Глубина резкости

– Теперь будет правильнее сказать: генитальный, – хмуро отозвался Артём. – В общем-то, мне шибко упираться не пришлось. Ребята оказались асами в своём деле. Всё шло как по маслу. Девочки раздвигали горизонты, а парень в романтических порывах стремился то к одному горизонту, то к другому.

Паша посмотрел на него с прищуром.

– Не понимаю я тебя. Ей-богу, не понимаю. Чем ты недоволен, дурачок? Это же золотое дно! По сравнению с твоим нищим прошлым ты, можно сказать, купаешься в деньгах. Да ещё регулярно к твоим услугам свежие девочки.

– Ну, скажем, девочки сегодня были далеко не первой свежести, – Артём вздохнул. – Знаешь, Паша, я впервые за всё время смотрел на голых женщин и не испытывал ни малейшего желания. Скорее, наоборот. Причём настолько «наоборот», что меня едва не стошнило.

– Значит, тебе придётся во время работы отключать свои чувства, – сказал Меллер, убрав с лица напускное добродушие. – Я эту золотую жилу обрывать не собираюсь. Она, кстати, и для тебя золотая. Новая тема поднимет твой доход на новый уровень. Ты, Тёма, постарайся уяснить одну простую вещь. Я готов идти на уступки, но при условии, что твои капризы не бьют по моим интересам. То бишь в исключительных случаях. Поэтому очень советую ценить моё доброе отношение и не злоупотреблять им.

Монолог прозвучал как предупреждение. Вступать в пререкания не имело смысла. Меллер тем временем перенёс на флэшку папку со снимками, предназначенными для продажи.

– Всё, что осталось на компе, удалишь сам, – сказал он, вставая.

– С превеликой радостью, – ответил Артём.

Паша ещё раз окинул его пристальным взглядом.

– Не нравится мне твоё настроение. Ой, не нравится!

С этими словами он повернулся и ушёл. Заперев за ним дверь, Артём вернулся в комнату и стёр с жёсткого диска все снимки, сделанные сегодня в студии. Потом он долго сидел, размышляя о том, как ему поступить в дальнейшем. В конце концов, пришёл к выводу, что в любой момент может отказаться от неприятной работы. Просто не следует дёргаться раньше времени. Одну порно-сессию он уже провёл. И, если верить Пашиным словам, за эти снимки причитались приличные деньги. Глупо от них отказываться. Стало быть, следует немного подождать. Пусть Паша продаст что-нибудь и заплатит Артёму его долю. Вот тогда можно будет делать резкие движения.

* * *

Пару дней было полное затишье. Артём болтался по городу или сидел дома за компьютером, блуждая по интернету. Уже не хотелось, как было летом, ловить в объектив лица незнакомых людей или колдовать над их портретами в домашней обстановке. Два персональных фотоаппарата без дела лежали в шкафу. Душа ни к чему не лежала. Но об этом даже думать не хотелось. И без того промозглая погода поздней осени нагоняла тоску. Но и не думать было нельзя. Артём понимал, что в его душе происходят какие-то необратимые процессы. И он всё больше склонялся к тому, что пора делать в жизни крутой поворот.

На третий день позвонил Меллер и бодрым голосом доложил:

– Артём, я продал две твои работы. Твоя доля – сто двадцать пять штук… – Паша сделал выразительную паузу, после чего торжественно закончил фразу, – за каждую из них. Ты только представь: двести пятьдесят тысяч рябчиков за две фотки! Ну что, друг, поднял я тебе настроение?

Сумма и в самом деле была ошеломительной. Казалось почти невероятным, что Паше удаётся находить людей, готовых платить астрономические суммы за фотоснимки. Ведь если доля Артёма исчислялась сотнями тысяч, то сколько тогда оседало в Пашином кармане? А ведь ещё какая-то сумма причиталась моделям и компьютерщику. По логике вещей, надо было быть полным идиотом, чтобы отказываться от таких заработков. Да, противно – что с того? Это как на войне бывает после первых удачных выстрелов: стошнит два-три раза, а потом человек привыкает.

«Ну вот, дружок, ты опять засомневался, – с горечью подумал Артём. – Разве не ясно, к чему всё идёт? Паша будет неуклонно «раздвигать горизонты». Его интересуют только деньги. Ты хочешь стать таким же, как он? Нет, надо забирать причитающуюся сумму и сваливать отсюда».

– Когда я могу забрать свои деньги? – спросил он.

