
Полная версия:
Черный часослов
«Отчасти», – хотел я сказать, но вслух произнес:
– Вполне.
Я оставил Гойе номер своего мобильного телефона – на случай, если она вспомнит что-нибудь важное для расследования или захочет поделиться со мной какими-то профессиональными соображениями, после чего мы с Эсти покинули хранилище и, поднявшись по лестнице, вышли из здания.
Мы оказались перед небольшим садом и заметили укромную скамейку, стоявшую у старинной каменной стены, которой был обнесен весь периметр. Нам достаточно было пересечься взглядами, чтобы, не сговариваясь, направиться к тому месту.
Прежде всего я сделал звонок сотрудникам, дежурившим у моего подъезда.
– Какие-то новости? – в очередной раз повторил я свою мантру.
– Ничего, инспектор, – сообщили мне.
Я дал отбой, разочарованный и еще больше обеспокоенный.
– Какие выводы, Эсти? – начал я разговор.
– Похоже, в браке все было сложно. Эдмундо, очевидно, вел бурную личную жизнь – слухи, гуляющие о нем в Витории, приписывают ему десятки любовниц. Не знаю, насколько Гойя была в курсе – мирилась ли она с этим или только подозревала, но, заметь, она не преминула обратить наше внимание на то, что Лореа оказалась в магазине «Монтекристо» в неурочный час.
– Возможно, у Эдмундо и Лореа был роман и они встречались в подсобном помещении магазина, когда тот был закрыт. Ведь действительно очень странно, что она весь день проболела, а потом отправилась на работу в девять часов вечера, зная, что шеф уходит до этого времени и не позволяет своим сотрудникам оставаться без него в магазине. Ну а вообще, что ты думаешь о Тельмо?
Эсти посмотрела на меня с заговорщицким видом.
– Типичный друг Лучо, – сказала она. – Дикий архивариус.
– «Дикий», ты сказала?
– Это важно?
– Важно, потому что Калибан, персонаж шекспировской «Бури», – это именно дикарь. И Тельмо как раз должен все это знать, он своего рода культурный дикарь – тебе так не кажется?
– В любом случае, – заметила Эстибалис, – больше всего обращает на себя странность в отношениях этих двоих. Это не отношения шефа и подчиненного – вернее, да, но в более личном смысле, если ты понимаешь, о чем я.
– Он просто источал феромоны, ты заметила?
– Я заметила с его стороны подчинение или, я бы даже сказала, преклонение по отношению к Гойе. И это не только в профессиональном смысле.
– Ну, как бы то ни было, возможно, Тельмо пригодится нам в поисках женщины, которую Калибан называет моей матерью; осталось только, чтобы похититель прислал наконец обещанные образцы ДНК.
– Может быть, он слишком занят сейчас каталогизацией старых газет под строгим взором своей обожаемой вдовы, – предположила Эстибалис, подмигнув мне.
Я кинул взгляд на здание фонда, идеальную стеклянную коробку с кладбищем внутри.
– Когда я спустился в этот бункер, внутри у меня как будто сработала полицейская сигнализация – не знаю, бывает ли у тебя такое, когда ты вот-вот можешь обнаружить тайник или алтарь убийцы…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все время, пока мы находились в хранилище, я не мог избавиться от мысли, что это идеальное место, где можно держать похищенного человека. И кроме того, думаю, именно здесь любой библиофил предпочел бы спрятать проклятый «Черный часослов», чтобы он находился в надежном месте, с прекрасными условиями хранения, и никто даже не догадался бы, какое сокровище покоится в одном из ящиков.
9. «Мага»
Май 2022 года
Утром на следующий день Эстибалис объявилась у меня в квартире с очень серьезным лицом.
– Мы сворачиваем операцию. Мне звонил комиссар Медина. Говорит, мы не можем больше занимать сотрудников наблюдения из-за такого сомнительного звонка. Мы занимаемся убийством в «Монтекристо», и расследование должно продвигаться. Нет никаких оснований воспринимать этот звонок всерьез. Имя, которое назвал тебе Калибан, не фигурирует ни в одной базе данных – ни по криминальным делам, ни по удостоверениям личности. Вероятно, оно просто вымышленное. Как мы и опасались, это всего лишь зловещая шутка какого-то негодяя, которому нечем заняться.
