скачать книгу бесплатно
«Совсем юная, сказал Тасио», – вспомнил я.
Все это обескураживало… Я и понятия не имел, что какое-либо из преступлений двадцатилетней давности имеет сексуальный мотив, пресса ни разу такого не упоминала. Об этом нигде никогда не сообщалось.
Кто из своих мог украсть результаты вскрытия, чтобы никто не узнал, что на самом деле произошло с девочкой?
Я посмотрел на свою напарницу, она ответила выразительным взглядом.
Настал момент лично познакомиться с Игнасио Ортисом де Сарате, неподкупным полицейским, сдавшим своего брата.
На рассвете я надел кроссовки и отправился на пробежку. Витория была тиха и безлюдна, словно старательно делая вид, что непричастна к преступлениям, осквернившим ее улицы. Я изменил обычный маршрут – мне не хотелось встречаться с… вообще ни с кем. Пробежал по бульвару Гастейс, параллельно трамвайным путям, и свернул на улицу Басоа. Затем миновал Серкас Бахас и наконец ее увидел.
Мне не хотелось останавливаться. Только не в этот день, когда я чувствовал себя таким униженным.
Я ускорил бег и посмотрел в другую сторону, но столкнулся с ней около башни Доньи Очанды. Она окликнула меня первая:
– Исмаил…
– Бланка… – только и сказал я, направившись своей дорогой.
Так установились рамки наших двойных отношений. Днем – инспектор Айяла и заместитель комиссара Диас де Сальватьерра.
Рано утром – Бланка и Исмаил.
6. Улица Дато, 2
29 июля, пятница
«Что общего между этими последними смертями? Смотри в корень, исследуй психологию жертв, # Кракен».
Таков был твит, который я прочитал в пятницу за завтраком. Аккаунт Тасио за последние несколько часов пополнился тридцатью тысячами новых подписчиков, и #Кракен превратился в один из трендов этого дня. Мой темный ментор не желал терять влияния на средства массовой информации и был настолько самонадеян, что пытался влиять даже на меня во время расследования.
Однако в эту пятницу героем дня был не Тасио, а его брат Игнасио.
К сожалению, вскоре после того, как Тасио оказался за решеткой, он покинул свою службу в полиции. До тех пор героем СМИ был его брат-близнец. Но именно та фотография, сделанная предательски и опубликованная на первой странице «Диарио Алавес» двадцать лет назад, превратила его в героя, достойного всеобщего восхищения.
Игнасио сам явился в тот день в суд делать заявление. Выражение его лица было скорбно; он даже смахнул якобы набежавшую слезу, сжав челюсти и всем своим – показывая, что для него это худший момент жизни. Эта сдержанная решимость человека, способного донести на брата, оказавшегося серийным убийцей, всех нас тогда потрясла.
Что послужило поводом – об этом полиция не спросила. Если самый близкий и дорогой человек оказался убийцей, донесешь на него или будешь покрывать его злодеяния? А если бы мой дед оказался палачом и садистом времен гражданской войны? Во время учебы в академии Аркауте[18 - Баскская академия полиции, расположенная в Алаве.] я изучал доклады об аргентинцах, потомках немцев, которые в ужасе обнаружили, что их деды были нацистами, военными преступниками. Как примирить в себе два этих образа, две несовпадающие реальности? Сможешь ли ты снова обнимать дедушку, нежно целовать в лоб, смотреть в глаза? Сдашь ли ты такого родственника? Перестанешь ли с ним общаться, любить человека, который тебя растил, который в течение всей твоей жизни давал тебе столько любви и нежности?
После этого события Игнасио возглавил целую серию разоблачительных передач, столь модных в конце девяностых. Он был строг и последователен, оставался вдали от желтизны других каналов и заработал хорошую репутацию. Затем исчез с экранов. Говорили, что денег, заплаченных ему за эти передачи, хватит на то, чтобы не работать всю оставшуюся жизнь. В Витории его приглашали участвовать во всех мероприятиях, связанных с городом. Как правило, приглашение он принимал, неизменно корректный, полностью соответствующий своей роли. Но последнее время следы его затерялись, и когда Эстибалис позвонила мне утром, чтобы сообщить о предстоящем визите, я, не раздумывая, согласился.
