Кофе с круассаном

не имеешь ни малейшего права говорить в таком тоне с моими друзьями. У

тебя вообще нет на меня никаких прав!

Я отворачиваюсь и иду прочь. Он, кажется, еще чтото кричит мне в след, но я не желаю больше слышать ни слова. Все предельно ясно. Я сочинила

сказку, которой не было. Я слепила себе принца из того, что было. А под

рукой никогда ничего хорошего не валяется. Вот и вышло – снаружи

красивая обертка, а внутри кусок дерьма. Собачьего. Оно сильнее воняет.

Я ковыляю по деревянным половицам к выходу.

– Эй, Мария, уже уходишь? – окрикивает меня Эммануэль.

Я не удосуживаюсь ответить. Этот одноклеточный так и не запомнил мое

несложное имя. Ухожу. Возвращаюсь назад в свою Литву. Завтра же.

Босоножки, вместо того чтобы проявить женскую солидарность и не

мучить и так несчастного человека, глодают мои пальцы с прежним

рвением. Я медленно бреду вдоль дороги. Далеко я таким образом не уйду.

Надо подыскать какойто транспорт. Интересно, здесь проезжают такси?

Ответ на этот вопрос не замедляет появиться в виде затормозившего рядом

светлого фургончика.

– Вам не нужно такси? – высовывается из окна полный лысоватый

мужчина.

– Мне в Мопеллье в «Метрополь». Дорого будет? – заранее

перестраховываюсь я.

Кто его знает, сколько дерут местные извозчики.

– Это далеко, – чешет лысину водила, – Двадцать евро точно.

– На двадцать я согласна.

– Отлично, залезайте.

Я распахиваю дверцу и плюхаюсь на потертое сидение. Это, конечно, не

«Ягуар» и даже не «Мини Купер», зато быстро и надежно. Я гляжу в окно

на мелькающий вдоль дороги лес, утопнув в своих мрачных мыслях.

История с Лораном подошла к своему пусть преждевременному, но

логическому завершению. По большому счету делать мне во Франции

действительно больше нечего. Завтра же попробую подыскать в Интернете

билет. Сомневаюсь, чтобы были прямые рейсы в Ригу из Монпеллье. Да, и

непрямых наверно нет. Неужели придется возвращаться в Париж. На

Ленкин диван в объятия ее жирного котяры. Какой плачевный финал

подававшего надежды романа. Жалость к себе выжимает из глаз слезы.

– Ты рано плачешь, – неожиданно заявляет молчавший до этого времени

шофер.

Мне кажется, что я ослышалась.

– Простите?

– Я говорю – рано плачешь, – подтверждает он.

Я смотрю на него как на умалишенного. Может, он хочет сказать, что я

слишком молода, что все еще впереди, что на моем пути еще встретиться

миллион подобных ублюдков.

– Почему рано? – решаю всетаки внести ясность я.

На одутловатом лице таксиста расцветает детская улыбка.

– Потому что я еще ничего тебе не сделал, а ты уже плачешь. Побереги

слезы, они тебе еще сегодня пригодятся, – приторно сладким голоском

мяукает великовозрастное дитя.

И он этой слащавости ужас, сковавший меня при этих словах, усиливается.

Я деревенею, вжавшись в кресло, осознавая умной половинкой мозга, что

надо дернуть за ручку двери и выскочить, пока не поздно, но, будучи не в

состоянии пошевелиться.

– Ну, вот и слезки высохли, – смеется придурковатый тип, которого я уже

мысленно называю маньяком, – Я же тебя предупреждал, что приду за

тобой.

Недостающие кусочки становятся на свои места и передо мной предстоят

составленный паззлс. Получившаяся картинка внушает панический страх.

– Это вы подсовывали мне эти записки? – дрожащим голосом вопрошаю я.

– А кто же еще! Как только я тебя увидел, сразу понял – тебе нужна моя

помощь. Ты заблудилась, не знаешь, куда идти. Я тебе покажу.

– Спасибо, конечно, но не надо мне ничего показывать. Я какнибудь сама

дойду, – бормочу я и, наконец, разморозившись, хватаюсь за ручку двери.

Ничего не происходит. Вурдалак заблокировал двери.

– Наивное дитя! Ты погрязла в пороке! И только я могу вытащить тебя из

этого болота.

Мне боязно спросить, каким образом.

