Телохранитель Аттилы

Гела Бахтина

Телохранитель Аттилы

Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников.

Никколо Макиавелли

Часть первая

Предисловие

Гунны – древний народ, пришедший в Европу из предгорий Алтая и Азии. Впервые упомянут в источниках в связи с разгромом ими остроготского объединения Эрманариха около триста семьдесят пятого года.

Как говорит большая Российская энциклопедия – Крупнейшее из объединений гуннов в триста семидесятых годах, возглавлял Баламбер. Отдельные группы гуннов входили, наряду с готами и аланами, в объединение Алатея и Сафрака (Сафракса). В четыреста двадцатых годах. началась консолидация гуннов. Их единовластным правителем после гибели Уптара в походе против бургундов и других событий стал Руга. В четыреста тридцать четвёртом году. Ругу сменили его племянники – Аттила и Бледа (с четыреста сорок пятого года, убив брата, Аттила стал править один).

К середине пятого века сложилась держава гуннов, простиравшаяся от Подунавья до Поволжья и Северного Кавказа и включавшая, кроме гуннов, аланов, гепидов, группировки, составившие в дальнейшем остготов, и многие другие народы. В разной степени зависимости от неё находился и ряд народов лесной зоны Европы.

Проблема общественной организации гуннов вызывает споры между историками. Ряд исследователей считают, что они жили в условиях военизированных кровнородственных отношений, позволявших племенной верхушке паразитировать за счёт грабежа покорённых народов. В то же время некоторые учёные полагают, что, испытав влияние Китая и Ирана, гунны имели достаточно развитые общественно-политические институты. Соответственно по-разному оценивается и роль гуннов в развитии народов Европы.

Хотя гунны оставались кочевниками, их «базы» и «базы» подчинённых им объединений, где проживали ремесленники и другие обслуживавшие их группы населения, выявлены на Дону. Такими «базами» были, вероятно, и некоторые полу заброшенные античные города на Дунае, Пантикапей в Крыму и др. Материальная культура собственно гуннов известна плохо. С ней связывают имеющие азиатские прототипы литые котлы с грибовидными ручками, диадемы, некоторые другие украшения, золотые обкладки луков, деревянных скульптур и чаш, трёхлопастные ромбические черешковые стрелы. Большая часть археологических находок, связываемых с кочевниками гуннского времени, имеет европейские истоки.

В византийской историографии термин «гунны» использовался для обозначения, помимо собственно гуннов, ряда других кочевых народов Европы, в том числе венгров. Образ безжалостных диких гуннов, разрушителей культурных ценностей, был распространён в средневековой христианской литературе, воспринят писателями Нового времени, получил отражение в изобразительном искусстве и кинематографии.

Первая глава

Шаман

Языки пламени огромного костра высоко вздымались вверх, выбрасывая в морозную зимнюю ночь кучные брызги искр. Ярко освещая кроваво-красным цветом обширную долину, между каменистых горных хребтов, спрятавшуюся от холода под белым покрывалом. Стволы молодых берёз давно согнулись под тяжестью инея, а тёмно-зелёные ветви елей укрылись, как и вся эта богом забытая местность, тяжёлыми шапками декабрьского снега.

В тихом безветрии, треск сухих сучьев старого валежника, снова и снова, заглушал гулкий, прерывистый звук бубна, смешанный с дикими воплями странного существа похожего на человека. Длинные, седые волосы, при каждом его движении, болтались, словно ветви старого ясеня от малейшего дуновения ветра. А лохматая, местами рваная, шкура, висевшая на тощих плечах, будто рыжий саван накрывала его худое тело. Безобразную фигуру существа дополняли, длинный, горбатый нос, торчавший клином между растрёпанных по лицу волос, и безумные, широко открытые на выкате глаза, которые, в отблеске пламя, отражались зловещим сине-зелёным цветом.

Однако это был человек. На некоторое время он стихал, уступая соло костру, а затем, с новой силой принимался бить в бубен. Разрывая тишину ночи жуткими заклинаниями, будившими обитателей заснеженной долины. Хотя, мало кто спал здесь, в это время.