С самого рассвета шел дождь, и на улице почти не было людей, лишь пара раскрытых зонтов шествовала вверх по площади. На протяжении последних сорока восьми часов я подходил к окну в своей квартире всякий раз, когда возвращался домой, и, укрывшись за занавеской, долго изучал глазами площадь Вирхен-Бланка, вглядываясь в каждый проходивший силуэт, в надежде заметить посыльного, направлявшегося к моему подъезду. При этом я отчаянно пытался уложить все в своей голове и дать объяснение необъяснимому.
– А если похищенная женщина, которая крикнула мне «Унаи, сынок», теперь мертва? Что, если Калибан ударил и убил ее? Разве мы не должны разыскивать труп, кем бы она ни была?
– Если б действительно имело место похищение с такой фатальной развязкой, то кто-то должен был заявить о пропаже человека. Мы в курсе заявлений, подаваемых по всей стране. Но никто ничего похожего не заявлял. Не зная ни имени, ни откуда был совершен звонок и без обещанных образцов ДНК мы ничего не можем сделать: у нас ничего нет. Остается только ждать. Или просто забыть об этом.
– Я не собираюсь ничего забывать. И тем более ждать. У тебя же есть контакт среди продавцов коллекционных книг в Витории, верно?
– Да, есть одна женщина, которой я продала помещение, где у моего брата был магазин лекарственных трав: она открыла там букинистический.
– Отведи меня к ней, мне нужно с ней поговорить.
Эзотерический магазин брата Эстибалис ушел в небытие. Теперь на стеклянной витрине под башней Доньи Очанды красовались старинные книги.
Выйдя из подъезда моего дома, мы направились в Каско-Вьехо. Прошли вниз по узким улочкам, срезая дорогу, и вскоре оказались перед книжным магазином «Мага».
– Почему она выбрала такое название, отдающее мистикой? – спросил я. – Казалось бы, она, наоборот, должна хотеть дистанцироваться от бизнеса твоего брата.
– Я тоже спрашивала ее об этом, но она объяснила, что дала магазину такое название в честь героини из «Игры в классики» Кортасара. По ее словам, все женщины ее поколения мечтали оправиться в Париж, как Мага, чтобы искать и встретить своего Оливейру.
Мы вошли в небольшое помещение, и звон колокольчика оповестил о нашем появлении хозяйку.
Прямо над нами висела табличка с цитатой из «Игры в классики» – я едва не ударился о нее головой и прочел эти врезающиеся в память слова: «Мы бродили по улицам и не искали друг друга, твердо зная: мы бродим, чтобы встретиться» [7].
– Кто там? – раздался мягкий женский голос.
– Алисия, это я, Эстибалис Руис де Гауна. И со мной мой друг.
К нам навстречу вышла женщина. Я ожидал увидеть сгорбленную старушку в очках-половинках, но перед нами предстала элегантная дама с короткими волосами и светлой челкой, лежавшей набок. Она смотрела на меня с любопытством, почти выжидающе. На ней были строгий синий костюм с юбкой-карандашом и туфли на каблуках, на которых она держалась с такой легкостью, будто никогда с ними не расставалась.
Хозяйка магазина протянула нам руку и сдержанно улыбнулась. Ее глаза изучали меня с головы до ног и с ног до головы.
– Можешь не представлять своего друга – инспектора Кракена знает весь город.
– Унаи, пожалуйста, называйте меня Унаи. И я больше не инспектор, хотя сегодня мне придется, так сказать, временно им побыть, чтобы задать вам некоторые вопросы.
– Ради бога, обращайся ко мне на «ты», иначе я чувствую себя совсем старой, – спокойно улыбнулась Алисия: в ее словах не было никакого кокетства, просто констатация факта. – И пройдемте тогда ко мне в кабинет, там нам будет удобнее.
Мы последовали за ней вверх по лестнице. Новая хозяйка тщательно поработала над интерьером магазина: помещение было отделано с хорошим вкусом и выглядело сдержанным, почти минималистическим. На виду были лишь некоторые экземпляры, но они были выставлены как настоящие драгоценности. В кабинете пахло дорогой и практичной мебелью; архивные папки, стоявшие на стеллаже позади стола, были в безупречном порядке. Хозяйка уселась на свой трон и посмотрела на меня в ожидании вопросов.