Мы с Эстибалис добрались на машине до бульвара Гастейс, каким-то необъяснимым чудом припарковались перед треугольным зданием суда и направились в ресторан «Сальдиаран», единственное заведение в городе, имевшее мишленовские звезды.
Благодаря любезности Панкорбо моя коллега раздобыла телефон Игнасио Ортиса де Сарате, и мы условились встретиться у него дома на улице Дато двумя часами позже. Но меня от природы отличает болезненное любопытство, на что наложила также отпечаток профессиональная деформация, и отказаться от гастрономического приключения, да еще в компании самого Игнасио, было выше моих сил. Дни Slow Food Araba[19 - Slow Food Araba – название местной (баскской) организации, занимающейся проведением различных гастрономических мероприятий.] начинались в одиннадцать утра, и мы с Эстибалис оделись чуть более формально, чем обычно, чтобы соответствовать духу этого заведения. На Эсти было коктейльное платье, такое же алое, как и ее волосы, на мне – узкий темно-синий костюм.
Мы вошли в стеклянные двери этого гастрономического храма и двинулись по коридору, отделанному деревянными панелями. Зал ресторана был переполнен. Сотни телефонных экранов, поднятых над головами, отбрасывали вспышки, напоминающие фейерверк на празднике Доностии.
– Ты что-нибудь видишь? – спросила моя спутница, немного растерявшись.
Как можно деликатнее потеснив публику, я попятился, пропуская Эстибалис перед собой в дальний конец зала.
– Думаю, наша звезда на фотосессии, – неуверенно сказал я.
Вытянул шею и наконец увидел Игнасио. Он с решительным видом позировал перед многочисленными фотографами: передо мной был герой моей юности на двадцать лет старше. Человек, достигший достойной зрелости, а не жалкий тюремный отщепенец. По сравнению с Игнасио, Тасио выглядел как нищий дед своего брата-близнеца.
На холеной физиономии Игнасио не было ни следа морщин, ни темных мешков под глазами. Волосы аккуратно подстрижены, такого же темно-русого оттенка, какой я запомнил, ничего общего с седыми космами брата. Крепкое мускулистое тело тренированного спортсмена. Дорогой приталенный костюм, узкие брюки. Хорошо подобранный галстук. Английские замшевые туфли, большие фирменные часы. Безупречно выбрит, как в настоящей старой цирюльне.
Им невозможно было не восхититься; особенно для женщины подобной Эстибалис. Я даже почувствовал укол ревности, что в целом было мне несвойственно.
Игнасио улыбался на фоне логотипа ракушки и рекламных плакатов Slow Food Araba. Перед ним на столе красовался целый ассортимент гурманских блюд нашей провинции. Со своего места я видел баночки с черными трюфелями из Алавы, горшочки с медом из Горбеа, сплетенные из рафии[20 - Рафия – натуральное волокно, которое производят из листьев пальмы (прим. переводчика).] мешочки с крашеной алавской фасолью, а также несколько бутылок местного чаколи[21 - Чаколи – традиционное домашнее баскское вино (прим. переводчика).].
Обо всех этих продуктах Игнасио рассуждал со сдержанным воодушевлением ювелирного мастера. Подмигивал, оснащал свою речь шутками и остротами, вызвал нескольких счастливчиков из первых рядов, чтобы угостить чаколи, и не отказывался позировать для снимков в окружении избранных, которые беспрерывно улыбались и смеялись его шуткам, одурев от счастья и не в силах противиться неповторимому шарму этого небожителя.
Когда вспышки наконец погасли, Игнасио посмотрел на часы, поблагодарил своих помощников очаровательной улыбкой и собрался покинуть сцену.
Но в этот миг на него обрушился шквал неприятных вопросов от представителей прессы.
– Игнасио, для «Эуропа-Пресс»: что ты думаешь по поводу убийств в Старом соборе и Доме веревки? Связан ли с этими преступлениями твой брат?
