Кворум Буцефала. Рассказы

– Почему наперекосяк?

– А вы знаете, почему в 20-е годы прошлого века было уничтожено столько священников, и Сталин хотел уничтожить к 1943 году последнего?

– Потому что безбожие.

– Небезбожием такое не назовёшь. Но уничтожение духовенства явилось его кармой за уничтожение славянства, его духовности, и оно не могло пройти безнаказанно. Так действуют непризнанный объективный закон. Вот поэтому вы никогда не признаете Веды, реинкарнацию и фальсификацию христианства и много чего ещё. И потому у вас славяне родом из обезьян.

Пафнутий не сразу поверил своим ушам, едва не взорвался, но взял себя в руки. История всегда представлялась ему сменой поколений, дорогу которым освещают Божьи наместники Святой Церкви-матери. Будь не так, церковную десятину в добрые времена не платили, помазанников на царство не благословляли и Церковь святою не называли. А тут что ни слово, то ересь на ереси и ересью погоняет, – о́троду столько непотребства не слыхал, хотя повидал всяких дураков и грешников.

– В истории всегда не хватало смирения и милосердия, вот и весь сказ.

– Не всё так просто, – ответил племянник. – Принцип единственной телесной жизни души влечёт пожизненный статус господина и раба, а рабами становятся те, кому нечего есть, потому что их обокрали. Пожизненный статус влечёт пожизненные общественные отношения, закреплённые в Высочайших Повелениях государственных придурков, вокруг которых помахивают кадилом. Пожизненные отношения влекут пожизненную эксплуатацию неимущих. Если бы раб и господин знали, что их социальное положение в будущих жизнях поменяется с точностью до наоборот, постепенно исчезли бы причины эксплуатации, невежества и гордыни. От людей скрывается и то, что они наказываются на земле и усугубляют свои испытания в следующих жизнях, например, стяжательством, экспроприацией и глупостью. То, что существует социальное неравенство имущих и неимущих, известно всем, а то, что между людьми есть духовное неравенство вследствие того, что в цикле рождений и смертей они имеют разную степень продвижения души, неочевидно, потому что скрывается скорость эволюции и длительность реинкарнации. А скрывать её – значит утаивать общий путь развития от людей. Упомянутый мной доктор и профессор богословия на всю аудиторию заявил, что о переселении душ говорят лишь сумасшедшие, и что разреши здоровым реинкарнировать, они пожелают воплотиться в крокодила. А сам-то он кто? Носитель несуразицы? Разве этого мало, чтобы изменить жизнь людей?

– Церковь всегда призывала к милосердию. Перед Богом равны все.

– Я ведь говорил сейчас о другом – об отношениях между людьми, среди которых одни очень хотят быть равнее других. На безраздельное обладание человеком, как ручной кладью канон равенства перед Господом никак не влияет, иначе бы, Революция не понадобилась. Если раб и господин равны перед Господом и ходят молиться в одну церковь, это не значит, что они равны друг для друга, и эксплуатировать будут того, кому нечего есть. Равенство перед Господом обеспечивает одно: смена всеми душами своих тел. Пожизненная эксплуатация требует пожизненного смирения, без которого невозможна эксплуатация, зато пожизненное смирение, по указке Церкви, ведёт в вечный рай и обеспечивается государственной монополией на насилие. Церковь тоже обладает монополией – на свой самодельный закон и анафему, и обе монополии образуют состав единого принуждения светской и религиозной власти – клерикализма, смеси тупости, силы и слабительного в одном флаконе. К сожалению, эту хрень до конца не раскусили, иначе бы, народ знал о кармических причинах репрессий среди священников и воздаяния за содеянное.

– Клерикализм закончился отделением Церкви от государства в 1918 году, – напомнил Пафнутий. – Смирение – это внутреннее состояние Духа в теле, оно приходит только с верой в Господа нашего, и когда-нибудь люди станут возлюбленными братьями.