– Я вас слушаю.
– Вам известно… тебе известно что-нибудь, – поправился я, – о «Черном часослове» Констанции Наваррской?
Улыбка на мгновение заледенела на ее губах – на какую-то долю секунды, но очень быстро к ней вернулась непринужденность.
– «Черный часослов» Констанции Наваррской? Я кое-что знаю о часословах, периодически продаю и покупаю некоторые из них. Коллекционеры, заказывающие эти книги, крайне требовательны и специфичны. Они очень хорошо знают, что хотят, и никакой другой экземпляр вместо того самого им не подойдет.
– Можешь объяснить поподробнее? – попросила Эсти.
– Каждый часослов уникален. Их заказывали для важных персон: королев, знатных дам и, чаще всего, для образованных женщин, занимавшихся меценатством. Как правило, они имели посвящение своей будущей хозяйке и представляли собой настоящую драгоценность своего времени – могли стоить как замок. Это были книги необыкновенной красоты, богато украшенные, с изящными инициалами, орнаментом по краю и миниатюрами. Краски не утратили своих цветов, пережив столетия, как будто эти рукописи создавали для того, чтобы ими можно было восхищаться вечно… Их дарили на Новый год, в них содержались молитвы на каждый час и иногда – церковные богослужения в соответствии с календарем, – пояснила нам хозяйка магазина.
Затем она достала из выдвижного ящика стола пару белых хлопковых перчаток.
– Я покажу вам одно факсимиле. Это всего лишь скромная копия, но вы, по крайней мере, сможете получить представление.
– Я дилетант в деле коллекционирования старинных книг, – поспешил сообщить я. – Что именно представляет собой факсимиле?
– Это точное воспроизведение книги во всем, за исключением пятен от сырости, плесени или других повреждений, связанных с ненадлежащим хранением. Существует небольшое количество компаний, занимающихся факсимиле, это очень узкая специализация. Они платят крупным библиотекам и музеям за каждую страницу, которую копируют. У них отличные команды и специалисты, работающие над каждой книгой по несколько лет. Мастера выделки пергамента, иллюстраторы, инкунабулисты, палеографы… Потом выпускают нумерованное издание – тираж очень ограниченный, считаное количество экземпляров, все это заверяется нотариусом и поступает в продажу. Коллекционеры платят за эксклюзивность, совершенство и вложенный труд. Есть факсимиле стоимостью две тысячи евро, а есть и за десять тысяч. Экземпляр, который я вам сейчас покажу, не продается: я ведь тоже коллекционер, и это самое большое мое наслаждение и моя величайшая боль. Никогда не нужно становиться коллекционером, если продаешь старинные книги, – произнесла Алисия с грустной улыбкой. – Каждая продажа – это драма и прощание, настоящая борьба между стремлением удовлетворить желание покупателя и необходимостью расстаться с любимым экземпляром. Вот, это классическая и, наверное, самая известная из подобных книг – «Великолепный часослов герцога Беррийского». Это своего рода «Википедия» в том, что касается изображения сцен повседневной жизни пятнадцатого века. Тут можно увидеть остроконечную обувь, модную у мужчин той эпохи, крестьян на посевной и птиц, клюющих семена. Это настоящая машина времени. Я могу часами листать эти страницы. Вот, смотрите…
Хозяйка магазина вынула экземпляр из серой коробки. Положив книгу на прозрачную X-образную подставку, она повернула ее к нам.
На какое-то время я позволил себе погрузиться в мир этих миниатюр, с их насыщенным синим цветом средневекового неба, красными одеяниями (впоследствии я узнал, что этот цвет назывался вермильон) и позолотой.
В этот момент мой телефон вдруг завибрировал, заставив меня подскочить от неожиданности. Извинившись, я спустился по крутой лестнице книжного магазина, и Эстибалис последовала за мной. Номер был незнакомый, хотя на этот раз он не был скрыт.
– Инспектор Лопес де Айяла? – спросил женский голос.
– Уже нет, – во второй раз за два дня сказал я.
– Меня зовут Менсия Мадариага; я инспектор следственной бригады по делам, касающимся исторического наследия, из автономного сообщества Мадрид. Я звоню вам в связи с убийством, произошедшим в квартале Лас-Летрас, в одном издательстве, специализирующемся на элитных факсимиле. Оно называется «Фишер Кинг», и убитая – одна из его владелиц. Это издательство принадлежит – вернее сказать, принадлежало – супружеской паре, широко известной в кругах коллекционеров-библиофилов.
