скачать книгу бесплатно
– Тем, что его не будет на земле?
– И да, и нет. Вот мы и пришли. Сейчас возьму билет и вернусь.
Я подождал, пока мужчина купит билет, и хотел куда-нибудь снова тащить коробку, но он меня остановил:
– Ты и так мне очень помог, даже если у тебя было время. Спасибо, и тебе воздастся когда-нибудь на дороге. Ты местный?
– Не совсем, я живу там, где ты сел в электричку.
– А я давно уже в Суздале. Бывал?
– Нет, но хотел бы съездить.
– А ты кто, мил человек?
– Я? М-м… – мне было стыдно сказать, что я историк. – Я преподаю в одном институте. Даже в двух.
– А-а.
– А ты кем?
– Помощником звонаря. Приезжай как-нибудь посмотреть, увидишь Суздаль сверху, церкви каменные, ширь вокруг. И с любого места купола видать.
– Как найти тебя?
– Спроси Михаила у кого-нибудь, тебе скажут.
– А где спросить-то?
– А везде, – и он своей задубелой ладонью сжал мою руку и посмотрел своими выразительными глазами.
Мы расстались.
К месту встречи с братом мне пришлось поторопиться, я опаздывал на полчаса. Может, он тоже опоздает, – думал я. Но брат никогда не опаздывал.
– Не пора ли тебе обрести мобильник? – начал с вопроса он.
– Денег не хватает. Я хочу такой, который носки стирает по дороге к дому.
– Смотри рекламу, там говорят, если нужны деньги, играй в «Золотой ключ».
– Лотерея – расточительство, а за него можно и ответить. Деньги лучше закапывать на поле чудес, при всех, как Буратино. Закопал раз – и свободен от страстей.
– Ты так и остался студентом, который входит в аудиторию после третьего звонка и засовывает в рот последний пирожок.
– Знаю, знаю. В военное время я угодил бы под трибунал. Но по звонку у студентов начинает выделяться слюна. Условный рефлекс.
– Торопясь, ты бы угодил под машину.
– Я предпочитаю демократичное метро, – их туда пока ещё не пускают, а то бы и там были пробки. В автоиномарках, автосервисе и автостоянках человек стал ненасытен. От этого излишества страдают безлошадные пешеходы, которым не хватает необходимого зелёного света, чтобы перейти улицу. А административные попытки уладить проблему напоминают бесполезный светофор, – все смотрят и никто не обращает внимания.
– Возьми, – протянул он полиэтиленовый пакет. – Там тетрадь и письмо. Карту Франции я купил.
– Лёш, спасибо тебе. Ты настоящий двоюродный, да что там двоюродный, – троюродный брат. Нет, лучше – шурин, деверь. Кузен. К сожалению, мы иерархию родословных не проходили, а только родословную царей. Начальство надо знать в лицо.
– Будешь звонить тёте, передай от нас привет.
– Передам и скажу, что не оказалось ни одного червивого орешка.
– И не забудь дать мне тетрадь, мы тоже хотим почитать стихи.
– Естественно, тебе же придётся отправлять её самолётом. Как только, так сразу. Как прочитаешь, так вертай обратно взад.
– Тебя подвезти?
– Второй подъезд, третий этаж.
– Не могу.
– Тогда туда, где маршрутка.
– Пристегнись.
Я развернул карту, – её масштаб меня устраивал: в сантиметре было восемь километров, а в Болгарии у меня была шестикилометровка. И сразу, как всегда, глядя на карту или глобус, я ощутил снизу сзади холодок дальних странствий.
– Лёш.
– Что?
– Спасибо тебе.
* * *
– Избыток, конечно, не необходим для счастья, но действительно ли горе тех, которые лишены необходимого?
«Человек действительно несчастлив, когда он страдает от недостатка необходимого для жизни и для телесного здоровья. Лишение это может зависеть от его личной вины, и тогда он должен обвинить самого себя. Если же в этом виновны другие, то ответственность падает на того, кто был тому причиной».
– Что думать о тех, которые с целью иметь излишнее собирают земные богатства в ущерб тем, которым недостаёт необходимого?
«Они не исполняют Закона Божия, и будут отвечать за все лишения, которым подвергли ближнего».
– Какой признак законной собственности?
«Законна только та собственность, которая приобретена без ущерба для других».
