скачать книгу бесплатно
– О’кей, хорошо: вначале способ, потом мотив. Но со способами у нас проблема. Они просто остались за скобками. Неужели похищение провернули так, что никто ничего не видел и не слышал? Неужели Марго не кричала, не сопротивлялась? И сдается мне, что похититель живет один, а иначе соседи, наверное, тоже должны быть причастны к похищению, верно?
– Все вопросы – по существу, – согласился Страйк. – Кстати, полицейские обошли все подъезды. Опросили всех жильцов, хотя обыски в квартирах не производились.
– Но если вдуматься… она – врач. Допустим, из дому выскакивает человек и умоляет ее зайти… мол, сосед получил увечье… или родственнику стало плохо… а уж когда она заходит – считай, дело сделано. Таким способом ее вполне могли заманить в дом – сказали, что это вопрос жизни и смерти.
– Все может быть, но им, значит, было доподлинно известно, что она врач.
– Похититель мог быть ее пациентом.
– Но как он узнал, что в определенный час Марго окажется у его дома? Или она всей округе растрезвонила, что идет в паб?
– Возможно, он действовал спонтанно: увидел ее из окна, узнал в ней докторшу, выбежал и затащил в подъезд. Ну или… не знаю… предположим, в квартире находился больной или умирающий или же кто-нибудь получил травму… разгорелся спор… она не согласилась выполнить какую-то процедуру или вовсе отказала в помощи… завязалась потасовка… в которой ее случайно убили.
Они молча отошли в сторону, пропуская шумную компанию студентов-французов. Когда те прошли, Страйк сказал:
– Готов согласиться, пусть и с натяжкой.
– Мы можем вычислить тех, кто живет здесь безвыездно в течение последних тридцати девяти лет, – сказала Робин, – но все равно останется вопрос: куда злодей спрятал тело, если оно до сих пор не обнаружено, хотя прошло без малого четыре десятка лет? Оставить это место без присмотра страшновато, правда?
– Да, тут в самом деле загвоздка, – согласился Страйк. – Как сказал Гупта, это куда сложнее, чем выбросить стол такого же веса. Кровь, разложение, паразиты… многие прятали трупы у себя дома. Криппен. Кристи. Фред и Роуз Уэст. Общепризнано, что это плохая идея.
– Крид некоторое время справлялся, – отметила Робин. – У себя в подвале вываривал отсеченные руки. Закапывал головы отдельно от туловищ. Он ведь попался не на трупах.
– Ты что, начиталась «Демона Райского парка»? – резко спросил Страйк.
– Почитываю, – ответила Робин.
– К чему забивать себе голову?
– Там масса полезных нам фактов, – сказала Робин.
– Хм… А я только и думаю, как бы не свихнуться и не травмировать кого-нибудь из наших.
Робин промолчала. Напоследок окинув дома быстрым взглядом, Страйк сделал знак Робин двигаться дальше и договорил уже на ходу:
– Ты права, я многого не учитываю. Морозильные камеры время от времени нужно открывать, проверяющие из газовой службы могут учуять запах, соседи прочищают забитые сливные отверстия. Но для полноты картины действительно надо проверить, кто жил здесь в то время.
Они вышли на Эйлсбери-стрит, самую оживленную улицу этого района, широкую, со множеством офисных зданий и жилых домов.
– Итак, – Страйк вновь остановился на тротуаре, – если Марго все же держит путь в паб, она должна здесь перейти дорогу и свернуть налево – на Кларкенуэлл-Грин. Но мы сейчас делаем остановку, чтобы уточнить: вот там, – он указал ярдов на пятьдесят вправо, – небольшой белый фургон едва не сбил двух женщин, когда в тот вечер на большой скорости удалялся от Кларкенуэлл-Грин. Это видели четверо или пятеро прохожих. Номер никто не запомнил…
– …но Крид нередко прикреплял фальшивые номерные знаки на тот фургон, которым пользовался при доставке заказов, – подхватила Робин, – так что запоминать номера не имело особого смысла.