– Еще одно убийство? В Витории несколько дней назад также был убит продавец антикварных книг…
Спохватившись, я понизил голос, заметив, что говорю слишком громко – мне не хотелось, чтобы Алисия меня слышала.
– Да, нам это известно, но я звоню вам не по этому поводу. Дело в том, что, помимо Сары Морган, убитой издательницы…
– Говорите мне «ты», пожалуйста, – попросил я.
– И ты мне тоже, я моложе тебя.
– Договорились, будем на «ты». И, прежде чем продолжать, расскажи, как была убита издательница.
– Инкунабула взорвалась прямо у нее в руках.
– Как?
– Книга рванула как бомба. Я потом объясню тебе подробности, но сейчас дай мне закончить, пожалуйста. Это самый запутанный случай в моей работе, и в этом деле такое количество тонких деталей, что их невозможно сразу все изложить. В общем, я позвонила тебе потому, что рядом с телом издательницы была обнаружена кровь. Мы сделали анализ и нашли совпадение в базе данных.
– Что ты имеешь в виду?
– В базе данных имеется твоя ДНК, как и всех сотрудников органов правопорядка в нашей стране. На основании анализа было обнаружено совпадение. Именно поэтому я тебе звоню. Это кровь твоей матери.
10. Анилин
Май 2022 года
– Это, наверное, какая-то ошибка, – во второй раз за последние семьдесят два часа, словно автомат, повторил я. – Моя мать давно умерла и похоронена.
– Что? – воскликнула инспектор, и по ее голосу я понял, что она ошеломлена не меньше моего.
– Моя мама умерла сорок лет назад. Ты уверена в этом анализе?
– Это был быстрый тест. Такое случается редко, но могла возникнуть ошибка – например, потому, что твой образец ДНК мог быть загрязнен чьим-то чужим материалом, так что на самом деле эта женщина приходится матерью кому-то другому… Тебя не затруднит прислать нам новый образец своей ДНК, чтобы мы могли всё перепроверить?
Эстибалис все это время встревоженно за мной наблюдала. Она помахала на прощание хозяйке магазина, слушавшей мой разговор с хорошо скрываемым любопытством, и мы направились на лежавшую перед нами маленькую безлюдную площадь, ища место, где можно было поговорить без посторонних. Сели на удаленную скамейку, и я включил в телефоне режим громкой связи.
– Инспектор Мадариага, рядом со мной сейчас находится инспектор Эстибалис Руис де Гауна из отдела уголовного розыска полицейского участка Лакуа. Мне бы хотелось, чтобы она участвовала в нашем разговоре, потому что ей нужно быть в курсе дела. Эстибалис, в одном из мадридских издательств, специализирующихся на элитных факсимиле, был обнаружен труп убитой женщины, а рядом были взяты образцы крови, при анализе которой всплыло совпадение с моей ДНК.
– И, согласно данным исследования, это твоя мать, – опередила меня Эсти. – Твоя давно умершая мать.
– Именно так, – подтвердил я.
– Инспектор Мадариага, – произнесла Эстибалис, – к этому запутанному делу нам придется добавить еще одно: несколько дней назад в книжном магазине Витории был найден убитым продавец антикварных книг.
– Причина смерти известна?
– Анилин.
– К сожалению, не знаю, что такое анилин.
