скачать книгу бесплатно
На уроках Игорь был невнимателен. Квантовая механика ему никогда не давалась, а ожидая свидания, он вообще был не в своей тарелке. Поэтому задачу решить не смог, получил нулевой балл, но даже не расстроился. На китайской литературе, его, к счастью, к доске не вызывали, а по истории преподаватель читал лекцию.
В расслабленном состоянии Игорь ждал конца шестого урока, совершенно не слушая лектора. Его терзали сомнения. Бежать к мобику Лены сразу? Но тогда не оберешься насмешек. Заставлять ее ждать? Некрасиво, да и вдруг не дождется? А если у нее вообще изменились планы? Вот это будет облом!
– Удачи тебе, Нестерушкин, – напутствовал товарища Максим после уроков.
– Сплюнь, – ответил Игорь.
Он неспеша вышел на школьный двор. Лена уже сидела в мобике и поглядывала на двери. Увидев Нестерушкина, она помахала ему рукой. Игорь торопливо сбежал по ступенькам и сел рядом с девушкой. Она лихо рванула с места.
– Нас на десять минут раньше отпустили, – сообщила она.
– Была тебе охота меня ждать… А заряда у тебя хватит до Советского района доехать? – спросил Игорь.
– Аккумулятор заряжен полностью, я перед лицеем заезжала на станцию. Так что можешь не беспокоиться – толкать не придется.
Сидеть в мобике, на первый взгляд большом, было не очень удобно – на двоих все же места не хватало, приходилось тесно прижиматься друг к другу. Игорь, вообще-то, был не против.
«Только бы не начала сразу меня лапать, – подумалось ему. – Мне кажется, что она хорошая, скромная девчонка, а она сейчас возьмет, да и покажет свое настоящее лицо».
Под эти размышления Игоря мобик шустро выскочил на Большую Садовую.
– Хочешь послушать радио? – спросила Лена.
– Для фона можно включить. Что-нибудь местное, с музыкой.
– У меня приемник обычно настроен на “Европу”. Там такие милые ди-джеи.
– Ничего не имею против.
По “Европе” шел выпуск новостей.
– Движение за лишение мужчин избирательных прав набирает силу в Соединенных Штатах Америки, – вещал бодрый женский голос. – Как известно, активистки движения требуют запретить мужчинам участвовать во всех выборах, кроме выборов в органы местного самоуправления. Хотя всерьез эти требования пока никто не воспринимает, митинг участниц движения в Нью-Йорке собрал больше полумиллиона участниц. Они приехали со всех концов страны.
– А как ты относишься к таким идеям? – спросил Игорь.
– Да мне, вообще-то, все равно. Вам волю дай, вы обязательно начнете войны развязывать, пытаться утвердить свое доминирующее положение, основанное на грубой физической силе, обижать женщин. – Лена говорила так, будто вспоминала учебник по индустриальной истории. – А может, и не начнете. Но зачем тебе, скажем, избирательные права?
– Как это зачем? – возмутился Игорь. – Что я, не человек, что ли?
– И часто ты на выборы будешь ходить? Вот мамин брат за последние десять лет ни разу не ходил. Маму даже депутатом района избирали. Она его стыдит, а он говорит – мне это не нужно. И многие мужчины такие.
– Кому не нужно, тот пусть и не ходит, – упрямо возразил Игорь. – А лишать меня права голоса я никому не позволю.
– Да не расстраивайся, это просто экстремистки, – улыбнулась Лена. – Хочешь, зайдем в кафе, мороженого поедим? Или просто на улице, у разносчика купить?
– Давай у разносчика.
Игорь пригрелся в мобике, ему было приятно, что Лена – совсем рядом.
– Можно по парку покататься.
– Давай.
Лена включила на мобике сигнализацию «прогулочный режим» и со скоростью пять километров в час въехала в парк.
– Тебе какое? – остановившись у разносчика, спросила она.
– Ванильное, – со вздохом ответил Игорь. Он бы с большим удовольствием выпил пива, но предлагать это Лене постеснялся.
– Ванильное и шоколадное, – попросила девушка.
Игорь полез в карман за деньгами, но Лена остановила его:
– Ну что ты, сегодня я плачу. Ведь я же предложила.
Игорь покорно опустил руку.
– Может, тебя пивом угостить? – спросил он.
Лена удивленно взглянула на него.
