скачать книгу бесплатно
– Даже если Мэри не сможет работать служанкой, обещаю с ней дружить. Ради тебя, Бесси. А теперь мне пора. Приду снова, как только смогу, но если вдруг не появлюсь завтра, послезавтра, а может даже через неделю или две, не думай, что я тебя забыла: просто занята.
– Знаю, что больше вы обо мне не забудете, и не обижусь. Вот только через неделю, а тем более две, можете уже не застать меня в живых.
– Если вдруг почувствуешь, что… слабеешь, непременно дай знать, – попросила Маргарет, крепко сжав тонкую сухую руку.
– Обязательно. – Бесси ответила едва ощутимым пожатием.
С этого дня здоровье миссис Хейл стало стремительно ухудшаться. Приближалась годовщина замужества Эдит. Оглядываясь на бесконечную вереницу неприятностей и проблем, Маргарет удивлялась, как удалось все это вынести. Если бы только можно было предчувствовать наступление времени испытаний, она постаралась бы забиться в дальний угол и спрятаться от грядущих бед. И все же каждый отдельный день представал в памяти вполне сносным: проблески радости и веселья пронзали даже глухую стену печали. Год назад, вернувшись в Хелстон и с горечью осознав появившиеся в мамином характере раздражительность и ворчливость, она с отчаянием восприняла бы перспективу долгой болезни, постигшей миссис Хейл в чужом, неуютном, грязном и шумном городе и в таком же необжитом, неудобном доме, однако по мере появления истинных, серьезных оснований для жалоб матушка приобретала все более глубокое, осознанное терпение. В тяжелой болезни проявилась доброта, уравновесившая прежнее безосновательное раздражение. Мистер Хейл впал в состояние мрачного предчувствия, которое у людей его склада приобретает форму добровольной слепоты. Стоило Маргарет поделиться тревогой, отец рассердился так, как не сердился ни разу в жизни.
– Право, Маргарет, ты становишься излишне мнительной! Видит Бог, если бы мама действительно серьезно заболела, я бы забеспокоился первым: в Хелстоне мы без слов понимали, когда у нее болела голова. В дурном самочувствии она всегда бледнела, а сейчас на щеках играет такой же яркий здоровый румянец, как в тот день, когда я впервые ее увидел.
– Честно говоря, боюсь, что причина этого румянца кроется в боли и страдании, – с сомнением возразила Маргарет.
– Глупости, Маргарет. Повторяю: ты слишком мнительна, – а возможно, сама нездорова. Вызови завтра доктора: пусть сначала тебя посмотрит, а потом, если настаиваешь, и маму тоже.
– Спасибо, постараюсь успокоиться. – Маргарет подошла, намереваясь поцеловать отца, однако тот ее отстранил – легко, но безапелляционно.
Казалось, дочь высказала вслух его собственные мысли, и избавиться от них можно было, лишь избавившись от ее присутствия. По своей давней привычке мистер Хейл принялся ходить по комнате и со вздохом произнес, обращаясь скорее к самому себе, чем к Маргарет:
– Бедная Мария! Если бы можно было поступать так, как считаешь правильным, и при этом не приносить в жертву близких! Возненавижу и этот город, и себя, если с ней… Скажи, Маргарет, в разговорах с тобой мама часто вспоминает Хелстон?
– Нет, папа, – грустно покачала головой дочь.
– Значит, она не очень тоскует, так ведь? Открытость и простота Марии всегда успокаивали: она не таила обиды и прямо высказывала недовольство. Она не стала бы скрывать от меня серьезные проблемы со здоровьем. Разве не так? Уверен, что не стала бы. Поэтому лучше прогони прочь свои глупые сомнения. Поцелуй меня и беги к себе. Пора спать.
Маргарет еще долго слышала, – медленно раздеваясь, и потом, уже лежа в постели, – как отец мерно ходит по комнате. Когда-то они с Эдит называли эту его привычку топотом енота.
Глава 14. Мятеж
Когда-то я спала спокойно, как младенец.
Сейчас порывы ветра тревожат и пугают:
Ведь мой несчатный сын средь волн
Влачит печально дни. И думаю я горько,
Как жесток тот жребий, что отнял у меня дитя
За малую провинность.
Саути Р.
Маргарет утешало одно обстоятельство: сейчас мама относилась к ней с почти забытой с детских лет нежностью и родственным доверием, словно увидела наконец в дочери преданную подругу. О подобном положении Маргарет всегда мечтала и завидовала Диксон, прочно занявшую ее законное место. Она с готовностью бросалась исполнять любую просьбу – а их насчитывалось немало, – даже если речь шла о какой-то совершенно незначительной мелочи. Вот так, сама того не подозревая, Маргарет заслужила бесценную награду.
Однажды вечером, в отсутствие мистера Хейла, матушка заговорила с ней о Фредерике. Тема эта давно волновала Маргарет, однако задавать вопросы было боязно: в данном случае стыдливость брала верх над природной открытостью, и чем больше ей хотелось узнать, тем меньше она спрашивала.
– Ах, Маргарет! Ночью поднялся такой сильный ветер! Так страшно выл в трубе! Я не могла уснуть. Никогда не сплю в непогоду. Привычка эта выработалась в то время, когда Фредерик служил на флоте. А сейчас, даже если сразу не просыпаюсь, вижу сны, как будто он в бушующем море, за бортом выше мачты поднимаются огромные черные волны и, подобно гигантской змее, обвиваются вокруг корабля. Сон давний, однако в ненастье он непременно возвращается и терзает до тех пор, пока не просыпаюсь от ужаса. Бедный Фредерик! Сейчас он на суше, так что ветер ему не навредит, а вот высокие трубы на крыше могут не выдержать.
– Где сейчас брат, мама? Знаю, что письма мы адресуем в Кадис, на имя месье Барбура. А где же он сам?
– Название места не помню. Но он живет под другой фамилией, не Хейл – не забывай об этом. Письма подписывает инициалами Ф.Д. – Фредерик Дикинсон. Мне очень хотелось, чтобы он назвался Бересфордом, тем более что основания к тому существуют, однако твой отец воспротивился: побоялся, что по моей фамилии его могут узнать.
– Мама, – решилась наконец Маргарет, – когда случилось несчастье, я жила у тети Шоу и была слишком мала, чтобы мне поведали правду, но сейчас, когда повзрослела, очень хотелось бы узнать, что произошло… конечно, если тебе не слишком больно об этом говорить.