– А-а. Когда-нибудь? А есть и пить хочется сразу всем и сейчас. Вот видите, вы всё отлично понимаете, а Мария-Антуанетта не понимала, уважала клерикализм и посоветовала упрямым французам в отсутствие хлеба смиренно вкушать пирожные, веруя, что хлеб когда-нибудь появится. Дуре отрубили башку, чтобы не слушать её глупости. Отделение Церкви, о котором вы сказали, ничего не изменило, потому что неразоблачённый принцип одноразовой земной жизни души убеждает во врождённом статусе босяка, презираемого богатеем, который не хочет расстаться с прибавочной стоимостью и награбленным. А если богатея гипотетически лишить права эксплуатации и отобрать рабов, он всё равно будет кичиться собой и презирать тех, кто беднее его, и наживаться на ближних. Жизнь устроена ублюдками, гребущими под себя. Если рабство и крепостничество возведены в закон, паразитирование на чужом горбу не наказуемо ни государством, ни вечной преисподней, а её выдумали для того, чтобы вытравить славянскую веру и легализовать паразитизм.

– На богатеев тоже распространяется канон смирения, – не сдавался Пафнутий. – Всяк под богом ходит.

– Это канон смирения перед статусом богатея или раба, а не Богом. Тут всё зависит от того, из какого закона вытекает необходимость смирения, – истинного или ложного. Эксплуатацию оправдывают пожизненным статусом раба, вытекающим из ложного закона. Я раскусил эту хрень ещё на втором курсе. Закон переселения душ объясняет необходимость смирения господина перед его добровольным отказом от эксплуатации, лишних и незаконно приобретённых благ, а церковный закон требует от пожизненных рабов смирения перед голодом, эксплуатацией и нищетой и сохраняет условия неравенства на милость и усмотрение богача. Маркс назвал опиумом для народа не заунывные песнопения униженных людей, а образ мышления, который довёл общество до ручки. Революция 1917 года произошла потому, что попы Российской Империи выражали ту же идею, что Мария-Антуанетта про пирожные. Вы же знаете историю с Гапоном в 1905-ом. Народ хотел лично удостовериться, что «Царь хороший, а бояре плохие», и чем Николай II отличался от этой избалованной бабы, Антуанетты, а его расстреляли на Дворцовой площади. Через несколько лет скинули Царя, не пожелавшего и не успевшего смириться перед многовековыми чаяниями унять паразитов.

– Гапон – провокатор. Церковь была против того, чтобы он повёл народ к Царю.

– Почему? Церкви пришлось не по нраву лопнувшее терпение людей, указывающее на недостаток смирения и крепости веры? Или потому что народ смог бы убедиться, что эта верующая парочка – «полный цвай», и выкинуть из головы многовековые сказки о добрых царях и злых боярах?

– Из толпы начали стрелять.

– А не надо было веками доводить народ и придумывать липовую парадигму. То, что из толпы какие-то науськанные провокаторы начали стрельбу из револьверов, и градоначальник-придурок, «зачинщик Великого Октября» приказал солдатам открыть огонь, ровно ничего не меняет. Для истории важнее другой урок, который ещё не выучен. Народ до сих пор не догадался, что всему виной фальшивый закон одноразовой телесной жизни души и бесконечного загробного прозябания, зато раньше всех до этого додумался Ленин и вытеснил его своей фальшивкой – бездушным телом и загробным небытием. Разве то, что Конституция допускает веру в оба несуществующих закона, не доказывает это недоразумение? Или это сделано по прямому указанию Сатаны? Я говорю про геноцид.

Пафнутий иссяк. В его голове перепуталось всё – смирение, милосердие и крепость веры. Он прекрасно понимал, о чём говорил его родственник, но все доводы, которые он обычно приводил своей пастве, словно улетучились.

– А крепость веры, – будто угадав его мысли, добавил Витюня, – обретается в цикле рождений и смертей, и человек должен сознательно решать, что он обязан для этого сделать за очередную жизнь. С обретением крепости веры в фальшивый закон получается гладко не у всех, поэтому оно не становится обязательной целью очередной жизни, а это расхолаживает окружающих, ведёт к безверию и материализму.

– Способностями и талантом может одарить человека только Бог.

