Скажи пчелам, что меня больше нет

Она обняла гончую, которая тут же принялась радостно лизать ей лицо. Джейми подобрал окровавленного енота, опасливо покосившись на собаку. Блубелл ограничилась сдержанным рычанием.

Когда шум охоты (если это можно назвать охотой) смолк, в лесу вдруг стало неестественно тихо – даже ветер будто замер. Взбудораженные происшествием мальчишки увлеченно свежевали енота, настояв, чтобы Фанни непременно подошла и восхитилась их мастерством. Поскольку громкая часть охоты закончилась, Мэнди с энтузиазмом присоединилась к остальным, то и дело уточняя название очередного извлеченного органа.

Джейми сел рядом со мной, поставив ружье у ног, и расслабился, благодушно наблюдая за детьми. Но мне почему-то было тревожно. Эхо выстрела все еще звенело в голове, пробирая до мозга костей.

Я отвела взгляд и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы заместить тяжелый запах свежей крови приятными ароматами леса и грибов. Вспомнив про свои трофеи, я опустила глаза в корзину, где сквозь влажные листья алели мясистые шляпки Fistulina hepatica. К горлу подступила тошнота, и я резко встала.

– Что случилось, саксоночка? – раздался за спиной удивленный голос Джейми. – Тебе нехорошо?

Чтобы не упасть, я ухватилась за белоснежный ствол осины, стараясь не прислушиваться к раздающимся неподалеку тошнотворным звукам.

– Все в порядке, – пробормотала я онемевшими губами и зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела струйку вязкого древесного сока цвета запекшейся крови, вытекающего из трещины в коре. Отпустив ствол, я медленно осела в опавшую листву.

– Саксоночка! – Джейми явно встревожился, но не решался говорить громче, чтобы не напугать детей.

Я сглотнула – раз, другой, а затем вновь открыла глаза.

– Ничего страшного. Просто голова немного закружилась.

– Ты побелела, как эта осина, a nighean. Держи… – Он вытащил из споррана маленькую фляжку и протянул мне. Виски! Я с благодарностью отхлебнула обжигающий напиток, в надежде избавиться от мерзкого привкуса крови во рту.

Послышались детские крики и смех. Выглянув из-за плеча Джейми, я увидела, что Блу радостно катается по свежеизвлеченным внутренностям – белые пятна на ее шкуре стали грязно-коричневыми. Сложившись пополам, я извергла содержимое желудка; смешанная с виски рвота выливалась даже через нос.

– A Dhia, – пробормотал Джейми, вытирая мне лицо носовым платком. – Девочка моя, ты тоже ела грибы? Думаешь, это отравление?

Я отмахнулась от платка, пытаясь отдышаться.

– Нет, все в порядке. Можно?.. – Я потянулась к фляжке, и муж вложил ее мне в руку.

– Пей маленькими глоточками, – посоветовал он, вставая. Затем направился к детям и в два счета навел порядок. Мясо и шкуру енота убрали в корзину, а останки зарыли под деревом, подальше от моих глаз. Детей Джейми отослал к дальнему ручью, строго наказав им вымыться и помыть собаку.

– Бабушка немного утомилась от прогулки, mo leannan[74], – пояснил он внукам, искоса взглянув на меня. – Мы подождем вас здесь. Аманда, не отходи от Фрэнсис ни на шаг и слушайся ее, поняла? А вы, парни, смотрите в оба: гулять по лесу в пропахшей кровью одежде – опасная затея. Если вдруг увидите кабанов, помогите девочкам залезть на дерево и зовите на помощь. И возьмите-ка лучше вот это. – Он протянул Джему ружье. – На всякий случай.

Вручив Жермену мешочек с патронами, Джейми смотрел, как дети спускаются по склону к журчащему внизу ручью. Они присмирели, хотя продолжали хихикать и пихаться локтями.

– Ну как ты? – Муж сел рядом, пристально глядя на меня.

– Все хорошо. Правда! – Физически я действительно чувствовала себя гораздо лучше, хотя внутренняя дрожь никак не проходила.

– Вижу я, как тебе хорошо, – саркастически усмехнулся Джейми. Однако напирать не стал, а просто сидел рядом, опустив руки на колени – расслабленный, но готовый в любой момент сорваться с места.

– Je suis prest, – сказала я с вымученной улыбкой на покрытом холодным потом лице. – У тебя в спорране, случайно, не найдется немного соли?

