Город греха

Эля повернула голову в другую сторону, чтобы окончательно осмотреться, и испытала некое потрясение. Оказывается, она лежала тут не одна. На соседней кушетке, отделённой от девушки блоками следящей аппаратуры, покоился некий молодой субъект. Глаза парня были открыты, и, судя по всему, он сейчас сосредоточенно разглядывал потолок.

Уловив Элино движение, субъект немедленно повернул голову на звук и радостно осклабился. Широкая улыбка констатировала отсутствие у него одного из верхних передних зубов.

– Быстро ты очнулась! – заявил парень на чистом русском. – Сразу видно…

– Сразу видно что? – недовольно пробормотала Эля, пытаясь разобраться со своим внутренним состоянием: вроде бы ничего не болело, голова не кружилась, тошноты не чувствовалось.

– Меня Ганс зовут, – вместо ответа сообщил парень, сев на кушетке и свесив ноги, обутые в тапочки. Облачён сосед по палате был в салатовый же медицинский халат. – Для близких – Гансик, – доверительно добавил он.

– А мы где? – поинтересовалась Эля, потому как этот вопрос занимал её сейчас более всего.

– В частной клинике, – с готовностью заявил новый знакомый, легко вскакивая на ноги.

Эля присмотрелась к парню получше. Возраст на вид года двадцать два – двадцать три, среднего роста, худощавый и с очень осунувшимся лицом: ввалившиеся щёки, впалые глаза. А большой нос пациента, наоборот, словно слишком выпячен вперёд. На голове – волосы коротким ёжиком.

– А почему ты по-русски разговариваешь? Мы разве не в Голландии… ну, то есть, я хотела сказать, не в Нидерландах?

– И в Голландии, и в Нидерландах, не парься, – успокоил её Ганс. – Что, по-твоему, тут русских, что ли, нет? Главный док тоже русский. Да и пациентов «наших» хватает.

Парень подошёл к кушетке Элис и выдернул иголку из её локтевого катетера.

– Ой! – машинально сказала Эля, потирая рукой оставшуюся белую нашлёпку. – Ты что?

– Пошли воздухом подышим на балкон, – предложил Ганс, кивая в сторону окна.

Он легонько взял девушку за руку. Эля встала на ноги, обнаружила, что одета в такой же стандартный халат, как и сосед, и проследовала за Гансом к ажурному тюлю. Оказывается, в окне, сбоку, была дверца, ведущая на небольшой балкончик, забранный снаружи узорчатой решёткой.

Балкон располагался на уровне третьего этажа, а вид с него открывался не очень-то и живописный. Слева ещё один трёхэтажный корпус, впереди чётко расчерченная дорожками территория с клумбами и газонами, а чуть поодаль приземистое административное здание со шлагбаумом и воротами, вмонтированными в забор, что опоясывал всё видимое пространство.

– Ого, – вырвалось у Эли. – Это военная часть, что ли?

– Не-а, – покачал головой Гансик. – Частная клиника. Больничный городок. Для… ну, короче, для больных.

– Звучит логично, – вполголоса проговорила Элис, вдыхая прохладный воздух: лёгкий ветерок развевал её волосы. – Больница для больных.

– Точно так, – не распознав иронии в её голосе, отозвался новый знакомый. – На… – Он протянул девушке скрученную цигаркой сигаретку явно кустарного производства.

– Чего это? – Она попыталась отпихнуть руку парня.

– Да не бойся, тебе точно не повредит! – улыбнулся Ганс, сверкая дыркой от зуба. – Успокаивает, только в путь!

– Не, – покачала головой Эля. – Я пока – пас. А Амстердам где? У меня просто там дела и…

– Там. – Гансик неопределённо махнул рукой. – Дела теперь твои подождут… – Он сделал некое вытягивающееся движение вверх и извлёк протянутой рукой откуда-то из-под козырька балкона дешёвую одноразовую зажигалку. Потом засунул цигарку себе в губы, цвиркнул огонёк и поднёс его к самокрутке.

– Почему это подождут?! – возмутилась Эля, раздумывая, как бы побыстрее связаться с руководством клиники.

– Шуба! – неожиданно сказал Ганс, делая круглые глаза.

Он заметался, попытался затушить подушечками пальцев цигарку, что у него с грехом пополам получилось, а потом судорожно выкинул её вместе с зажигалкой в проём балконной решётки.

Элис смотрела на него со смесью страха и удивления.