– Я тоже этого не знала; это вещество, которое сейчас редко применяется, и оно известно немногим специалистам, – пояснила Эстибалис. – Красители на основе анилина использовались в девятнадцатом веке для раскрашивания черно-белых фотографий; они до сих пор продаются для реставрации старых снимков. Это порошки разного цвета, которые растворяют в воде в соответствующем количестве, в зависимости от необходимой интенсивности, а затем фотографии раскрашиваются как обычной акварелью, с помощью кисточки. Проблема в том, что анилин высокотоксичен, как при контакте с кожей, так и при вдыхании, поэтому его использование столь ограниченно. У книготорговца была обширная коллекция старинных фотографий – по-видимому, мирового уровня, – и обычно он сам занимался реставрацией некоторых из них перед продажей. После вскрытия у него в легких было обнаружено огромное содержание анилина. Кто-то произвел какие-то манипуляции с красителями – так что книготорговец получил летальную дозу: в лаборатории считают, что в данном случае использовалась не твердая форма вещества, а его токсичные пары. Мы полагаем, что это был кто-то, хорошо знавший его привычки – то, что книготорговец имел обыкновение работать, запираясь в крошечном и плохо вентилируемом подсобном помещении. Итак, в день своей гибели он взялся за работу, надышался парами анилина и умер от остановки сердца – возможно, в страшных судорогах. У погибшего был сильный цианоз, опухшие глаза и раздражение на лице и руках. Сотрудница, обнаружившая тело, также стала в некоторой степени жертвой отравления: в результате всего нескольких секунд пребывания в подсобке у нее возникли раздражение глаз и рвота. С самого начала мы отнесли эту смерть к категории подозрительных. Есть ли какое-то сходство с гибелью издательницы?
– Возможно, – произнесла инспектор Мадариага, – хотя в нашем случае в руках у Сары Морган взорвалась инкунабула.
– Что? – переспросила Эстибалис.
В моей голове в этот момент грохотала угроза Калибана: «Иначе ваша мать взорвется».
– Это очень дорогая книга, и кто-то прошелся по ее поверхности кисточкой, покрыв смесью на основе производного глицерина. Сара Морган нанесла на переплет чистящую жидкость – так поступил бы любой специалист, получивший ценный, но грязный экземпляр, – и в результате химической реакции произошел взрыв. Издательница получила сильнейшие ожоги лица и шеи, в результате чего погибла.
Мы с Эсти переглянулись, крайне озадаченные. Мой мозг профайлера уже начал сравнивать оба преступления: дистанционный способ убийства, определенные познания в химии, одинаковый профиль жертвы, работа, связанная со старинными книгами, похожее место действия, хотя и на расстоянии четырехсот километров друг от друга… Убийца, странным образом появляющийся то тут, то там? Во всяком случае тип жертвы у него был один и тот же – люди, принадлежащие к миру библиофилии.
11. Общество Эгерий
1972 год
Проходит несколько часов, и усталость начинает одолевать тебя. Свет в кабинете настоятельницы давно погас. Она уже смотрит сны, а ты все еще жива, хотя почти не чувствуешь ног, только боль пронзает ступни каждый раз, когда ты бежишь по двору.
Ты начинаешь понимать, что это будет твоя последняя ночь, что все закончится вот так, из-за иллюстрации, но теперь у тебя другая навязчивая идея: ты хочешь во что бы то ни стало снова увидеть восход солнца, победить наказание матери Магдалены.
Внезапно между ставнями на первом этаже начинает пробиваться полоска света. Ты останавливаешься – кто-то проснулся. Окно открывается, и ты видишь, как сестра Акилина делает тебе знаки. Ты направляешься туда, но идти удается с трудом, ноги уже не слушаются. Пошатываясь и спотыкаясь, ты подходишь к окну.
– Боже мой, Итака… – только и удается выдавить монахине. Лицо у нее встревоженное, хотя едва ли это из-за тебя. Сестра Акилина всегда обращалась с тобой корректно, пусть и без особой нежности. Однако в эту ночь, похоже, она тебе помогает.
Ты протягиваешь руки, и монахиня затягивает тебя в окно. Ты падаешь внутрь помещения, которое в другой раз показалось бы тебе холодным, но теперь тут тепло, как в норе. Сестра Акилина, с фонарем в руках, снимает с себя халат, чтобы надеть на тебя. Вы обе с ужасом глядите на твои посиневшие ноги, и монахиня отдает тебе свои тапочки, но, обув их, ты даже не чувствуешь прикосновение меха к коже.
Она кое-как тащит тебя в свою келью, где у нее под кроватью стоит разогретая жаровня. И еще у нее есть горячий бульон. Неизвестно, правда, где она его взяла – трудно представить, чтобы сестра могла в темноте что-то делать на кухне, и уж конечно, мать Магдалена наказала бы ее, если б застала за этим занятием. До рассвета остается всего несколько часов, но теперь ты уже знаешь, что будешь жить, что ты не та бедная девочка, продававшая спички в холодном северном городе девятнадцатого века.
И еще ты хочешь вступить в общество Эгерий, хотя пока даже не знаешь, что это означает.
