скачать книгу бесплатно
Ян
Анна Гавальда
Лучше, чем жизнь
Яну 26 лет. По образованию он дизайнер, но работы по специальности найти не смог. В ожидании лучших времен трудится менеджером в магазине бытовой техники, продает роботы-пылесосы Вуф-Хуфы и прочие гаджеты. Живет с подружкой, несчастным себя не считает, но отчего-то порой ему хочется утопиться в Сене.
Однажды вечером он помогает соседям дотащить до квартиры буфет. В благодарность его приглашают на ужин. На следующее утро Ян принимает решение послать все к чертям и начать новую жизнь.
Анна Гавальда
Ян
Роман
Anna Gavalda «Yann»
Печатается с разрешения издательства Еditions Le Dilettante и литературного агентства Anastasia Lester
© Еditions Le Dilettante, Paris, 2014
© Позднева Т., перевод, 2014
© ООО «Издательство АСТ», издание на русском языке, 2014
Посвящается Марианне
Во-первых, яичко
На этой неделе моя очередь закрывать магазин. Я оформляю последние заказы, выключаю компьютеры и проверяю, все ли ящики и витрины заперты на ключ.
Честно говоря, именно это бесит меня больше всего – чувствую себя провинциальным торговцем дешевыми побрякушками, безропотно затаскивающим по вечерам в лавку свои штампованные браслетики и цепочки, но у Эрика, моего коллеги из пятого округа, в прошлом месяце вытащили оборудования на три тыщи, и, насколько мне известно, ему еще долго придется разбираться с этой историей.
О нет, его не обвинили в воровстве напрямую, нет, просто дали понять.
– Знаешь, порой я думаю, что это лучшее, что могло бы со мной случиться. Быть вынужденным сдать им свой бейдж и разом успокоить подружку со всеми ее мечтами о кредите. Больше не ездить на скоростном метро… Не начинать свой день с этого унижения… Едва проснувшиеся и уже в загоне, собранные вместе, стиснутые со всех сторон… Рабочая сила пригородов, безропотное и изможденное стадо таких же, как ты, одновременно с тобой читающее ту же чушь, что и ты, в одних и тех же бесплатных газетенках… Клянусь тебе, это угнетает меня больше всего… – вздохнув, доверительно сообщил он мне, когда мы с ним встретились на однодневном тренинге по новому программному обеспечению торговых сетей, – да уж… жаль, что я все еще люблю свою девушку…
Мы обменялись улыбками, а потом новая инструкторша начала свою речь, и больше мы не трындели.
(Если мы произведем плохое впечатление на эту даму, она доложит нашему шефу и нас лишат нашей премии за прилежание Business, Care amp; Involvement[1 - Бизнес, Усердие amp; Вовлеченность (англ.)])
(За подхалимаж.)
Так что вот. Я тщательно проверяю замки.
Затем выключаю свет в шоу-руме, спускаюсь на грузовом лифте и преодолеваю километры коридоров в тусклом мерцании аварийных лампочек.
Бегу вприпрыжку, чтобы успеть до включения сигнализации.
В раздевалке нахожу свой шкафчик, набираю код – еще один, наверное, уже десятый за день, – и меняю свой жилет «Ян, чем я могу вам помочь?» на свою старую замызганную куртку, которая всем своим видом говорит о том, что бедный маленький Ян уже никому и ничем помочь не может. Снова вприпрыжку – из-за следующей сигнализации – выскакиваю на улицу и оказываюсь в тупичке на задворках бульвара Осман, между двух рядов мусорных баков и охранником с собакой, который как раз заступает на дежурство.
Когда это смена толстяка с доберманом, мы с ним выкуриваем по сигаретке, болтаем о погоде, о тачках и футболе (ну, вернее, болтает он, а я только поддерживаю разговор), а когда дежурит другой, тот что с ротвейлером, я расслабляюсь, только когда выбираюсь из тупичка.
Меня пугает не его орудие труда, а его взгляд.
Всегда задаешься вопросом, кто же читает журнал «Детектив». Ну так вот, это, к примеру, он…
Этого парня заводят такие заголовки, как «Малышка Лили, трех лет от роду, забитая до смерти, изнасилованная, замученная и сожженная заживо», как он сам говорит. Его это крепко заводит.
Этим вечером дежурит добряк, и я первым достаю свою пачку сигарет. Сегодня его тревожит то, что у одного из щенков его суки, не этой, а другой, которая работает только на парковке (?), никак не опускается одно яичко.
Я чуть было не ляпнул, как это круто, но, к счастью, вовремя остановился.
