Учение о сущности

b. Абсолютное безусловное

Оба относительно безусловных прежде всего суть видимости, каждое в другом; условие, как непосредственное в формальном отношении основания, и это отношение в непосредственном существовании, как положение основания; но каждое из них вне этой видимости своего другого в нем самостоятельно и имеет свое собственное содержание.

Прежде всего условие есть непосредственное существование; его форма имеет два момента, положение, по которому это существование, как условие, есть материал и момент основания, и бытие в себе, по которому оно составляет существенность основания или его простую рефлексию в себя. Обе стороны формы внешни для непосредственного существования, так как оно есть снятое отношение основания. Но, во-первых, существование в себе самом есть в своей непосредственности лишь снятие себя и исчезание в основании. Бытие вообще есть лишь становление сущности; его существенная природа состоит в том, чтобы обратить себя в положенное и в тожество, которое есть непосредственное через отрицание себя. Таким образом, определения формы, положение и тожественное себе бытие в себе, форма, через которую непосредственное существование есть условие, не внешня для него, но оно есть сама эта рефлексия. Во-вторых, как условие, бытие также положено, как то, что оно есть существенно, именно как момент (тем самым) некоторого другого и вместе как бытие в себе также некоторого другого; но оно есть в себе также лишь чрез отрицание себя, именно через основание и через его снимающую себя и тем самым предполагающую рефлексию; бытие в себе бытия есть, таким образом, лишь нечто положенное. Это бытие в себе условия имеет две стороны, одну, по коей его существенность есть основание, и другую в непосредственности ее существования. Или, правильнее сказать, обе они суть одно и то же. Существование есть нечто непосредственное, но эта непосредственность есть по существу опосредованное, а именно, через само себя снимающее основание. Как эта опосредованная снимающим себя опосредованием непосредственность, оно есть вместе и бытие в себе основания и его безусловное; но это бытие в себе само есть вместе с тем опять-таки также лишь момент или положение, ибо оно опосредовано; условие есть, поэтому, вся форма отношения основания; первое есть предположенное бытие в себе второго, но тем самым само положение, и его непосредственность состоит в том, чтобы обратить себя в положение и тем самым так оттолкнуть себя от самого себя, чтобы исчезнуть в основании, поскольку оно есть обратившее себя в положение, а, стало быть, и в обоснованное; и оба суть одно и то же.

Равным образом, в обусловленном основании бытие в себе есть не только видимость в нем некоторого другого. Это основание есть самостоятельная, т. е. относящаяся к себе рефлексия положения и тем самым тожественная себе; или, иначе, в нем самом есть его бытие в себе и его содержание. Но вместе с тем оно есть предполагающая рефлексия; оно относится к себе отрицательно и противополагает себе свое бытие в себе, как другое ему; и условие, как по его моменту бытие в себе, так и непосредственного существования есть собственный момент отношения основания; непосредственное существование таково по существу лишь через свое основание и есть момент его, как предположения. Поэтому основание есть также все целое.

Таким образом, вообще дано лишь одно целое формы, но также и лишь одно целое содержания. Ибо своеобразное содержание условия есть существенное содержание, лишь поскольку оно есть тожество рефлексии в себя, в форму, или поскольку отношение основания есть непосредственное существование в нем самом. Последнее есть далее условие лишь через предполагающую рефлексию основания; оно есть тожество с самим собою или противоположенное им себе его содержание. Поэтому, существование не есть просто бесформенный материал для отношения основания, но так как существование в нем самом имеет эту форму, оно есть оформленная материя, и, как вместе с тем в тожестве с собою безразличное ей, оно есть содержание. Оно есть, наконец, то же самое содержание, которое присуще основанию, ибо оно есть содержание, именно, как тожественное себе в отношении формы.