– Правильно. У того фургона, который привлек внимание свидетелей одиннадцатого октября семьдесят четвертого, на одном борту был какой-то рисунок. Мнения свидетелей по поводу этого изображения расходятся, но двоим привиделся большой цветок.
– Но нам также известно, – продолжала Робин, – что Крид пользовался смываемой краской, чтобы менять вид фургона.
– И снова правильно. Значит, на поверхностный взгляд у нас есть первый надежный признак того, что Крид мог находиться в этом районе. Тэлбот, конечно, ухватился за эту версию и положился на мнение одного из свидетелей, что фургон принадлежал местному цветочному магазину. Но его подчиненный, предположительно из числа тех, кто считал, что начальник следственной группы давно ку-ку, без лишнего шума отправился к Альберту Шиммингсу, хозяину цветочного магазина, и тот решительно опроверг слухи о своих вечерних гонках. Он заявил, что находился за много миль от города – подвозил своего несовершеннолетнего сына.
– Что отнюдь не доказывает непричастность Шиммингса, – сказала Робин. – Возможно, он просто опасался, как бы его не привлекли за создание аварийной ситуации. Камер наружного наблюдения тогда еще не было… ни одна из версий не доказана.
– У меня возникли точно такие же мысли. Если Шиммингс еще жив, надо будет его прощупать. Поскольку обвинение в превышении скорости уже недоказуемо, он, возможно, надумает сказать правду. А раз вопрос о белом фургоне остается открытым, – заключил Страйк, – мы обязаны допускать, что за рулем сидел Крид.
– Но если за рулем сидел Крид, то где именно он похитил Марго? – спросила Робин. – Альбемарль-уэй исключается – оттуда он бы выехал другим маршрутом.
– Верно. Схвати он ее на Альбемарль-уэй, выехал бы на Эйлсбери-стрит совсем в другой точке и определенно не поехал бы через Кларкенуэлл-Грин, что плавно подводит нас к «драке двух женщин у таксофонных будок».
Сквозь изморось они вышли на Кларкенуэлл-Грин – широкую прямоугольную площадь, основные достопримечательности которой составляли деревья, паб и кафе. В центре, возле автомобильной и велосипедной стоянок, торчали две таксофонные будки.
– Вот здесь, – Страйк остановился между будками, – помешательство Тэлбота начало реально вредить следствию. Одна женщина, незнакомая с этим районом, – звали ее Руби Эллиот – разыскивала новый дом дочери и зятя на Хейуордз-Плейс, но заблудилась и стала ездить кругами. У этих будок она заметила драку двух женщин, одна из которых, по ее выражению, «еле на ногах держалась». Отчетливой картины у нее не сохранилось – напомню, лил дождь, она нервничала, что проскочит на красный сигнал светофора и не разглядит номера домов. Полиции она сообщила лишь то, что из одежды заметила на одной драчунье косынку, а на другой – плащ. Эти подробности появились в газетах, и на следующий день в полицию пришла пожилая, но вполне вменяемая женщина, которая заявила, что речь определенно идет о ней самой и ее престарелой матери. Тэлботу она рассказала, что вела «свою старушку» домой после недолгой прогулки. Мать, больная и совсем дряхлая, вышла в шляпе от дождя, а она сама, Фиона, – в плаще, таком же, как у Марго. Зонтов у них не было, и Фиона хотела поторопить мамашу. Старушенция заупрямилась, и на этом самом месте, у таксофонных будок, они сцепились. У меня, кстати, есть их фото: газетчики раздобыли, но не получили визу на публикацию. Что же до Тэлбота, он ничего не желал слышать. Наотрез отказывался признавать в этих двух женщинах кого-либо еще, кроме Марго и мужчины в женской одежде. Вот как ему это виделось: Марго и Крид назначили встречу возле этих будок, Крид силой толкал ее в фургон, который предположительно был припаркован вон там… – Страйк показал на короткий ряд автомобилей, – а после сорвался с места и, невзирая на то что Марго кричала и колотила по стенкам фургона, помчался по Эйлсбери-стрит.
