скачать книгу бесплатно
Андрей думал сейчас не об устройстве Лёны (имея ключи от дядиной квартиры, об этом можно было и не волноваться), а о том, как распланировать, экономно и интересно, каждый из немногих десяти дней, на которые ехала она в Ленинград.
По его мнению, Лёна должна будет увидеть и старый, дворянский Петербург, и новый, пролетарский город. Но втайне Андрей жил другой мечтой – ему хотелось приобщить Лёну к тем святыням, которым сам поклонялся (они наверняка были ей почти неведомы). По его убеждению, они не менее прекрасны, чем музыка.
Но с чего начать? Рассказать Лёне о давнем споре с Виталием Лихановым о влиянии выдающихся деятелей, великих людей на формирование культуры нации, на ее искусство? С каждым годом Андрей все больше убеждается, как он был неправ перед Виталием, отрицая это влияние. Он сводил все к счастливому случаю.
«Повезу я ее в Музей Петра I, осмотрим Александро-Невскую лавру, места захоронений русских писателей, скульпторов, художников, осмотрим некрополь. Познакомлю ее с нашими мастерскими, где работают академики-художники, и Академией художеств. Дня три-четыре, а может и больше, уйдет на то, чтобы осмотреть шедевры Эрмитажа. Два дня потребуется на главные памятники Ленинграда. По дню на Детское и Царское Села», – прикидывал Андрей.
Млынов улыбнулся своим куцым гидовским планам. Разве могли они охватить все богатства этого чудо-города? Он обратил внимание, что Лёна сдержанно зевает, прикрывая рот ладошкой.
– Так как, Лёна? – Он кивком показал на храпевшую попутчицу. – Последуем примеру старших?
– Да, пожалуй.
И Андрей, оставив ее одну, покинул купе.
2
Ленинград встретил Лёну и Андрея теплым, солнечным утром.
До дядиной квартиры от Московского вокзала – рукой подать. Он жил на Невском проспекте. Квартира большая, в старинном доме. Она напоминала чем-то филиал морского музея с многочисленными коллекциями засушенных различных рыб и обитателей морской фауны и флоры.
Одну из комнат, где любил уединиться и помечтать хозяин, с удобными креслами, камином и стеллажами книг вдоль стен, Андрей предложил занять Лёне.
Из всех четырех комнат она была наиболее уютной и тихой, поскольку окна ее выходили во двор. Три остальных окна – на Невский проспект.
Они договорились, что, как только приведут себя в порядок, Андрей посвятит Лёну в план знакомства с Ленинградом и его достопримечательностями. Решено было никакими кухнями не заниматься, чтобы не терять дорогого времени. Повсюду множество кафе, закусочных, столовых.
Познакомившись с гидовским планом Андрея, Лена сказала, что всецело полагается на него.
…Они вышли к набережной Невы, и Андрей указал рукой:
– Вон видишь, Лёна, там, за горбатыми мостами, на берегу в светло-зеленом тумане прячется небольшой, неказистый домик. В нем жил Петр Великий.
Когда они подошли поближе, Лёна увидела, что этот деревянный домик заботливо уберегает каменный защитный колпак другого дома.
Долго стояли у картины, почерневшей от времени, могучего русского человека в римских латах. Он чем-то напомнил Лёне иконописных святых подмосковного Загорского монастыря.
Остановились и долго разглядывали личные вещи Петра. Его богатырскую одежду, личный компас. Гениальное чутье правильно тогда подсказало Петру, что из российской глухомани пора рубить окно в Европу.
Рассматривали огромнейшую для нашего времени, грубой работы лодищу, сделанную самим Петром.
Андрея всегда восхищала отлитая в бронзе могучая рука Петра Первого. Подлинная копия некогда живой руки. Эта рука как бы символизировала, что великие дела вершатся не случайными людьми в истории. Андрей невольно сравнивал тонкие, длинные, словно карандашные, пальцы Лёны и пальцы Петра. В сравнении они выглядели пальцами малого ребенка и взрослого человека.
И, улыбаясь, спросил, понимая наивность заданного вопроса:
– Как ты думаешь, Лёна, мог бы выйти из такого человека, как Петр I, выдающийся пианист?
– А почему не мог? Гармонию звуков понимает только душа человека.
– Но ты смотри, какие пальцы у него… Медвежьи лапы-руки. Такими пальцами можно клавиши раздавить.
Лена с улыбкой ответила:
– Кроме дальтоников, никто из людей не путает цвета, однако не всем людям суждено быть художниками…
– Теперь, Лёна, держим путь в одно из поэтичней-ших мест – в Александро-Невскую лавру.
По пути Андрей как бы вернулся к разговору, начатому в музее.
– Сколько ни пытаюсь, не могу себе представить, не хватает фантазии, что некогда на том месте, где находится город, были дикие топкие болота, покрытые камышом. И вот приходит этот титанического ума и воли человек и не где-либо, а именно в этой болотной трясине закладывает город. И царское ли это дело – самому стать и архитектором, и инженером, и плотником, и каменщиком? Нам, отдаленным веками от деяний наших великих предков, не всегда ясен смысл их устремлений, – меняя интонацию, с пафосом произнес Андрей. – Угадай, кто это сказал?