– Нет, спасибо. Если хочешь, можешь взять себе.
– Да нет, я без тебя не буду.
Похрустывая мороженым, они покатились по аллеям парка.
– Какая у тебя красивая рубашечка, – сказала девушка.
– Мама подарила, – ответил Игорь. – А ты сама очень красивая.
– Правда? – притворно удивилась Лена. – Никогда бы не подумала.
– Да уж, – сказал Игорь.
Оба рассмеялись.
– А как твои папа и мама познакомились? – спросила Лена.
– Трудно сказать. Они учились вместе в университете. На последнем курсе мама предложила оформить отношения. Так и поженились.
– А у меня папа первый подошел к маме. Представляешь? Тогда это еще не было признаком дурного тона. Иногда женщина предлагала мужчине дружить, а иногда – мужчина. Полное равноправие.
– А мама что же?
– Мама сначала не соглашалась. Она была известная феминистка, а тут парень сам к ней подходит, да еще норовит в стерео заплатить за двоих. Но потом они поладили.
– Тебе, наверное, нравятся такие мужчины, как твой отец?
– Вообще-то да.
– Я не такой, – грустно сказал Игорь.
Потом он судорожно огляделся по сторонам, покраснел как рак, и вдруг решительно поцеловал Лену.
– О, а говоришь – не такой, – прошептала девушка.
«Что бы подумали обо мне папа с мамой и Максим, – тоскливо подумал Игорь. – Самому вешаться на шею девушке! Но что поделать, если она мне так нравится…»
Конец Пути
Велика, крепка и прозрачна была алмазная скала – тысяча шагов в длину, тысяча в ширину и столько же в высоту. Сияла она в свете солнца единым, монолитным кристаллом. Казалось, нет силы, способной повредить ей, нанести на незамутненную поверхность хотя бы малую царапину.
Раз в тысячу лет подходил к скале почтительный жрец в пурпурном одеянии – избранный из сотен тысяч достойных – и слегка касался ее рукой. И проводил он после этого весь остаток жизни в посте и молитве – ибо не каждый может оставить истинный след в истории мироздания. Тысячу тысяч таких скал источили до основания неисчислимые поколения жрецов. Небосвод поседел от дряхлости, и погасли звезды, а новые не зажглись, когда остался на земле один Бхима.
Был Бхима черноволос и желтолиц, а темные глаза его горели внутренним огнем. Хромал он на правую ногу, потому что была она короче левой. Голоса Бхимы не слышал никто – потому что не с кем было ему разговаривать и некого слушать.
Вечное солнце и дыхание Бхимы согревали мир – пустой и равнодушный. Только Бхима мог почувствовать свежесть весеннего ветра и душный зной пустыни, холод высокогорных следов и горячее дыхание земных недр, свежесть плода дынного дерева и обжигающую горечь перца. Только ему под силу было ощутить запах распускающихся весенних цветов и прелой листвы, морской соли и дымящейся на горных склонах серы.
Лишь один аромат не знал Бхима – дыхание смерти и запах трупа врага – ведь не было у Бхимы врагов. Не было у него и друга, спутника, собеседника – ведь в прошлой жизни был он драконом, пожиравшим миры, и не помнил мать свою, и отца – хотя ведал многое. А первое, что увидел он в этом воплощении – прекрасный цветок лотоса на водной глади, и себя – сидящим в нем.
Неспокоен был Бхима, сжигал его внутренний огонь, и жажда, и стремления. Восходил он к вершинам самых высоких гор, поднимался на величайшую гору Сумеру, и шагал в пропасть – но не падал камнем на острые скалы, а шел по воздуху, как по земле. Опускался он на дно океанов, надеясь найти там живое существо – но и в полной тьме глубин, где весь океан, казалось, давит на него, не встретил он ни одного ничтожнейшего создания.
Встречались в горах пещеры, полные алмазов и изумрудов, рубинов и бирюзы, плескалась волна на отмелях, розовеющих от кораллов, и вдосталь было жемчуга в потайных гротах, но никто не стерег сокровища – все они были во власти Бхимы.
Прекрасны были зеленые леса – без конца и без края, привольны степи, широки и полноводны реки. Снег сверкал на вершинах черных гор, и облака царственными башнями плыли по небу. Сверкали молнии, и гремел гром, шел дождь, и налетал ураган – но не понимал Бхима, зачем все эти чудеса ему одному.