– Я видел тебя с этими…, – он презрительно морщит физиономию, он чего

становится похож на гнилое яблоко, – мужскими особями! То с одним, то с

другим. Ты совсем пропала, девочка.

Вот откуда это тревожное ощущение слежки. Этот психически

неуравновешенный пингвин таскался следом за мной. Теперь я, кажется, даже вспоминаю, что видела его лысое темечко за завтраком в отеле. Страх

немного притупляют с одной стороны нереальность происходящего, с

другой жажда выбраться из этой передряги невредимой.

– А звонили мне тоже вы?

Неужели я до такой степени не разбираюсь в людях, чтобы принять тухлого

извращенца за мужчину мечты.

– Тебе? Нет, я не звонил. Я писал. Этого достаточно. Ты ведь получила

мое предупреждение. Но подготовилась ты плохо. Я хотел видеть тебя в

белом.

– Таких инструкций в записке не было! – язвлю я.

– Да, правильно, – охотно соглашается он.

– Куда вы меня везете?

– В укромное местечко! Туда, где не будет никого, только ты, я и

верховный судья.

– Может быть, перенесем судебное разбирательство на завтра? Я

подготовлюсь лучше, надену белое.

Интересно, комуто уже удавалось договориться с маньяком? Если и да, такие случаи в практике неизвестны. Я, конечно, распинаюсь напрасно.

Может, попытаться выбить стекло?

– Нет, – как и предполагалось, отрицательно качает головой упырь, –

Будем проводить церемонию, как есть.

Я прикидываю, чем бы садануть по стеклу. Голый локоть както жалко.

Хотя я бы предпочла отделаться порезанным локтем. Сдается мне, что в

упомянутой церемонии могут пострадать более значительные части тела.

– Ты лучше спокойно сиди, – в его голосе неожиданно пробивается

металл, который заставляет меня вздрогнуть, – Я бы предпочел довести

тебя до места в сохранности. Не люблю раньше времени портить материал, как случилось с той шведочкой.

– С какой шведочкой? – сдавленно хриплю я.

– О, о ней писали все парижские газеты. Красивая была девушка. И так же

как ты погрязла в пороке. Пришлось вызволять.

В памяти мелькает заголовок статьи в Parisien, купленном на вокзале Gare de Lyon.

– Убийцу той девушки арестовали, – перечу я.

– Убийцу! Не надо громких слов. Избавитель – вот как я хочу, чтобы меня

называли, – гордо заявляет зазнавшийся маньяк, – Меня отпустили за

нехваткой улик. Из Парижа пришлось уехать, там за мной следили. А здесь

в Монпеллье так много молодых и глупых студенточек. Ты ведь тоже

учишься?

– Нет. И совсем я немолода!

Такое заявление можно вытянуть из женщины только под страхом смерти.

Это именно тот случай.

– Не надо меня обманывать. А вот мы и подъезжаем.

Фургон сворачивает на лесную дорогу. «Сейчас или никогда!» решаю я,

«Как только он разблокирует двери, я выскочу». Но избавитель, оказывается, тоже не лыком шит. По всей видимости, мне попался маньяк

со стажем. Остановив машину на безлюдном участке, он протягивает мне

мохнатые наручники. Я видела такие однажды в сексшопе, куда мы

однажды зашли с подружкой культурно просветиться. Наравне с

подобными увеселительными оковами и километровыми лиловыми

фаллоимитаторами, тяжелейший удар по нашему пуританскому складу ума

нанес костюм коровы. Я могла еще понять, что какогонибудь

непритязательного мужичка может привести в неописуемый восторг

женщина в наряде медсестры или агента ФСБ. Но корова! Как сейчас

помню, пятнистую ткань и розовое плюшевое вымя. Видно, полнится земля

зоофилами.

Сейчас мне, однако, не до лирических отступлений. Маньяк, оголив в

кривой улыбке свои мелкие желтоватые зубешки, сует мне упомянутые

наручники.

– Давай надевай быстрее, – торопит он.

Я никогда не была любительницей подобных игрищ, но тут у меня, похоже, нет выбора, извращенец в правой руке сжимает предмет, страшно

напоминающий пистолет. Проверять его аутентичность на себе мне не

хочется. Я позволяю защелкнуть у себя на запястьях покрытые розовым

пухом наручники.

– Теперь выходи. Не вздумай бежать. Кричать тоже не советую, все равно

никто не услышит.