– Я плохо знаю историю, – ответила Лёна. – И, признаться, считала ее скучной наукой в школе. И если хочешь, то мне стал прививать вкус к ней Виталий. В его подаче она выглядит ярче, богаче… И поэтому значительнее, что ли.
– Не буду скрывать, Лёна, цитировал я нашего друга Виталия. Как видишь, его профессорский дух живет и спорит с нами. Я учусь в Ленинграде уже два года, бывал здесь до этого дважды, а Виталий приехал ко мне, пошатался по городу недельку, порылся в каких-то манускриптах в Щедринке и насмерть устыдил меня…
Андрей придержал ее за локоть.
– Ты бы слышала, как он меня разносил, чуть ли не с кулаками лез. Так и сказал: «Пока не проникнешь во все исторические тайны города сего, не быть тебе художником».
– И ты теперь на мне свои знания проверяешь? – спросила Лёна. – Но я в этих местах новичок. У меня нет ученого лихановского подхода. Я могу сказать, интересно или нет. И все…
– А что, если нам сейчас отправиться в некрополь? – предложил ей Млынов, загадочно улыбаясь. – Наши братья-студенты любят бывать в некрополе на этюдах… И на Лазаревском кладбище. Там погребены Ломоносов, Фонвизин, знаешь?
– Нет.
Они свернули по аллее налево, и Лёна остановилась и даже попятилась чуть назад.
– Ну, Андрей, ты решил, видно, меня сегодня прикончить.
Она, как девочка, подбежала и опустилась, преклоняя голову. На мраморной плите было выбито: «Чайковский Петр Ильич».
– Великий труженик музыки… Подумай только, Андрей, сколько им написано! Очень его люблю… Нет, не то слово «люблю». Я уношусь в другой мир, когда смотрю и слушаю его светлые, полные жизни, радости балет «Спящая красавица» и оперу «Иоланта». Вот бы посмотреть их у вас здесь, на сцене Мариинского театра.
– К сожалению, Лёна, не могу тебя порадовать. Они летом, как правило, выезжают на гастроли. Как и в Москве.
Лёна поправила тюльпаны на могиле.
– Ты знаешь, вот говорю, стоим здесь, а у меня в ушах музыкальный хаос, одна мелодия сменяет другую…
Андрей заметил, что длинные, тонкие пальцы Лёны шевелились и подрагивали, словно она мысленно проигрывала все, что воскрешала ее музыкальная память.
– Ты знаешь, Андрей, – сказала Лёна, – а я уже скучаю по своему пианино. Лишь два дня не притрагивалась к клавишам… Не верится. Хорошо, что у твоего дяди рояль. Сгораю от нетерпения сыграть на нем.
– Ну, тогда поехали домой.
Лёна перебила Андрея:
– А к художнику Иванову обещал…
– Давай зайдем, могила здесь, близко. По аллее и направо.
Они прошли и остановились у скромного, простого постамента, на котором был высечен мраморный профиль художника. Под ним два слова: «Александр Иванов». Перенеси этот постамент на другое кладбище, и никто никогда не догадается, кто этот Иванов…
– Его жизнь можно назвать подвигом художника во имя искусства, – с волнением, чуть хрипловатым голосом сказал Андрей. – Ты подумай, Лёна, к какой цели надо стремиться и обладать каким мужеством, чтобы во имя искусства отказаться от женитьбы на любимой девушке, уехать из родной страны и там, миссионером, четверть века отдать любимому детищу – картине «Явление Мессии».
– Да, это действительно подвиг… Создавать одну картину столько лет.
3
Лёна долго стояла в каждом зале академии, задержалась в мастерской, где работал Андрей, среди рисованных полотен, мольбертов и гипсовых копий с натуры. Мастерская пропахла масляными красками и табаком.
– Кто строил это здание? – спросила Лёна.
– Знаменитый по тем временам архитектор Коко-ринов вместе с Валлен-Деламотом. Кокоринов был большим другом Ивана Ивановича Шувалова – основателя и первого президента Академии художеств.
– Андрей, а пойдем сегодня в Эрмитаж, – сказала она и умоляюще посмотрела ему в глаза.
– Лёнок, – вдруг неожиданно ласково обратился Андрей. – Я вижу, ты устала!
– Нет!
– А не лучше ли нам погулять по набережным Невы или съездить на Васильевский остров? Там зайдем в знаменитый репинский кабачок. Ты посмотри, какая погода, редкая для Ленинграда!
Действительно, было тепло и солнечно.
– Нет, – заупрямилась Лёна. – Хоть несколько залов. В Эрмитаж…
– Да их более шестисот, – чувствуя, что весь его план летит к черту, пытался возражать Андрей. – Нам еще придется отдать Эрмитажу три-четыре дня.
– Ну посмотреть хоть какую-то эпоху мы можем сегодня? – настаивала Лёна.