– Хороший вопрос, – похвалил Меллер. – Очень хороший! Видишь ли, Тёма, твой минорный настрой вызвал в моей душе некоторые опасения. Говоря конкретнее, степень доверия к тебе существенно упала. Поэтому отныне свою долю ты будешь получать с задержкой. После каждой последней сессии я буду платить тебе за предпоследнюю. Как говорил персонаж одной популярной сказки: «Ты улавливаешь суть?».

Суть-то была предельно ясна. Любая попытка прекратить сотрудничество с Пашей неизбежно обернулась бы для Артёма большими издержками. Над этим обстоятельством следовало хорошо подумать.

– Ты уже наметил очередную сессию? – поинтересовался он.

– Да. На этой неделе.

– А точнее?

– Я сообщу. Ты пока настраивайся.

– На что настраиваться? – проворчал Артём. – Какой сюрприз ты мне подкинешь на этот раз? Надеюсь, не гомиков?

Паша засмеялся.

– Не волнуйся. Мой сюрприз тебя вполне устроит.

– А конкретнее?

– Будет одинокая женщина.

– То есть надо будет сделать обычный эротический портрет? – с надеждой спросил Артём.

Но шеф его тут же разочаровал.

– Не совсем так, – сказал он. – Девочка прихватит с собой несколько специфических игрушек. Согласись, что это не худший вариант.

Артём опять задумался. Вариант и в самом деле был не худший. Смущало другое: в очередной раз его позиция пошатнулась. Ладно, ещё на одну фотосессию он может себя настроить. Но потом надо будет определяться окончательно и бесповоротно. А для этого потребуются время и смена обстановки.

– Мне нужен перерыв, – сказал Артём. – Я устал и хочу отдохнуть.

– Да ладно?! – в голосе Меллера явно слышалась насмешка. – Упахался, значит? Устал грести деньги лопатой?

– Я морально устал. Хочу сменить обстановку.

– Вот поработаешь с девочкой, а потом отдохнёшь, – пообещал Паша. – Сделаешь дело, и можешь сваливать на пару недель.

– Мне нужен месяц.

– Я уже сказал: сначала поработаешь с девочкой. Потом будем решать все другие вопросы.

В голосе Паши Меллера слышалось недовольство. Теперь у Артёма не оставалось сомнений в том, что отношение босса к нему изменилось явно не в лучшую сторону. Это значило, что ни о каких доверительных, а тем более дружеских отношениях отныне не может быть и речи. Прежде была хотя бы видимость.

Трещины

Закончив съёмки «женщины с игрушками» и сделав последующую компьютерную обработку фотографий, Артём традиционно предоставил материалы своему боссу. Паша, как всегда, остался доволен результатами и дал согласие на отпуск. Сторговались на трёх неделях. Вместе с похвалой за последнюю фотосессию Окунев получил от шефа деньги за предыдущую. Меллер был настроен благодушно. Он крепко пожал отпускнику руку и пожелал приятного отдыха. Однако видимое улучшение в отношениях с боссом не могло обмануть его подопечного: между начальником и его работником пробежала трещина. Возможно, эта трещина имелась изначально. При всей видимости дружеских отношений они никогда не были на равных. Просто возникшие разногласия всё обострили, обнажили – и трещина стала заметной.

Паша умел пускать пыль в глаза. Проработав с ним вместе более двух с половиной лет, Артём практически ничего не знал о личной жизни своего начальника. Не знал даже Пашиного адреса. И хотя Меллер однажды ввёл Артёма в своё так называемое общество, реальный круг его делового общения оставался неизвестным.

Получив деньги и благословение на отдых, Артём вылетел в Иркутск. Чуть более полутора часов, проведённых в полёте, были посвящены размышлениям о дальнейших планах. И чем дольше он размышлял, тем больше склонялся к мысли, что с недавних пор его ничто не держит в Новосибирске. Купить приличную квартиру в Иркутске было бы значительно дешевле. При этом останутся средства и на новую машину, и на безбедное проживание. А там, глядишь, подвернётся какая-нибудь работа.

Затем он вспомнил о своём друге Максиме Залесове, который предпочёл тихую и спокойную глухомань городскому комфорту. А ведь тоже – чем не вариант: купить себе домишко на берегу Байкала? А ещё лучше построить новый добротный дом и жить в своё удовольствие, наслаждаясь красотой природы. Лазить по горам с фотоаппаратом или раскатывать на лодке по зеркальной поверхности озера – вот она, настоящая жизнь. Пусть не будет больших доходов, как нынче, зато действительность вновь представится в привлекательных видах, а не в тех неприглядных ракурсах, которые Артёма вынуждают видеть в настоящее время. Заработанные за последнюю фотосессию деньги он, конечно, потеряет, если решится на побег. Так ведь и чёрт с ними! По-другому ему никогда не удастся вырваться из этого порочного круга.