Обе стороны целого, условие и основание, суть, следовательно, одно существенное единство, которое есть и содержание, и форма. Они переходят одно в другое через себя самих, или поскольку они суть рефлексии, и таким образом, полагают сами себя, как снятые, относятся к этому своему отрицанию и взаимно предполагают себя. Но это есть вместе с тем лишь одна и та же рефлексия обоих, и потому их предположение также лишь одно и то же; их противоположение сводится собственно к тому, что они предполагают одно свое тожество, как свою устойчивость и свою основу. Последняя, одно и то же содержание и единство формы обоих, есть истинно безусловное, мыслимая вещь (Sache) в себе самой[1]. Условие, как выяснилось выше, есть лишь относительно безусловное. Поэтому, оно само может быть рассматриваемо, как нечто обусловленное, и позволительно спрашивать о новом условии, вследствие чего вступает в силу обычный прогресс в бесконечность от одного условия к другому. Но почему же по поводу одного условия спрашивается о другом, т. е. почему первое признается обусловленным? Потому что оно есть некоторое конечное существование? Но это есть дальнейшее определение условия, не заключающееся в его понятии. Однако условие, как таковое, потому есть обусловленное, что оно есть положенное бытие в себе; поэтому, оно снимается в абсолютном безусловном.

Итак, последнее содержит в себе обе стороны, условие и основание, как свои моменты; оно есть единство, в которое они возвратились. Обе они вместе образуют его форму или положение. Безусловная мыслимая вещь есть условие обеих, но абсолютное, т. е. такое условие, которое само есть основание. Как основание же, она есть отрицательное тожество, оба момента которого взаимно оттолкнулись; во-первых, в виде снятого отношения основания, непосредственного, лишенного единства, внешнего самому себе многообразия, относящегося к основанию, как к чему-то чуждому себе, и составляющего вместе с тем его бытие в себе; во-вторых, в виде внутренней простой формы, которая есть основание, но относится к тожественному себе непосредственному, как к другому, и определяет его, как условие, т. е., это ее бытие в себе, – как ее собственный момент. Обе эти стороны предполагают целое так, что оно есть полагающее их. Наоборот, так как они предполагают полноту, то, по-видимому, последняя опять-таки обусловлена ими, и мыслимые вещи происходят из их условия и из их основания. Но поскольку обе эти стороны оказались тожественными, то исчезает отношение условия и основания, последние понижаются до видимости; абсолютно безусловное в своем движении положения и предположения есть лишь такое движение, в котором эта видимость снимается. Действие мыслимой вещи состоит в том, чтобы обусловливать себя и противоставлять себе свои условия, как основание; но ее отношение, как условий и основания, есть видимость внутри себя, и ее отношение к ним есть ее совпадение с самою собою.

с. Выход мыслимой вещи в осуществление (Existenz)