В этом, триста семидесятом году, прошедшее лето оказалось засушливым, а наступившая зима принесла сильные морозы и обильные снегопады, причинившие людям немалые беды. От небывалого доселе холода начался массовый падёж скота. Даже дикие звери, в поисках пищи, ушли отсюда. Оставив племена без охотничьих угодий. Голод, словно опасный, жестокий хищник подкрадывался ко всем обитателям предгорья Алтая. Перед людьми, как много лет назад, снова встал вопрос. Умереть с голоду, забив последнюю скотину, или же воинственным набегом опустошить богатые земли соседей? У каждого вождя племени по этому поводу было своё мнение. Потому, не став спорить в такой ответственный момент, они предпочли своим шаманам, одного, общего, который, и взывал сейчас к духам предков, открыть ему великую тайну будущего. Удобно расположившись вокруг горящего очага, обложенного круглыми камнями, прежде, чем принять важное решение, все терпеливо ожидали вначале услышать слова великого шамана. Нудное, томительное ожидание продлилось всю ночь. Лишь когда на безоблачном небосводе погасла последняя звезда, и в узкий шанырак юрты пробились первые лучи рассвета, на входе показался измученный силуэт шамана. Неторопливо пройдясь по юрте и сев в отведённое ему почётное место у очага, он, прищурив глаза, проницательным взглядом осмотрел всех присутствующих. А затем, сиплым голосом проговорил;

– Духи предков открыли мне великую тайну. Гунны больше не вернутся из похода на свои родные земли.

У многих вождей это известие вызвало неприятную оторопь, отразившуюся на лице непониманием. И шаман, заметив это, пояснил им.

– Земли, на которые ступит нога гуннов, окажутся богаче и сытнее их родных мест. В их шатрах поселится богатство и власть, которых мир прежде не видывал. Древние государства падут под натиском гуннской конницы, а их правители будут искать милости и снисхождения у великих вождей, рождённых в пути вашими женщинами.

В шатре раздался громкий крик одобрения. Но шаман попытался успокоить их, предостерегая.

– Но всему приходит конец. Слава, власть и богатство гуннов исчезнет также быстро, как и обретётся. Я видел его лицо, гордое и властное, но уже, обречённое на преждевременную смерть.

– Чьё лицо?

Шёпотом спрашивали шамана вожди племени, и тот, устремив на них тяжёлый взгляд, нехотя ответил:

– Лицо последнего Великого вождя.

Гунны, переглянувшись, громко засмеялись и, отбросив все сомнения, единогласно постановили;

– Походу быть!

После чего, поднявшись, направились к выходу.

Шаман, услышав это, разочарованно произнёс им в спину;

– Что ж! Воля ваша, великие вожди! Но помните, что вопреки сказанному мной, вы приняли безумное решение. Ибо голод переживут многие, а то, что ожидает ваш народ впоследствии, лишь малая часть!

Вторая глава

Великое переселение

Ранней весной триста семидесятого года началось великое переселение народов, прозванное, в истории человечества, нашествием Гуннов. Многочисленные племена кочевников, словно саранча, заполнив собой бескрайние просторы степей, гремя бесчисленными повозками, накрытыми хорошо выделанной непромокаемой кожей, под жарким, палящим солнцем ранней весны, преодолевая вышедшие из берегов полноводные реки, медленной лавиной спустившись с высоких хребтов Алтая, двинулись в сторону Кавказа. И в течение нескольких лет захватили всё его северное предгорье, а вместе с ним и плодородные приморские степи. Многих Аланов, в чьей власти находилась эта территория, побили на поле брани, других пленили, а большая их часть, во главе с королём Сангибаном, отступила на Запад, надеясь на защиту Великой Римской империи. Гунны же, наслаждаясь плодами быстрой победы, двумя потоками – через Перекоп и с Таманского полуострова через пролив – обрушились на Крым. Его города были взяты штурмом и разграблены. Под натиском завоевателей тысячу лет существовавшее Боспорское царство исчезло с лица земли. Затем наступила очередь германских племён-готов, живших к западу и северо-западу от Алан. Вестготы бежали в страхе за Дунай, а остготы, вступив в сражение, были разбиты. Их король Эрманарих, не перенеся позора поражения, закончил жизнь самоубийством. Под властью Гуннов оказалась огромная территория от Волги до Дуная. С этой поры они становятся беспокойными соседями изобилующим богатством и роскошью городам Великой Римской империи. Погрязшей, к тому времени, в междоусобных распрях патриций, а также, повсеместном мздоимстве и коррупции, в результате чего, распавшейся на западную – столицей которой по-прежнему оставался Рим. И восточную – центром которой, отныне, являлся Константинополь. Наконец в четыреста тридцать четвёртом году экспансию на запад возглавили Аттила и Бледа.