– Погоди, – сказала Робин, – Тэлбот же был уверен, что Тео и Крид – это одно лицо. Зачем Крид переоделся женщиной, явился на прием к Марго, распрощался, не причинив ей никакого вреда, дошел до Кларкенуэлл-Грин и скрутил Марго на просматриваемой со всех сторон площади, самой людной из всех, которые мы с тобой видели в этом районе?
– Не ищи в этом смысла – его нет. Когда следственную группу возглавил Лоусон, он наведался к Фионе Флери – это полное имя той вполне респектабельной немолодой женщины, – допросил ее заново и убедился, что Руби Эллиот видела именно Фиону и ее мать. Опять же полезным оказалось упоминание всеобщих выборов: Фиона вспомнила, что в тот день была совершенно разбита и не проявляла должного терпения, поскольку накануне допоздна смотрела телерепортажи о ходе выборов. Лоусон пришел к выводу – и я склонен с ним согласиться, – что вопрос о драке двух женщин можно снять с повестки дня.
Морось опять сменилась дождем. По зонтику Робин барабанили капли; кромки брюк промокли насквозь. Теперь Страйк вел ее по Кларкенуэлл-Клоуз, извилистой улице, которая вела в гору, туда, где взметнулась вверх большая, внушительная церковь с высоким, заостренным шпилем.
– Марго не могла уйти в такую даль, – сказала Робин.
– Готов согласиться, – ответил Страйк и, к ее удивлению, вновь остановился, глядя вверх, на церковь, – но теперь нам необходимо дойти до последнего, как считается, рубежа. Церковный разнорабочий… да-да, я все понимаю, – сказал он в ответ на озадаченный взгляд Робин, – по имени Вилли Ломекс заявляет, что видел женщину в плаще «Барбери», которая в тот вечер поднималась по лестнице, ведущей к церкви Святого Иакова-на-Площади, примерно в то время, когда Марго должна была подходить к пабу. Видел он ее со спины. В ту пору церкви не всегда стояли под замком. Тэлбот, естественно, отмахнулся от показаний Ломекса: ведь если Марго была жива и разгуливала по храмам, она никак не могла уноситься неведомо куда в фургоне Эссекского Мясника… Лоусон не знал, что и думать. Разнорабочий твердо стоял на своем: он видел, как женщина, по описанию – Марго, один в один, вошла в церковь, но, как человек нелюбопытный, не пошел за ней следом, не спросил, что ей надо, и не убедился, что она вышла из церкви… Таким образом, – закончил Страйк, – мы с тобой заслужили по пинте пива.
14
К причудливым старинным письменам…
Эдмунд Спенсер. Королева фей
Через дорогу от церкви читалась вывеска «Трех королей». Изгиб выложенного изразцами фасада повторял изгиб проезжей части.
У Робин, которая вслед за Страйком вошла в дверь, возникло такое ощущение, будто она перенеслась назад во времени. Стены почти сплошь были оклеены музыкальными газетами семидесятых годов: рецензии перемежались с объявлениями о продаже допотопных стереосистем, с портретами поп- и рок-идолов. Над барной стойкой висели гирлянды, оставшиеся после Хеллоуина; с репродукций в рамках смотрели Дэвид Боуи и Боб Марли, а с противоположной стены на них взирали Боб Дилан и Джими Хендрикс. Страйк направился к бару, а Робин, сидя за столиком для двоих, различила в коллаже, обрамляющем зеркало, газетное фото Джимми Рокби в узких кожаных брюках. Этот паб словно застыл во времени; нетрудно было представить, что эти же матовые оконные стекла, разномастные деревянные столы, голые половицы, шаровидные бра и свечи в бутылках были на своих местах и в далеком семьдесят четвертом, когда подруга Марго сидела здесь в напрасном ожидании.
В который раз обводя глазами это причудливое, атмосферное заведение, Робин невольно задумалась: а что это была за личность – Марго Бамборо? Удивительно, как профессия человека влияет на его восприятие другими. «Врач» – это же почти готовый образ. Взгляд Робин скользил от висящих над стойкой черепов к изображениям ныне покойных рок-звезд, и в голове зрела идея Рождества наоборот. Трех волхвов позвал в путь свет рождения; Марго позвали в путь огни «Трех королей», но по дороге она, с содроганием думала Робин, скорее всего, встретила смерть.