– Бог есть всё. Но внезапное открытие в себе талантов возможно только благодаря обретению их в прошлых жизнях. По церковному закону у нас вообще не должно было быть ни Леонардо да Винчи, ни Омара Хаяма, ни Высоцкого – Пушкина в прошлой жизни. Церковное объяснение таланта тем, что Бог неисповедимо одарил им человека, не является объяснением. Это попытка спрятать концы лжи, которая ничего не проясняет, но всё запутывает. По логике священника, Бог одарил одного талантом, другого – богатством, третьего – рваными носками, а на деле, это сеет несправедливость, индивидуализм и спесь, потому что от человека скрывают, что всё заслуживается в прошлом своими же руками. Здесь как раз попа выручает глупость, что у нас нет прошлых жизней, потому что мы их не помним.

– Всё объясняется Промыслом Божьим.

– Ну, это как его понимать – сводить к одноразовой земной жизни бессмертной души или к множеству её воплощений вплоть до вознесённой святости. Вознесённые святые не стоят в очередях за колбасой, потому что не ходят по магазинам. Между грешниками, стремящимися к святости, и святыми есть разница, и, значит, Церковь не может быть святой ни с оговорками, ни без них. Нельзя же подменять результат процессом или процесс результатом, – назидательно произнёс Витюня. – Не надо путать людей, – неожиданно жёстко и с расстановкой отчеканил он и со стуком поставил чашку. – Не те времена, чтобы офшорных несунов и лихоимцев огненной геенной кошмарить. Это никому не помогало. Я внятно излагаю?

В этот момент в комнату вернулись женщины и сели за стол. Выпили по чашке чая, налили вторую и заговорили про уходящее лето.

– Витюша, а на работу тебе когда? – поинтересовалась тётка.

– Первого сентября, но я специально приехал за неделю, чтобы подготовиться. С директором по телефону я уже говорил, он ждёт. Завтра, наверно, в школу зайду.

И тут Витюня открыл ещё одну тайну, после чего требовать «продолжения банкета» никто не стал. Окончательно сразило батюшку его заявление:

– Правда, меня предупредили, что кроме своего предмета, придётся взять то ли Основы Православия, то ли мировых религий, но это как сказать. До Революции, когда платили десятину, самыми скучными в школах были уроки Закона Божьего. Третье тысячелетие на дворе, а разница между Мировой Революции и Мировой Реинкарнацией всем пофигу. Ну, ничего, какие Основы преподавать, чтобы не вздумали переродиться в крокодилов, я после разберусь, – пообещал Витюня и ловко насадил на вилку скользкий маринованный гриб, торчащий ножкой вверх на пустой тарелке. – Вот освоюсь маленько и сяду за письмо в Минобраз, а может, и в Священный Синод о своих соображениях напишу. Не станут же они отвечать, что в христианстве нет переселения душ, потому что о нём никто не помнит, и смешить народ. Все говорят, что советское образование считалось лучшим в мире, хотя оно было атеистическим и безбожным. А это чистый материализм, который человек обязан в себе уничтожать, как язву общества.

– Правильно. Религия олицетворяет борьбу с материализмом вовеки веков, – промямлил Пафнутий.

– Вы думаете, кремлёвские материалисты ничего не знали о реинкарнации? Они навязали бездушие тел всей стране, и советский народ повёлся на эту шнягу, поверив в недостижимый коммунизм, а за гнилой базар положено отвечать. Для того, чтобы жизнь на земле преобразилась, надо, чтобы Господа впустили в сердце 80 миллионов человек, – всего один процент земной популяции. А чтобы царил такой хаос, как сейчас, в ожидании загробного безделья должно ходить на голове подавляющее большинство людей.

– Россия спасётся Православием и Крёстными ходами, – ответил Пафнутий.

– Если душа станет ценностью. Когда изобретут бездушный искусственный интеллект, будет ещё хуже, потому что его изобретатели-недоумки научились конвертировать знания в прибыль и уже начали запугивать себя и человечество неодушевлённой грудой железа, способной превратить нас в послушное стадо управляемых рабов. Люди не видят разницы между многотысячелетним нравственным прогрессом вознесённых святых и опережающим умственным прогрессом, который уже достиг технических возможностей несколько раз кряду стереть в пыль человечество. Вернее, они не могут видеть её, потому что ограничены однократностью жизни своего «я» и приспособлением временных моральных норм к скоротечным условиям жизни. Герман Греф, глава Сбера, очень доходчиво объяснил, почему народу следует оставаться в дебилах.

– Отец Пафнутий сказал же, что Россия спасётся Крёстными ходами, – напомнила Раиса с плохо скрытой укоризной.