В Иркутске уже лежал снег. Артём из аэропорта позвонил матери. Мать сразу заволновалась, засуетилась: что же сын не предупредил заранее? Она бы приготовила ему его любимые блюда. Пришлось долго её успокаивать. Затем Артём поймал такси и поехал к дому, в котором его сейчас с нетерпением ждали. Остановил машину за квартал от дома, чтобы пройтись по знакомым дворам. По пути заглянул в супермаркет – не хотел наведаться к родителям с пустыми руками. Там он закупил полный пакет изысканной снеди и бутылку дорогого французского коньяка.

Валентина Сергеевна, мать Артёма, дома находилась одна. Она обнялась с сыном и, всплакнув от радости, сказала:

– Отец сейчас на работе. Я ему сообщила о твоём приезде. Сказал, что отпросится и скоро будет дома. Ты, наверное, голоден? Сейчас покормлю тебя.

– Не волнуйся, я перекусил в аэропорту, – ответил Артём. – Лучше подождём отца и сядем за стол все вместе.

Александр Михайлович прибыл через сорок минут. Он вежливо поздоровался с сыном, пожал ему руку, но от объятий воздержался. По тому напряжению, с каким мать наблюдала за встречей сына и отца, Артём понял, что между родителями по телефону состоялся непростой разговор.

К моменту приезда главы семьи стол в гостиной был уже накрыт. Мать усадила мужчин, сама заняла место напротив гостя.

– Видишь, Артёмка: любит тебя матушка, – сказал отец, разглядывая большую фигурную бутылку и разнообразие дорогих закусок. – Вон как расщедрилась. Меня она так никогда не баловала.

– Это сынок нас угощает, – с гордостью сообщила Валентина Сергеевна. – Он все эти деликатесы принёс.

Александр Михайлович выразительно дёрнул головой.

– Однако! Ну что же, сын, наливай, коли угощаешь.

Артём наполнил рюмки. В первую очередь выпили за встречу. Потом начались расспросы. Но если мать расспрашивала с искренним и глубоким интересом, то вопросы отца больше походили на дежурную вежливость.

После второго тоста он сказал:

– Добрый коньяк, приятный. Вижу, ты стал разбираться в таких вещах. В деньгах, стало быть, не стеснён?

– Не стеснён, – ответил Артём. – Хотел бы вам помочь финансами, да боюсь: вдруг не примете мою помощь?

– Правильно боишься. Нам твои подачки не нужны.

– Саша! – одёрнула мужа Валентина Сергеевна. – Ты же обещал!..

– А что, Валя, разве мы нищие? – с усмешкой спросил Александр Михайлович. – Живём скромно, зато по совести. Не шикуем и на соблазны не падки.

Он уже не скрывал своего истинного отношения к сыну. От напускного добродушия не осталось и следа. Артём с грустью подумал, что между ним и отцом тоже пробежала трещина, заделать которую будет непросто.

Валентина Сергеевна махнула на мужа рукой.

– Да ну тебя! – сердито сказала она, затем обратилась к сыну: – Ты уж не обижайся на отца, сынок. Он не на тебя сердит, а на твои опрометчивые поступки. Всё забудется, всё уладится.

Александр Михайлович угрюмо засопел. Потом наполнил свою рюмку и молча выпил. Видимо, коньяк ему и в самом деле понравился.

– Ты, главное, не забывай нас, – попросила мать. – Навещай почаще.

– Я как-то подумал… – Артём на секунду замешкался. – В общем, я пока твёрдо не решил, но есть у меня задумка вернуться в Иркутск.

– Куда вернуться? – резко встрепенулся отец. – Квартира теперь Ритина. Даже не помышляй претендовать на неё! Ты напакостил, тебе и расхлёбывать.

– Ну что ты опять взбеленился! – урезонила его мать. – С чего ты взял, что Артём на что-то претендует? Он может поселиться у нас. Раньше ведь жили втроём, и всем хватало места.

– Послушайте меня! – Артём поднял руки, жестом прося внимания. – Я никого не собираюсь теснить. Просто куплю квартиру.