[2]Абсолютно безусловное есть абсолютное тожественное своему условию основание, непосредственная мыслимая вещь, как истинно существенная. Как основание, она относится отрицательно к себе самой, делает себя положенною, но положенною так, что полная рефлексия в обеих ее сторонах и тожественное с собою в них отношение формы таково, как то оказывается в ее понятии. Поэтому это положение есть, во-первых, снятое основание, мыслимая вещь, как чуждое рефлексии непосредственное, – сторона условий. Последняя есть полнота определений мыслимой вещи, – она сама, но отброшенная во внешность бытия, восстановленный круг бытия. В условии сущность отчуждает единство своей рефлексии в себя, как некоторую непосредственность, которая, однако, имеет определение быть обусловливающим предположением и по существу составлять лишь одну из своих сторон. Поэтому условия суть все содержание мыслимой вещи, так как они суть безусловное в форме бесформенного бытия. Но в силу этой формы они имеют еще и другой вид, как определения содержания, каково последнее в мыслимой вещи, как таковой. Они являются лишенным единства многообразием, смешанным с вне-существенным и другими обстоятельствами, не принадлежащими к кругу существования, поскольку в нем заключены условия этой определенной мыслимой вещи. Для абсолютно неограниченной мыслимой вещи условием служит сфера самого бытия. Основание, возвратившееся в себя, полагает ее, как первую непосредственность, к которой оно относится, как к своему безусловному. Эта непосредственность, как снятая рефлексия, есть рефлексия в элементе бытия, которое, таким образом, образует из себя некоторое целое; форма разрастается в определенность бытия и является, таким образом, как некоторое многообразное, различное от определения рефлексии и безразличное к ней содержание. Несущественное, присущее сфере бытия в ней самой и отбрасываемое ею от себя, поскольку она есть условие, есть определенность непосредственности, в которую погрузилось единство формы. Это единство формы, как отношение бытия, есть в нем ближайшим образом становление, переход одной определенности бытия в другую. Но становление бытия есть далее становление сущности и возврат к основанию. Поэтому существование, составляющее условия, поистине не определяется чем-либо другим, как условие, и не употребляется, как материал, но оно само делает себя через себя само моментом некоторого другого. Его становление не есть далее начинание от себя, как от по истине первого и непосредственного, но его непосредственность есть лишь предположенная, и движение его становления есть действие самой рефлексии. Истина существования состоит поэтому в том, чтобы быть условием; его непосредственность имеет место лишь через рефлексию отношения основания, полагающую себя, как снятую. Становление есть тем самым, как и непосредственность, лишь видимость безусловного, поскольку последнее предполагает себя само и имеет в том свою форму; непосредственность бытия есть поэтому по существу лишь момент формы. Другая сторона этой видимости безусловного есть отношение основания, как таковое, как форма, определенная в противоположность непосредственности условий и содержания. Но она есть форма абсолютной мыслимой вещи, которая обладает единством ее формы с собою самой или ее содержанием в ней самой, и которая, поскольку она определяет его, как условие, в самом этом положении снимает свое различие и обращает его в момент; равно как, наоборот, она, как лишенная сущности форма, в этом тожестве с собою дает непосредственность устойчивости. Рефлексия основания снимает непосредственность условий и относит их, как моменты, в единство мыслимой вещи; но условия сами суть предположенное безусловною мыслимою вещью, и, таким образом, она тем самым снимает свое собственное положение; или, иначе, ее положение тем самым само непосредственно делает себя также становлением. То и другое есть поэтому одно и то же единство; движение условий в них самих есть становление, возврат в основание и положение основания; но основание, как положенное, т. е., как снятое, есть непосредственное. Основание относится к себе самому отрицательно, делает себя положением и обосновывает условия; но лишь вследствие того, что таким образом непосредственное существование определено, как положенное, основание его снимает и делает себя основанием. Таким образом, эта рефлексия есть опосредование безусловной мыслимой вещи собою через ее отрицание. Или, правильнее, рефлексия безусловного есть, во-первых, предположение, но это снятие ее самой есть непосредственно определяющее положение; во-вторых, она тем самым есть непосредственно снятие предположенного и определение из себя самой; поэтому это определение есть опять-таки снятие положения и есть становление в себе самом. В этом исчезло опосредование, как возврат к себе через отрицание; оно есть простая образующая видимость внутри себя рефлексии и лишенное основания абсолютное становление. Движение мыслимой вещи, состоящее в том, что она, с одной стороны, полагается через ее условия, а с другой, через ее основание, есть лишь исчезание видимости опосредования. Становление положения мыслимой вещи есть тем самым выступление, простой выход в осуществление, чистое движение ее к себе самой.

Если налицо все условия мыслимой вещи, то она осуществляется. Мыслимая вещь есть ранее, чем она осуществлена; и именно, во-первых, как сущность или как безусловное; во-вторых, она имеет существование или определена и именно рассмотренным выше двояким образом, с одной стороны, в своих условиях, с другой – в своем основании. В первых она сообщила себе форму внешнего, лишенного основания бытия, так как она, как абсолютная рефлексия, есть отрицательное отношение к себе и обращает себя в свое предположение. Это предположенное безусловное есть поэтому лишенное основания непосредственное, бытие которого состоит лишь в том, чтобы существовать, как лишенное основания. Таким образом, если все условия мыслимой вещи налицо, т. е. если положена полнота ее, как лишенная основания непосредственность, то это рассеянное многообразие углубляется в себя само. Вся мыслимая вещь должна существовать в ее условиях, или, иначе, все условия принадлежат ее осуществлению, ибо все составляют рефлексию; иначе существование, поскольку оно есть условие, определено формою, его определения суть поэтому определения рефлексии и с каждым из них положены и другие. Самоуглубление условий есть ближайшим образом уничтожение непосредственного существования и становление основания. Но тем самым основание есть положенное, т. е. оно, поскольку оно основание, в той же мере снято, как основание, и есть непосредственное бытие. Если поэтому налицо все условия мыслимой вещи, то они снимают себя, как непосредственное существование и предположение, и равным образом снимает себя основание. Основание обнаруживает себя, как видимость, которая непосредственно исчезает; этот выход есть тем самым тожественное движение мыслимой вещи к себе, и ее опосредование через условия и основание есть их исчезание. Выход в осуществление поэтому столь непосредствен, что он опосредован лишь через исчезание опосредования.