«Вот же настырная», – рассердился Андрей, но вынужден был уступить, чтобы не обострять отношения, думая при этом, что важный разговор с Лёной о личном он перенесет или на квартиру дяди, или на набережную Невы, вечером.
Они подошли к Эрмитажу, взяли билеты, и Лёна попросила показать ей великих мастеров эпохи Возрождения.
… – Мир тесен! Ба, знакомые все лица, – услышали они и не поверили глазам. Перед ними стоял Миха Байрон. Андрей от неожиданной встречи растерялся, а Лёна, как ему показалось, очень обрадовалась и кинулась обниматься, чего с ней прежде никогда не бывало.
– Каким ветром, Миха, тебя сюда занесло? – спросила Лёна и, взяв Миху под руку, прижалась к нему плечом.
– Укатили вы, черти, в Ленинград, крутился я сутки, надеялся, отвлечемся с Лихановым, куда-либо забредем. Мать у него на операцию положили, и не до развлечений ему. Побродил вечер с юной особой по Воробьевым горам, поболтали о поэзии, о том о сем. А вечером пришел и думаю: а кто мне запретит? И вот у ваших ног. Помнишь, Лёна, как у Пушкина «К сестре»:
И быстрою стрелой
На невский брег примчуся.
С подругой обнимуся
Весны моей златой…
Вот и примчался…
– А вещи где твои, где остановился? – спросил Млынов.
– Тетка тут у меня, родная сестра отца, на Выборгской. А какие у меня вещи? Я не на год… На несколько дней. Бросил у нее. Белую ночь бродил по улицам тихим. И мне казалось, встречусь с… Пушкиным, непременно… Под утро заснул в Летнем саду, да милиция разбудила. Думали, пьяный.
– Фантазер ты, Миха, – сказала Лёна.
– Чего же ты не позвонил мне? – набросился Андрей. – Знал же телефон?
– Знал. Не хотелось вашим планам мешать. Я-то внеплановый…
– Нет, нет, теперь мы тебя не отпустим, – с радостью уверяла Лёна. – Не возражаешь, Андрей?
– Ну что ты! Хотя Миху можно и лишить нашего общества за приезд без предупреждения… Давайте, друзья, выполним программу-минимум, пройдемся по Итальянскому залу эпохи Возрождения, посмотрим Смольный и… Я приглашаю к себе на студенческий обед. Согласны? Но прежде…
Они сели в автобус…
– А вот и Смольный, – сказал Андрей, кивнув головой. – Штаб Октябрьской революции. Из этого здания Владимир Ильич руководил вооруженным восстанием…
– Постоим здесь минутку, – сказала Лёна. – Помечтаем.
– Постоим, – сказал Андрей. – Ты знаешь, Лёна, когда я сейчас увидел это величественное здание, мне вдруг показалось, что тут, на площади, горят костры, а у костров перекрещенные пулеметными лентами матросы, солдаты в длинных шинелях и папахах…
– Штыками тычется чирканье молний,
матросы в бомбы играют, как в мячики.
От гуда дрожит взбудораженный Смольный.
В патронных лентах внизу пулеметчики.
…Кто мчит с приказом, кто в куче спорящих,
кто щелкал затвором на левом колене.
Сюда с того конца коридорища
бочком пошел незаметный Ленин, —
начал читать стихи Маяковского Миха.
– Давайте, ребята, зайдем туда? – предложила Лёна.
– А там не музей, – сказал Млынов. – В нем теперь Ленинградский обком ВКП(б) и облисполком.
…Веселый товарищеский ужин был омрачен полученной из Москвы телеграммой: «Срочно выезжай домой. Мама заболела». И подпись: «Марина».
– Я страшно невезучая, мальчики, – с печалью в глазах сказала Лёна. – Ну, что я тебе говорила, Андрей?
4
Хорошего в жизни ждешь безнадежно долго. А проходит оно быстро, оставляя осадок грусти оттого, что уже никогда не повторится. Такое чувство охватило Лёну вместе с усталостью. Несколько дней, проведенных ею в Ленинграде, промелькнули как приятное сновидение. С грустью расставалась она с городом и сожалела о том, что даже бегло не удалось ознакомиться с его достопримечательностями. Торопливо осмотрено только несколько из шестисот залов Эрмитажа. Не состоялось знакомство с легендарным крейсером «Аврора», Таврическим дворцом; не видела она памятник «Жертвам революции» на Марсовом поле; не посетила Исаакиевский собор и Петропавловскую крепость; не была в Пушкине… Да мало ли еще где она не была! По мере того как поезд их приближается к Москве, на душе все тревожнее. «Что же с мамой? Неужели она снова получила какие-либо неприятные вести от отца? У мамы сердечный приступ, наверно…» Ее мысли прервал Миха.
– Лёна… – В глазах у него блуждает затаенная печаль. – Лёна, помоги мне.
– В чем?
– Как тебе сказать… Ну, разобраться в женщинах… Вернее, в девушке, которую я не могу обижать и не знаю, как мне поступить. Твоя сестра Марина призналась, что влюблена в меня. На Воробьевых горах мы с ней гуляли…