– Бывают люди, лишённые всяких средств к жизни и в перспективе имеющие одну смерть даже тогда, когда вокруг них царит изобилие, что должны они предпринять?
«В обществе, устроенном по закону Христа, никто не должен умирать с голоду».
– Как определить: в чём состоит нравственное учение?
«Нравственное учение есть правило вести себя хорошо, то есть, отличать добро от зла».
– Человек, склонный к заблуждению, не может ли ошибаться в определении добра и зла и воображать, что делает хорошо, когда действительно ведёт себя дурно?
«Иисус сказал вам: поступайте в отношении других так, как бы вы желали, чтобы другие поступали в отношении вас. Соблюдайте это правило, и вы не ошибётесь».
Книга Духов
* * *
Дома я открыл бумажный конверт, вынутый из полиэтиленового пакета, и достал толстую старую тетрадь обычного размера с коричневой обложкой. В тетради ровными строчками были написаны стихи, и заложен ещё один конверт – поменьше. В нём оказалось письмо от тёти и фотография прабабушки. Когда-то я видел её и не раз, но у нас в доме такого фото не было. Все семейные фотографии после смерти наших родителей теперь хранились у моего брата. Я бережно поставил фотокарточку Марии Антоновны на письменном столе. На вид ей можно было дать около двадцати лет. Очень красива и изящна. Красива, как бы это сказать, не по современным меркам, а по любым, вообще. Одежда старого покроя ничего не портила. Она стояла одна, фото сделано во весь рост. Внизу карточки было обозначено: «Фотомастерская Пряничникова. Город Симбирск.1916 год». Всё, конечно, с буквой «ъ». Вытащив письмо, я развернул несколько исписанных торопливым почерком листков, – у тёти было мало времени, – и пробежал глазами первые строчки:
«… назвали тебя в честь твоего прадеда Александра Петрова – по отчеству Тихоновича. Это муж твоей прабабушки и моей бабки Марии Антоновны – Машеньки. Любили они друг друга с мужем и жили душа в душу. Понимали друг друга на любом языке, потому что думали одинаково. Два благородных человека. Известно, что Мария Борисова вышла замуж за Александра Тихоновича, 1888 года рождения году в 1915, так как мой папа родился в 1916 году. Твой дед Миша был директором совхоза, окончил Куйбышевский сельхозинститут и умер в 1983 году. А его жена – моя мама – Наталья Андреевна с 1918 года рождения, ты помнишь обоих.
Был в Симбирске торговый дом Александра Петрова, который открыл его отец Тихон, – купец и промышленник. Вообще, прадед твой не был барыгой и, насколько знаю, им гордились как человеком. Челси в полуголодной стране покупать бы себе никогда не позволили. Ни отец, ни сын. Состоятельные люди были, но считали себя патриотами. А вот Тихон деньги бедным жертвовал, и не для того, чтобы ему на том свете слаще спалось. И к руководству города руку прикладывал. Тихон был купцом I гильдии и поставщиком императорского двора. Многое в городе ему принадлежало и кое-что за городом, но честность фамильная была в крови. Судьба их очень печальна из-за революции.
Александра Тихон отправил учиться в Париж счётному делу. Были они образованными людьми, и оба знали и французский, и немецкий языки. Короче говоря, Александр – экономист и, якобы, поэтому стал вредить индустриализации, которую начала советская власть. Так Александр стал «вредителем». Тогда знаешь, как было? Пукнешь, наевшись гороховой каши, – сразу приедут, заберут и обвинят в том, что репетировал срыв парада и демонстрации на Красной площади. Я не шучу, – почти такой случай был. А потом спросят, с кем в сговоре из подозреваемых, проходящих по улице за окном кабинета, ты был. И не отвертеться. Потому что всесоюзный староста любимый народом дедушка Калинин подписал Указ о расстреле детей с 14 лет. Ты это, как историк, должен знать. Так что, если не сознаешься, – говорили арестованному, – мы твоего сына шлёпнем у тебя на глазах в камере напротив. Прямо через специальную дырку в двери, а ты посмотришь через свою. Александра назвали «контрой», припомнили, что его отец Тихон был «неугодным элементом». В 1929 году за ним ночью приехали люди. Те, которые сначала носили кожу и узкополосатые футболки, а потом галстуки скромной пестроты. Всё, конечно, экспроприировали ещё раньше, до НЭПа, так что нэпманом он никогда не был. А его отец Тихон умер раньше – в 1918 году в 63 года, хотя крепок был тесть Марии. Не вынес Великого Октября.