Страйк поставил перед Робин бокал вина, сам с наслаждением отхлебнул «Сассекс бест» и только после этого сел, полез во внутренний карман пальто и достал свернутые в трубочку бумаги. Робин заметила ксерокопии газетных материалов, отпечатанные на машинке тексты, исписанные от руки страницы.
– Не иначе как ты посетил Британскую библиотеку.
– Вчера целый день там торчал.
Он передал Робин верхнюю ксерокопию, сделанную с маленькой вырезки из «Дейли мейл». Это был снимок Фионы Флери с престарелой матерью под общим заголовком: «В поисках Эссекского Мясника: „Это были мы“». Ни одну из женщин никто не спутал бы с Марго Бамборо: дочь, свойского вида особа, была рослой, широкой в кости, без намека на талию; мать ссохлась и поникла от старости.
– Первое, что приходит в голову: пресса постепенно утрачивала доверие к Биллу Тэлботу, – сказал Страйк. – Через пару недель после этой публикации газеты уже жаждали крови, что, вероятно, не способствовало восстановлению его психического здоровья… ну ладно. – Его большая волосатая рука лежала на стопке бумаг. – Давай вернемся к единственному неопровержимому факту, который у нас есть: без четверти шесть Марго Бамборо была жива и находилась в амбулатории.
– Ты хочешь сказать «в четверть седьмого», – поправила Робин.
– Отнюдь, – сказал Страйк. – Последовательность уходов с работы такова: в десять минут шестого – Дороти. В половине шестого – Динеш Гупта, который перед уходом видит Марго через открытую дверь ее кабинета и проходит мимо Глории и Тео. Глория идет к Бреннеру спросить, не согласится ли он принять Тео. Бреннер отказывается. Из кабинета появляется Марго и придерживает дверь для последних записанных на тот день пациентов, матери с ребенком, которые тоже идут к выходу через регистратуру мимо Тео. Марго сообщает Глории, что охотно примет Тео. Бреннер, буркнув: «Вот и славно», уходит в без четверти шесть. Все, что происходило дальше, известно нам только со слов Глории. Она – единственная, кто утверждает, что Тео и Марго вышли из кабинета живыми.
Робин, поднеся бокал к губам, замерла.
– Продолжай. Не хочешь ли ты сказать, что они вообще не уходили? По-твоему, Марго и ныне там – лежит за плинтусом?
– Нет, в амбулатории поработали кинологи со служебными собаками – исследовали все помещение и задний дворик с садом, – ответил Страйк. – А как тебе вот такая версия? Глория потому столь упорно предлагала считать Тео женщиной, а не мужчиной, что он – мужчина – был ее сообщником в убийстве или похищении Марго.
– Может, если она рассчитывала скрыть его мужской пол, разумнее было бы вписать в журнал не «Тео», а какое-нибудь женское имя? И потом, зачем хлопотать за Тео перед доктором Бреннером, если она, в сговоре с этим самым Тео, собиралась убить Марго?
– Оба вопроса – не в бровь, а в глаз, – признал Страйк, – но, скорее всего, Глория наперед знала, что Бреннер, изворотливый старый черт, откажет, и пыталась усыпить бдительность Марго. Сделай одолжение, выслушай. Безжизненное тело неподъемно, сдвинуть его с места нелегко, а спрятать еще труднее. А о живой, сопротивляющейся женщине и говорить нечего. Я видел в прессе фото Глории – «сущая фитюлька», как сказала бы моя тетя, а Марго была достаточно рослой. Очень сомневаюсь, что Глория могла ее убить без посторонней помощи, а уж поднять – просто исключено.
– Но по словам доктора Гупты, Марго и Глория были довольно близки, разве нет?
– Вначале способ, потом мотив, помнишь? Близость могла быть только видимостью, – сказал Страйк. – Возможно, Глория терпеть не могла, когда ее «воспитывали», но строила из себя благодарную ученицу, чтобы только усыпить бдительность Марго. – Как бы то ни было, в последний раз местонахождение Марго было подтверждено несколькими свидетелями именно за полчаса до ее предполагаемого выхода из здания. А дальше мы можем полагаться только на слова Глории.
