она, склонив голову, внимала патриарху, дававшему ей «заповеди о церковном уставе, и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о соблюдении чистоты телесной». После окончания учения княгиня поклонилась патриарху со словами:

– Молитвами твоими, владыка, пусть буду сохранена от сетей дьявольских.

Патриарх благословил ее и отпустил, а император снова завел разговор о замужестве. Ему казалось, что все препятствия исчезли, но не тут то было.

Альковная дипломатия

В византийской политике брачные связи имели огромное значение. Отношение к ним у императорского двора было двояким. В пору своего могущества ромеи с высокомерным презрением глядели на остальные государства и народы; императоры не допускали даже мысли, что их дочери могут оказаться при дворах низкородных правителей. Константин Багрянородный в своих наставлениях сыну решительным образом высказался по этому вопросу:

«Как всякое животное соединяется лишь с однородными себе, так и всякая нация должна принять за правило вступать в брачные союзы никак не с людьми другой расы и другого языка, но с лицами одного языка и происхождения. Ибо одно это породит между заинтересованными доброе согласие и сердечные отношения».

Отчасти, правило на то и существует, чтобы его нарушать. Византийские принцессы оказывались в чужих краях и до времен Константина Багрянородного, а после него исключение начало становиться правилом.

Император Лев III (717–741 гг.) женил сына Константина на дочери хазарского кагана, Ирине. Значение этой сделки было грандиозное, если учесть, что арабы в момент восшествия на престол Льва стояли под стенами Константинополя. Новый могущественный родственник императора создал арабам угрозу с севера, и стоявшая на краю гибели Византия получила долгожданную передышку.

Со временем принцессы станут одним из важнейших предметов экспорта Константинополя. С их помощью Византия пыталась втянуть прочие государства в свою орбиту, и в какой‑то степени это удавалось. Дочери императора были штучным товаром, и давались не всякому желающему; родство с владыкой вселенной нужно заслужить. Менее заслуженные правители удостаивались рук и сердец дочерей византийских вельмож. Судьба принцесс на чужбине была незавидной; суровое средневековье не понимало и не принимало изысканной византийской роскоши, утонченных манер, и, несмотря на высокое положение при дворах, они вплоть до своей смерти оставались бесконечно одинокими белыми воронами. Однако вместе с собой византийки несли в чужие страны более высокую культуру, они многое сделали для развития цивилизации в новой отчизне, но главное, в далеких краях они продолжали заботиться о своей родине. Значение этих прагматичных браков невозможно переоценить не только для Византии, но и для мировой истории.

Со временем отношение к подобным бракам менялось и у византийского двора. Он продолжал заявлять, что «неслыханная вещь, чтобы порфирородная, дочь порфирородных, могла выйти за варвара», но это делалось лишь с тем расчетом, чтобы поднять цену поставляемому на рынок невест товару.

Вместе с 12‑летней принцессой Феофано, выданной замуж за сына германского императора Оттона II, отправилась в путь огромная свита византийцев. Немаловажный факт, что Феофано фактически правила германской империей в виду малолетства наследника престола ― своего сына Оттона III. Она растила юного германского императора в традициях византийской порфирородной семьи.

С помощью Феофано ловкие греки играли большую роль в политике Западной Европы. Весьма примечательна судьба одного авантюриста ― Иоанна Филагатоса. По словам автора Кведлинбургских анналов, «этот Иоанн, грек по национальности, раб по общественному положению, невероятно хитрый, придя к блаженной памяти императору‑августу Оттону II в бедном одеянии, благодаря посредничеству его возлюбленной супруги, императрицы‑августы Феофано, сперва кормился за счет королевской милостыни, а затем, по прошествии времени, с присущей ему лисьей изворотливостью обманул названного августа настолько, что, пользуясь его довольно милостивым сообразно месту и времени расположением, вплоть до его кончины считался суть ли не самым славным среди вельмож».

Высокое положение при дворе германского императора было не пределом карьеры Иоанна, а только началом. В 997 г. Кресценций, граф Террачины, захватил Рим вместе с папским дворцом. Престол блаженного апостола Петра занимает ни кто иной, как наш знакомый грек Иоанн Филагатос. Он вошел в историю как антипапа Иоанн XVI ― правил с февраля 997 г. по май 998 г. Его конец стал обычным финалом авантюриста мирового масштаба: когда в римские дела вмешался император, Иоанна схватили недовольные римляне, отрезали ему язык, ноздри, вырвали глаза и в таком виде выдали императору.

Женитьбой правителя Сербии Стефана Милутина на дочери Андроника II Палеолога император пытался сохранить влияние на эту славянскую страну. Это не могло остановить желание сербов быть независимыми, но жизнь их государства и культурное развитие были налажены по византийскому образцу.

Русский правящий дом также получит свою долю благородной византийской крови, но это будет позже…

Дата рождения княгини Ольги неизвестна, но с высокой долей вероятности можно предположить, что на момент крещения, она не была юной, и даже не молодой. Императора Константина не пугал возраст невесты и прочие недостатки, ведь приданное с лихвой их затмевало. Константин надеялся вместе с рукой Ольги получить всю Русь.

Княгиня, конечно, поняла замысел жениха и не собиралась бросать Русь в объятья Византии. Предложение императора вызвало у нее некоторое замешательство: Ольге хотелось как можно вежливее отказаться от непредсказуемого замужества (портить дружеские отношения с императором тоже не хотелось). И княгиня нашла блестящий выход. По словам летописца, она ответила императору:

– Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это, ― ты сам знаешь.