Что же мне прикажете топать как барану своими собственными ножками на

верную погибель? «Надо чтото делать!» настаивает мозг, но никаких

конкретных вариантов не предлагает. Если верить фильмам и книгам, то

надо дождаться начала церемонии, а как только этот монстр занесет надо

мной жертвенный нож, из кустов на белом коне вылетит Лоран и спасет

меня. Почемуто этот избитый сюжетец кажется мне в реальности

маловероятным.

Псевдо таксист обходит машину и открывает передо мной дверь. Я на

негнущихся ногах вылезаю наружу.

– Стой рядом и не дергайся, – распоряжается он, тыкая мне в бок

пистолетом.

Я прикидываю, есть ли в этом месте какойнибудь жизненноважный орган.

Память не выдает никаких результатов. Надо было перед поездкой всетаки

повторить школьный курс анатомии. Эх, кто же знал!

Вурдалак тем временем отворачивается и, распахнув багажник, ищет там

чтото. Я так подозреваю, что тот самый костюм коровы. Моя сумочка все

еще висит у меня на плече. Я еле заметным движением сталкиваю ее, она

скользит по руке и цепляется за наручник. Я запускаю ладонь вовнутрь.

Телефон, кошелек, косметичка. Ничего существенного. Героини утренних

выпусков полезных советов всегда имеют при себе утюг или

двадцатикилограммовую гантель на всякий пожарный. Я раньше всегда

посмеивалась над дурацкими выдумками режиссера. И только теперь я в

полной мере осознаю, как важно в нужный момент иметь при себе утюг.

Мои пальцы тем временем цепляются за какуюто железяку неправильной

формы. Не раздумывая, я сжимаю ее в кулаке и вынимаю руку из сумки.

Душегуб извлекает из багажника мешок и пихает его мне.

– На, ты его понесешь.

Он замечает болтающуюся на моем запястье сумку.

– Это еще что такое. Дай сюда.

– Не могу, наручники мешают, – жалобно блею я.

Маньяк с недовольным скрипом расщелкивает мои оковы какимто хитрым

движением, которое я не успеваю уловить. Для этого ему приходится

опустить мешок со своей маньяческой утварью на землю. Он хватает

свободной рукой мою сумку и отбрасывает в сторону. Урвав момент, когда

он наклоняется за мешком, я отпрыгиваю от наставленного на меня дула и

со всей нашедшейся в организме силой шандарахаю упыря по сверкающему

в лунном свете темечку. К моей неимоверной радости он обрушивается на

свой мешок, выпустив из рук оружие. Помянуя многочисленные

телевизионные стрелялки, я первым делом завладеваю пистолетом. Только

тут я вижу предмет, который помог мне так удачно подкосить врага. На

моей ладони железная птичка – подарок мадам Одетт. Кто бы мог

подумать, что маленькая железяка спасет мне жизнь. Хотя о спасении

говорить еще преждевременно. Дубовая черепушка маньяка не сильно

пострадала от моего неумелого удара. Он со стоном переворачивает свою

рыхлую тушу на спину и пытается подняться. Эти неловкие телодвижения

напоминают мне строчку откудато из детства «Жук упал и встать не

может, ждет он, кто ему поможет». Этому жуку я помогать точно не

намерена.

– Не двигайся, избавитель хренов! – рычу я, направляя на него пистолет.

– Ты ничего не поняла, – ноет он капризным голосом малыша, у которого

отобрали игрушку, – Я хочу спасти тебя, избавить..

– Избавить от жизни? Спасибо, не надо.

– От порока через очищение. Там в мешке свечи.

– Засунь их себе знаешь куда? И не шевелись, а то я выстрелю, – я пытаюсь

выглядеть грозной, хотя на самом деле понятия не имею, как обращаться с

этой опасной штуковиной.

К моему несчастью этот гад тоже догадывается об отсутствии у меня

элементарных боевых навыков. Он медленно, но целенаправленно ползет в

мою сторону, передвигаясь бочком как краб.

– Я же сказала, не шевелись! – роль уверенной в себе суперженщины

дается мне все труднее.

Неожиданно мой подопечный краб, проявив непонятно откуда взявшуюся

прыть, вскакивает на ноги и кидается на меня. От испуга я со всей дури

жму на курок. Оглушительный хлопок выстрела откидывает меня назад. Я

ошалело озираюсь, пораженная своей выходкой. Маньяк лежит в траве тихо

как убитый. Дурацкое сравнение. А что если он, правда, убитый?