– О’кей, возражение принимается, – сказала Робин.
– Хорошо, – сказал Страйк, убирая руку со стопки бумаг, – если по этому пункту разногласий нет, то забудь ненадолго, что кто-то якобы видел, как Марго барабанила в окно или входила в церковь. Забудь про мчащийся фургон. Весьма вероятно, что все это не имеет никакого отношения к Марго. Вернись к единственному факту, который нам известен доподлинно: что без четверти шесть Марго Бамборо еще была жива. А далее обратимся к трем мужчинам, которых в свое время разрабатывала следственная группа как возможных подозреваемых, и зададимся вопросом: где находился каждый из них без четверти шесть одиннадцатого октября семьдесят четвертого года. Вот, ознакомься. – Он протянул Робин ксерокопию материала из некоего таблоида от 24 октября 1974 года. – Это Рой Фиппс, известный также как муж Марго и папаша Анны.
С фотографии смотрел эффектный мужчина лет тридцати, чертами лица разительно напоминающий свою дочь. Робин подумалось, что, доведись ей быть ассистентом режиссера душещипательного фильма, Рой Фиппс шел бы у нее первым номером при отборе претендентов на роль поэта. Такое же, как у Анны, удлиненное бледное лицо с ясными голубыми глазами, такой же высокий лоб. В семьдесят четвертом его темные волосы ниспадали до остроконечного воротничка сорочки; во взгляде, устремленном в объектив, читались душевные муки; рука сжимала карточку с текстом. Заголовок гласил: «Доктор Рой Фиппс обратился за помощью к общественности».
– Не вникай. – Поверх той вырезки Страйк уже положил следующую. – Там ничего нового. Зато вот здесь ты найдешь кое-что стоящее.
Робин послушно склонилась над вторым материалом, из которого Страйк скопировал только половину.
ее муж, доктор Рой Фиппс, страдающий болезнью фон Виллебранда, 11 октября не покидал пределов их семейного дома в Хэме и был вынужден соблюдать постельный режим вследствие недомогания.
«В свете ряда неточных и безответственных сообщений в средствах массовой информации мы недвусмысленно заявляем, что уверены в непричастности доктора Роя Фиппса к исчезновению его жены, – сказал на пресс-конференции руководитель следственной группы Билл Тэлбот. – Его лечащие врачи подтвердили, что в тот день доктор Фиппс не имел физической возможности передвигаться пешком или управлять автомобилем. Няня ребенка и домработница доктора Фиппса под присягой показали, что в день исчезновения своей жены доктор Фиппс не выходил из дому».
– Что такое болезнь фон Виллебранда? – спросила Робин.
– Плохая свертываемость крови. Я об этом кое-что почитал. Гупта ошибался: он считал, что у Роя гемофилия. Выделяют три типа болезни фон Виллебранда, – продолжал Страйк. – Первый тип – когда у больного кровь свертывается несколько дольше, чем у здорового человека, но постельного режима такое состояние не требует и управлению автомобилем не мешает. По моему разумению, у Роя Фиппса третий тип заболевания, примерно такой же серьезный, как гемофилия, способный привязать больного к дому. Но это надо будет уточнить. Пошли дальше, – сказал Страйк, приступая к следующей странице. – Это протокол допроса Роя Фиппса, составленный Тэлботом.
– Боже мой, – выдохнула Робин.
Вся страница была исписана бисерным почерком, но в первую очередь в глаза бросались расставленные тут и там звездочки.
– Видишь? – Страйк провел указательным пальцем по списку дат, едва различимому среди записей. – В эти дни Эссекский Мясник совершал похищения или попытки похищений. Примерно к середине этого списка у Тэлбота пропал всякий интерес, вот посмотри. Двадцать шестого августа семьдесят первого года Крид пытался похитить Пегги Хискетт; Рой смог доказать, что в это время был с Марго на отдыхе во Франции. Тэлбот этим удовлетворился. Если Рой не пытался похитить Пегги Хискетт, значит он не был Эссекским Мясником, а если он не был Эссекским Мясником, то не мог быть причастен к исчезновению Марго. Но внизу тэлботовского списка есть одна особенность. С преступлениями Крида совпадают все даты, кроме последней. Двадцать седьмое декабря, без указания года, обведено кружком. Непонятно, чем Тэлбота заинтересовало двадцать седьмое декабря.