Все затаили дыхание: журналист был слишком прямолинеен. На пару секунд воцарилась тишина, но на лице Игнасио не дрогнул ни единый мускул. Искренняя улыбка оставалась на месте, как будто ничего не случилось.
– Мирейя, ты же знаешь, я не собираюсь делать заявлений на эту тему. Это не мое дело. А сейчас с вашего позволения…
– Последний вопрос. – Вперед вышел молодой парень с выраженным британским акцентом. – Это для Санди таймс…
Публика выжидающе обернулась к английскому журналисту. Если вмешается европейская пресса, у нах с Эсти не останется шансов. Но, похоже, присутствие международных СМИ нисколько не поколебало Игнасио.
– Повторяю, – оборвал он журналиста изящным кивком. – Я не намерен ничего сообщать. Я никак не связан с этим печальным происшествием. Благодарю вас за проявленный интерес и присутствие на мероприятии, столь важном для отечественной гастрономии. Всем доброго дня.
Игнасио покинул сцену, но в зале его мигом окружила толпа: какие-то шишки с радио, телевидения, а также – безымянная публика, норовившая сделать с ним селфи.
– Эсти, – шепнул я коллеге, – проберись к нему и скажи, чтобы шел в мужскую уборную. Здесь его заживо сожрут.
Я покинул конференц-зал ресторана и спросил, где туалет. Оказавшись внутри, подождал несколько минут, пока Игнасио не вошел вслед за мной, запер за собой дверь и прислонился спиной к стене. Закрыл глаза, поднял лицо к потолку и испустил долгий вздох.
– Инспектор Айяла, – представился я, протягивая ему руку для рукопожатия. – Мы договорились встретиться у вас дома в час дня, но, думаю, покинуть это место вам будет не так просто. Вы на машине?
– Нет, пешком, – ответил он, крепко пожав мою руку. – После дня Сантьяго люди с ума посходили, останавливают меня на улице, чтобы брякнуть первое, что в голову взбредет. Однако я не предполагал, что безобидное кулинарное шоу станет смертельной ловушкой. Боюсь, все будет так же, как двадцать лет назад: придется прятаться.
– Мы с коллегой припарковались неподалеку, возле здания суда, – перебил я его, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более участливо.
– Это что, полицейская машина? Меньше всего мне хотелось бы, чтобы люди видели, как я сажусь в патрульную машину. Это вызовет еще больше конспирологических теорий.
– Нет, машина обычная.
Бывший инспектор полиции взял ситуацию в свои руки.
– Ты выше и крепче меня, к тому же в штатском, – сказал он. – Скажи своей подружке, чтобы вышла первой, села за руль и остановилась возле ресторана. Когда выйдем, прикрой меня и отвернись от камер, чтобы тебя не узнали. Сделаем все возможно, чтобы наши физиономии не появились сегодня на обложках газет.
– Договорились.
Я предупредил Эстибалис, и через пять минут мы уже штурмовали человеческую стену, ожидающую на выходе из «Сальдиарана». Я загородил Игнасио, ставшего невольной жертвой собственной славы, и мы прорвались к машине, заметив, что задняя дверь приоткрыта.
– Вы по-прежнему предпочитаете, чтобы мы отправились к вам? – спросила Эстибалис вместо приветствия, выруливая к синему мосту.
– Да, машину оставим на парковке у Нового собора, и оттуда дойдем пешком до Дато.
Через некоторое время мы стояли у дверей его дома под номером 2 по улице Дато. Это был памятник архитектуры, унаследованный братьями Ортис де Сарате от родителей и проданный по самой высокой цене на аукционе «Феррериас Алавесас» сразу же после их смерти, когда самим братьям было по восемнадцать. Ни один из них не пожелал продолжать дело отца, необходимости работать у них не было, однако у каждого имелось призвание: один хотел быть следователем, другой – археологом. Каждый добился в своей области больших успехов.
Они купили себе квартиры на самой известной улице города: улице Дато. В самом начале, на углу с Постас. Один напротив другого. Словно каждый из братьев хотел царить на своей стороне улицы. Левая – для тебя. Правая – для меня. Окна Игнасио выходили на площадь Белой Богородицы, Тасио – на Фуэрос. В ту пору никто не сомневался в том, что весь мир будет у их ног.