– Вы думаете, на Западе видят разницу между Крестовыми походами и Крёстными ходами? По социологическим опросам, европейцы в большинстве думают, что попадут в вечный рай, а большинство россиян – в вечный ад. Эволюция души позволяет указать азимут цивилизации, спасти род человеческий и повысить вибрации планеты, а самые высокоорганизованные мозги способны нарубить излишки бабла, отупеть от гаджетов и разнести вдрызг среду обитания за секунды. Для того, чтобы один процент землян открыл в себе Бога, нужна истина о Божьем предназначении души. Вечного ада не боялись ни во время войн, ни во время революций, так что у человечества по горло заразительных примеров индивидуального и коллективного хождения на голове. И так будет до тех пор, пока скрывается подлинный смысл нашего пребывания на земле и после смерти. Когда истину выставят на обозрение, испражняться против ветра захотят лишь конченые дегенераты. Наша присказка «Христос терпел и нам велел» без скрываемого космического закона плохо вразумляет, а в свете этого закона даёт понять всё, – что терпеть надо и что нет.

– В Православии и так всё понятно, – попыталась возразить тётка.

– Даже больше, чем кажется, тётя Лида. Человечество научилось доводить до абсурда и карнать «под себя» любые Вселенские доктрины. В Индии, например, из-за веры в переселение душ стали настолько медлительны и нерасторопны, что неимущие обрели безразличие к материальным благам и антисанитарии, а в Европе, наоборот, спешка привела к потребительству и стяжательству, так как за одну жизнь стремятся успеть всё. У нас принцип одноразовой жизни и ежовые рукавицы властей привели народ к безысходности и застою. На первых наших часах циферблат крутился вокруг стрелок, вот и докрутились до того, что западная теория потребления попала на старые дрожжи ленинского материализма, к вящему удовольствию Сатаны.

– Вы говорите вовсе какие-то странные непонятные вещи, Виктор, – помолчав, сказала Раиса. – Сразу видно, что вы не ходите в церковь.

– Зато те, кто замутили всемирную джигурду, всё неплохо понимают. Мало того, что нас трижды за столетие хотели уничтожить, так мы сами своего народа положили больше, чем иноземные захватчики. У нас слишком большая душа, славянскую душу за века не пропьёшь. А нами, от рюриковичей до ельциноидов включительно, правили невежественные обалдуи, страдающие высокомерием и гордыней. Если бы богословие несло абсолютную истину, тупорылый материализм никогда бы не стал милее спекуляций на небылице о вечности преисподней. Сами посудите. Во Вселенной обитают около 60 миллиардов эволюционирующих душ, которые воплощены на разных планетах или готовятся к очередным воплощениям. За последние две тысячи лет на земле умерли 110 миллиардов человек, и подавляющее большинство не в силах выбраться из колеса рождений и смертей, и, более того, благодаря фальшивой идеологии, не имеют представления об условиях, как это сделать. Думаю, подход к эволюции Духа требует «золотой середины», и Россия первой её найдёт. Такова структура момента.

Уел, совсем уел, меня нехристь, – подумал Пафнутий, вспомнив, как однажды в детстве получил затрещину на паперти от местного басовитого попа. – Попрошу жену, чтобы урезонила его, а то такого детишкам на уроках наплетёт, что родители будут пальцем на него показывать и вопросами вконец доконают. Ведь это ж надо – с собственной версией Всемирной Истории в глухомань заявился, да ещё задумал историческую роль Церкви-матери пересмотреть. А дойдут до епархии слухи о новоявленном сектанте в его приходе, тогда что? Как там он выразился? Структура момента? Чёрт бы его побрал, прости Господи. Надо бы завтра до намеченной панихиды отца Никодима предупредить. Тот верой крепок, и с панталыка его не сбить, но про сюрприз лучше ему сказать, чтоб был готов, мало ли что…

Поздним вечером, укладываясь спать, он снял крест и попросил жену:

– Матушка, налей-ка стопку беленькой, боюсь, не усну.

Проворочавшись на перине с полчаса, он повернулся к благоверной и сказал: «Вот я же верую и не задумываюсь, сколько раз и зачем на землю приходит наша душа. Сказано же, что для Жизни Вечной, значит, спорить с Церковью-матерью не смей».