Впрочем, тут же причина такого странного поведения Гансика стала очевидна. Выяснилось, что в эту секунду в палату входил некий мужчина, облачённый в белый халат, что Эля, естественно, заметила не сразу. Но заметил Ганс.

Парень суетливо вытолкал девушку через балконную створку обратно в палату и сразу же зашёл следом сам: прямо пред очи «заглянувшего на огонёк» доктора.

Мужчина в белом халате выглядел представительно. Высокий, широкоплечий, с властным выражением лица – этакий хрестоматийный суровый, но справедливый док. Немного диссонировали с остальным обликом светло-голубые глаза, которые хотелось назвать детскими.

– Балабанов! – резким и не очень приятным голосом проговорил врач. – Ты опять за старое?!

– За какое старое, за какое старое? – речитативом забормотал Гансик, прикрываясь Элей, как щитом. – Наоборот же, за новую, смотрите, какая девушка новенькая…

– Прекрати! – гаркнул док, а Эля вздрогнула. – Зубы мне заговаривать! Отпусти немедленно девушку! Вы уж извините, – тембром на два тона ниже обратился он к Эле. – Вам пока вставать на ноги противопоказано, надо немного окрепнуть. Отпусти, я сказал! – снова приказал он парню.

Тот повиновался и уныло побрёл к своей кушетке.

– Балкон в твоей палате я отныне распоряжусь закрыть! – заявил доктор ему вслед. – Твоя миссия заключалась в том, чтобы оповестить персонал, когда она придёт в себя. И только! Ты мне что обещал? А получается, что тебя, Балабанов, нельзя даже на час самого-то оставить без присмотра!

– Я больше не буду! – быстро проговорил Ганс.

– Ступай в свою палату, разговор у нас ещё не окончен! Позже дообсуждаем…

Гансик, который хотел было присесть на кушетку, снова встал и, понурив голову, пошёл к выходу из помещения.

– Вы уж извините, – повторил доктор, провожая Элю до её места. – Будьте добры, прилягте, вам пока необходим постельный режим.

– Мне срочно надо позвонить! – строптиво заявила Эля, тем не менее выполняя просьбу доктора. Она легла на кушетку и прикрылась простынёй.

– Безусловно! – Доктор посветил девушке маленьким фонариком в зрачки, потом ощупал шею под скулами. – Меня зовут доктор Краузе, – отрекомендовался он, закончив с мини-осмотром. – Я главный врач этой частной клиники.

– Краузе? – в некотором оцепенении повторила Эля. – Не Эрих ли, часом?

– Верно, Эрих, но откуда вы…

– Угадала почему-то… – не стала вдаваться в подробности девушка. – А я – Элис.

– Я знаю, – краешками губ улыбнулся Краузе. – Элис Герцена, подданная РФ. Собственно, поэтому вы и здесь. Я не мог пройти мимо соотечественницы, которая попала в беду.

– Вы тоже русский?

– Не совсем. Я родился в Нидерландах, но учился в Москве. В нашем роду до сих пор очень сильны русские традиции, а многие родственники живут в России. Я взял за правило помогать в первую очередь соотечественникам, поэтому в моей клинике всегда много русскоязычных пациентов.

– Типа Балабанова?

– Да, и его тоже. – Док еле заметно поморщился.

– Так что со мной случилось?

– Пока однозначно сказать нельзя. – Краузе покачал головой. – Надо дождаться результатов исследований. Вы внезапно потеряли сознание, но это не совсем похоже на стандартный обморок.

– Доктор, – подбородок Элис вдруг задрожал, – вы что, чего-то недоговариваете? У меня что, рак?

– Да что вы! – Краузе даже всплеснул руками. – Прекратите! Ни о какой онкологии речи даже не идёт. По истечении пары дней я дам вам квалифицированный предварительный диагноз. Но никаких предпосылок к чему-то серьёзному я пока не вижу.

– Значит, я могу идти?

– Элис, вам требуется покой. Я организую вам связь по Интернету, вы сможете решить все срочные дела дистанционно. Поверьте, я пекусь прежде всего о вашем самочувствии!

Эля внезапно вспомнила о решётке на балконе.

– Но вы же не хотите сказать, что я здесь, если можно так выразиться… э-э-э… закрыта?