Третья глава

Казнь

Четыреста сорок первый год, по новому летоисчислению, ничем не отличался от предыдущего. Амбары зажиточных горожан небольшой крепости Виниан, расположенной на самом отдалённом краю Византийской империи в провинции Сингидун, ломились от избытка зерна, крупы, масла и многих других товаров. Приготовленных для продажи, или обмена на меха, драгоценные камни и оружие с многочисленными племенами варваров, соседствовавших с империей через быструю и глубоководную в этом месте реку Дунай. На огромных ярмарках и базарах, раскинувшихся, в это время здесь, вдоль единственной улице, разрезающей городок на две половины, словно краюху ароматного пшеничного хлеба, слышались голоса и наречия множества людей, выбиравших себе товар. Создавалось впечатление, что в этом маленьком населённом пункте собралась добрая половина Византии, желающая вдоволь поторговаться. От добродушных кузнецов в грязных фартуках и важных патриций в лёгких туниках, окружённых рабами – телохранителями, до готов и кочевников гуннов, одетых, несмотря на весеннее пекло, в кожаные доспехи и толстые длинные шаровары. Мимо этой разношерстной толпы строем вышагивали и римские легионеры в лёгких медных доспехах, охранявшие закон и порядок в богом забытой дыре. А он здесь был просто необходим. То здесь, то там нередко вспыхивали небольшие стычки, возникавшие между продавцами – христианами и недовольными, облапошенными покупателями из числа язычников – иноземцев, которые тут же пресекались надсмотрщиками в лице воинов римской когорты. Вот и сейчас, у одного из прилавков, где торговец из Сингидуна продавал кукурузные лепёшки, возникла небольшая перепалка между ним и двумя гуннами.

– Вор! Он украл у меня лепёшку!

Громко кричал разгневанный римлянин, пытаясь схватить за руку низкорослого кочевника. Тот, в ответ, что-то мычал, поднимая вверх руки, а другой, его спутник, даже вытащил из ножен меч, угрожая им торговцу. В этот момент и подоспел отряд легионеров. Воины быстро обезоружили язычников, связали им за спиной руки и, не разобравшись в причинах возникшего скандала, поволокли арестованных к градоначальнику, которым был назначен старый центурион, по имени Оквилий, отосланный за взятки из Константинополя на границу государства и слепо веривший в своё превосходство нал варварами. Следом за ними побежал и обиженный торговец.

Поставив гуннов перед военачальником на колени, легионеры, несмотря на крики арестованных, замерли в ожидании приговора, который, удобно расположившись перед ними в кресле, в тени, на возвышении, позвал толмача – переводчика и начал своё расследование.

– Вы, украли у торговца лепёшки?

Медленно проговорил он, высохшими с похмелья губами. Гунны прослушали перевод и один из них возразил:

– Мы не крали лепёшки. Мы отдали торговцу деньги за мягкий, свежеиспечённый хлеб, а вместо него он подсунул нам сухие и плесневые лепёшки.

– Это правда?

Поинтересовался центурион у продавца. Который, естественно, ответил:

– Они лгут! Я продаю только свежие лепёшки. А вот они обманули меня, отдав мне вместо трёх динар, всего лишь два.

Военачальник перевёл снова взгляд на кочевников и вымолвил:

– Так ли это?

– Я десятник великого хана Аттилы. Вы знаете, что мы честно торгуем с вашими людьми и не желаем конфликта с римлянами.

Оквилий ехидно улыбнулся и промычал:

– Так, так! Значит, ты десятник Аттилы и думаешь, что тебе всё позволено?