– «Просто куплю квартиру», – озадаченно повторил за ним отец. – Ты слышала, мать? Оказывается, квартиру можно просто купить, – он вновь обратил взор на сына. – Чем ты там занимаешься?

– Фотографирую, Батя. Понимаешь: фотографирую! – жёстко ответил Артём.

Перед поездкой в родной город он настраивал себя не обижаться на родителей и терпеливо выслушивать их нравоучения. Но вот такие наезды с неприкрытой неприязнью со стороны отца очень сильно портили настроение.

– И где можно увидеть твои фотографии? – не унимался Александр Михайлович. – В каких журналах? На каких сайтах?

Выстрел был снайперским, в самую «десятку». Вопреки заверениям Меллера в том, что со временем имя Артёма Окунева займёт своё место среди самых известных фотографов мира, известным он оставался лишь группе неких толстосумов, имеющих специфические наклонности. Но и о них он ничего не знал. Паша крепко держал рычаги в собственных руках. Сначала привлёк к Артёму внимание выставкой работ, а после всё замкнул на себе.

– Я работаю на заказ, – буркнул сын. – Ещё есть вопросы?

– Есть, да уже боюсь спрашивать.

– Вот и не спрашивай! – осадила мужа Валентина Сергеевна. – Прилип к сыну как репейник. Хочешь, чтобы он ещё два года не приезжал?

– Ладно, чего там… – пробурчал отец.

Он взял бутылку и налил себе ещё. Коньяк действительно был хороший.

* * *

Артём поднялся.

– Пойду прогуляюсь.

Из дорожной сумки он извлёк свой «Олимпус» и вышел в прихожую. Мать вышла вслед за ним.

– Потерпи немного, Артёмушка, – попросила она негромко. – Отец тебя любит. Он пока ещё сердится. Но ведь его можно понять. Вспомни, как мы с ним радовались, когда ты познакомил нас со своей будущей невестой. А потом, когда свадьбу сыграли, счастью нашему не было границ. Отец твой с тех пор к Риточке, кажется, и по имени ни разу не обратился. Всё время: «дочка», «дочка». Да что говорить – чудесная девочка! Светлая! Чистая! – мать тихонько всплакнула. – Сынок, может быть, ещё не поздно всё исправить?

На душе Артёма заскребли кошки.

– Не знаю, мама, – сказал он неуверенно. – Сам много раз думал об этом.

– Но ведь попробовать можно?

– Я думаю, что попробовать нужно.

– Вот и славно, – Валентина Сергеевна смахнула с глаз слёзы. – Ну, ступай, ступай. Только не гуляй слишком долго. Зима на дворе.

Совсем как в детстве. Словно он так и не повзрослел. А может быть, и в самом деле не повзрослел? Артём улыбнулся.

– Хорошо, мама.

Он оделся, взял фотоаппарат и, прежде чем выйти, чмокнул мать в щёку.

На дворе немного потеплело. В воздухе кружились редкие крупные снежинки. Похоже, зима пришла, как говорил вождь мирового пролетариата, «всерьёз и надолго». Прогуливаясь по знакомым улицам, любуясь родным городом и вдыхая прохладный воздух начавшейся зимы, Артём укрепился в своём решении вернуться сюда. А коли решил – значит, вернётся. Он приободрился, словно с этой минуты у него началась новая жизнь. Пока жив, всё можно исправить, восстановить, изменить в лучшую сторону. Артём поверил, что ему всё по силам. Да, он непременно всё исправит. Он восстановит всё: прежние связи, отношения с отцом и, если повезёт, семью.

Проснувшийся в душе оптимизм пробудил прежние интересы и увлечения. Артёму вновь захотелось начать «охоту на лица». Он стал внимательно приглядываться к прохожим издали – сквозь прицел мощного объектива фотоаппарата – и быстро вошёл в азарт, забыв о времени. Артём скользил взором по лицам незнакомых людей, в нужный момент выхватывая в толпе прохожих очаровательную улыбку, задумчивый взгляд, выражение бурной радости или светлой грусти. Душа понемногу возвращалась на место, вбирая в себя покой и умиротворение. Артём уже ни на кого не злился и никого ни в чём не винил. Ни Пашу Меллера, втянувшего его в свой доходный, но грязный бизнес. Ни бывшую Пашину секретаршу Нину, поставившую Риту в известность о похождениях мужа. Он сам во всём виноват. А значит, и обижаться не на кого. И уж тем более нельзя было обижаться на отца, полюбившего невестку как родную дочь.