– Да что вы! – снова возмутился док. – У меня нет ни малейших оснований держать вас тут насильно. Ваша доставка в клинику из аэропорта согласована с официальными лицами. Вас никто не ограничивает в передвижениях! Вы хоть в эту секунду можете покинуть стены клиники, но… зачем? Чтобы часом позже свалиться без сознания в какую-нибудь придорожную канаву? Нет ничего важнее здоровья! За пару дней никуда ваши контакты не убегут, зато мы дадим вам уверенность в завтрашнем дне. Возможно, назначим щадящее амбулаторное лечение. Но для этого надо немного потерпеть.

Элис некоторое время помолчала, раздумывая.

– Ну, если вы дадите мне телефон…

– Обязательно дадим, я распоряжусь. Правда, у нас тут мобильная связь работает нестабильно, клиника находится, так сказать, на отшибе. Но если постараться, дозвониться можно! – Краузе ободряюще улыбнулся. – Вы поймите, у вас ведь нет местной медицинской страховки, из любой муниципальной больницы вас бы отправили на улицу, как только вы пришли бы в себя. Я же, учитывая обстоятельства, беру вас на полный пансион. Абсолютно для вас бесплатный! Таких условий вы в Амстердаме больше не найдёте.

– С-спасибо…

– Отдыхайте и набирайтесь сил. – Краузе отечески похлопал Элю по руке. – А меня ждут другие пациенты, как вы понимаете. Приятно было познакомиться!

– Взаимно, – пробормотала Элис, погружаясь в некое задумчивое состояние. – Взаимно, – повторила она уже в спину удаляющегося доктора.

Глава 7

Точки над i

Амстердам, 15 сентября 1889 года

От Винка Эрих отправился прямиком в канцелярию, откуда хмурый Карл Брендон повёл его в хранилище вещдоков и долго гремел связкой ключей, отпирая железную решётчатую дверь.

– Инспектор приказал только показать, – угрюмо сообщил он, исподлобья поглядывая на внештатного судмедэксперта. – Навынос не дам.

– Не показать, – поправил дежурного Краузе, – а осмотреть и поработать.

Брендон глянул на Эриха подозрительно, но промолчал. У Карла постоянно был такой вид, будто у него только что отобрали любимую конфетку.

– Оба будете смотреть? – спросил он, выдвигая один из ящиков стеллажа.

– В каком смысле? – не понял Эрих. – Там что, не одно письмо?

– Два.

– А ну да, разумеется! – будто бы «вспомнил» Краузе. – Разумеется, оба! – поспешно добавил он.

– Одно нам отдал адвокат-жених. Второе мы нашли обыском у самой потерпевшей в доме. Как я понимаю, она его написала, но так и не отправила. Ван дер Берг его в глаза не видел.

– Любопытно, любопытно… И якорь тоже!

– Якорь на другом складе, он же весит фунтов тридцать!

– Что ж поделать. Я устроюсь вон там. – Эрих указал на маленький столик, притулившийся в углу хранилища. На столе стояла керосиновая лампа, а рядом – трёхногий табурет. – А вы пока мне его принесите.

Брендон поджал губы, но перечить не стал.

Вскоре Краузе разложил на столешнице два полученных документа, а Карл притащил-таки и поставил у ножки стола тот самый якорь, что полицейские изъяли на причале.

После того как дежурный удалился, Эрих приступил к детальному осмотру. Через какое-то время он раскрыл свой саквояж и извлёк из него обычную канцелярскую лупу.

Писем действительно оказалось два. Одно, неотправленное, которое нашли у Эммы де Беккер, датированное 12 сентября, и второе, от 14 сентября, что отдал полиции Симон и о котором упоминал Винк.

Текст второго был короче и лаконичнее.

«Beste Simon! – писала Эмма характерным наклонным почерком. – Ное triest het оок is от и hierover te informeren, maar ik vertrek morgen voor een lange reis. Incognito. Mijn vader weet er niet eens van. Ik verzeker и dat er geen andere man bij betrokken is. Het is gewoon mijn keuze, die ik heel bewust maak. Zoek me alsjeblieft niet! Ik verontschuldig me dat ik je avances niet rechtvaardigde. Tot ziens! Altijd van jou, Emma. 14.09.89»[1].

Первое письмо оказалось более красноречивым.