Мы поднялись на третий этаж на новом современном лифте, и Игнасио открыл бронированную дверь своего просторного жилища. Очень мужской декор в серых и охристых тонах казался произведением дизайнерского искусства, хотя я сразу подметил одну деталь, которая меня заинтересовала. Отметил и отложил на потом, заставив себя сосредоточиться на стратегическом опросе, ждавшем нас впереди.
Я не любил планировать разговор со свидетелями или подозреваемыми в форме допроса. По опыту знал, что в небольших городах, таких как Витория, люди склонны закрываться, уходить в себя и придерживаться спасительного молчания. Я всегда заранее заготавливал вопросы, соблюдая определенный порядок: от наименее компрометирующих до наиболее сложных для ответа. Эти вопросы были подобны буйкам, по которым я следовал, пока не пришвартовывался в интересующей меня гавани.
В тот день я мысленно составил маршрут, перечислил пункты, в которых по выходе из дома Ингасио у меня должна установиться полная ясность: знакомые тех лет, темы в СМИ, исчезнувший отчет о вскрытии, выход на свободу его брата Тасио.
– Спасибо, что согласились принять нас у ссебя дома.
– Прошу, обращайтесь ко мне на «ты», мы знакомы как минимум пару лет.
– Пять, – не удержался я.
Услышав цифру, Игнасио нахмурился; думаю, он подумал о том, что я в курсе всех деталей его дела.
– Хорошо, пять, – повторил он, пристально глядя на меня. Между нами троими, стоявшими в огромной гостиной, чьи белые отреставрированные окна выходили на улицу Дато, повисла напряженная тишина. – Хотите молодого вина? Руководство Slow Food сотрудничает с винодельней, где изготавливают алавесскую риоху, пользующуюся большим успехом на международном рынке. Мне бы хотелось, чтобы вы ее отведали.
– Благодарю, Игнасио. Ты же знаешь, мы на службе, – отозвался я.
– А я бы попробовала, – поспешила моя напарница.
Я выразительно посмотрел на Эстибалис. Она так же, как и я, не слишком придерживалась общепринятых правил, но оба мы тщательно скрывали это на публике.
– Устраивайтесь. Садись в это кресло, а ты сюда. – Игнасио указал на два одинаковых дизайнерских черных кресла, стоящих друг против друга возле элегантного столика, стоявшего посреди гостиной. – Схожу за вином.
Он оставил нас и направился на кухню за бутылкой. Вернувшись, налил бокал Эстибалис и уселся на середину дивана, словно соблюдая симметрию композиции. Странно: как в театральной сцене с заурядным монтажом.
Игнасио пригубил вина и поставил бокал на столик перед собой, затем потянулся за другим, пустым бокалом, который я счел приготовленным для меня, однако хозяин мне его не предложил. Некоторое время он развлекался, переставляя перед собой бокалы – пустой и полный.
Два одинаковых предмета.
В этой квартире все было обставлено и украшено парными предметами, словно в ней жили два человека, а не один завзятый холостяк.
– Так, значит, ты сотрудничаешь со Slow Food? – спросил я с неподдельным интересом. – Наверное, это необычное чувство – иметь дело с продукцией, цена которой заканчивается километром нулей.
– Еще бы! Мы работаем без посредников, все продукты местные: черные трюфели, картофель из Алавесских гор…
– А медом вы тоже занимаетесь? – перебила его Эстибалис самым безразличным тоном, на который была способна.
– Да, как раз я занимаюсь именно медом, – рассеянно ответил Игнасио. – Пчелы – это целый завораживающий мир, правда?
– Несомненно, – ответила Эсти. – На ферме мы с родителями всегда держали ульи, просто так, для себя, а заодно чтобы иметь какой-то доход от сельского хозяйства. В районе Горбеа почти все держали пасеку: это считалось традицией.
Игнасио усмехнулся, как будто мы рассказали ему анекдот, который понимал только он один. Затем поставил свой бокал, на этот раз пустой, на подоконник и посмотрел на улицу через белые перекладины оконного переплета.