– Эй, ты? – дребезжащим от страха голосом зову я, – Ты как?

«Уже никак» демонстрирует мне бывший избавитель всем своим

безмолвствующим видом. Я отваживаюсь подойти на пару шагов ближе. В

голове такой сумбур, что ни одна крошечная мысль не удерживается там

больше секунды. В темноте я не вижу, ранен вурдалак или нет. Хотя по

логике, если не ранен, то чего разлегся? Может, это у него тактика такая.

Ждет, пока я приближусь, чтобы схватить за ногу.

– Эх, мосье избавитель, вы живы? – не очень надеясь на ответ, кричу я, –

Я же просила вас не двигаться.

А если он умирает и ему нужна помощь? Тогда возникает вопрос: на

столько ли сильно во мне человеколюбие, чтобы оказать первую помощь

пострадавшему маньяку? По всему выходит, что нет. Я опасливо озираюсь

по сторонам. Место тихое, как и обещал избавитель. На выстрел никто не

сбежался. Я, пятясь спиной, отхожу к машине, продолжая держать темный

силуэт на мушке. Под ноги попадается моя сумка. Дрожащей рукой я

вытягиваю оттуда телефон.

– Последний раз вас спрашиваю, – окликиваю я неподвижное тело, –

Живы или как?

Труп ни с того ни с сего оживает и хрипит чтото в ответ. Этот каркающий

хрип оказывает на меня странное действие, я, стискивая в одной руке

сумку, в другой пистолет, кидаюсь наутек. Босоножки сильно замедляют

движение, и я избавляюсь от них, ни секунды не сожалея о потере. Я

несусь, не разбирая дороги, в противоположном от места запланированной

церемонии направлении. Мне под ноги попадаются какието иголки, по

лицу хлещут ветки деревьев. Но, согласитесь, лучше уж претерпеть все эти

неудобства, чем валяться мертвой в кустах в позорных наручниках и

костюме коровы. Сердце скачет как прыгун на батуте. Мне кажется, еще

немного и оно выскачет наружу через какоенибудь отверстие. За спиной

чудятся тяжелые шаги маньяка. Я несколько раз оборачиваюсь. В темных

очертаниях деревьев мне видится целое войско разновидных монстров во

главе с уже знакомым упырем. Я не знаю, сколько я так бегу, пол часа или

два. Время останавливается, оставив меня наедине с соснами, кедрами и

маньяком. Наконец, впереди начинает маячить просвет. Я вылетаю на

опушку. Впереди передо мной расстилается синеватая гладь водного

заповедника, слева шоссе. Снизив темп, чтобы ненароком не наступить на

затаившуюся в высокой траве в ожидании жертвы разбитую бутылку, я

спешу к дороге. Попутно набираю номер на мобильном. В трубке долго

плывут гудки. В конце концов, их прерывает слабый нетрезвый голос

Лорана, сильно заглушаемый музыкой.

– Лоран! – всхлипываю я, – Мне нужно помощь, я…

– Не слышу вас, – гремит он в ответ.

– Помоги мне! – ору со всей мочи я.

– Это Марина что ли? – просыпается эгоист, – Слушай, Марина, я же тебя

ясно все объяснил. Не надо мне тут разыгрывать комедию, понятно? Не

звони мне больше.

Короткие сигналы долбят мои ушные перепонки, отдаваясь болью в

утомленном мозгу. Дрожащим пальцем я ищу в телефоне номер Седрика.

На дорогу мне выходить смысла нет. Вдруг маньяк, очухавшись, сел в свой

фургон и сейчас колесит по окрестностям в поисках строптивой грешницы.

Я прячусь в придорожных кустах.

– Марина!

Седрик отвечает так быстро, как будто ожидал моего звонка, что

маловероятно, учитывая время.

– Я.. я.. мне…

Мои силы истощились до предела. Батарейка села, аппарат требует

срочной подзарядки.

– Марина, чтото случилось? Где ты? – тревожится Седрик.

– Я у дороги. Тут лес и озеро. Приезжай за мной, пожалуйста.

Последнее слово заглушает огромный слезный всхлип.

– Я уже еду! Попробуй объяснить мне, где конкретно ты находишься, –

требует он.

– Тут шоссе. Это, кажется рядом с заповедником. Помнишь, фламинго..

– Заповедник большой. Там щита нет с указателем?