– Конечно, найдется, – удивленно ответил он и вытащил свернутый в трубочку клочок бумаги. – А что, она помогает от мертвенной бледности?

– Посмотрим. – Я макнула палец в соль и положила несколько кристалликов на язык. Как ни странно, вкус показался мне освежающим.

После очередного глотка виски стало намного лучше. Я вернула Джейми кулек.

– Сама не знаю, зачем попросила. Говорят, с помощью соли можно изгнать призраков?

Его губы тронула легкая улыбка.

– Да, – кивнул он. – Что за призраки тебя преследуют, саксоночка?

Я решила, что больше не могу держать это в себе, и выпалила:

– Почему ты так спокойно отнесся к появлению собаки?

Джейми на мгновение застыл и отвел взгляд, будто хотел собраться с мыслями перед неприятным разговором. Пару раз моргнул и с тяжким вздохом вновь посмотрел мне в глаза.

– Поначалу я испугался, – тихо признался он. – Когда услышал среди ночи тот жуткий вой, то подумал… Возможно, ты догадываешься, что именно…

– Что с гончей явился и хозяин? Или пустил ее по твоему следу? – Мой голос был не громче шепота, но Джейми услышал и медленно кивнул.

– Да, – прошептал он, нервно сглотнув. – Что, возможно, привел в наш дом что-то…

Во рту пересохло от волнения, но я должна была это сказать:

– Так и случилось.

Джейми прищурился и молча посмотрел на меня; его синие глаза казались почти черными в тени каштанов.

– Когда она пришла ко мне, – заговорил он наконец, – в поисках еды и крыши над головой… И когда ребятишки так хорошо ее приняли, а она их… Я подумал: вдруг собака послана мне свыше? В знак прощения. И если я приму ее в дом… Может, тогда эта боль… – Он отвел взгляд и беспомощно махнул рукой.

– Исчезнет?

Джейми тяжело вздохнул и на мгновение сжал кулаки.

– Нет. Прощение не отменяет раскаяния. – Муж пытливо заглянул мне в глаза. – Разве не так?

Мы сидели буквально в паре дюймов друг от друга, только между нашими сердцами будто пролегла целая пропасть боли. От волнения у меня бешено стучало в висках.

– Послушай, – вымолвил он наконец после затянувшейся паузы.

– Слушаю…

Улыбнувшись уголком губ, Джейми протянул мне широкую, заляпанную смолой ладонь.

– Дай-ка свои руки.

– Зачем? – удивилась я, но без колебаний выполнила просьбу. Его пальцы были холодными, обнаженные предплечья покрылись гусиной кожей (он закатал рукава, когда учил Фанни обращаться с ружьем).

– Твоя боль – моя боль, – тихо произнес он. – Ты ведь это знаешь?

– Знаю. И поверь, отношусь к тебе так же. Но… – Я закусила губу. – Мне кажется…

– Клэр, – перебил Джейми, глядя на меня в упор. – Ты рада, что он мертв?

– В общем, да, – мрачно призналась я. – И меня это гложет. Понимаешь… – Я мучительно подбирала нужные слова. – С одной стороны, то, что сделал со мной тот человек, – не смертельно. Его поступок – чудовищный, отвратительный – не причинил мне физической боли; он не собирался подвергать меня пыткам или убивать. Он всего лишь…

– Хочешь сказать, окажись на его месте Харли Бобл, ты не стала бы возражать против хладнокровной расправы? – В голосе Джейми звучала легкая ирония.

– Я сама пристрелила бы его прямо у Бердсли, – выдохнула я. – Меня беспокоит другое… Тот мужчина – кстати, не знаешь, как его звали?

– Знаю. Но тебе не скажу. Даже не проси, – отрезал Джейми.

Мы обменялись пристальными взглядами. Махнув рукой, я решила пока оставить тему.

– Меня беспокоит другое, – твердо повторила я. – Если бы я пристрелила Бобла сама, тебе не пришлось бы его убивать. Мне не дает покоя мысль, что тебя это сломило.

На миг он словно окаменел, а затем посмотрел в глаза.

– Думаешь, меня сломило убийство твоего мучителя?

Взяв его руку в свою, я тихо ответила:

– Еще как думаю. – И шепотом добавила, глядя на покрытую шрамами, сильную ладонь: – Твоя боль – моя боль, Джейми.

Он сжал мои пальцы и долго сидел понурившись. Затем поцеловал мне руку и произнес:

– Ничего, mo chridhe. Не волнуйся. У меня была еще одна причина так поступить. И она не имеет к тебе никакого отношения.