Его, вдруг, обуяла дикая ярость в отношении гуннов. Этих незваных гостей, не весть откуда взявшихся в его родных краях, и он гневно закончил:

– Я верю римлянам, но не язычникам и постановляю:

– Отрубите им руки за воровство.

Толмач перевёл гуннам решение военачальника. И те, повысив голос, что-то прокричали в ответ. Центурион посмотрел в сторону переводчика, который промолвил:

– Они говорят, что Аттила покарает вас за бесправие!

– Я подчиняюсь Феодосию, а не варвару.

Важно произнёс военачальник в ответ и пренебрежительно дополнил:

– Я передумал своё решение. Отрубите им головы!

Воины римской империи, привыкшие безотлагательно исполнять приказы, одним взмахом меча, здесь же, во дворе своего военачальника, провели казнь, даже не догадываясь, о тех последствиях, кои повлекло это безрассудное решение.

Четвёртая глава

Онегесий

Высокий ковыль, словно раб перед своим господином, низко склонил голову от порывистого ветра, гуляющего на просторах степной равнины, раскинувшейся от порогов Днепра, впадающего в бескрайнее море, названное ещё Скифами Гирканским, до спокойных вод широкого Дуная. Безграничные просторы Понтийской степи, разрезанные высокими холмами, и балками, поросшими невысоким кустарником, вплоть до равнин Паннонии, всегда манили к себе вольных кочевников с многочисленными табунами лошадей, баранов и крутых нравов быков, соперничавших силой даже с зубрами, водившихся в избытке на этой богатой кормом, плодоносной земле. Дунай, изгибами рассекавший Балканы, в этом месте производил впечатление покорной девицы, заснувшей в тягостных раздумьях. Красота широкой, полноводной реки будоражила воображение, и заставляла человека задуматься о своей жизни. Остановившись хотя бы на время. На этих великолепных, чарующих свое необыкновенной красотой землях и обосновал свой лагерь Аттила – великий вождь всех гуннов!

Вот и сейчас, глядя на красный закат садившегося за Дунай солнца, отряд всадников, молча, и настороженно вглядывался вдаль. Один из них, сидевший на рыжей кобыле, явно выделялся из своих сородичей могучим телосложением и непокрытой головой, выходившей, казалось, прямо из широких плеч, на которые падали длинные, с проседью, волосы. А спрятанные под высокий лоб маленькие глазки, хитро сощурились, обнажая проницательный ум этого человека. Горбатый нос, под коим росли густые усы, сразу говорил о суровом характере своего хозяина. А мясистые губы с волевым подбородком, где нашла себе место редкая борода, выказывали его варварское происхождение. Но даже неопытный взгляд обывателя, смог бы сразу определить в этом воине гордую осанку человека, обладающего неограниченными возможностями. Она, явно показывала его высокое положение в обществе. И он бы не ошибся. Потому, как это был советник Великого хана Гуннов, его первый и главный военачальник – Онегесий. Ныне ему предназначалась ответственная и тайная миссия, проверить готовность огромной армии хана к великому походу на Византийскую империю. Посланные в Константинополь гонцы с предложением выдать гуннам перебежчиков и творивших беззаконие по отношению к гуннским купцам легионеров, возвратились с пренебрежительным отказом императора Феодосия второго. Мало того, Римская империя решилась на отчаянный шаг, взяв их под своё покровительство. Это решение переполнило чашу терпения Аттилы, который решился выступить против Византии походом в их земли.

– Скажи, Эллак! Тебе нравится этот закат?

Не поворачивая головы, обратился он с вопросом к сидевшему позади молодому всаднику в медной римской кольчуге. Тот, покрутил головой, одетой в шарообразный шлем с конским хвостом на её пике, и тонкими губами, просипел:

– Ничего необычного! Закат как закат. Таких, мы наблюдали великое множество.

Онегесий усмехнулся, на ответ воина, тихо вымолвив вновь:

– Не скажи! Этот заход солнца необычный. Посмотри, как он окрасился кровью. Это кровь римлян, которые заплатят ею за наших людей, безвинно казнённых вон в той…

Он указал рукой на чуть видневшиеся за Дунаем купола церквей, выглядывавшие из-за деревьев, окаймлявших пологий, западный берег Дуная.

– маленькой крепости, давшей начало Великой войны.