Мыслимая вещь происходит из основания. Она не обосновывается или не полагается им так, что основание остается за нею, но ее положение есть выход основания из себя к себе и простое его исчезание. Через соединение с условиями оно приобретает внешнюю непосредственность и момент бытия. Но оно приобретает их, не как нечто внешнее и не через внешнее отношение; как основание, оно делает себя положенным, его простая существенность совпадает с собою в положении и есть в этом снятии себя самой исчезание его различия от его положения, стало быть, простая существенная непосредственность.

Таким образом, основание не остается чем-то различным от обоснованного, но истина обоснованного состоит в том, что основание в нем соединено с самим собою, и потому его рефлексия в другое есть его рефлексия в себя само. Поэтому мыслимая вещь, как безусловное, есть также равным образом лишенное основания и происходит из основания, лишь поскольку последнее уничтожено, поскольку его уже нет, т. е. из лишенного основания, из собственной существенной отрицательности или чистой формы. Это опосредованное основанием и условием и через снятие опосредования ставшая тожественною себе непосредственность есть осуществление (Existenz).

Второй отдел

Явление

Сущность должна являться. Бытие есть абсолютная отвлеченность; эта отрицательность есть для него не только нечто внешнее, но оно есть бытие и не что иное, чем бытие, лишь как эта абсолютная отрицательность. Вследствие того бытие, как лишь снимающее себя бытие, и есть сущность. Но сущность, как простое равенство с собою, есть обратно также бытие. Учение о бытии содержит первое предложение: бытие есть сущность. Второе предложение: сущность есть бытие составляет содержание первого отдела учения о сущности. Но это бытие, каким делает себя сущность, есть существенное бытие, осуществление, – выход из отрицательности и внутренности.

Таким образом, сущность является. Рефлексия есть видимость сущности внутри ее самой. Определения рефлексии заключены в единство, лишь как положенные, снятые; иначе, она есть в своем положении непосредственно тожественная себе сущность. Но поскольку последняя есть основание, она определяет себя реально через свою снимающую себя или возвращающуюся в себя рефлексию; поскольку далее это определение или инобытие отношения основания снимается в рефлексии основания и становится осуществлением, то определения формы приобретают тем самым элемент самостоятельной устойчивости. Их видимость восполняется в явление.

Достигшая непосредственности существенность есть ближайшим образом осуществление и осуществленное или вещь (Ding), как безразличное единство сущности и ее непосредственности. Вещь, правда, содержит в себе рефлексию, но ее отрицательность ближайшим образом угасла в ее непосредственности; однако, так как ее основание есть по существу рефлексия, то ее непосредственность снимается; она делает себя положенною.

Таким образом, она есть, во-вторых, явление. Явление есть то, что есть вещь в себе или истина последней. Но это лишь положенное, рефлектированное в инобытие осуществление есть равным образом выход за себя в свою бесконечность; миру явления противостоит рефлектированный в себя, сущий в себе мир.

Но являющее и существенное бытие находятся в простом взаимном отношении. Таким образом, осуществление есть, в-третьих, существенное отношение; в являющемся обнаруживается существенное, и последнее имеет бытие в своем явлении. Отношение это есть еще неполное соединение рефлексии в инобытие и рефлексии в себя; полное взаимное проникновение обеих есть действительность.

Первая глава

Осуществление

Как предложение основания говорит: все, что есть, имеет некоторое основание, иначе, есть положенное, опосредованное; также должно быть установлено и выражено предложение осуществления: все, что есть, осуществлено. Истиною бытия должно быть не некоторое первое непосредственное, но перешедшая в непосредственность сущность.

Но если даже сказано также: что осуществлено, имеет основание и обусловлено, то также должно быть сказано: оно не имеет основания и безусловно. Ибо осуществление есть непосредственность, возникшая от снятия опосредования через основания и условия, непосредственность, которая в своем возникновении снимает самое это возникновение.

