скачать книгу бесплатно
– Вы хотите пересмотреть старое дело?
– Не будем притворяться: ключи к раскрытию этих преступлений находятся в прошлом. Думаю, ты это тоже понимаешь. К списку приложи, пожалуйста, номера телефонов, чтобы в случае чего мы могли их допросить.
Игнасио задумчиво кивнул, вид у него был растерянный. С того момента, как он пересек порог своего убежища, его лоск сильно поубавился.
– Да, мне это кажется верным решением, – кивнул он наконец. – Сегодня же составлю список. Я на вашем месте действовал бы так же. Что-нибудь еще?
– Мы получили допуск к старым делам. Недостает отчета о вскрытии девочки пятнадцати лет, – сказала Эстибалис.
Игнасио пожал плечами, не выказав особого интереса.
– Спросите Панкорбо. Могу вас заверить, что, когда я оставил дело, все отчеты и результаты вскрытий лежали в соответствующей папке. И разумеется, все было на месте.
– Ты доверяешь Панкорбо?
– Да, конечно, – поспешно ответил он с притворной, как мне показалось, улыбкой. – Я не имел в виду, что Панкорбо имеет какое-то отношение к исчезновению отчета о вскрытии этой девушки. И не стоит обманываться тем, что он такой тихий и невзрачный парень. Он гораздо ярче, чем кажется на первый взгляд, но надо потратить много часов, наблюдая за ним, чтобы это понять. Я имел в виду, что вот уже двадцать лет не имею ни малейшего отношения к вашей работе. Наверняка за это время произошла тысяча перемен. Панкорбо вел со мной дело и оказал расследованию неоценимую помощь. Это единственный человек, пришедший мне в голову, который был бы способен навести вас на мысль, в какой момент отчет мог пропасть.
– Ты не придаешь большого значения этому отчету. А не думаешь ли ты, что он был похищен намеренно и кто-то из полиции не хочет, чтобы знали, что именно произошло с девушкой?
– Восемь серийных убийств, – пробормотал Игнасио, как будто в прошлом произнес эти слова раз сто. – Все это произошло двадцать лет назад. Простите, если я забыл какие-то подробности своей жизни за такое долгое время, особенно те, что связаны с делом. Не выношу дежавю.
– Но с телом девушки с самого начало было не все в порядке. Ты не мог про это забыть. Твой брат был знаком с ней лично?
– Насколько мне известно, нет.
– Знал ли он лично кого-нибудь из убитых им детей?
– Насколько мне известно, нет.
– А семьи кого-либо из убитых?
Он отрицательно покачал головой.
– Насколько тебе известно, нет, – подсказала Эстибалис.
– Это были ритуальные убийства. Не стоит искать какие-то совпадения. Я исследовал возможные связи между жертвами, и это отняло у меня драгоценное время, которое понадобилось бы для предотвращения других смертей, – последние два слова он произнес с таким видом, будто откусил лимон, чей сок разъедает ему рот. – Это были ритуальные убийства. Эгускилоры, древний яд, тела, ориентированные на северо-запад, как это делали язычники в древние времена…
Наконец-то мы приблизились к сути дела.
– Тебя потрясло, что убийца – твой брат-близнец?
Игнасио потер пальцами переносицу, словно у него разыгралась мигрень.
– Тасио прошел через темный период, когда готовил дипломную работу по своей теме. Занялся изучением событий в Сугаррамурди[22 - Сугаррамурди – наваррская деревня, где в начале XVII века проходили знаменитые процессы над ведьмами (прим. переводчика).]. Вы слышали об аутодафе в Логроньо в 1610 году, когда одиннадцать жителей города обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре? В те годы, когда Тасио учился в Наварре, он много общался с коллегой, не помню имени, но это был парень гораздо моложе его, отъявленный радикал, любитель всяких странностей. Язычество, оккультизм, синкретизм… все темные «измы», которые только приходят в голову. Они общались около четырех лет. Вначале эта дружба меня пугала, пока Тасио не рассказал, как они познакомились. – Он искоса посмотрел на нас, размышляя, рассказать нам еще что-нибудь, или достаточно.