Военачальник сделал паузу и продолжил:

– Тебе, Эллак, нужно тренировать воображение. Ты, сын Аттилы, великого хана гуннов. Его наследник. Чтобы держать в повиновении огромную армию соплеменников, вассалов и покорённых нами народов, необходимо смотреть на всё объёмно.

Молодой всадник, понимающе взглянул вдаль, и ответил:

– Но, у отца есть ещё и брат. Бледо не даст мне стать вождём всех гуннов.

– Всё переменчиво, мой друг! Видишь, вон там, на Севере, в небе показались маленькие тучки. Видимо ночью пойдёт дождь.

Эллак повернул голову на Север и, присмотревшись, увидел маленькие серые пятнышки в синем, безоблачном небе. Улыбнувшись в редкие усики, выглядывавшие под прямым, волевым носом, он подумал:

– Как же он хитёр. От его внимания ничего не ускользает.

А вслух, уважительно промолвил:

– Спасибо, учитель, за наставления. Я постараюсь смотреть на всё по-иному!

Онегесий довольно шмыгнул носом и, развернув коня, проницательно оглядел своих воинов. После чего, толкнул короткими ногами в бока рыжую кобылу, громко, при этом, проговорив спутникам:

– Возвращаемся в стан! Всё готово к началу великого похода!

Пятая глава

Совет

В шатре у великого хана было тесно от набившихся в нём военачальников. Здесь, кроме коротконогих гуннов, резко выделялись своим высоким ростом остготы, во главе со своим вождём Валамером, а так же Аланы и славяне. Широкоплечие сарматы, словно богатыри из древних былин, томились в ожидании начала совета у низкого резного стола с яствами, а булгары и гепиды, бывшие вассалами у Аттилы, со своим королём Ардарихом, скромно теснились в углах алачуча, тихо о чём-то беседуя между собой. Повсюду мелькали полуголые рабы, разносившие на серебряных подносах различные закуски и заморские вина в инкрустированных кубках, желая угодить гостям хозяина помещения. Среди этой разношёрстной толпы не было видно лишь одного, того, кто и пригласил собравшихся здесь людей на главный военный совет армии. Наконец, слуги раздвинули полог душного шатра, и в него важно прошествовал Аттила. Оценив всех присутствующих проницательным взглядом, он громко позвал:

– Онегесий!

На это имя из толпы вынырнул его советник, вежливо склонив перед вождём голову, он, вполголоса, вымолвил:

– Я здесь, мой вождь!

– Приступим к делу. Время не терпит.

Гулко повторил Аттила и рабы, как по команде, тут же исчезли из виду, забрав с собой резной стол вместе с закуской и винами. От чего, в шатре стало намного свободнее.

Солнце уже близилось к закату, а спор, между сторонниками похода гуннов на Константинополь, и теми, кто хотел напасть сразу на Рим, продолжался. Аттила и Онегесий лишь, молча, наблюдали за ним со стороны, иногда осаждая слишком горячие головы, словами:

– А как, ты, собираешься снабжать армию провиантом? А если войско до зимы не возьмёт город, что станет с воинами в поле?

Иногда вождь гуннов позволял себе и очень резкие высказывания в сторону союзников, как было с королём гепидов Ардарихом, который в пылу спора заявил, что его воины не полезут на крепостные стены, если им первым не отдадут город на разграбление.

– Здесь, только я решаю, оставить город невредимым или стереть его с лица земли.

Гепид нервно взглянул в неподвижные глаза Аттилы, и, тут же, отведя в сторону взгляд, в знак уважения, склонил перед ним голову, снисходительно, процедив сквозь зубы:

– Как будет угодно Великому хану!

Вождь гуннов, кивнул в ответ головой и, словно ничего не произошло, вымолвил:

– Продолжайте, друзья! Всё это очень интересно!

Но выслушав всех, кто имел своё мнение и индивидуальное представление о предстоящем походе, методам взятия крепостей, подвозом провианта к войскам и прочим военным премудростям, Аттила вновь обратился к Онегесию, предложив военачальнику внести теперь своё предложение по этому поводу. И тот, объединив всё самое ценное, выстраданное в спорах и доказанное в былых сражениях, сделал общий вывод решения совета, которое гласило:

– Армия пойдёт походом на Византийскую империю, потому как Римские легионы в основном сосредоточены в Сицилии и в малой Азии на борьбу с персами. Феодосию второму придётся рассчитывать лишь на свои силы и помощь своего бога, который учит их лишь подставлять под удары щёки.