– Успокойся, – ответила попадья. – Коммуняки свои слабоумные пожитки унесли, а на наш век паствы хватит. На твою службу приходят только те, кто верует в одну жизнь, и, значит, в вечность геенны огненной, а с Виктором я поговорю. Ишь чего удумал – Священный Синод поучать. Пусть у нас живёт, под приглядом. Завтра, как из школы придёт, скажешь, чтобы другое жильё не искал.

– Ладно. Думаешь, он послушает тебя?

– Он ещё мал и глуп. Я найду, как его унять, а не поможет, пущу на деревне слух о тайном посланнике Сатаны – на чужой роток не накинешь платок, сам отсюда сбежит. И ни о чём не думай, я всё сделаю, Райка подсобит, понял?

– Да, родная, поговори с ним, а то всю обедню нам испортит. Житья никакого не будет на старости лет… эх, кабы начали платить десятину, – ответил муж и захрапел.

Витюня «сходил на двор», мечтательно посмотрел с крыльца на звёзды и спокойно отправился спать, а батюшке приснился под утро удивительный сон: будто стоит он на амвоне и спрашивает каждого прихожанина, много или мало десятины за спасение от ада вечного, но никто не слышит его, пристально глядя мимо, на распятие у стены.

Далёкие острова

Им не было тридцати. Они лежали в номере небольшой европейской гостиницы. За окном засыпал средневековый немецкий городок, ещё не тронутый наступившей осенью, схожий с картинкой на железной коробке из-под импортного печенья, в которой он хранил детские артефакты. Окно помещения выходило на север. Слева, в нескольких десятках километров, раскинулась Франция и Испания, справа – почти вся Германия и Польша.

Она была немкой из бывшей ГДР и жила в восточной части Берлина, он приехал в Европу из бывшего Советского Союза по частным делам, в которых она ему помогала. Ей понравилось, когда он, шутя, назвал её «восточной славянкой», потому что это было древней исторической правдой.

Они познакомились случайно в кафе одного из двадцати пяти тысяч старейших замков Объединённой Германии, в котором она имела необходимый ему доступ к архивам владельца и наследника замка, не пострадавшего от разрушительных войн и вторжений. Замок был музеем, имел штат научных сотрудников, туристическое бюро и относился к числу самых известных памятников. В тот день они проговорили несколько часов, выпили много чашек кофе и умяли кучу пирожных. Оказалось, что они остановились в одном отеле в центре небольшого, словно игрушечного городка, километрах в пяти-шести от того замка, в котором она проходила преддипломную университетскую практику. Тем же вечером они допоздна гуляли по вылизанным улочкам городка, без умолку болтали и, наконец, уставшие и перевозбуждённые, разошлись по своим этажам, не желая проводить ни дня друг без друга.

Он представился ей писателем, хотя им не был, и даже пересказал ей захватывающий роман с недописанным эпилогом, придумав его за столиком в кафе, украдкой поглядывая на флюгер одной из башен над её головой. Он признался в этом позднее, сославшись на буйную фантазию, и объяснил ей, что приехал на целый месяц собирать материал для новой книги, но не сказал ей главного. На самом деле, он искал следы своего прошлого воплощения, причудливо связанного с его давней семейной историей. Он был близок к разгадке тайны жизни, смерти и вечного приюта своего предка по Духу – рыцаря, трагически погибшего со своей возлюбленной в окрестностях замка.

Ему была необходима помощь этой немецкой девушки, и, конечно, не хотелось, чтобы его гид по дебрям средневековых интриг и заговоров XVI века, сочла его за сумасшедшего. Именно здесь должны были состояться разгадка старинной драмы и завершиться его долгие и трудные поиски в разных странах и городах, и теперь, после утомительных скитаний по живописной Франции, он размышлял и об этой милой девушке, и о предстоящей встрече с незнакомкой – возлюбленной по прошлой жизни, после возвращения на родину.