Дымились высокие вулканы, и моря лавы исторгались из их недр. Ходил Бхима по раскаленным морям, ноги его обугливались, но не могла эта боль заглушить страдания его души.
Изнурял себя Бхима тысячелетними постами среди вечно цветущих садов – но только ярче разгорался его дух. Мог он взглядом разгонять облака и вызывать ураганы, двигать горы усилием воли, превращать тусклые камни в золото, а золото – в труху, но не радовало это Бхиму. Ибо не понимал он, для чего живет и страдает, для чего могущество его и боль. И сверкало в лучах солнца золото, и скрипел на зубах прах – но что золото, что прах оставляли Бхиму равнодушным.
Так внятны стали связи этого мира Бхиме, что, закрыв глаза, перемещался он за тысячу шагов от того места, где был прежде, и затем на тысячу тысяч шагов, и еще дальше. А потом и не закрывая глаз шагал он, куда ему хотелось – и расступалась ткань мироздания навстречу ему, подчиняясь его воле.
Не было в мире силы, неподвластной Бхиме. Только над собой он был не властен, и горько ему стало созерцать себя, и мир вокруг. Поднял Бхима руку, указал на солнце, и погасло сияющее светило. Погрузился во тьму мир, но не принесло это покоя Бхиме – ведь мог он на ощупь различать камни, и слышать шелест своих шагов по песку, и плеск волны – а больше звуков в мире не осталось.
Тогда создал Бхима из гранита колесо, начертав на нем: «Ом мани пад ме хум», и вращал это колесо так, что раскалилось оно, и сияло подобно солнцу, развеивая тьму на много тысяч шагов вокруг. Огненные буквы на колесе горели подобно алмазам.
Жаркий ветер шел от колеса, шелестели листья деревьев бодхи на этом ветру.
И в свете колеса, повторяя мантру, прозрел Бхима свои предыдущие воплощения и понял, почему не может умереть. Не заслужил он этого, ибо путь его был страшен – ведь воплощал он мировое зло, подчинял волю других, противился судьбе и предавался гордыне. Последним существом в мире остался он – не было для его духа другого пристанища.
Тогда впервые услышал мир голос Бхимы, произнесшего:
– Раскаиваюсь я в делах своих.
– Зачем скорбеть о том, что было и чего не было? – отозвался голос, Бхиме не принадлежавший, и этим удививший его несказанно. – Мир есть страдание, а желание – зло. Откажись от желаний – и станешь благ.
Так принял Бхима помощь извне, чего не бывало никогда прежде, от тех, кто уже прошел свою часть пути. Перестал он желать могущества, двигать взглядом горы, шагать через моря, отказался от всех сокровищ мира и от самого мира. Просветление снизошло на него, и последнее существо было избавлено от оков сансары – к вящей радости Бодхисатв. Отказался Бхима от деяний и вступил в Нирвану, последним из живых существ став Буддой и избавившись от страданий. Махакальпа закончилась, и Путь был завершен.
Плюшевые самураи
Приятели-контрабандисты считали Винсента Горшкова законченной мразью. А все оттого, что работал он обычно один, и только в страшных снах могло им привидеться, что возит Горшков из одного уголка Галактики в другой, скольких невинных обитателей мирных планет погубил он своим товаром. Ведь, если остальные контрабандисты просто зарабатывали деньги, Винсент якшался с разными подозрительными типами, рассуждал об эстетике нарушения закона, романтике разбойничьих троп и прочей ерунде. Да и других странностей у Горшкова хватало. А уж само имя…
– И почему тебя назвали Винсентом? – спрашивали товарищи. – Ты же, вроде, простой русский парень.
– Мама захотела. Имя ей очень понравилось, – неизменно отвечал тот.
– А отец что на это сказал?
– Папа сказал, что дуракам живется легче, – вздыхал Винсент.
Но дураком Горшков не был, да и вообще, репутации подонка, по большому счету, не заслужил, хотя с именем ему и правда не повезло. Просто рассуждал он больше, чем другие – а тех, кто много говорит не по делу, контрабандисты не слишком любят.