– Сейчас посмотрю, – я опасливо высовываю физиономию из куста, –

Есть. «Carnon» и стрелка влево.

– Все понял. Жди меня там.

Я сжимаюсь в холодный дрожащий комок. Сколько надо ждать? Пол часа?

Сорок минут? А если мой преследователь уже гдето близко? Я тщательно

прислушиваюсь, но шум проезжающих мимо машин забивает все прочие

звуки. В правой руке я все еще держу тяжелую недетскую игрушку. Если он

на меня нападет, я смогу защититься. Время опять замедляет свой ход.

Каждая минута кажется вечностью. Какойто фламингополуночник

громко шлепает по воде крыльями, заставив меня схватиться за пистолет.

Каждый нерв в моем измученном теле натянут до предела. Еще один такой

фламинго, и я выскочу из кустов с громким воплем и перестреляю всех

охраняемых пернатых. На дороге около щита с направлением тормозит

маленький автомобиль. Одновременно мой телефон призывно пищит.

– Марина, я у щита, – сообщает спаситель.

Перед тем, как выбраться из своего убежища, я по научению всех виденных

когдато детективов тщательно протираю оружие подолом платья и

засовываю в нору вод деревом. Вот обрадуется какойнибудь барсук или

заяц. При виде меня Седрик выскакивает из машины и спешит навстречу.

– Боже мой, что с тобой случилось?

Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Следовательно, говорить я

тоже не могу. Седрик помогает мне забраться в машину. Только когда

автомобиль двигается с места, я немного расслабляюсь.

– Там был маньяк. Он хотел избавить меня от греха, – бормочу я.

– Маньяк? О, Господи. Ты уверена?

Я тыкаю Седрику в лицо свои запястьем, сохранившим след от наручников.

Он цедит сквозь зубы ругательство.

– А где он? Надо вызвать полицию.

– Я, кажется, его пристрелила.

Машина тормозит так резко, что я больно ударяюсь коленками. Седрик

поворачивает ко мне искаженное тревогой лицо.

– Расскажи мне все по порядку, – командует он.

– Он представился таксистом, предложил подвести. Отвез в лес, надел

наручники. Я ударила его по голове и забрала пистолет. Он на меня

кинулся, я выстрелила. Проверить, живой он или нет, не решилась. Наверно

был живой, потому как захрипел. Или это был предсмертный хрип.

Пистолет я выбросила. В полицию не пойду. Все.

Седрик смотрит на меня вытаращенными от удивления глазами. Видимо, он

не ожидал от меня подобной сноровки. Я и сама не ожидала. Говорят, что

человек под угрозой смерти демонстрирует сверхъестественные

способности. Может, начать выпускать маньяков на футбольные поля в

поддержку любимой команды?

Седрик подается вперед и сжимает меня в объятиях.

– Бедная моя девочка. Сейчас поедем домой, мама даст тебе

успокоительного. А потом решим, что делать.

«Мини Купер» несется по темным улицам на пределе допустимой

скорости. Седрик сжимает мою руку в своей, и через нее в меня вливается

тепло и спокойствие. Когда машина тормозит у дома его родителей, я

почти дремлю. Мосье Жак и мадам Одетт в домашних халатах встречают

нас на крыльце.

– Мама, па, ничего не спрашивайте, я потом все объясню, –

предупреждает Седрик, провожая меня в дом.

– Вот это будет твоя комната, – он усаживает меня на мягкую

двуспальную кровать, – Ванна по коридору на право. Я принесу тебе халат

и полотенца.

– Спасибо, – мычу я.

Получив обещанные вещи, я плетусь, еле переставляя ноги, в ванну. Теплая

вода жалит кровоточащие царапины. Я машинально намыливаюсь и вожу по

телу мочалкой. Завернувшись в мягкий халат, выхожу в коридор, где

сталкиваюсь нос к носу с мадам Одетт.

– Пойдемте, Марина, я обработаю вам раны.

– Спасибо, но я думаю, не стоит. Это царапины.

– И всетаки продезинфицировать надо. Садитесь на диван.

Она склоняется передо мной и промакивает красные полосы какимто

сильно щиплющим раствором. Я прикусываю губу, чтобы не застонать. В

комнате появляется Седрик с пузырьком в одной руке и чайной ложкой в

другой.

– Нука откройте рот, пациентка.

Я подчиняюсь. По вкусу снадобье отдаленно напоминает мамины

волшебные капли.