«Beste Simon! Er is zoveel opgestapeld de laatste tijd, er zijn zoveel dingen gebeurd dat ik een beetje in de war ben. Ik wil onze overeenkomsten op geen enkele manier vernietigen en ik ben bereid, zoals voorheen, met и mee te gaan tot het einde. Maar ik heb wat meer tijd no dig от mezelf op te lossen. Allereerst in jezelf! Jij hebt er niets mee te maken, net zoals elke andere man er niets mee te maken heeft! Het is alleen ik en de ongewone omstandigheden die plotseling mijn hoofd raakten. Ik weet dat je me niet laat beledigen, maar er is nog geen belediging. Ik moet alleen een paar dringende problemen oplossen en misschien een paar dagen weg. Neem het alsjeblieft niet allemaal ter harte. Alles zal beter worden, en we zullen weer van elkaars gezelschap kunnen genieten, zoals voorheen. En ik hoop dat het zal zijn na ons huwelijk. Altijd van jou, Emma. 12.09.89»[2].

– Интересно, почему же она его так и не отправила? – спросил Эрих сам у себя вслух. – Вроде бы ничего криминального и конкретного. Мало ли у кого могут возникнуть проблемы…

Краузе вооружился лупой и стал внимательно изучать оба листка. Минут через десять он закончил исследования и переместил своё внимание на якорь. Первым долгом Эрих с трудом взгромоздил якорь на стол. К кольцу довольно массивной вещи было привязано несколько метров верёвки. Краузе осмотрел её и отметил, что она вполне стандартная – обычная русская пенька. На самом же якоре его заинтересовала некая потёртость, расположенная на основном стержне, будто бы некто усердно обработал грубым напильником небольшой участок сантиметров в двадцать шириной. Присмотревшись, Краузе различил под царапинами, оставленными на металле, следы красной краски.

Он отложил якорь и некоторое время задумчиво смотрел на колеблющийся под стеклом огонёк керосиновой лампы.

– Меня нет, я же просил никого ко мне… – услышал Эрих, когда во второй раз за день вошёл в кабинет к «шефу». Винк сидел за столом, закопавшись в бумагах, и поднял голову, только когда Краузе скрипнул штиблетами по паркету. – А, это опять вы! – проворчал инспектор. – Ну заходите, только быстро. У меня нет времени!

– Как скажете, – смиренно отозвался Эрих и проворно устроился в кресле напротив. – Буквально пару соображений.

– Ну? – буркнул Винк.

– Я осмотрел вещдоки. Вас, кстати, ничего не удивило?

– Что там может удивлять? – Брови инспектора недовольно поползли вверх. – Письма как письма. Обыкновенная романтическая чепуха. Якорь как якорь.

– Возможно, возможно. – Краузе побарабанил пальцами по подлокотнику. – Но у меня создалось впечатление, что письмо, которое вам передал ван дер Берг, – подделка.

– Что? – Винк даже поперхнулся. – Симон подделал письмо? Но зачем?!

– Я не сказал, что его подделал Симон, – заметил Эрих. – Я сказал, что оно – не настоящее!

– И из чего следует такой вывод?

– Он косвенный, признаюсь, но… Давайте я вам продемонстрирую кое-что. Напишите какую-нибудь фразу на чистом листке.

– Какую ещё фразу?

– Прошу вас, это быстро. Например: «Politic onderzoekt misdaden»[3], – Эрих встал, перегнулся через стол и подхватил со стола перьевую ручку, протягивая её шефу.

– Чёрт-те что, – проворчал Винк, но просьбу исполнил, накорябав на листке требуемое.

– Теперь я, – заявил Краузе и подписал под фразой инспектора те же слова, но своим почерком.

– И что? – поинтересовался инспектор.

– Это не всё. Теперь попробуйте сымитировать мой почерк. Написать ещё раз, но так, как это сделал я.

– Детский сад!

– Прошу вас, Винк. Только не торопитесь, постарайтесь скопировать мой почерк один в один.

Инспектор закряхтел, машинально высунул немного язык, как это делают дети, когда сосредоточенно готовят уроки, и через пару минут стараний вывел пресловутую фразу «почерком Краузе».

– Похоже? – поинтересовался он, поднимая голову.

– Вполне, но дело даже не в этом.

– А в чём? Слушайте, Краузе, мне надоели ваши фокусы! Давайте уже…

– Дело в букве i. Вернее, в точке над ней!

– О чём вы толкуете, чёрт вас возьми?!

Эрих между тем извлёк на свет лупу и снова склонился над листком.

– Посмотрите сами, инспектор, – предложил он. – При естественном написании фразы и вы, и я ставим точку над i машинально, едва касаясь бумаги. Когда же вы пытались меня копировать, вы тщательно выписывали каждую букву, и в итоге точка у вас получилась большая и жирная. Полюбуйтесь сами! – Краузе приложил увеличительное стекло вначале к первой фразе, а потом к последней. Видите?