Изумленный Константин только воскликнул:

– Перехитрила ты меня, Ольга.

«И дал ей многочисленные дары ― золото, и серебро, и паволоки, и сосуды различные; и отпустил ее, назвав своею дочерью».

С этого времени между Киевом и Византией установились самые дружеские отношения, Константинополь забыл времена, когда под его стенами стоял муж Ольги ― Игорь. Немного доставит неприятностей сын Ольги ― Святослав, когда вырастет, о чем рассказывалось ранее.

Спустя два года после крещения Ольга вновь посетила Константинополь. Свита княгини поражает своей многочисленностью. Константин Багрянородный оставил описание приема русского посольства в своем труде «О церемониях». Мы видим, что с ней приехали люди, у которых были свои интересы в Византии, и особенно много купцов.

Визит посольства Ольги недешево обошелся императорской казне; особенно, если учесть, что он был продолжительным. Константин описывает два торжественных обеда данных для Ольги: первый ― 9 сентября 957 г. (по случаю ее прибытия), и второй ― 18 октября.

Русь

―

Россия

Термином «Россия» мы также обязаны Византии.

Слово «росс» встречается в византийских источниках очень рано и довольно часто. Первоначально оно обозначало не какую‑то определенную территорию, а дружины бродячих викингов, с которыми греки вступали в контакты.

Впоследствии название народа перешло на землю. Но что любопытно ― «Россия» ― это чисто византийское название и оно долго не приживалось на самой Русской земле. В немецких хрониках часто встречается латинизированный вариант ― «Русия», но в самой России до XIV века употреблялись только самоназвания: «Русь» и «Русская земля». Лишь в Московии XV столетия получило широкое распространение имя собственное «Россия».

На Западе русских отождествляли с норманнами, которые проникали в Византию через земли Киевской Руси. Лиутпранд Кремонский ― итальянский дипломат, историк и епископ Кремоны ― при описании событий 941 г., сообщает следующее:

«В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют русиос, мы же по их месту жительства зовем «норманнами». Ведь на тевтонском языке «норд» означает «север», а «манн» ― человек, отсюда ― «норманны», то есть «северные люди». Королем этого народа был (тогда) Ингер; собрав более тысячи судов, он пришел к Константинополю». (Имеется в виду киевский князь Игорь Рюрикович).

Не менее интересные сведения сообщает арабский автор Ибн‑Хаукаль; оказывается, примерно в то же время, когда Святослав воевал в Болгарии, росы сражались в Андалузии (Испании) с арабами. Видимо, не все племя поселилось на Руси, часть его продолжало оставаться в Скандинавии и совершать походы с размахом истинных викингов. И еще! Корабли росов пиратствовали в Каспийском море.

Сохранилось описание росов другого арабского автора ― Ибн‑Фадлана. Здесь речь идет о типичных скандинавах:

«Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом… При каждом из них имеется топор, меч и нож, (причем) со всем этим он (никогда) не расстается. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские».

Характерно, что умерших росов хоронили в корабле ― вещи самой необходимой для викинга в его земной жизни. Размер погребального ложа соответствовал социальному положению покойника: если умирает «бедный человек из их числа, то делают маленький корабль, кладут его в него и сжигают его (корабль)», ― рассказывает Ибн‑Фадлан.

Многие авторы описывают походы росов (русов), сведений о которых нет в традиционных русских источниках. Понятно, что речь идет о совершенно не тех росах, что жили в Приднепровье. Еще один арабский автор ― Ибн‑Мискавейх ― описывает их поход в Закавказье в 943–944 гг. Заметим, что именно в это время князь Игорь собирается воевать с Византией, и было бы глупо распылять силы. Другое дело, что те росы не находятся в подчинении у Киевского князя и воюют по норманнской привычке на свой страх и риск.

Данный историк восхищается отвагой и воинственностью росов:

«Народ этот могущественный, телосложение у них крупное, мужество большое, не знают они бегства, не убегает ни один из них, пока не убьет или не будет убит. В обычае у них, чтобы всякий носил оружие».

Еще один эпизод позволим себе процитировать из рассказа арабского автора. Он не относится к теме, но ярко характеризует русов и позволяет понять причину их небывалых побед:

«Слышал я от людей, которые были свидетелями (набегов) этих Русов, удивительные рассказы о храбрости их и о пренебрежительном их отношении к собранным против них мусульманам. Один из этих рассказов был распространен в этой местности и слышал я от многих, что пять людей Русов собрались в одном из садов Бердаа; среди них был безбородый юноша, чистый лицом, сын одного из их начальников, а с ними несколько женщин‑пленниц. Узнав об их присутствии, мусульмане окружили сад. Собралось большое число Дейлемитов и других, чтобы сразиться с этими пятью людьми.

Они старались получить хотя бы одного пленного из них, но не было к нему подступа, ибо не сдавался ни один из них. И до тех пор не могли они быть убиты, пока не убивали в несколько раз большее число мусульман.

Безбородый юноша был последним, оставшимся в живых. Когда он заметил, что будет взят в плен, он влез на дерево, которое было близко от него, и наносил сам себе удары кинжалом своим в смертельные места до тех пор, пока не упал мертвым».