– Ну, вот, это должно помочь, – мадам Одетт поднимается и окидывает

меня заботливым взглядом, – Сейчас я вам еще заварю чай с травами.

Когда она удаляется, Седрик усаживается на коврике у моих ног.

– Ну как? Тебе немного легче?

– Угу, – киваю я, – Хотя я очень сомневаюсь, что смогу заснуть.

– Заснешь как миленькая, – обещает он.

– Знаешь, я думаю мне надо уехать. Я не хочу здесь больше оставаться.

– Когда?

– Как можно быстрее. В идеале завтра.

– Ты уверена, что не хочешь пойти в полицию?

– Конечно, нет. Меня замучают вопросами, не позволят уехать. А еще чего

доброго обвинят в убийстве.

– Да, ты наверно права. Я поищу тебе билет на завтра.

– Спасибо тебе огромное. Ты для меня столько сделал, – глаза снова

начинают разъедать слезы.

– Не надо меня благодарить. Я ничего такого не сделал, – скромничает

Седрик.

– Если бы не ты…

– Марина, не надо, пожалуйста.

Но меня уже не остановить.

– А ведь я тебе соврала. Я встречалась с другим. Я была с ним на

вечеринке.

Седрик почемуто не выглядит ни удивленным, ни рассерженным.

– Марина, ты очень устала. Тебе нужен покой, – настаивает он.

Я собираюсь уже возразить, когда дверь открывается, и на пороге возникает

мадам Одетт.

– Вот ваш чай, – она ставит дымящуюся кружку на столик у кровати.

– Седрик, ты же видишь, девушка устала, оставь ее в покое, – обращается

мадам к сыну.

– Да, мам, сейчас иду.

– Марина, если вам чтото понадобится, будите меня, не раздумывая.

Наша с Жаном спальня вторая дверь по коридору. Стучите, я выйду.

– Спасибо вам большое, Одетт. Я и так вас посреди ночи подняла. Мне

страшно неудобно.

– Даже не думайте об этом. Постарайтесь заснуть, – советует мне она, – и

гоните этого оболтуса, если будет вам мешать.

– Хорошо, – впервые улыбаюсь я после пережитого кошмара.

Когда за матерью захлопывается дверь, Седрик пересаживается ко мне на

кровать и целует меня в висок.

– Мама права, я пойду.

– Нет, не уходи, – я цепляюсь за его рукав как утопающий за спасательный

круг, – Я боюсь оставаться одна.

Он обнимает меня за плечи.

– Давай залезай под одеяло. Согреешься и заснешь.

Я укрываюсь и отхлебываю травяной чай. Целебная жидкость спускается

вниз, постепенно размораживая скукожившиеся внутренности.

– Я была на вечеринке с Лораном. Это мужчина, с которым я год назад

познакомилась по Интернету, – накопившаяся информация плещет из меня

неудержимым потоком, – Точнее я думала, что познакомилась с ним. Но

все это время со мной общался ктото другой…

Седрик слушает мои откровения, отвернувшись к окну. За все время моего

сумбурного повествования он не произносит ни слова.

– Вот, видишь, – подхожу к завершающему аккорду я, – Ты со мной

нянчишься, а я…

Я жду, что он поднимется и выйдет из комнаты, но вместо этого Седрик

аккуратно берет опустевшую чашку из моих пальцев, ставит ее на стол, и

только потом оборачивается ко мне. Его лицо совершенно спокойно.

– Тебе совершенно не за что себя винить. Мне тоже есть, что тебе

рассказать. Я только не знаю, с чего начать.

После обильных душевных излияний я чувствую себя опустошенной и до

смерти уставшей.

– Не сейчас. Давай ты мне расскажешь завтра, – сонно бубню я, зарываясь

в подушку.

Он наклоняется и касается губами моего лба.

– Ты права. Мы поговорим об этом завтра. Спокойной ночи.

Он собирается уйти, но я опять цепкой лапкой хватаю его руку. Мне

страшно снова оказаться в темноте одной. Пусть это ни лес, и за мной не

гонится армия маньяков и деревьев, но мне все равно кажется, что стоит

мне закрыть глаза, как я тут же снова перенесусь в это проклятое место.

– Не уходи!

Седрик послушно скидывает туфли и забирается на кровать рядом со мной,

предварительно потушив свет. Я прижимаюсь к его теплому боку. Он

гладит мои волосы, плечи. Усталость уходит на второй план. Во мне