Все это было вовсе не смешно. Напротив, настоящая драма. Если яичко не опустится, пес не получит родословной, а без родословной он ничего не стоит.
– Может, в конце концов оно все-таки опустится?
Охранник выглядел неуверенным:
– Ну… Все может быть… Может, опустится, а может, и нет. Inch’Allah… На все воля Всевышнего…
Бедный Аллах, думаю я, удаляясь, надеюсь, у Него есть кто-нибудь в отделе прошений, кто занимается первичной сортировкой, прежде чем все это Ему отправлять…
Во-вторых, мрак
На кадуцее американской аптеки я вижу, что уже 22:10, температура воздуха -5°.
Меня никто не ждет, Мелани снова смылась на какой-то свой семинар, и уже слишком поздно чтобы пойти в кино.
Я направляюсь к ближайшей станции метро, но потом передумываю. Я не могу сейчас снова залезть в очередную коробку, я сдохну.
Я должен пройтись. Должен протопать пешком через весь Париж, похлопывая в ладоши и время от времени снимая шапку, чтобы разогнать мрак в своей голове.
Да, я должен настрадаться, промерзнуть, проголодаться и, воспользовавшись тем, что наконец остался один, рухнуть спать замертво.
Вот уже несколько месяцев я плохо сплю. Мне не нравится моя контора, не нравится мое расписание, не нравятся преподы, запах в раздевалке, столовка и идиоты, которые меня окружают. В свои двадцать шесть лет я все так же мучаюсь бессонницей, как и в двенадцать, вот только в двадцать шесть это в тысячу раз хуже, потому что я сам влез во все это дерьмо. Самостоятельно. Я не могу винить в этом своих родителей, к тому же теперь у меня не бывает каникул…
И что я такого сделал?
А?
Что ты сделал?
Нет, правда! Что же ты опять натворил, идиот?!
Я кляну сам себя вдоль и поперек, в полный голос, потому что мой гнев, теплым дыханием вырываясь наружу, согревает мне кончик носа.
Бомжи попрятались кто куда, те из них, кто сейчас выпивает, чтобы согреться, до завтра не доживут, а Сена черна, нетороплива, коварна. Скользя между опор Нового моста, она безмолвно манит к себе. Она охотится. Подстерегает уставших, сломленных клерков, бесталанных людишек со всеми их думами и ночными вопросами. Она выявляет сомнения и скользкие парапеты. «Идите ко мне, – урчит она, – идите… Это всего лишь я… Ну давайте же… Мы ведь уже так давно знакомы…»
Я представляю себе холод ее объятий, то, как одежда сначала надувается пузырем, а потом тянет тебя ко дну, шок, рвущийся наружу крик, оцепенение… Ведь все это себе представляют, разве нет?
Да. Конечно же, все. У всех, кто живет рядом с рекой, случаются такого рода помутнения.
Это утешает.
Отступление:
Сообщение от Мелани: «Мертвая ложусь спать погода дерьмо целую». С маленьким значком поцелуя в конце. (Такая мигающая желтая штучка с толстыми губами.) (Они называют это смайликом.)
Смайлик. Слово такое же пошлое, как и сам предмет. Ненавижу все эти приспособления для ленивых. Вместо того, чтобы выразить свое чувство, ты его отсылаешь. Нажимаешь на кнопочку – и перед тобой все эмоции мира, совершенно одинаковые. Радость, сомнение, грусть, гнев – все на одно лицо. Все многообразие порывов души оказывается сведено к пяти отвратительным кружочкам.
Черт побери, какой прогресс…
«Спокойной ночи! – пишу ей в ответ. – Я целую тебя».
Немногим лучше, да?
Да, не особо. Хотя все ж таки это поцелуй в целых три слова… К тому же, знаки препинания – это красиво…
Не так уж много парней в наши дни утруждают себя знаками препинания в смс. Наверное, это все те же, кто воображает себя утопленниками?
Боюсь, что да.
Господи, что-то сегодня вечером я не в духе.
Прошу прощения.
В последнее время такое часто со мной бывает. Хандра, смехотворные лирические припадки, потребность нападать на окружающих, да на всех подряд, лишь бы только выплеснуть яд. Мелани утверждает, что все это из-за погоды (конец зимы, нехватка света, сезонная депрессия) и моей профессиональной деградации (о том, что было обещано, никто уже не вспоминает, отсутствие амбиций, разочарование). Ладно. Почему нет?