Я посмотрел на него умоляющим взглядом. К счастью, он продолжил:
– Время от времени Тасио употреблял марихуану и прочие незаконные вещества. Мне это не нравилось, я всегда уважал общепринятые нормы, но никогда его не осуждал. Я предпочитал, чтобы он мне доверял и понимал, в какие ввязался неприятности. Как раз в то время ему захотелось поэкспериментировать; его приятель был дилером из тех, что продавали свой товар в барах Кутчи. Они отлично ладили, хотя парень был почти подросток, а Тасио уже окончил учебу.
Игнасио умолк. Казалось, ему непросто делиться своими воспоминаниями.
– Пожалуйста, продолжай, – попросил я, испугавшись, что он умолкнет. – Ты говорил про то, что его друг увлекался язычеством…
– Да, так оно и было. Как-то в один из выходных они отправились в пещеру Акеларренлесея, или, если угодно, Сонгинен Лесея. Пещера Шабаша, или Ведьмина пещера. Жители деревни так и не договорились между собой, как ее называть. Они собирались воспроизвести ритуал шабаша, основываясь на описаниях в текстах, которые изучали в университете, в основном – оригиналах свидетельств во время процессов XVI века. Принесли с собой все принадлежности языческого ритуала: напитки, натуральные краски для начертания символов… Были у них и эгускилоры. Эти растения пригодны не только для защиты: их корень, добавленный в дистиллированную воду, якобы обладает свойствами афродизиака… Они привезли с собой двух девушек, с которыми встречались в то время. В точности их планы мне неизвестны. Тот парень мне не нравился, он был экстремал и водился с людьми, которые… Вы меня понимаете. Из-за моей работы в полиции мы были естественными противниками. Не знаю, что произошло в пещере в тот день, знаю только, что все они принимали наркотики. Тасио вернулся удрученный, я бы даже сказал, испуганный. Зрачки расширены, мышцы напряжены, брадикардия и учащенное сердцебиение напоминавшее американские горки. Я не отходил от него целую неделю. Хотел допросить его приятеля, но Тасио мне не позволил. Он ничего не рассказывал, но там явно произошло что-то серьезное, поскольку больше с тех пор они не общались. Не знаю, ответил ли я на твой вопрос. Человек не желает видеть, что перед ним, пока это что-то не перейдет в наступление.
Настал черед более сложного вопроса.
– Как ты относишься к тому, что твой брат скоро выйдет из тюрьмы? За эти двадцать лет вы общались? Был какой-то контакт? – спросил я, хотя мне было сложно поддерживать нейтральный тон, произнося эти слова.
Игнасио отрицательно покачал головой и посмотрел на меня виновато, как провинившийся школьник.
– Я его сдал. Разве после такого можно продолжать общение?
Я молчал. Мне хотелось, чтобы он говорил дальше.
– Ты не понимаешь, – наконец продолжил Игнасио. – У меня было две жизни. Одна – жизнь брата-близнеца, неотделимого от своей второй половины. Другая – жизнь единственного сына. В тот день мы окончательно разделились.
«Отлично. Сейчас передо мной настоящий Игнасио, а не обертка, которую он желал нам предъявить», – подумал я.
– В ближайшее время он временно выйдет на свободу. Вы с ним увидитесь, возобновите общение?
– Это наши с ним дела. – Игнасио повернулся к нам и встал, не скрывая скверное состояние духа. – Не хочу быть грубым или невоспитанным, но вы обязаны с уважением относиться к моей частной жизни. Я не очень люблю говорить о своих делах, а это – самое суровое испытание в моей жизни. На этой неделе все сошли с ума, в барах только о нем и говорят; не знаю, хотел бы я снова все это пережить… Это чертовски неудобно. На праздники Белой Богородицы я запланировал несколько мероприятий: обеды с друзьями и спонсорами брендов, которые я представляю, коррида… Я купил билеты несколько месяцев назад, но теперь, возможно, отправлюсь в Лагуардию, в свой загородный дом, и проведу лето там, пока все не уляжется.