– И что?

– Во «втором» письме, которое получил Симон, все точки над i именно такие жирные! Я предполагаю, что некто писал его, копируя почерк того самого неотправленного письма. Кто-то подделывал почерк Эммы!

– Зачем?!

– Полагаю, для того, чтобы её особо не искали после неожиданного исчезновения.

– То есть вы хотите сказать… – В глазах инспектора промелькнуло некое просветление. Он взял лупу и некоторое время изучал исписанный только что листок.

– Второй момент. Он не такой очевидный, но всё же, – продолжил Эрих. – Оба письма подписаны абсолютно аналогично: «Всегда ваша, Эмма». Но если в первом случае подпись выглядит логичной – пара собирается пожениться, то во втором девушка фактически разрывает всякие отношения, но тем не менее почему-то подписывается «Всегда ваша»! На мой взгляд, уместнее было бы просто поставить своё имя под таким посланием. Мистификатор же просто перенёс подпись с первого оригинала один в один. Для убедительности.

– Хм, – сказал Винк и отложил лупу.

– Теперь про якорь…

– Ещё и якорь? – испугался инспектор.

– Да, на нём я обнаружил сточенную напильником надпись на сердечнике, нанесённую туда ранее водостойкой краской.

– Ничего удивительного, – буркнул Винк. – Обычный приём. С ворованных вещей часто убирают имя владельца, в данном случае там наверняка была маркировка судна, на котором и находился предмет.

– Согласен с вами, но с одной оговоркой. Вы всерьёз полагаете, что якорь украли?

– А почему нет?

– Украли очень тяжёлую и массивную вещь, чтобы таскаться с ней по городу?

– М-м-м… А вы что думаете?

– Я думаю, что его просто взяли. Понимаете, взяли, как сопутствующую штуковину, которая лежала под рукой. Взяли для соответствующих утилитарных целей. Но на всякий случай сточили название судна, по которому можно определить его принадлежность!

– И это, в свою очередь, означает… – Винк сделал паузу.

– Это означает, что убийство де Беккер произошло в каком-нибудь сухом рыболовном доке или в мастерской, в помещении, как-то связанном с судами.

– Почему не на самом судне?

– Потому что тогда не было бы никакого смысла тащить труп на пирс. Достаточно было бы просто сбросить его за борт.

Глава 8

Взаперти

Пригород Амстердама, наши дни

Вскоре в палате появилась медицинская сестра. Женщина средних лет и очень строгого вида. Даже белый медицинский халатик сидел на ней как-то официально, вовсе не настраивая на привычный фривольный стереотип, распространённый в ролевых играх.

– Drink dit, alsjeblieft[4], – обратилась она к Эле, протягивая что-то на маленьком подносике.

Элис глянула вниз – в кювете лежали две таблетки, а рядом стоял стакан с водой.

– Что это? – машинально поинтересовалась она.

– Pil[5], – сказала медсестра и тут же перевела в силу своих способностей: – Та-бе-лет-ке.

Эля взяла два маленьких кругляша и подумала, что в объяснении логики происходящего местным обитателям отказать нельзя: больница для больных, а таблетки есть таблетки.

Она отправила лекарство в рот и запила из стакана, чтобы проглотить.

– От-чень спасибо! – сказала медсестра. На её безулыбчивом лице не дрогнул ни один мускул. – Afscheid[6].

– И вам не хворать, – пробурчала Эля. – А телефон-то мой где?

Но медсестра ничего не ответила, явно давая понять, что на этом её миссия как представителя персонала клиники закончилась. Женщина развернулась, молча проследовала к выходу и вышла из палаты; после того, как дверь закрылась, раздался глухой щелчок электронного замка.

Элис сунула ноги в больничные тапочки и прошла за ней следом. Подёргала за ручку – заперто. Конечно, она подозревала, что палата запирается снаружи, но после того, как убедилась в этом лично, стало как-то не по себе. В двери – замок, на балконе – решётка. И, несмотря на уверения доктора Краузе, никаких средств связи ей не предоставили. Интересно, а что за препараты ей дали выпить? С этих голландцев, которые косят под русских, станется! Опоят какой-нибудь отравой!