Ей повезло, она относится к числу людей, у которых есть объяснения и решения любой проблемы: будь то пылевые клещи, право голосования мигрантов, закрытие аптеки на улице Дагер, бородавки у ее отца или же моя меланхолия. В некотором смысле я ей даже завидую. Я бы тоже хотел быть таким.
Чтоб и в моей голове все было бы столь же просто, столь же ясно, столь же… материально.
Никогда не сомневаться. Всегда выявлять подозреваемых, ответственных, виноватых. Идти напролом, добиваться своего, требовать, судить, рубить с плеча, приносить в жертву и свято верить, что все экзистенциальные потуги этого маменького сыночка сойдут на нет с началом весны и будут окончательно забыты, как только ему на двести евро повысят зарплату…
Увы, сам я ни секунды в это не верю.
В июне мне стукнет двадцать семь, и я не знаю, считаюсь ли еще молодым или уже старым. Мне не удается найти свое место в этой хронологической таблице. Все это как-то слишком расплывчато, вся эта история. Издалека меня можно принять за подростка, но вблизи я выгляжу как старый дурак. Старый дурак, прикидывающийся лицеистом: такое же фальшивое дружелюбие, такие же конверсы, джинсы, стрижка и даже романы Чака Паланика в таком же потрепанном рюкзаке.
Шизик. Маргинал. Молодой человек начала ХХI века, родившийся в богатой стране, воспитанный любящими родителями, маленький мальчик, у которого было все: ласки и поцелуи, праздники в честь его дней рождения, игровая приставка с джойстиком, абонемент в медиатеке, монетки от Зубной феи, весь Гарри Поттер, карточки «Покемон», «Ю-ги-о», «Мэджик»[2 - Детские коллекционные карточные игры.], хомяки, новые хомяки взамен старых, безлимитные тарифы, путешествия в Англию, модные свитера и все остальное, и не только это.
Не только…
Маленький мальчик, родившийся в самом конце ХХ века, которому с самого детства, как только он дорос до того, чтобы выкидывать свои фантики в помойку, неустанно твердили, что природа гибнет по его вине, леса исчезают в пальмовом масле его сладких булочек с шоколадом, айсберги тают, когда его мама заводит машину, все дикие звери вымирают, и если он не закрывает кран, когда чистит зубы, значит, все это происходит отчасти из-за него.
Любознательный и послушный ученик, на уроках истории он в конце концов усвоил, что принадлежит к белой расе алчных колонизаторов, трусов, доносчиков и коллаборационистов, тогда как на уроках географии ему из года в год повторяли ужасающие цифры грядущего перенаселения планеты, индустриализации, опустынивания, нехватки кислорода, воды, ископаемых энергоносителей и земель, пригодных для земледелия. Что уж тут говорить об уроках французского, где у вас непременно развивалось отвращение к чтению как таковому, ибо вас постоянно вынуждали все портить: «Найдите и вычлените лексическое поле „чувственности“ из данного стихотворения Бодлера» – оп-ля! приехали, о чувствах можно забыть; или же об уроках иностранного языка, где вам год за годом напоминали how much you were ouna mayouscoula Scheise[3 - Здесь: «Какое же вы дерьмо» (искаж. англ., исп., нем.).]; или же, наконец, о таком предмете, как философия, который, как оказалось, представлял собою сумму всего прочего в концентрированном виде и в еще более беспощадной форме: «Эй ты, маленький белый импотент, изъясняющийся с таким акцентом, что все вокруг умирают со смеху, найди-ка и вычлени лексическое поле бардака твоей цивилизации, будь добр. У тебя четыре часа».
(Оп, оп, оп-ля-ля, черновик… в желтую помойку[4 - Намек на раздельный сбор мусора.].)
А когда наконец весь этот багаж мрачноватых знаний получен, усвоен, выучен, переварен, повторен в экзаменационных работах и учтен в статистических данных об успешном окончании школы, к нему стоит прибавить еще несколько лет учебы, чтоб не слишком быстро застрять в узком проходе к светлому будущему.
И ты, как дурак, выполняешь все, что требуется: зубрежки, экзамены, дипломы, стажировки.
Ты работаешь стажером задарма, без оплаты, без всякого финансового вознаграждения, ради репутации и славы. Ты рассылаешь свои резюме. Резюме с фотографией, на которой ты смотришься выигрышно. Резюме в бумажном виде и электронном, в дизайнерском оформлении и в видеоформате, какое пожелаете, на любой вкус, на ваше усмотрение. Мотивационные письма. Мотивационные мейлы. Мотивационные видеоролики. В общем… всю эту кучу бессмысленной болтовни, к которой тебе уже нечего добавить, потому что ты больше в это не веришь, потому что все это тебя угнетает – необходимость напряженно сражаться в столь юном возрасте за право платить, как все, свои членские взносы.