Тем временем дневной свет стал понемногу тускнеть. Артём взглянул на часы: рабочий день подходил к концу. Он поймал такси и поехал к месту своей прежней работы – к зданию, в котором размещалась редакция глянцевого журнала «Чародей». Отпустив машину, занял укромное место между стволом большого старого дерева и фруктовым ларьком. Отсюда он стал вести наблюдение за парадным входом в здание.

Наконец подошло время. Из дверей поодиночке и группами стали выходить люди. Вскоре Артём увидел бывших коллег. Они вышли дружной толпой, смеясь и оживлённо беседуя. И Рита была среди них. Возле неё крутился долговязый тип, что-то эмоционально рассказывая и явно стараясь всецело завладеть вниманием молодой женщины. Рита его рассеянно слушала, сдержанно улыбаясь, но, судя по всему, думала о чём-то своём.

Кроме долговязого в группе присутствовали ещё два человека, которых Артём не знал – мужчина и женщина. Видимо, эти трое пришли в редакцию журнала на смену Окуневу и чете Залесовых. Подойдя к дороге, группа разделилась на две половины, так как ехать предстояло в разных направлениях. Спутник Риты наклонился и что-то сказал ей. Она отрицательно мотнула головой. Затем, дождавшись зелёного света на пешеходном светофоре, направилась на противоположную сторону дороги. Незадачливый ухажёр немного постоял, глядя ей вслед, потом повернулся и пошёл к своей остановке.

По полосатой дорожке, именуемой в народе «зеброй», Рита приближалась к кромке тротуара. Артём спохватился, что упускает важный момент. Он поднёс «Олимпус» к лицу и торопливо сделал несколько снимков. Рита ступила на тротуар и вдруг замерла на месте, взволнованно поводя взглядом из стороны в сторону. Словно почувствовала что-то. Артём спешно спрятался за ларьком. Он понял, что ещё не готов к разговору с бывшей женой.

* * *

Два последующих дня, проведённые в родных стенах, показались бесконечно долгими. Мать всеми силами старалась создать атмосферу тепла и доброжелательности. В какой-то мере ей это удалось, так как придирок и наездов со стороны отца больше не случалось. Однако и близкие доверительные отношения с ним также не складывались. Установилась вежливая дипломатическая дистанция.

Чтобы чем-то занять время, Артём обзвонил некоторых своих старых друзей, чтобы договориться о встрече. Все они оказались людьми занятыми, обременёнными заботами. Звонку старого товарища, с которым давно не общались, они, конечно же, были рады и изъявили желание встретиться с ним, как только для этого найдётся время. С двумя из них Артём всё же встретился. Посидели в баре, выпили виски – Артём угощал. Поговорили, повспоминали. Каждый что-то рассказал о себе – коротко, лаконично, в общих чертах. И хотя у всех были свои проблемы и неурядицы, но изливать душу никто не хотел или не решался. И Артём также умолчал о своих планах, тревогах и сомнениях, хотя ему очень хотелось услышать мнение близкого человека, почувствовать его поддержку и участие.

Но оставался ещё один друг, самый близкий и надёжный. Тот, с которым можно было спокойно и без оглядки поговорить обо всём, что волновало. Артём позвонил Максиму Залесову и сообщил, что в настоящее время находится в Иркутске. Максим обрадовался звонку.

– Значит, всё же решился навестить предков? Молодец! Ну, а к старому другу наведаться не желаешь?

– Так ведь затем и звоню, – сказал Артём. – Планирую выехать завтра утром, если, конечно, вы с Катей по субботам принимаете гостей.

– Мы, Артёмка, всегда рады гостям, – ответил Максим торжественным голосом. – А ты у нас будешь почётным гостем.

– Ну уж и скажешь – почётным! – усомнился Артём. – Катя, поди, и разговаривать со мной не захочет. Заклеймит как предателя.

Он это сказал полушутя, но Залесов не принял шутки и ответил вполне серьёзно:

– Зря ты так о ней думаешь. Катя любит вас обоих – и тебя, и Риту. Скучает по вам и очень переживает из-за вашего разрыва. Ладно, не будем об этом по телефону трещать. Приедешь, тогда и поговорим обо всём. Позвони, когда билет купишь. Мы тебя встретим.

Артём сказал, что встречать его не нужно. В Большом Голоустном не заблудишься. Да и жители там друг друга знают. Но Максим был непреклонен: они его непременно встретят всем семейством. Иначе какой же он почётный гость?