Незаконный промысел неплохо кормил Винсента. В свои двадцать семь лет он имел быстроходную космическую яхту, двухэтажную виллу на берегу Тихого океана в Южной Америке и даже двухкомнатную квартиру в Москве, где, собственно, и занимался бизнесом. Потому что контрабанда – не только полеты по бескрайнему космосу, стычки с пограничниками и торговля с доверчивыми туземцами. Что толку провезти запрещенный груз на строго охраняемую планету? Главное, чтобы за это хорошо заплатили…
Горшков умел вовремя и в нужном объеме подмазать пограничников и галактические патрули, найти общий язык даже с кабернойцами из созвездия Пегаса, которые откусывают протянутую для рукопожатия руку по локоть. Только в личной жизни у него не все ладилось, потому что нравились ему девушки романтичные, возвышенные – а от них добра не жди.
Марина была именно такой. Она работала консультантом в дорогом парфюмерном салоне и, в отличие от приятелей Винсента, не считала его подонком – ведь обо всех его делишках она не знала, – но и не любила его горячо. По мнению девушки, не было в Винсенте изюминки – если не считать необычного имени.
Когда они познакомились, Винсент заявил, что занимается поставками курского картофеля в страны средиземноморского бассейна. Не знал ведь тогда, что Марина станет для него самым дорогим человеком в жизни, и не посвятил в свои тайны. А потом признаться во лжи не мог – вспыльчивая и принципиальная Марина разорвала бы с ним всякие отношения в тот же день.
Никому не мог рассказать Винсент о тернистом пути контрабандиста. Как сложно улыбаться взяточникам, давать «на лапу» охране… И как замечательно красться к затерянной в поясе астероидов планете, на которой каждую ночь идут феерические метеоритные дожди, расцвечивающие огнями все небо!
* * *
Винсент спешил на свидание к Марине после двухнедельной отлучки, за время которой он успел побывать в созвездии Стрельца и на Дельте Гидры. У Эпсилона Стрельца он взял запрещенный товар – фосфорные шкурки местных тушканчиков, на Дельте Гидры скинул груз кольчатых червей с Сириуса. Теперь из шкурок тушканчиков строчили светящиеся шубы на подпольном заводе в Липецкой области, а яхту, получившую пробоину в трюме, латали на севастопольской верфи. За две недели Винсент заработал сорок две тысячи рублей и раздал в качестве взяток тридцать. Общий баланс положительный. Можно развернуться и не считать копейки. Как говорится, вторую квартиру в Москве не купишь, а две космические яхты человеку ни к чему.
В стеклянном киоске у станции метро «Павелецкая» Горшков купил букет из тридцати трех красных роз. Цветы были увиты синим пушистым мохом с Цирцеи. Девушке должно понравиться. Продавщица уверяла, что тому, кто преподнес бы ей такой букет, она не смогла бы отказать ни в чем. У Винсента было искушение тут же вручить букет ей и проверить, насколько беспринципна худенькая длинноносая девочка, но он любил Марину…
Присев на лавочку перед домом возлюбленной, Горшков уставился на столь дорогое его сердцу окно на четырнадцатом этаже, мимо которого нагло сновали скоростные воздушные катера. Минуту спустя он набрал номер девушки на универсальном коммуникаторе, отключив картинку. Заметит она его с первого взгляда на улицу? Если да – хороший признак.
– Выгляни в окно, моя нимфа!
– Винсент! – радостно откликнулась девушка. – Тюльпаны в такое время года – это так трогательно! Не то что розы. Некоторые еще заворачивают их в синий мох. Такой ужас, такая безвкусица – как в дешевом триллере…
Стройная фигурка маячила в полуоткрытом окне. Горшков скрипнул зубами. Хорошо, что у Марины не самое острое зрение, и сейчас она увидела то, что хотела видеть. Но что теперь делать с проклятым букетом? Длинноносенькая наверняка не сможет обменять его на букет тюльпанов, которых у нее сейчас просто нет. Осень…
– Я сейчас поднимусь, любимая!
– Хорошо, жду. Ты приехал надолго?
– Если хочешь, мы будем вместе целую неделю.
– Замечательно! Я как раз в отпуске! Свозишь меня на свою картофельную фабрику? Или на ферму – где вы клонируете свою картошку?
– Да, да, непременно. Съездим. Свожу. А сейчас я уже лечу к тебе. Лечу на крыльях любви!
Винсент поднялся с лавочки, напряженно размышляя, что делать с букетом, и едва не взлетел на самом деле. Двое громил подхватили его под руки, человек в неприметном сером костюме аккуратно забрал из рук цветы.