Но ты не опускаешь руки. Ты отважно продолжаешь борьбу: центры занятости, биржа труда, кадровые агентства, хедхантеры, частные объявления, заявки на вакансии, рекрутинговые платформы, коды доступа к личному кабинету кандидата, подписка на новые предложения, тщетные надежды, собеседования с заранее известным результатом, фейсбукмейкеры, которые не поднимут твои котировки даже во сне, двоюродный брат твоего крестного, который замолвит за тебя словечко своим приятелям по Лайонс-клубу, приветы бывшим одноклассникам: знаешь, мне в общем-то по-прежнему на тебя наплевать, но, кстати, вроде бы у твоего отца был какой-то завод? Агентства по временному трудоустройству, полезные знакомые, сомнительные знакомые, гнилые знакомые, сайты объявлений – все чаще платные, помощницы директоров по персоналу – все менее любезные, любые возможности… Да, ты всегда был на высоте, ты никогда в жизни не бросил мимо урны ни одной бумажки, в поезде никогда не клал ноги на банкетку напротив, даже если было очень поздно, ты был без сил и ехал один в купе, ты защитил свой диплом без всякой посторонней помощи, вот только, уф… видишь ли, тебе не повезло. Просто нет для тебя работы, и все тут.
Вот так, нет и все. Разве тебя не предупреждали, ты уверен? Странно… Наверное, ты пропустил мимо ушей, болтая со своей соседкой слева…
Эй, парень! Проснись! На дворе кризис!
Так что уж лучше слушай новости вместо того, чтобы учиться и получать профессию, не теряй время зря!
В чем дело? Ты не понимаешь? Постой, малыш, не суетись, вкратце ситуация такова.
Ты молодой порядочный европеец?
Ну так тебе это дорого обойдется, друг мой!
По всем радиоволнам тебе твердят, что государственный долг твоей страны исчисляется какими-то миллионами миллиардов долларов, что твои деньги вот-вот обесценятся, а если ты не говоришь на китайском, то даже не стоит и соваться, что Катар скупает все на корню, что Европе конец, западному миру – капец да и всей планете трындец.
Ну вот. В общем-то все.
Panem et circenses[5 - Хлеба и зрелищ (лат.).]. Приехали. Докатились.
Так что поверь, малыш, остается только смотреть футбол в ожидании апокалипсиса…
Давай. Тебе же сказали, ложись спать. Fly Emirates[6 - Летай эмиратскими авиалиниями (англ.).] и помолчи.
Короче, кончай суетиться. Пожалуйста, прекрати ты кликать по ссылкам, звонить, рассылать свои резюме. Все это только вредит озоновому слою планеты.
* * *
Я уже не чувствую ног. Наверху бульвара Сен-Мишель, сразу за теплицами Люксембургского сада, полицейские выслеживают в бинокль уставших и рассеянных автомобилистов.
Когда я прохожу мимо них, опустив голову и уткнувшись носом в шарф, я слышу, как они спрашивают документы у молодой женщины в синем пуховике. Она вся сжалась, не знаю, то ли от холода, то ли опасаясь лишиться прав. Она лихорадочно ищет документы в сумке, роняет связку ключей. На заднем сидении в детском креслице спит малыш. Вряд ли она так уж сильно превысила скорость – на своей старенькой «Мини» [7 - «Мини», появившийся в 1959 году, стал самым продаваемым автомобилем в истории Великобритании, а в 1999-м получил звание главного европейского автомобиля ХХ века.]. Старомодная модель. Та самая, которую нарисовал сэр Алек Иссигонис[8 - Иссигонис, Алек (полное имя: Alexander Arnold Constantine Issigonis, 1906–1988) – английский конструктор и дизайнер автомобилей, родившийся в Турции в семье британского поданного греческого происхождения. В 1969-м за заслуги в развитии английского автомобилестроения ему был пожалован титул сэра.]. Настоящее чудо.
До меня доносятся ее слова:
– Подождите, нет… У меня включена «печка»…
– Пожалуйста, – перебивает ее офицер, – немедленно заглушите двигатель. Это не займет у вас много времени.
Я иду дальше в окончательно расстроенных чувствах.
Что это за страна?
Что это за демократическая тюрьма, где силам правопорядка нечем больше заняться, кроме как расставлять ловушки для самых лояльных граждан? Что же это, в самом деле, такое творится?
Неужели касса и впрямь настолько пуста?