Утром за завтраком Артём сообщил родителям, что уезжает к другу на пару дней.

– Что же ты опять из дома бежишь? – недовольно спросил отец. – Два года носа не казал, а тут и трёх дней усидеть не можешь.

Артём ответил не сразу. В груди внезапно вспыхнуло раздражение, и его следовало унять.

– Мне нужно кое-что обсудить с другом, – сказал он, немного успокоившись. – Моё положение сейчас непростое, неоднозначное. Хочется поговорить с человеком, готовым понять, поддержать, посоветовать что-то, – Артём посмотрел отцу в глаза. – Я ведь, батя, рассчитывал с тобой по душам побеседовать, совета твоего спросить. Да только вижу: не советчик ты мне.

Александр Михайлович опустил глаза, ничего не ответив. Молча закончил завтрак, поднялся и сказал:

– Спасибо, Валентина! Очень вкусный борщ.

И ушёл в другую комнату. Валентина Сергеевна укоризненно покачала головой.

– Неправ ты, сынок. Ох, неправ! Отец тебя любит и очень волнуется за тебя.

– Что-то я не почувствовал его любви. Ни слова доброго, ни взгляда.

– Просто виду казать не хочет. А сам мучается, переживает. Он, между прочим, до сих пор хранит твои фотоаппараты.

– Какие фотоаппараты? – не сразу сообразил Артём.

– Ну, эти – старые, плёночные, – пояснила мать. – Иногда вытаскивает их из шкафа, разглядывает, поглаживает. А на лице улыбка – грустная такая. И фотографии, которые ты сделал тогда, частенько пролистывает. Смотрит и головой удивлённо покачивает.

То, что Артём сейчас услышал, было для него полной неожиданностью. Выходит, что подвела его на этот раз хвалёная интуиция. Он видел недовольное и сердитое лицо отца, слышал насмешку в его голосе, а того, что за этим кроется, не заметил. А ведь ещё каких-то два дня назад обещал себе, что восстановит отношения с отцом.

– Ладно, мам, – сказал он смущённо. – Я постараюсь всё исправить. Но только не сейчас. Мне самому надо войти в равновесие.

– Пусть не сейчас, – согласилась Валентина Сергеевна. – Но непременно исправь. Мы ведь близкие люди. Не будь резким с отцом. Твоя резкость может запасть ему глубоко в душу.

«Ну вот, и тут глубина резкости. Куда от неё деваться? – с грустью подумал Артём. – Одно слово: фотограф».

– Ты что-то отцу про своё непростое положение говорил, – напомнила мать. – Что случилось-то?

– Ничего страшного, – ответил он. – Просто с шефом разошлись во взглядах в одном серьёзном вопросе. Вот я и хотел услышать мнение, кто из нас прав.

– И поэтому решил вернуться в Иркутск?

– Нет. Просто устал от мегаполиса. На родину потянуло.

Валентина Сергеевна недоверчиво посмотрела на сына. Он ободряюще улыбнулся ей и пошёл собираться.

Захолустье

Залесовы, как и обещали, встречали гостя всем семейством. Пятилетняя Маша и годовалая Оля с любопытством разглядывали незнакомого дядю. После взаимных приветствий и дружеских объятий хозяева повели Артёма в свои владения. Во дворе дома от самого забора протянулся длинный гараж. В противоположной стороне двора стояла баня, за которой под навесом была выложена в два ряда большая поленница дров.

– Зачем тебе такой ангар? – спросил Артём, указав на гараж. – Никак «Линкольном» обзавёлся?

– Здесь у меня старенькая «Нива» и катерок на прицепе, – пояснил Максим. – От прежнего хозяина достались. Эх, Тёма, поздновато ты приехал. Убрал я катер до весны. А то покатал бы тебя по озеру.

В доме было тепло. В кирпичной печи потрескивали дрова. В зале хозяйка усадила гостя в кресло и занялась сервировкой стола. Артём принялся извлекать из своей сумки гостинцы, но тут обнаружилось, что в мировоззрении хозяев дома произошли некоторые перемены, о которых он не знал. Чета Залесовых, как выяснилось, три месяца назад решила полностью отказаться от спиртного. Марочный коньяк, привезённый Артёмом, оказался ненужным. Да и в отношении сладостей для детей тоже были установлены серьёзные ограничения. Многие продукты здесь считались вредными и даже опасными. Катя посетовала на мужа, что не предупредил гостя об этом заранее. Однако часть гостинцев была принята к употреблению.