– Интересно какая, – удивилась я.

Легонько сжав мою руку, Джейми взглянул на меня и искренне ответил:

– Я не мог оставить того типа в живых. Неважно, причинил он тебе боль или нет. Помнишь, Йен тогда спросил, как лучше поступить? И я ответил: «Убить всех до единого». Ты ведь слышала?

– Да. – К горлу подступил ком, грудь будто сковало раскаленным обручем, а во рту чувствовался привкус крови. Мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Воспоминания о той ночи сочились из меня, словно холодный дым коптильни.

– Возможно, я сделал это в приступе слепой ярости. Но даже если бы сумел сохранить хладнокровие, то поступил бы так же. – Джейми ласково коснулся моего лица, поправив выбившийся завиток. – Пойми, те люди были настоящими головорезами, и даже хуже. Никого из них нельзя было оставлять в живых – как нельзя оставлять в земле корни ядовитого растения.

Яркий образ. Столь же яркий, как и воспоминание о грузном мужчине, который едва волочил ноги, рассеянно слоняясь по фактории Бердсли, где я его позже встретила. Он был так не похож на того, кто вынырнул из темноты и навалился на меня всем телом.

– Он казался просто жалким тюфяком, – я беспомощно развела руками. – Даже не верится, что такой недотепа мог сколотить банду!

Джейми нетерпеливо вскочил и принялся в волнении расхаживать туда-сюда.

– Саксоночка, ну как ты не понимаешь! А если бы этот жалкий тюфяк начал распускать язык? Он ведь шлялся повсюду, говорил с людьми – сама же видела его у Бердсли!

– Да, – нехотя согласилась я, – но…

Муж сверкнул на меня глазами.

– Что, если бы он начал бахвалиться темными делишками, которые обделывал с Ходжпайлом и Браунами? Что, если однажды в пьяном угаре разболтал бы… – Джейми осекся и тяжело вздохнул, – о том, что сделал с тобой.

Мне вдруг стало гадко, будто я проглотила что-то холодное и склизкое. Однако каким-то чудом осталась в живых. Взглянув на мое лицо, Джейми сжал губы.

– Прости, саксоночка, – тихо сказал он. – Поверь, я не мог этого допустить. Из-за тебя. Из-за меня. Но в основном из-за огласки. Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние.

– Однако они узнали, – возразила я, с трудом шевеля губами. – И знают сейчас.

Каждый из моих спасителей понял со всей очевидностью: той ночью меня изнасиловали. Причем неважно, кто именно это сделал. А значит, их жены тоже знали. Никто никогда не заговаривал со мной о случившемся, да и не осмелился бы. Только людям все известно. Этого уже не изменить.

– Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние, – спокойно повторил Джейми, – и виновных не предали смерти, тогда те, кто живет под моей защитой, не чувствовали бы себя в безопасности. И имели бы на то полное право.

Он шумно выдохнул через нос и отвернулся.

– Помнишь типа, который называл себя Вендиго?

– Господи… – По спине пробежал холодок. Как я могла забыть! Не о самом путешественнике во времени Вендиго Доннере, а о его связи с моими похитителями.

Доннер был членом банды Ходжпайла; в ту ночь, когда Джейми со своими людьми меня спас, он убежал и скрылся в ночи. А пару месяцев спустя вернулся с подельниками в Ридж, чтобы грабить и убивать: хотел найти драгоценные камни, о которых случайно прознал. Именно его нападение на Большой дом послужило причиной – хотя и косвенной – разрушительного пожара, спалившего все дотла. Пепел Вендиго навсегда остался здесь, смешавшись с останками нашей былой жизни.

Джейми прав. Доннер сбежал, а позже вернулся, чтобы убить нас. Я вдруг со всей ясностью осознала: останься насильник в живых, история могла бы повториться. От этой мысли стало дурно. Я уже почти примирилась с прошлым: исцелив телесные раны, постаралась забыть о душевных. Но боль никуда не ушла, и теперь весь ужас тех событий представился в новом свете. Я словно заново взглянула на случившееся глазами Джейми.

Внутренне сжавшись, я с трудом овладела своим голосом.

– А что, если остался еще кто-то помимо него?

Джейми покачал головой, словно отказываясь даже думать о таком варианте.

– Неважно. Даже если кому-то удалось сбежать, надеюсь, у них хватит мозгов сидеть тихо и не высовываться. Но вместо разгромленной банды появится новая. Такова жизнь, саксоночка.

– Ты уверен?