Поскольку здесь могут быть упомянуты доказательства существования[3] Бога, то следует предварительно припомнить, что кроме непосредственного бытия, во-первых, и, во-вторых, Existenz, бытия, возникшего из сущности, есть еще далее бытие, возникающее из понятия, – объективность. Доказательство есть вообще опосредованное познание. Различные виды бытия требуют свойственных именно им видов опосредования или содержат их в себе; поэтому и природа доказательства относительно каждого из них различна. Онтологическое доказательство исходит от понятия; оно кладет в основание совокупность всех реальностей и за сим подводит существование (Existenz) под понятие реальности. Таким образом, оно есть опосредование, имеющее характер умозаключения и не подлежащее рассмотрению здесь. Уже выше было обращено внимание на то, что Кант говорит по этому поводу, и указано, что Кант под существованием, как Existenz, разумеет определенное существование (Daseyn), через которое нечто вступает в совокупность всего опыта, т. е. в определение инобытия и в отношение к другому. Таким образом, нечто, как существующее (Existirendes), опосредовано другим, и существование (Existenz) есть вообще сторона этого опосредования. Но в том, что Кант называет понятием, именно в нечто, поскольку оно принимается просто, лишь как относящееся к себе, или в представлении, как таковом, нет его опосредования; в его отвлеченном тожестве с собою отброшено всякое противоположение. Онтологическое доказательство имеет целью показать, что абсолютное понятие, именно понятие Бога, приходит к определенному существованию, к опосредованию, или, иначе, каким образом простая сущность опосредывает себя с опосредованием. Это достигается через вышеуказанное подведение существования под его общее, именно под реальность, которая принимается за посредствующее между Богом и Его понятием, с одной стороны, и существованием, с другой. Об этом опосредовании, поскольку оно имеет форму умозаключения, здесь, как сказано, нет речи. Но каково поистине это опосредование, сущность с существованием (Existenz), это уже изложено выше. Природа самого доказательства подлежит рассмотрению в учении о познании. Здесь нужно лишь указать на то, что относится вообще к природе опосредования.

Доказательства существования Бога дают некоторое основание этого существования. Это основание должно быть не объективным основанием существования Бога, так как последнее есть в себе и для себя самого. Поэтому оно есть лишь основание для познания. Тем самым оно вместе с тем оказывается чем-то таким, что исчезает в предмете, который является ближайшим образом обоснованным им. Но основание, почерпнутое из случайности мира, содержит в себе ее возврат в абсолютную сущность, ибо случайное есть в себе самом лишенное основания и снимающее себя. Таким образом, абсолютная сущность возникает в действительности из того, что лишено основания; основание снимает само себя, и тем самым исчезает и видимость того отношения, будто Бог дан, как нечто обоснованное в другом. Посему это опосредование есть истинное. Но сказанная доказующая рефлексия не знает в своем опосредовании этой природы; она принимает себя, с одной стороны, за нечто только субъективное и тем самым отстраняет свое опосредование от самого Бога, с другой же стороны, именно потому не познает того опосредывающего движения, которое есть, и как оно есть в самой сущности. Ее истинное отношение состоит в том, что она есть и то, и другое в одном, опосредование, как таковое, но вместе с тем и субъективное, внешнее, именно внешнее себе опосредование, которое снова снимает себя в нем самом. В этом изложении осуществление получает превратное отношение, лишь являясь опосредованным или положенным.

С другой стороны, существование не может быть здесь рассматриваемо также, как только непосредственное. Взятое в определении чего-то непосредственного понимание существования Бога выражается, как нечто недоказуемое, и знание о нем, как только непосредственное сознание, как вера. Знание должно придти к тому результату, что оно не знает ничего, т. е. что оно само снова отказывается от своего опосредывающего движения и присущих ему определений. Это видно и из предыдущего; но следует прибавить, что рефлексия, поскольку она оканчивается снятием себя самой, не дает тем самым в результате ничто, так чтобы положительное знание о сущности, как непосредственное отношение к ней, было отделено от этого результата и было самопроизведением, лишь самоначинающимся актом; но именно самый этот конец, это уничтожение опосредования есть вместе с тем основание, из коего происходит непосредственное. Язык (немецкий), как выше было указано, соединяет значение уничтожения и основания; так говорится, что сущность Бога есть пучина (Abgrund) для конечного разума. Она действительно такова, поскольку он в ней отказывается от своей конечности и погружает в нее свое опосредывающее движение; но эта пучина, это отрицательное основание, есть вместе с тем положительное в происхождении сущего, в себе самой непосредственной сущности; опосредование есть существенный момент. Опосредование через основание снимает себя, но не оставляет под собою основания так, чтобы происходящее из него было положенным, имеющим свою сущность где-либо в другом месте, именно в основании; но это основание, как пучина, есть исчезнувшее опосредование, и, наоборот, лишь исчезнувшее опосредование есть вместе с тем основание и лишь через это отрицание – равное самому себе и непосредственное.