– А сейчас будь любезен, проводи нас до выхода, – поспешил я.
– Для полицейского ты очень вежлив. Спасибо, что хоть в чем-то я выгляжу достойно.
– Взаимовыручка полицейских, – сказал я, вставая и протягивая ему визитную карточку. – Пришлешь мне список на мой электронный адрес?
Я надеялся, что компьютерщики привели в порядок компьютер, и Тасио больше не сможет получить доступ к моим сообщениям.
– Вышлю через пару часов, ты же знаешь, я готов на любое сотрудничество, – повторил Игнасио, будто желая вновь подчеркнуть, что он на светлой стороне.
Мы с Эсти шагали по улице Дато. Утро выдалось таким жарким, что надетые на встречу платье и костюм казались неуместными, а Эстибалис к тому же мешали туфли на каблуках. По выражению ее лица и походке я угадывал, что она готова снять их и метнуть прямо в статую Путника, трехметрового парня, отлитого из бронзы, – символ и самый любимый сувенир нашего города.
– Идем со мной, – предложил я, когда мы поравнялись с кондитерской «Гойя». – Мне нужно что-нибудь сладкое, чтобы лучше думалось.
Мы вошли в одну из самых старых кондитерских Витории, знаменитую своими «васкитос» и «нескитос», квадратными шоколадными конфетами, которые выпускаются с 1886 года: лакомство наших бабушек и дедушек по-прежнему оставалось в топе продаж сладостей на всем севере.
– Полкило чайного печенья. Только, пожалуйста, непременно с мармеладом, – попросил я продавщицу, женщину среднего возраста, с бордовыми волосами, которая в очередной раз проигнорировала мою просьбу и, как и в прочие дни, насыпала в картонную коробку те сорта, которые сочла нужными.
Я смиренно покинул магазин с коробкой печенья в руках, и мы зашагали по улице Сан-Пруденсио в сторону парковки Нового собора, чтобы забрать машину. Дойдя до оптики Фернандеса де Бетоньо, остановились и подождали, чтобы народ немного разошелся и никто не слышал наш разговор.
– Почему пятнадцать, Кракен? – выпалила Эсти, как только мы остались одни. – Почему ты попросил у него список из пятнадцати друзей?
– Ни у кого не наберется пятнадцать близких друзей, кто-то из тех, кто попадет в такой список, окажется просто знакомым. Я начну с последних имен, с тех, кому больше всего придется подумать. Не имеет смысла общаться с первыми: они скажут о нем только хорошее. Посмотрим, все ли сомкнут ряды вокруг Игнасио и не найдется ли в этой броне какая-то щель.
– А что ты думаешь насчет того, что мы видели, Унаи? – спросила Эсти. – С точки зрения специалиста по психологии. Что ты заметил там, внутри?
Я вздохнул и заговорил о подробностях, на которые обратил внимание. Это была непростая задача – перед нами была сложная психика, на которую наслаивались события в прошлом и личная травма.
– Думаю, Игнасио – личность противоречивая. На публике, вне дома… сияет. Глаз не оторвать: чистая харизма. Такая открытая улыбка… разве может она быть притворной? Но наедине, дома… он будто бы пуст. Тускнеет, перестает улыбаться, не удосуживается изобразить формальную любезность. У него даже голос становится тише, заметила? Как будто он старше, чем кажется. Я подметил несколько особенностей, которые производят впечатление чуть ли не патологических. Например, одержимость парностью. Не обратила внимание, что у него дома все симметрично? Распределение комнат по обе стороны коридора, диваны, столы, безделушки… Все картины – диптихи. Как будто он – половина целого и ждет, чтобы брат-близнец вернулся и вновь занял причитающуюся ему часть пространства. И все время смотрит в окно, прямо невроз какой-то или тик. А может, он таким образом прятался, когда чувствовал с нашей стороны давление… При этом смотрел не куда-то, а на двери дома напротив. Не знаешь, что там?