Впрочем, никаких особых изменений в плане функционирования организма Эля не ощутила, что немного снизило её общую тревогу. А когда где-то через час медсестра-надзирательница принесла ей её личную сумочку, в которой пациентка с облегчением обнаружила свой смартфон, беспокойство практически сошло на нет.

Женщина в белом халате протянула ей ещё и мятый листочек, на котором было накорябано шариковой ручкой: «wachtwoord (парол) wi-fi hoop12345».

«С телефоном-то и с доступом в Интернет, – немедленно и радостно подумалось Элис, – я легко выхожу на уровень Бога. Нет такого поисковика, который бы мне не покорился!..»

Оставшись одна, Эля принялась добиваться подключения к Сети, и на несколько секунд это ей даже удалось, но страница почти сразу зависла, и потом на экране лишь уныло крутилось кольцо-индикатор отсутствия соединения.

Справедливости ради девушка вспомнила предупреждения главврача, что Интернет тут слабый и ловит далеко не всегда. «Что ж, – философски решила Элис, – попробую попозже!»

А пока она решила заняться своим внешним видом. Достала из сумочки косметические принадлежности, чтобы с их помощью выгодно выделить некоторые элементы своего лица: наложить тушь на ресницы, тени на веки, чуть подкрасить губы.

Закончив с бьюти-процедурами, Эля ещё раз попробовала попасть в Интернет, но безрезультатно, и от нечего делать вышла на балкон. В пейзаже, открывающемся с высоты, абсолютно ничего не изменилось. Всё те же пустынные газоны, перечёркнутые тропинками, всё тот же недвижимый шлагбаум со словно необитаемым КПП и всё тот же «неживой» корпус справа.

Однако через какое-то время Эля уловила некое внешнее движение. Движение, прямо скажем, было странноватым. Будто что-то мелькнуло перед решёткой на короткий промежуток времени и пропало. Элис не успела рассмотреть, что это, однако через секунду всё повторилось. Некий небольшой предмет появился из-за правого края стены балкона, пролетел по короткой дуге и, словно своеобразный маятник, обратно скрылся за углом, из-за которого вылетел.

«Что за чудеса?» – подумалось девушке, и она на всякий случай отступила поближе к окну.

Предмет вылетел снова, и теперь Эле удалось рассмотреть, что он привязан к тонкой нитке-верёвочке, уходящей ввысь. Сам же предмет похож на малюсенький холщовый мешочек. Мешочек на верёвочке сделал очередную дугу и снова скрылся.

– Эй! – донеслось до Эли откуда-то снаружи. – Ты там?

– Там, – машинально ответила она, снова подходя к решётке.

– Так лови, чего не ловишь-то?! – возмутились сверху.

Элис, кажется, узнала этот голос.

Она протянула руку и в следующий раз, когда мешочек на верёвочке вылетел из-за стены, ловко поймала его в ладонь. К нитке, сложенной в несколько раз, действительно был приторочен маленький холщовый мешочек, похожий на старинный кисет для табака.

– Поймала! – сообщила она.

– Молодец, – похвалил Балабанов. – У меня балкон правее твоего, на четвёртом этаже! – пояснил он. – Поэтому приходится раскачивать!

– А зачем? – Эля попыталась просунуться в дырки между узорами решётки, но голова не пролезла.

– А как ещё? – вопросил Гансик. – Как мне своё имущество ещё-то забрать?

– Какое имущество?

– Слушай, будь другом, по-землячески, – сказал Балабанов с просящими интонациями в голосе. – Там под притолокой тайник у меня. Сходи возьми пуфик, встань на него, а потом достань оттуда… ну, увидишь… и в мешочек положи, а я вытяну! По-землячески.

Эля посмотрела на притолоку и попыталась дотянуться до неё без пуфика, но роста не хватило. Тогда она зацепила мешочек с верёвочкой в загогулину решётки, сходила в палату и вернулась с невысоким стульчиком.

– Ну, что ты там? – нетерпеливо поинтересовались сверху.

– Не гони лошадей! – огрызнулась Элис.

Она встала на стул, вслепую нащупала пальцами выемку под крышей и, пачкаясь в пыли, достала оттуда несколько полиэтиленовых пакетиков с содержимым, похожим на молотые листья чая.

– Пакеты достала! – сообщила она.

– Там ещё… Чуть дальше пошарь! Должна быть коробочка.

Элис чертыхнулась, но опять забралась на стул. С трудом, но ей удалось нащупать и коробочку. Открывать её она не стала.

– Есть, – сказала она в пространство.