Его слегка знобило от водоворота событий и дум, которые его одолевали. Ему сказали, что он не сможет ответить этой стройной зеленоглазой блондинке взаимностью, хотя, казалось, воздух вокруг них был пропитан торжеством любви и мистики. Так полгода назад в московской подземке ему нагадала цыганка, предсказавшая эту длительную поездку, в которой ему было суждено найти то, что никто никогда не находил, и все события, происшедшие с ним позднее, начались в ту синюю московскую метель, когда он неуверенно протянул гадалке свою руку. Полгода назад они не помышляли о предсказанном ему знакомстве. Просто их случайная встреча, как и они сами, существовали в готовом виде, будто жаренные накануне котлеты, которые на следующий день съедят случайные посетители забегаловки. Она не говорила ему, что считает дни его шенгенской визы и думает о нём по ночам, и сегодня, когда они впервые оказались в её номере, не могла не думать об их будущем.

У неё был приятный голос, удивительно нежные губы, правильный носик, изумительный овал лица в обрамлении мягких волос, источавших то, что сводило с ума, как и её едва осязаемые прикосновения, когда на улице она брала его под руку. Она ещё ни разу не позволила себе глупости или бестактности, никогда не проявляла своего «я», и единственное, что выдавало в ней немку, был не акцент, а еле уловимое двойное ударение в интонациях и словах, добавлявшее речи притягательности. Она всегда была органичной – и сейчас, и когда вела машину или шла с ним по городу.

– Ты весь дрожишь, – она лежала справа, накрыв одеялом и обняв его. – Тебе нужно согреться, это необходимо, – мягко сказала она и положила согнутую ногу выше его колен, руку на левый бок, коснувшись губами его плеча.

– Знаю, читал про это в одной книжке про дикий Запад. – Тебе не кажется, что я так не усну?

– Ты уснёшь, когда согреешься.

Вот они, парадоксы женской логики, – подумал он про себя. – По теории реинкарнации, бесполая душа вселяется в мужчин и женщин, хотя некие изъяны души способны нести признаки гермафродита. В совершенном Духе энергия мужественности и женственности находится в гармонии, потому что он устроен по образу и подобию Создателя. По природе, мужчины тверды снаружи и мягки внутри, стремясь к безупречной мужественности, а женщины, наоборот, мягки снаружи и тверды внутри, достигая идеальной женственности, поскольку любое тело является лишь промежуточным звеном эволюции. Оба пола на момент рождения могут иметь множество «остаточных» свойств, противоположных своему, например, женские и мужские черты мягкости и твёрдости, доходящие до излишней плаксивости и чёрствости, – вот почему смена пола противоречит Замыслу Создателя. Помимо них, существуют общие недостатки Духа мужчин и женщин, исчисляемые десятками, например, гнев, зависть, жадность и похоть. Пока человек не доведёт каждый из них до абсолютного отсутствия, его душа не вырвется из колеса рождений и смертей и будет входить и выходить из плотной материи снова и снова, вопреки лживым церковным канонам и проповедям. Церковь скрывает эволюцию душ и тел, западные человеконенавистники направляют её вспять – к деградации душ и тел. Оба пола могут не замечать друг в друге никаких недостатков, как случилось у них. Безусловное влечение могло означать духовную совместимость на тонком плане или заранее обусловленную встречу по судьбе с членом одной духовной группы родственных душ, среди которых находится и главная. Скорее всего, встреча с девушкой не была случайной, а заранее назначенной. Какой-то неведомый план их душ включал её помощь в его делах, и пользоваться случаем он не хотел. Вряд ли кто-то иной в чужой стране мог бы установить для него имена из старинных родословных и семейных хроник, совпавшие с теми, которые он из предосторожности не называл девушке, и сообщить подробности его прошлой жизни. Если бы встреча с ней не состоялась, он бы сделал несколько снимков замка, купил сувенирную копию меча, которым махал в прошлой жизни, и уехал восвояси.

Они пролежали в молчании минут пять, ничуть не тяготясь. Он боялся шевельнуться и потревожить её, а она приподнялась над ним, закрыла глаза и горячо поцеловала его в губы. Он привлёк её к себе и ответил более долгим поцелуем, после которого она положила голову ему на грудь и стала медленно и нежно гладить его.

– Gute Nacht, спи, – её ладонь замерла на его груди, и он почувствовал её тепло. – Ты очень хороший. Правда, иногда немного сумасшедший, но второго такого на свете нет. Не могу представить, что тебе никто этого не говорил.