– Раньше было отделение «Банка Сантандер», сейчас – «Банка Витории».
– Нет, Эсти. Я имею в виду двери рядом с «Банком Сантандер».
– Ах да: там подъезд, где раньше проживал его брат, в смысле, брат-близнец, – сказала она с иронией.
– Все сходится. Он словно боится его увидеть и все время начеку. А каковы твои впечатления? – спросил я, пока мы пересекали задний сквер Нового собора.
– События двадцатилетней давности затронули близнецов сильнее, чем они дают понять. Вопрос на миллион евро: достаточно ли они ими затронуты, чтобы продолжать игру?
– Не знаю, Эстибалис. На сегодняшний день Тасио кажется мне человеком, способным на что угодно, в первую очередь – отомстить брату, чтобы увидеть его за решеткой. Это гораздо более странный субъект, чем его глянцевая версия, которую ты только что имела счастье лицезреть.
Наконец Эстибалис остановилась в тени статуи крокодила с человеческими руками, у пруда позади Нового собора. Она посмотрела по сторонам, сняла туфли и уселась на парапет.
– Ты в порядке? Знаю, что устала, но… может, что-то еще?
– Скоро выходные, останусь в Витории с Икером. Надо съездить в Чагорричу, навестить отца… меня это слегка напрягает.
– Но в целом все нормально? – осторожно спросил я.
– В целом все нормально, Кракен. А у тебя? Знаю, что ты был не в себе, рассматривая тела мертвых детей. Меня твоя реакция обеспокоила.
– Это всегда тяжело. – Я вздохнул, ослабил галстук и сел с ней рядом. – Устраиваясь в отдел уголовного розыска, мы понимали, что будем видеть неприятные сцены. Нам надо быть хладнокровными и держать наших призраков в темнице… Эсти, как думаешь, мы готовы к такому расследованию? Вдруг оно нас раздавит?
– Да ладно! Я буду следить за тобой, ты за мной. Вместе мы как два танка. Просто нужно сосредоточиться и запереть свои скелеты в шкафу.
Я умолк. Мы оба были слишком слабы. Мы были как сломанные скамейки: одна опирается на другую, чтобы не упасть.
Эстибалис утверждала, что преодолела свои слабости, а своей напарнице я доверял. Но она еще не свыклась с диагнозом отца – болезнь Альцгеймера, стремительное ухудшение и недавняя госпитализация – и пребывала в состоянии, скажем так, оранжевой тревоги.
– Прежде чем сменить тему, давай подведем итоги, – сказала Эсти, вставая и направляясь в сторону паркинга с туфлями в руках. – Что мы имеем сейчас в сравнении с сегодняшним утром?
Я вздохнул и снова почувствовал на себе тяжесть недавних убийств.
– Два новых персонажа, которых мне не терпится увидеть, как только представится возможность: Инес Очоа, Каменная Дама, и загадочный приятель Тасио, с которым они вместе проводили ритуалы. И связь Игнасио с орудием преступления: пчелами. Если он общается со многими пасечниками и знает этот мир, вполне возможно, что он догадался, как засунуть их в надлежащее место и разозлить с помощью запаха, от которого они становятся агрессивными. Но не будем забывать, что пресса пока ничего не знает о пчелах. И наконец мы уличили его во лжи: якобы он не помнит про следы спермы, найденные на теле девушки. Изобразил полное равнодушие, когда речь зашла о результатах вскрытия.
– А может, готовился к этому вопросу двадцать лет…
– Надо как следует заняться близнецами: семья, прошлое, окружение, – задумчиво проговорил я, оплачивая чек за парковку. – Раньше этим никто не интересовался: Игнасио выдал Тасио, и таким образом дело закрыли.
– Тогда у нас впереди много работы. Ты едешь завтра в Вильяверде?
– Собираюсь, если никаких срочных дел нет и я никому не понадоблюсь. Мне не хочется надолго бросать дедушку одного. Но если считаешь, что в эти выходные мне надо остаться в Витории, скажи об этом прямо.