Шатёр великого хана, услышав из уст воеводы острое замечание на тему религии, взорвался весёлым смехом, что немного остудило, накалившуюся атмосферу в нём, и предложения Онегесия было принято советом единогласно.

Шестая глава

Месть

Ранним утром на исходе весны 441 года, многотысячная армия гуннов, переправившись в узком месте через Дунай, всей своей мощью обрушилась на земли Византийской империи. Многие жители небольшой приграничной крепости Виниан, даже не успели взяться за оружие, прежде, чем в город ворвались первые всадники апокалипсиса, убивая всех на своём пути. Центурион Оквилий, как и многие другие граждане, ещё нежился в своей постели, когда услышал, шум потасовки, возникший во дворе его дома. Не понимая, что происходит, он вскочил на ноги и стал натягивать на себя лёгкую тунику. В этот момент и схватили его гунны первой волны наступавшего войска, зная, что за голову центуриона назначена хорошая награда. По приказу Онегесия, его доставили к военачальнику живым. Тот уже был далеко за пределами крепости. Сидя в седле на своей рыжей кобыле он слушал весёлую историю, которую рассказывал ему десятитысячник, отчего и был в хорошем расположении духа. Увидев пленного командира легионеров, он пренебрежительно осмотрел его и сухо произнёс:

– Так это ты, веришь только римлянам?

Тот, дико оглядываясь по сторонам, в страхе молчал, видимо не понимая до сих пор, что происходит вокруг. И за него пришлось ответить гунну, пленившего Оквилия:

– Это он, мой господин!

Подтвердил всадник, держа в руках конец верёвки, которой был связан пленник.

– Жаль, что среди нас нет римлян!

С сожалением в голосе вымолвил Онегесий и, теперь десятитысячник закатился весёлым смехом. А советник великого хана продолжил:

– Ты, казнил моих славных воинов, побудив, тем самым, гуннов прибегнуть к войне. Возможно, она началась бы и без тебя, но звёзды сложились именно так, что ты, оказался виновником нашего похода.

Полководец взглянул на гунна, державшего верёвку и, поинтересовался:

– Как он казнил моих воинов?

– Отрубил им головы.

Коротко ответил тот, и военачальник, сменив на лице улыбку на внезапный гнев, раздражённо проговорил:

– Ты, ничтожный шакал, дорожная пыль на епанче всадника, как ты, посмел казнить воинов великого хана?

Не понимая, о чём говорит иноземец, но чувствуя всеми фибрами своего тела о неминуемой беде, нависшей, как дамоклов меч над его несчастной головой, центурион от страха задрожал, выкрикнув варвару:

– Не убивай меня! Я не сделал вам ничего плохого.

Но его уже не слышали. Обращаясь к гунну с верёвкой, Онегесий вымолвил:

– Возьми у моего казначея двадцать динаров. А этого, привяжите к лошадям и разорвите! Я великодушный, но мстительный человек!

– Слушаюсь, мой господин!

Склонив голову в поклоне, вымолвил всадник, разворачивая коня.

Седьмая глава

Вечный нукер

Спустя три дня гунны подошли к Сингидуну. Его жители приготовились к длительной осаде крепости. Но Аттила рассчитывал на быстрый захват этого города, потому и вызвал к себе своего лучшего военачальника. Онегесий прискакал к шатру вождя племени, когда уже совсем стемнело. Тот сидел один, рядом с алачучем у костра, подбрасывая в огонь сухие ветки. Ничего не говоря, советник подошёл к хану и сел рядом с ним, поджав под себя короткие ноги.

– Помнишь, как мы вот так же сидели с тобой у костра и мечтали о великих походах?

Первым нарушил молчание Аттила.

– Да, мой хан!

Отозвался полководец, тоже подбросив ветку в разыгравшийся огонь.

– Почему ты называешь меня ханом? Я ведь отношусь к тебе как к другу и соратнику.