– Если вы не возражаете, я бы перестал кружить вокруг да около. Задавайте вопросы, которые собирались задать при встрече. У меня нет ни малейшего намерения препятствовать расследованию.
Я вздохнул с облегчением: пары-тройки буйков не понадобится.
– Спасибо за прямоту, Игнасио.
– Человек может перестать быть полицейским, но в его мозгу остаются те же самые схемы, которым нас обучали в академии, – сказал он, обращаясь больше к себе, но не переставая осматривать здание напротив. – Эти четыре убийства, а также все предшествующие двадцатилетней давности наверняка добавили вам целую гору нерешенных вопросов.
– Раз так, начнем, – сказал я. – Мне хотелось бы расспросить тебя о проблемах со СМИ. Видишь ли, нельзя отрицать, что первые преступления принесли программе Тасио невиданный успех. Насколько мне известно, его археологическая передача прошла незамеченной в сетке местного телевидения. Но как только он начал разрабатывать теорию об исторической подоплеке каждого убийства, мигом превратился в звезду. Кто ее возглавлял, когда твой брат…
– Мой брат-близнец, – машинально поправил меня Игнасио, как будто речь шла о чем-то значимом.
– Хорошо, твой брат-близнец. Итак, кто возглавлял программу, когда твой брат-близнец подписал контракт с национальным телевидением? Наверное, ее владельцам было неприятно: ставку сделали на Тасио, а тот перешел на национальное телевидение, потому что популярность его достигла пика.
– Ты ищешь мотивы?
– Всего лишь прикидываю, сколько актеров было задействовано в этом спектакле. Можешь назвать главное имя?
– Инес Очоа, – пробормотал он. – Инес Очоа заправляла в то время всей компанией.
– Ты ее знаешь?
– Прежде чем ты все выяснишь сам, мне бы хотелось, чтобы ты услышал мою версию событий. Инес Очоа была и по-прежнему остается директором всех программ регионального канала. А теперь я тебя опережу и отвечу на вопрос сам: да, именно она предложила мне вести программу об убийствах, которую я записал вскоре после ареста моего брата-близнеца. Сначала я отказал, мне не хотелось иметь ничего общего с этой темой. Я знал, что на меня обрушится с критикой вся Витория, ведь история с задержанием моего брата-близнеца была все еще слишком свежа. Но Инес Очоа настаивала на том, что лучше я сам опишу случившееся, чем это сделают газеты – в итоге они напишут то, что кажется им наиболее подходящим. Я подумал, что, изложив все как есть, я совершу достойный поступок.
– Ты раскаиваешься? – спросила Эстибалис.
– Каждый день, – пробормотал Игнасио, в отчаянии махнув рукой.
– А саму Инес Очоа эти убийства как-то обогатили?
– Вначале, когда за дело взялся мой брат-близнец, это было ей на руку. Но затем омлет перевернулся, и она потеряла звезду, которую со временем заменила мною. Одного близнеца заменила другим. Мерзавца – героем. Моя популярность и ажиотаж в рядах рекламодателей возместили ей расходы, потраченные на меня.
– Похоже, у тебя связаны с ней не самые лучше воспоминания.
– У меня не осталось хороших воспоминаний ни о чем из того, что происходило в то время, – уклончиво ответил Игнасио.
– Знаешь, где ее можно найти? – продолжал я.
– Глупый вопрос, – устало ответил он. – Ты – следователь, и за две минуты сможешь получить любые данные без моей помощи. На самом деле тебе интересно узнать, общаемся ли мы с ней по сей день. Мой ответ – нет. Спроси на телевидении про Каменную Даму. Но будь осторожен: такие, как она, всегда приземляются на четыре ноги, как кошка. И не передавай ей от меня привет.
«По меньшей мере любопытно».
– Должно быть, за двадцать лет многое изменилось, – сказал я. – Ты очень помог бы нам, если составил список тех, с кем вы с Тасио общались в то время. Общие друзья, личные друзья. Коллеги, члены семьи… Можешь составить список из человек… допустим, пятнадцати? Мы бы сэкономили время.