Кто-то бросил письмо в почтовый ящик – такие письма всегда доходили быстро. В итоге Александру дали 10 лет без права переписки, – считай не лагерь, а расстрел, – так его маскировали власти, чтобы родственники зря не загружали казённую почту. С мёртвыми не разговаривают, и они писать не могут. Только Маша всё и так знала, когда её мужа убили. Твоя прабабушка знала свою судьбу, она – медиум.
Отец Петрова Александра – Тихон – родился в 1855 году и воевал на Шипке с турками в 1877—1878 годах. Это достоверно известно. У вас скоро будут показывать «Турецкий гамбит», посмотри обязательно, это про твоего прапрадеда. А если хорошо постараться, то можно обнаружить, что отец Тихона или его братья защищали Севастополь во время Крымской войны 1855—1856 годов. Есть кое-какие данные.
Мария и Тихон Петровы похоронены на старом кладбище в Симбирске – Ульяновске. Маша умерла в 1966. А Александр – неизвестно где, впрочем, это не так важно. Был ты у них ещё совсем маленьким и сейчас, наверное, ничего не помнишь. Но позже, когда ты уже учился в школе, написал вот эти стихи:
На кладбище старом стою я один
Ничто не нарушит угрюмый интим.
Послышались стоны —
Ветвями колышут
Столетние клёны,
Но кто их услышит…»
Я задумался. Смешанные чувства овладели мной. Я гордился своими предками просто потому, что независимо от своего положения, они делали то, что надо было делать в своё время. Но мне было стыдно из-за того, что ничего или почти ничего из прочитанного, я не знал. Почему так происходит? Ведь я жил с родителями, не один раз приезжал к тёте, и мы много раз разговаривали с ней обо всём. А узнаю всё это только теперь. Один раз, в летние каникулы после окончания первого курса мы даже с Петельским поехали к тёте и гостили там целый месяц. Я бывал в этом южном городе с родителями и до этого, и потом, когда закончил учёбу в институте. Неужели, столь многим из нас суждено прожить жизнь иванами, не помнящими родства?
Ну, надо же, оказывается, моя прабабушка Маша была медиумом. В жизни я видел только одного медиума в фильме «Фантомас против Скотланд-ярда» с участием Жана Марэ и Луи Де Фюнеса. И это мне показалось не более, чем чертовщиной. Правда, было очень смешно.
Я посмотрел на старинную фотографию прабабушки и принялся читать письмо дальше.
«Баба Маша романтическая была особа, писала стихи по-французски и по-русски. Чему удивляться, если её муж и тесть по два языка знали? Стишки на память в альбомчик на французском многие барышни тех лет строчили и обменивались, а она была с 1895 года. Признак времени. Она оставила целую французскую тетрадь, но найти её не смогли, хотя говорят, её видели в Ульяновске. А русскую тетрадь прочтёшь сам, у неё был хороший почерк. Талант писать стихи тебе от Марии Антоновны и передался.
Вообще, о бабушке Маше известно мало. И её мужа мы помним только благодаря его родным. Да и давно всё было. Мария Антоновна была честна, возвышенна и принципиальна. Человек с большой буквы, никогда не роптала, не жаловалась и не возмущалась. Внутри столько достоинства, что рядом с ней быть хотелось. Такой я знаю её по рассказам тех, кого уже с нами давно нет. Высокий человек с чистой душой и русским характером. Я помню, что бабушка никогда не унывала, несмотря на любые трудности, и о своих бедах не считала нужным рассказывать. По-современному – оптимист. И очень добрая, жалела даже тех, которые отняли у неё мужа. Перед смертью сказала, что с собой ничего не заберёшь, там всё есть. Только просила, чтобы её тетрадь сохранили и передавали кому нужно дальше…»
Я закончил читать письмо и опять посмотрел на старую фотокарточку Марии Антоновны, что-то вспоминая. Когда-то мой дедушка Миша пел мне в детстве колыбельную:
Ай ду-ду, ду-ду, ду-ду,
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу
Во серебряную…
– Дедушка, откуда ты знаешь такую песню?