Я понимала, что он прав – по-другому и быть не могло, учитывая постоянные войны, бессилие правительства и человеческую глупость. Однако мне хотелось верить, что к Риджу это не относится. Ведь здесь наш дом.

Джейми кивнул, сочувственно глядя на меня.

– Помнишь шотландский Дозор?

– Да.

Скорее Дозоры, поскольку их было много: эти организованные банды взимали дань в обмен на защиту – и порой действительно ее оказывали. Но если не получали денег (так называемую черную ренту), то могли сжечь дом или посевы. Или того хуже.

Я подумала о хижине, на которую наткнулись как-то Джейми с Роджером: обгоревший остов, перед ним – повешенные на дереве хозяева, а среди пепелища – умирающая от смертельных ожогов молодая девушка. Виновных так и не нашли.

Джейми с легкостью читал мои мысли. «Словно у меня на лбу неоновая вывеска», – сердито подумала я. Очевидно, он и это заметил, поскольку вдруг улыбнулся.

– Саксоночка, законы больше не действуют. В отсутствие властей это невозможно. – В словах его не было ни страха, ни гнева – лишь простая констатация факта.

– Жители Риджа никогда не подчинялись властям. Только тебе.

Джейми рассмеялся, понимая, что мы оба правы.

– Я ведь не один пришел спасать тебя той ночью, так?

– Нет, не один… – медленно ответила я.

Все физически крепкие мужчины Риджа откликнулись тогда на призыв о помощи и последовали за Джейми. Так же, как члены клана пошли бы за ним на войну, будь мы в Шотландии.

– Значит, – продолжила я, глубоко вздохнув, – их ты и собираешься привлечь в свой отряд?

Джейми задумчиво кивнул.

– Лишь некоторых… Все изменилось, a nighean. Часть мужчин не согласятся последовать за мной, поскольку служат Короне, – например, тори и лоялисты. Тем, кто давно меня знает, плевать, что я был предводителем мятежников. Однако большинству новых поселенцев ничего обо мне не известно.

– По-моему, «предводитель мятежников» – пожизненное звание.

– Так и есть, – ответил он с невеселой улыбкой. – Разве что я сам от него откажусь. Ну да ладно. – Поднявшись, Джейми протянул руку и помог мне встать; под ногами зашуршала опавшая листва. – Я давно свыкся с ролью предателя, саксоночка. Но быть предателем для обеих сторон не хочу. Надеюсь, мне удастся этого избежать.

Впереди послышались крики и собачий лай; дети добрались до хижины Йена. Мы поспешили за ними, оставив разговоры о бандах, предательстве и жирных ублюдках.

20

Ты думаешь, что эта песня – о тебе…[75]

Никто не решался ходить в Старый сад, как его называли в семье. Остальные жители Риджа называли его иногда Садом ведьминого дитя – непонятно, в честь самой Мальвы Кристи или ее новорожденного сына. Оба умерли в том саду на моих глазах, в луже крови. Ей не было и двадцати.

Про себя я звала его Садом Мальвы.

Поначалу не могла ходить туда, не испытывая чувства потери и глубокой печали. Однако продолжала наведываться время от времени. Чтобы не забывать. Чтобы молиться. Если бы ярые пресвитерианцы Риджа застали меня в саду за разговорами с мертвецами или с Богом, то уверились бы в том, что правильно выбрали название. Вот только с ведьмой не угадали.

Лес постепенно отвоевывал свою территорию: словно волшебный лекарь, он постепенно исцелял сад, затягивая его раны мхом и травой и превращая кровь в алые цветы монарды. Печаль сменялась умиротворением.

Несмотря на неотвратимые перемены, остатки бывшего сада порой неожиданно возникали то тут, то там, словно маленькие сокровища: целая грядка лука, чудом проросшего в дальнем углу сада; густая поросль окопника и щавеля, выигравших схватку с сорняками; и – к моей великой радости – несколько отличных кустов арахиса, появившихся из давно посеянных семян.

Я обнаружила их две недели назад, когда листья только начали желтеть, и сразу выкопала. Затем подвесила в хирургической для просушки, очистила от грязи и корешков и обжарила в скорлупе. Дом тут же наполнился воспоминаниями о цирковых ярмарках и бейсбольных матчах.

А сегодня, бросая очищенные орешки в жестяной таз, я предвкушала сэндвичи с арахисовой пастой и джемом на ужин.