– И кстати: почему он строил из себя Ван Гога?
– Ты о звездах? Да, ими испещрены все заметки Тэлбота. Очень странно. А теперь, – сказал Страйк, – давай посмотрим, как должен выглядеть нормальный протокол.
Перевернув страницу, он показал ей аккуратно отпечатанные на четырех листах показания, взятые у Фиппса инспектором криминальной полиции Лоусоном, с собственноручной подписью самого гематолога на последней странице, как полагается.
– Целиком читать не обязательно, – сказал Страйк. – Самое главное: он стоял на том, что весь день пролежал в постели, как показали домработница и нянька. А теперь мы переходим к домработнице – Вильме Бейлисс. Да-да, она самая – работала уборщицей в амбулатории «Сент-Джонс». В то время тамошний персонал не знал, что она подрабатывает у Марго и Роя. Гупта упомянул, что Марго, по его мнению, подбивала Вильму уйти от мужа; вероятно, она же – в рамках этой интриги – предложила Вильме дополнительный заработок.
– А почему она подталкивала Вильму к такому шагу?
– Рад, что ты спросила, – отметил Страйк и предъявил ей следующий лист с мелкой ксерокопией газетной вырезки, которую сам датировал от руки, угловатым, неразборчивым почерком: «6 ноября 1972».
Насильник отправлен за решетку
Джулз Бейлисс, 36 лет, проживающий в Кларкенуэлле, на Лезер-лейн, сегодня приговорен Кларкенуэллским королевским судом к 5 годам лишения свободы за два эпизода изнасилования. Бейлисс, ранее отбывший двухлетний срок в Брикстонской тюрьме за физическое насилие при отягчающих обстоятельствах, не признал себя виновным.
– Ах вот оно что, – сказала Робин. – Теперь понятно. – Она отпила вина и добавила: – Забавно. – Однако в ее голосе не было и намека на то, что эта информация ее позабавила. – Крид тоже отсидел пять лет за свое второе изнасилование. А выйдя на свободу, не только не прекратил насиловать, но и начал убивать.
– Ага, – сказал Страйк. – Именно так.
И повторно задался вопросом, пойдет ли ей на пользу знакомство с «Демоном Райского парка», но ответил отрицательно.
– Пока мне не удалось выяснить, какова судьба Джулза Бейлисса, – сказал он, – а в полицейском досье сведения о нем неполны, так что я даже не могу сказать, сидел ли он во время похищения Марго. Для нас важно то, что Вильма дала разные показания Лоусону и Тэлботу, хотя сама утверждала, что рассказала Тэлботу все то же самое, да он записывать не стал, что вполне возможно, – как видишь, его записи оставляют желать лучшего. Короче: Лоусону она сообщила, что в день исчезновения Марго замывала от крови ковер в гостевой комнате. А кроме того – что видела, как Рой шел через сад, хотя считается, что он не мог подняться с постели. Она также призналась Лоусону, что сама в тот день вообще не видела Роя в постели, но слышала, как он с кем-то разговаривал из спальни.
– Но тогда… события предстают в ином свете.
– Ну, как я уже сказал, Вильма стояла на том, что показаний своих не меняла – просто Тэлбот записывал кое-как. Но Лоусон, похоже, на нее надавил, причем сильно, и провел повторный допрос Роя, уже исходя из ее показаний. Тем не менее у Роя оставалось алиби: Синтия, нянька, вызывалась показать под присягой, что он весь день был прикован к постели – она сама через равные промежутки времени приносила ему в спальню чай. Знаю, знаю, – сказал он, когда Робин вздернула брови. – У Лоусона, очевидно, возникли те же грязные мыслишки, что и у нас с тобой. При допросе Фиппса он сделал упор на его отношения с Синтией, что вызвало у подозреваемого гневный выплеск эмоций: дескать, она на двенадцать лет моложе и вдобавок приходится ему троюродной сестрой.