– Я два дня буду с Икером. Тысяча дел с этой свадьбой, не говоря об отце, которому снова хуже, и надо его навестить. У меня не будет времени заниматься чем-то еще.
– Ладно, держись подальше от своих призраков.
– А ты – от своих.
– Стараюсь.
«Я стараюсь, Эсти. Только это и помогает мне до сих пор оставаться в живых», – мысленно закончил я фразу.
7. Вильяверде
Думай об убийстве так, словно убийца хочет рассказать нам историю. Что стоит за обрядами этих новых преступлений, #Кракен?
30 июля, суббота
На рассвете следующего дня я отправился в Вильяверде, крошечную деревню с семнадцатью жителями, где бабушка и дедушка воспитывали меня и Германа, когда пропали мои родители, то есть несколько жизней назад.
Мне нравилось ехать на юг ранним утром – через перевал Витории, по буковому лесу, по серпантину Бахаури, мимо сосновой рощи, где когда-то изменилась вся моя жизнь.
Вильяверде располагался в 40 километрах от Витории, у подножия Алавесских гор напротив Кантабрийской сьерры, или сьерры Толоньо, как называли ее в последнее время. Мы, аборигены, не любим наименования на официальных картах Алавы. В детстве я привык видеть перед собой густую чащу буков, дубов и орешника, стоило мне выглянуть за тяжелую деревянную калитку в трехсотлетнем доме моих предков, одном из массивных строений с каменными стенами толщиной в метр, где продукты хранились не в холодильнике, а в леднике под оставшимся с зимы льдом, подальше от огня, пылавшего под низкой широкой плитой.
Я припарковался под балконом, на котором дед держал горшки с красными бегониями, несмотря на то, что южный ветер всякий раз высушивал бедные растения и деду приходилось растить их с нуля. Но он привык снова и снова начинать сначала. Таково свойство моего деда: несмотря на уже почти столетнее сердце, он никогда не сидел сложа руки.
«Нечего сопли жевать, берись за работу», – только и говорил он. И сам так поступал. Всегда при деле.
Улицы Вильяверде были в это время пустынны, но тишину разбил автомобильный гудок: грузовичок пекаря из Бернедо вкатился вверх по склону и остановился напротив меня.
– Привет, Унаи, – воскликнул пекарь. – Что будешь брать, бисквит или сдобу? Может, пирожок или бублик?
Я собирался поймать пакет с горячей и ароматной выпечкой, когда кто-то тронул меня за плечо.
– Я заказал еще три сдобы, – послышался хриплый голос деда.
– Вот они, тут, специально для тебя. – Парень на прощание кивнул, захлопнул задние дверцы и исчез, окутав нас напоследок вкусным запахом свежеиспеченного хлеба.
Я обернулся к деду и улыбнулся. Дед отлично знал, от чего мы с Германом теряли голову. Эти свежеиспеченные сдобы, приправленные горячим чорисо[23 - Чорисо – сорт свиной колбасы (прим. редакции).] и пропитанные ароматным острым соусом, были лучшей закуской после рабочего утра в горах.
– Что у нас на сегодня, дедушка?
– Твой братишка появился раньше тебя, он уже давно обрабатывает орешник.
Дед зашел в дом и сразу вышел назад, неся в руках две косы.
– Отлично, сейчас переоденусь, и пойдем к нему на подмогу.
Я в два прыжка поднялся по лестнице, вошел в мою детскую комнату и надел видавшие виды джинсы, белую рубашку и горные ботинки.
С косами на плече мы молча шагали по мощеным деревенским улицам; иногда дед останавливался и поправлял беретку. На нем был рабочий комбинезон цвета индиго. Дед был коренаст и энергичен, во время ходьбы чуть наклонялся вперед. Говорил не слишком много – ему не нужны были слова, чтобы быть правым; он просто всегда был прав, вот и все. Это была правда простых здравомыслящих людей.
– Дедушка, я привез печенье из «Гойи», но сперва ты должен показать мне результаты анализов, – сказал я ему по дороге. – Как твой холестерин?