* * *

Свежий ветерок на веранде приятно холодил лицо, разгоряченное от жара солнца и очага. Я наслаждалась покоем и одиночеством: Бри с Роджером отправились навестить поселенцев, которых я называла про себя рыбаками. Эти суровые люди недавно эмигрировали из Терсо[76] и, будучи ревностными пресвитерианцами, крайне настороженно относились к католику Джейми. А уж ко мне и подавно, поскольку я была не только католичкой, но и ведьмой, и такое сочетание изрядно их беспокоило. Однако к Роджеру новоселы испытывали сдержанную симпатию, причем он отвечал им взаимностью. Говорил, что понимает их.

Дети, управившись с домашними делами, разбежались кто куда; из леса за домом доносились хохот и визг – бог знает, что они там делали. Спасибо, хоть не у меня на глазах.

Джейми тоже приятно проводил время наедине с собой в тиши кабинета. Проходя мимо с огромным тазом арахиса, я заглянула в окно: муж сидел в кресле и, нацепив на нос очки, увлеченно читал «Зеленые яйца с ветчиной».

При воспоминании об этой идиллической картине я улыбнулась и развязала стягивающую волосы ленту; прохладный ветер обдувал распущенные пряди.

Почти все книги сгорели во время пожара, поглотившего Большой дом, и теперь мы заново создавали свою крошечную библиотеку. Благодаря подаркам Брианны она увеличилась почти вдвое. Кроме привезенных дочкой книг – включая драгоценный «Справочник Мерка», обладание которым так грело мне сердце, – у нас была маленькая зеленая Библия Джейми, учебник по латинской грамматике, «Приключения Робинзона Крузо» (без обложки, зато с прекрасными иллюстрациями) и «Путешествия в некоторые отдаленные страны мира в четырех частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей» Джонатана Свифта. И еще какой-то роман не то на французском, не то на английском.

Скорлупа раскалывалась легко, но сухая кожица орешков – тонкая, словно папиросная бумага, – липла к пальцам. Приходилось постоянно вытирать руки о юбку: теперь она выглядела так, будто ее облепила стая светло-коричневых мотыльков. Может, у новых жильцов найдется почитать что-нибудь интересное и Бри догадается взять пару книжек? Хирам Кромби, староста поселенцев из Терсо, любил читать. Правда, его литературные вкусы ограничивались проповедями и историческими свидетельствами; романы казались ему безнравственными. Однако я видела у него экземпляр «Энеиды».

Джейми написал своему другу Эндрю Беллу, эдинбургскому типографщику и издателю, и попросил выслать несколько книг, включая «Дедушкины сказки» собственного авторства и мое скромное творение с рецептами народной медицины. Оплатить заказ предполагалось нашей частью прибыли с продаж – за два года должна была накопиться приличная сумма. Интересно, когда прибудут книги? И случится ли это вообще? В Саванне по-прежнему заправляли британцы, однако Чарльстон оставался американским; если мистер Белл поторопится, груженный книгами корабль успеет прибыть в порт до холодов.

Шаги за спиной прервали мои литературные размышления, и я обернулась. Джейми, босой и взъерошенный, стоял позади, пряча в спорран очки.

– Интересная книжка? – с улыбкой спросила я.

– Да. – Он сел рядом, взял из таза орех и, очистив от скорлупы, сунул в рот. – Брианна говорит, Доктор Зойс написал целую кучу книг. Ты прочла их все, саксоночка?

Джейми произнес фамилию писателя на немецкий манер, и я невольно рассмеялась.

– Конечно! И не один раз. У Бри когда-то было полное собрание сочинений – все, что издали на тот момент. Если он написал потом новые книжки, Роджер, скорее всего, покупал их для Джема и Мэнди. Кстати, американцы произносят фамилию автора «Сьюз». Не знаю, сколько он прожил – то есть проживет. В 1968-м он еще писал.

Джейми кивнул с мечтательным выражением лица.

– Вот бы и мне их прочесть! Может, Брианна знает кое-что наизусть?

– Скорее Джем. Бри говорит, он читал Мэнди книжки чуть ли не с ее младенчества. А память у нашего внука великолепная. – Вспомнив парочку забавных иллюстраций Сьюза, я улыбнулась. – Попроси дочь нарисовать по памяти слона Хортона или черепаху Эртеля.

– Эртель? – В его глазах запрыгали веселые искорки. – Надеюсь, это не настоящее имя?

– Нет, зато идеально вписывалось в рифму. – Я расколола очередной орех и бросила остатки скорлупы в траву.

– Похоже на женское.