12. Неудобные вопросы
Май 2022 года
– И, между прочим, – вновь вступила в разговор Эстибалис, – есть еще кое-что, связанное с инспектором Лопесом де Айялой.
– Бывшим инспектором, – поправил я ее.
Эсти отмахнулась от моего замечания, как от назойливого насекомого.
– Три дня назад на его телефон поступил звонок, запись которого я отправила на анализ в лабораторию акустики. Предположительно, мы имеем дело с похищением и вымогательством. Некий человек, разговаривавший с использованием программы для изменения голоса и назвавшийся Калибаном…
– Как персонаж Шекспира? – уточнила инспектор Мадариага.
Я почувствовал себя немного пристыженным из-за того, что недостаточно внимания уделял урокам литературы в школе.
– Э-э-э… ну да, – подтвердила Эсти. – Так вот, я рассказывала, что некий Калибан связался по телефону с инспектором Лопесом де Айялой…
– Просто Унаи, – упрямо перебил я.
– В общем, Калибан заявил, что похитил его мать, и потребовал отдать ему некий «Черный часослов» в обмен на ее свободу.
– Однако дело в том, что моя мама умерла после тяжелых родов, когда на свет появился мой младший брат, а мне было шесть лет – во всяком случае, именно в эту версию я всегда верил до настоящего момента, – сообщил я.
– Я прошу прощения за вопрос… понимаю, что это болезненно, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, все же вынуждена спросить: тебе известно, где находятся останки твоей матери? – поинтересовалась инспектор Мадариага.
– Ее могила там же, где и у отца, – на кладбище деревни Вильяверде в Алаве, откуда родом моя семья. Мама была из Мадрида, у нее не было родственников, поэтому после ее смерти мои бабушка с дедушкой и отец похоронили ее здесь. Очень скоро умер и он сам.
– Вот как… Мне очень жаль. Могу я спросить, что случилось?
– Неудачное ограбление его книжного магазина.
Я посмотрел в сторону башни Доньи Очанды и кантона Карнисериас. Прямо передо мной простиралась старая часть города, «Средневековый миндаль»: я знал, что книжный магазин моих родителей находился где-то в Каско-Вьехо, но бабушка с дедушкой не раскрыли мне никаких деталей, даже когда мое детское любопытство стало чрезмерно настойчивым.
– Ограбление книжного магазина? – удивленно произнесла инспектор Мадариага. – И что в итоге – дело было раскрыто, нападавшие найдены?
Я покраснел: никогда об этом не спрашивал. Эти слова, «неудачное ограбление магазина», были для меня словно страшная детская сказка, в которой не хочется знать никаких подробностей и кто такой волк.
– Это произошло несколько десятилетий назад, я был тогда совсем ребенком… Сомневаюсь, что это может иметь какое-то отношение к настоящим событиям, – произнес я механическим голосом, появлявшимся у меня, когда старая рана вновь открывалась. – Давайте сосредоточимся на этих двух возможных убийствах и постараемся разобраться в странных совпадениях, якобы подтверждающих, что моя покойная мать жива. Нам нужно двигаться вперед, не так ли?
– В первую очередь пришли нам образец своей ДНК, чтобы мы могли сравнить его с тем, что удалось выделить из небольшого количества крови, обнаруженной на месте убийства издательницы. Если будет выявлено совпадение, то, очевидно, тебе придется переписать свою семейную историю, поскольку это будет означать, что твоя мать жива. А нам, инспектор Гауна, необходимо обменяться отчетами по обоим делам – возможно, таким образом удастся обнаружить еще какие-нибудь совпадения и мы сможем понять, было ли случайностью или нет то, что два специалиста-библиофила оказались убиты в своих владениях с разницей в несколько дней.
Мы распрощались с инспектором, наметив широкий фронт предстоящей работы, а потом Эстибалис и я сидели некоторое время молча, пытаясь переварить полученную информацию. Кровь моей мамы на месте преступления в квартале Лас-Летрас в Мадриде…
– Эсти, скажи мне, может быть, я сплю? У меня какое-то ощущение ирреальности, не дающее мне ясно мыслить. Это все происходит на самом деле? Или тебе тоже снится этот кошмар? Ущипни меня – возможно, я не почувствую боли и пойму, что сплю?