У Страйка и Робин одновременно мелькнула мысль, что их самих разделяет почти такая же разница – десять лет. Но каждый подавил все непрошеные и неуместные соображения.
– Рой упирал на то, что в головах приличных людей разница в возрасте и кровное родство полностью исключают близкие отношения. Но, как нам известно, через семь лет он благополучно избавился от лишних предрассудков. Помимо всего прочего, Лоусон задал Рою вопрос по поводу того, что Марго за три недели до смерти встречалась в баре со старинным другом. Тэлбот, спеша любыми средствами обелить Роя, пренебрег показаниями Уны Кеннеди…
– Той самой подруги, с которой она вроде бы собиралась встретиться в этом самом пабе?
– Именно так. Уна рассказала и Тэлботу, и Лоусону, как разъярился Рой, узнав, что Марго выпивала с этим давним бойфрендом, и с того момента до исчезновения Марго они не разговаривали. Согласно записям Лоусона, Рой не хотел, чтобы это стало достоянием гласности…
– Ничего удивительного.
– …и начал проявлять агрессию. Однако после беседы с его лечащими врачами Лоусон удостоверился, что Рой упал на больничной парковке и у него началось серьезное кровотечение: в тот вечер он, скорее всего, не смог бы без посторонней помощи добраться до Кларкенуэлла, а тем более убить или похитить свою жену.
– Он мог кого-нибудь нанять, – предположила Робин.
– Проверка его банковских счетов не выявила никаких подозрительных платежей, что само по себе, конечно, еще ничего не доказывает. Он же по профессии гематолог – мозгов-то, наверное, хватало. – Страйк отхлебнул еще пива. – Итак, с мужем пока закончим. – Он перевернул четыре листа протокола допроса Роя. – Теперь обратимся к старому предмету страсти.
– Господи прости! – вырвалось у Робин при виде очередной газетной фотографии.
Густые волнистые волосы этого мужчины струились ниже плеч. Он стоял, положив руки на узкие бедра, перед картиной, изображающей сплетенные тела любовной парочки. На нем была расстегнутая почти до пупа сорочка и облепившие пах джинсы с широкими раструбами от голени.
– Я знал, что тебе понравится, – усмехнулся Страйк ее реакции. – Это Пол Сетчуэлл, художник, не претендующий на особую утонченность. Когда до него добрались газетчики, он работал над росписью стены какого-то ночного клуба. Бывший сожитель Марго.
– Она сильно упала в моих глазах, – пробормотала Робин.
– Не суди слишком строго. Она познакомилась с ним лет в девятнадцать или двадцать, еще плейбоевской зайкой. Он был на шесть лет старше и, видимо, казался ей средоточием вселенской мудрости.
– В такой рубахе?
– Это рекламное фото для его выставки, – объяснил Страйк. – Так сказано внизу мелким шрифтом. Надо думать, в повседневной жизни он не так смело оголял волосатую грудь. Журналисты как с ума посходили, решив, что в деле замешан бывший любовник Марго, и прямо скажем: такой мачо стал настоящим подарком для таблоидов.
Страйк предъявил еще один образец хаотичных записей Тэлбота, тоже сплошь испещренный пятиконечными звездочками и содержащий тот же столбец дат, но уже с кое-как нацарапанными пояснениями справа от каждой.
– Как видишь, Тэлбот не начинал с банальностей вроде «Где вы были без четверти шесть в тот вечер, когда исчезла Марго?». Он сразу приступал к датам, связанным с Эссекским Мясником, и, когда Сетчуэлл ответил, что одиннадцатого сентября, то есть в день похищения Сьюзен Майер, был на праздновании тридцатилетия своего приятеля, Тэлбот, по сути, прекратил допрос. Вместе с тем у нас внизу списка есть дата, не связанная с Кридом, но обведенная жирным кружком, а сбоку – огромный крест. На этот раз – шестнадцатое апреля.
– Где проживал Сетчуэлл, когда пропала Марго?