– Однако Эртель – мальчик. Черепаха-девочка никогда бы на такое не сподобилась.

– Что же он натворил?

– Заставил всех черепах своего острова выстроиться в пирамиду, чтобы он смог взобраться наверх и править «всем, на что глядит». Аллегория гордыни и высокомерия. Конечно, женщинам тоже свойственны подобные эмоции, но они проявили бы их более изощренно. И художник не сумел бы это изобразить.

Джейми зачерпнул горсть орехов и рассеянно сжал кулак, раскалывая скорлупу.

– Хм… Тогда какая, по-твоему, аллегория скрывается в «Зеленых яйцах с ветчиной»?

– Полагаю, идея в том, чтобы дети не привередничали в еде, – с сомнением предположила я. – Или чтобы не боялись пробовать новые проду… что ты делаешь?!! – Джейми бросил пригоршню арахиса в таз вместе с кожицей и скорлупой.

– Тебе помогаю, – ответил Джейми и зачерпнул новую горсть. – Иначе ты весь день так просидишь, перебирая их по одной штучке. – Следующая порция орехов и мусора полетела в таз.

– И как я буду выковыривать оттуда скорлупу? На это уйдет…

– Мы их вывеем, – прервал меня Джейми, кивнув подбородком в сторону дальнего склона горы Роан. – Видишь, как деревья клонятся от ветра? Надвигается буря.

И правда: за вершиной скопились тучи; бледные листья редких осин трепетали на ветру, а сосновые кроны словно подернулись темно-зеленой рябью. Я кивнула и, взяв несколько орехов, раскрошила пальцами скорлупу.

– Фрэнк, – выпалил вдруг Джейми, и я замерла. – Вернее, его книги…

– Что?

Он сказал «Фрэнк»?.. Я не верила собственным ушам. В глубине души шевельнулось смутное чувство тревоги.

– Хочу кое-что о нем спросить, – небрежно бросил Джейми, старательно делая вид, что поглощен арахисом.

– Что именно? – Я отряхнула юбку от арахисовой шелухи и посмотрела на мужа. По-прежнему не глядя на меня, он раздавил очередную пригоршню. Но на миг его губы сжались.

– Там на обложке его портрет – то есть фотография. Мне стало интересно, сколько лет ему было, когда сделали это изображение?

Я удивилась, однако напрягла память.

– Дай-ка подумать… когда он умер, ему было шестьдесят…

Меньше, чем мне сейчас! Я невольно прикусила нижнюю губу, и Джейми пристально на меня посмотрел. Опустив глаза, я смахнула остатки орехов.

– Пятьдесят девять. Фотографию сделали специально для обложки. Я точно помню, потому что для шести предыдущих книг он использовал другой снимок, более ранний. Еще шутил: не хочу, мол, чтобы люди при встрече заглядывали мне за спину, ожидая увидеть кого-то вдвое моложе. – Я улыбнулась воспоминаниям, но, встретившись с мужем глазами, насторожилась: – А почему ты спрашиваешь?

– Мне часто хотелось узнать, как он выглядел. – Джейми посмотрел на таз с арахисом и рассеянно потянулся за очередной порцией. – Когда я молился за него.

– Ты за него молился? – Я даже не пыталась скрыть изумление в голосе, и муж бросил на меня мимолетный взгляд.

– Да. Ну а что мне еще оставалось? – с горечью усмехнулся он и смущенно кашлянул. – «Храни тебя Господь, чертов англичанин!» Вот что я повторял в молитвах, когда думал о тебе и ребенке долгими ночами. – На мгновение сжав губы, он продолжил: – И еще мне очень хотелось узнать, как выглядит наш малыш.

Я легонько сжала его большую сильную руку, похолодевшую от осеннего ветра. Джейми перестал очищать арахис и вздохнул, расслабив плечи.

– А каким ты представлял Фрэнка? Таким, как на фотографии? – полюбопытствовала я, убирая руку. Джейми тут же зачерпнул новую порцию орехов.

– Нет. Ты ведь никогда не описывала его внешность.

На то была чертовски веская причина, – подумала я. – А ты никогда и не спрашивал. Что вдруг изменилось?

Он пожал плечами и продолжил с легкой ироничной улыбкой:

– Мне нравилось представлять его лысеющим коротышкой с брюшком. Хотя я не сомневался, что он умен, – ты никогда не полюбила бы дурака. И насчет очков я угадал. Только думал, что оправа у них золотая, а не черная. Из чего она, из рога? Или темного черепашьего панциря?