– Эту песню по вечерам пела мне моя мама. Царская песня.
– Почему царская?
– Её пели ещё при царе.
– А твою маму кто петь её научил?
– Её научила одна женщина, которая её приютила.
– А что такое «приютила»?
– Это когда человек вышел на вокзале, а ты ему помог, потому что у него нет ни дома, ни мамы, ни отца, ни брата.
– Спой мне ещё эту песню…
Я представил, как в доме на Сударинской улице, при свете керосиновой лампы, задумчиво глядя в одну точку, тихо поёт эту колыбельную себе самой солдатка Борисова. И думает про своего мужа и нелёгкую жизнь. И от моих воспоминаний и мыслей невыносимо защемило сердце, а на глазах навернулись слёзы.
Мне пришлось успокоить мысли и вновь сосредоточиться. Потом я открыл тетрадь и стал читать с самого начала. Всё это было трогательно. Даже очень интимно и сокровенно. Похожее испытываешь, держа в руках некоторые исторические документы. Но то, что вычитал я, было весьма неожиданным. Одно только общее сопоставление известных мне одному фактов без всякого анализа и синтеза привело меня почти в шок. А уж если ещё домысливать и давать волю воображению или начать мыслить дедуктивно… Впереди была бездна! Эльдорадо неизвестности и тайн. Есть люди, которым без них скучно, потому что в них много романтики и мало адреналина. И чем больше первого, тем больше хочется второго. Вот бы мне хотя бы одного такого в помощники взять. Но обстоятельства сложились так, что я был один и стоял перед выбором, – забыть всё или идти вперёд. И я не знал, что делать. Что будет, если уехать на полгода во Владивосток или на Колыму? А тетрадь передать брату. Я же не железный. А может просто неполноценный романтик с аллергией на адреналин. Говорят, раньше аллергии было мало, я о ней вообще не слышал, а теперь открылись целые аллергодома. Куй бизнес, пока есть аллергия. Пока есть переедание и ожирение – будут и таблетки от того и другого. Есть алкоголь – будет и антиполицай. Так же и с аллергией. Главное создать спрос, а потом услужливо породить предложение. Только делом некогда заниматься. Но я отвлёкся.
В общем, кошмар. Конечно, не такой, как на улице Вязов, но уж слишком далеко до комедии. Я поначалу удивился, почему никто из моих родных не обратил внимание на некоторые стихи, но потом легко догадался, почему. И вы бы сразу поняли, будь у вас линии на руках и ногах как у меня, и информация. «Право на информацию» – это звучит гордо. Только если такое право реализовать полностью и немедленно, по принципу «все – в автодор», это может причинить непоправимый вред психическому здоровью.
Надо всё делать постепенно. Стихи о Сударинской улице были первыми.
Последнее лето
На улице Сударинской
С утра весь день-деньской
У ярмарочной площади
Стоит городовой.
Там с песнею цыганскою —
Приволжские купцы,
И брызги от шампанского
Летят во все концы.
Народ гуляет радостный
Под колокольный звон,
И звук святой и благостный
Идёт со всех сторон.
1916
Трудновато писать по-русски, если ты, конечно, француженка. Очень просто и легко написано. Восторженно как-то. А чему было восторгаться? Городовому, купцам и народу, ещё не исчезнувшим в пламени революции? Писал же наш знаменитый поэт: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Вот и раздули. Романтики чужих дорог. Или не романтики?
Интересно, почему лето последнее? Может, стихи были написаны раньше и события, описанные в них, происходили до 1916 года? Тогда какое лето? Перед I Мировой войной или Октябрьской революцией? Вся экономическая статистика дореволюционной России для сравнения с развитым социализмом обычно бралась за 1913 год – это последний довоенный год. Или здесь скрыт другой смысл?
Семейные события начинаются в 1914 году, потому что со слов прабабушки, её родные погибают примерно в это время. Возможно, вспоминается последнее лето в Шато, но там Сударинскую улицу искать не стоит. Одно точно – фото Марии Антоновны сделано после того, как родился мой дедушка – в этом же году. И было это уже не в Мелекессе, а в Симбирске. Но с чем связано ощущение радости автора, – колокольным звоном или рождением сына?
Это небольшое стихотворение поставило передо мной с десяток вопросов, но не ответило даже на один. Из телефонного разговора я и так знал номер дома на этой улице.
