скачать книгу бесплатно
Библиотекарь зябко повел обнаженными плечами, то ли от страха, то ли от холода. Куртку он снял и отдал Шеру, перед тем как заменить его в кресле. Скользя взглядами по полураздетой фигуре, занятые разборками с полицией охранники Края не заметили подмены. Но теперь Сандро предстояло расплатиться за доброе дело, ведь он даже не подозревал, насколько Шер нужен полицейским, когда утром подошел к капитану Пшесинскому.
– Он сбежал! – воскликнул полицейский, и посуда на столе зазвенела вдвое сильнее.
– Но далеко не ушел, – отозвался Край. – Скорее всего, он спрятался в одной из смежных комнат. Заприте дверь.
Засов жалобно взвизгнул, войдя в крепления.
– А с тобой, библиотекарь, я разберусь лично.
Край вытащил меч и двинулся к замершему Сандро, но был остановлен Пшесинским.
– Не время. И я все-таки представитель закона. Арестую его за ложный донос, и мало этому сектовому отродью не покажется.
– Сит капитан! – полицейский ткнул пальцем в сторону маленького окна. – Он мог…
– Он сильно ранен, – возразил Край. – Он не мог.
– Именем консула, немедленно откройте!
Многострадальная дверь опять содрогнулась, и в комнате воцарилась мертвая тишина. Только Тайная полиция из самого Циркуса могла говорить от имени консула. А иметь дело с Тайной полицией никто из присутствующих категорически не желал. Расторопный полицейский бросился открывать дверь, и вскоре в небольшой комнате стало совсем уж тесно. Отряд карабинеров с духовыми ружьями наперевес согнал и полицейских, и людей Края в угол, а в центр комнаты вышел офицер Тайной полиции в чине полковника. Высокий, лощеный, умный и очень опасный. Другие в означенном ведомстве не забирались так высоко по служебной лестнице, ибо ни положение в обществе, ни толстый кошелек не могли помочь в получении чина.
– Я, полковник Тайной полиции Йохан Свен, произвожу арест Дэмьена Тюремщика, известного также под именем добытчика Шера, по обвинению в государственной измене. Нами получены сведения о том, что сейчас он находится здесь. Выдайте его немедленно или за укрывательство государственного преступника будете расстреляны на месте. Именем консула.
На этих словах карабинеры дружно вскинули ружья и прицелились в сразу же запаниковавшую толпу. Сопротивляться Тайной полиции было немыслимо ни для простых полицейских, ни для отпетых бандитов Пасмурной зоны. Должно же быть что-то незыблемое в этом безумном мире.
– Не нужно торопиться, полковник.
Сандро сразу узнал этот чуть звенящий голос, но сначала не поверил. И лишь увидев Шера, замершего в дверном проеме, понял, что все происходит наяву. А тот, тяжело облокотившись на притолоку, громко и вызывающе объявил:
– Я – Дэмьен Тюремщик. И я сдаюсь.
* * *
Государственная измена была одним из немногих преступлений, за которые полагалась смертная казнь. Человечество понесло такие огромные потери в Темный период, что жизнь даже самого прожженного убийцы имела определенную цену. Таких чаще всего высылали на каторгу в железные рудники или угольные шахты; гнали для освоения новых территорий за пределами Города. А с государственными изменниками разговор был короткий. Никакого суда присяжных, никаких адвокатов. Закрытое заседание, формальное разбирательство, приговор, казнь. Единственным положительным моментом, который Дэмьен видел во всем этом (как бы противоестественно это ни звучало), была именно казнь. Вместо виселицы ему полагался расстрел.
Не то что бы государственная измена давала какие-то привилегии по сравнению с другими преступлениями, карающимися смертью. Просто совершить настоящую государственную измену имели возможность только высшие. Неизвестно сколько лет назад и по какой причине за представителями семейств, приближенных к трону консула, закрепилось это название. Возможно, какой-нибудь умник углядел в старой книге фразы «высший свет» или «высокопоставленный чиновник». А может быть, виной всего лишь расположение их многоэтажных особняков – на центральной возвышенности Циркуса, вокруг консульской резиденции.
Сквозь зарешеченное окно электромобиля Тайной полиции Дэмьен смотрел на проплывающий мимо пейзаж и почти вслух дивился несуразности мыслей, настойчиво лезущих в голову. Ему вообще-то полагается думать совершенно о другом. Хотя про высших вспомнилось неспроста. Мысленно он снова вернулся к немой сцене в комнате.
После его заявления молчание длилось, наверное, с минуту. Затем полковник Свен медленно поклонился, не опуская при этом глаз. Дэмьен буквально ощущал внимательный взгляд, пробежавший по его лицу и фигуре сверху вниз и обратно. Похоже, полковник сличал описание преступника со стоящим перед ним оригиналом. Как будто кто-то мог назваться его именем, чтобы быть казненным за государственную измену!
Наверное, за прошедшие одиннадцать лет Дэм действительно сильно изменился, потому что явно не удовлетворенный осмотром Свен то ли попросил, то ли приказал:
– Нам необходимо произвести идентификацию… хайсит[3 - High cit – высший гражданин.].
И сразу же за его спиной возник седой человек в простом сером сюртуке, без оружия, с небольшим деревянным ящиком в руках. Он подошел к Дэму без страха, лишь с детским любопытством, которым, несмотря на почтенный возраст, искрились его глаза. Очевидно, не каждый день производились аресты, подобные нынешнему.
– Позвольте вашу правую руку, хайсит Тюремщик.
Он достал из ящика дактилоскопический набор и ловко снял у Дэма отпечаток большого пальца. Затем вытащил из бокового отделения ящика стеклянную пластину, на которой явственно угадывался рисунок капиллярных линий, и аккуратно наложил на еще не высохший отпечаток. Свен достал из кармана небольшой фонарик и подсветил всю конструкцию снизу, внимательно сравнил наложенные друг на друга отпечатки и удовлетворенно кивнул.
– Ваша личность подтверждена. Прошу вас следовать за мной.
Они вышли на больничный двор, где уже собралась небольшая толпа любопытных. Больные, санитары, медсестры, просто зеваки молча смотрели на затянутых в черные мундиры Тайных полицейских, на не виданные многими духовые ружья, на полковника Свена, возглавляющего процессию… И, конечно же, на Дэмьена, шедшего в плотном кольце охраны. Он с удивлением ловил сочувственные шепотки, словно рябь пробегавшие по толпе. Кто-то вроде бы даже несколько раз всхлипнул. Но взгляд его почему-то задержался на крепко сложенном мужчине в желтой куртке санитара. Тот стоял чуть впереди остальных, буквально пожирая Дэмьена взглядом, и лишь на мгновенье перевел его на Свена. Тогда же Дэму показалось, что лощеный полковник коротко и почти незаметно санитару кивнул.
* * *
По мере того как электромобиль приближался к Циркусу, Дэмьен нетерпеливо ерзал на жестком сиденье, вызывая приступы бдительности у сидящего напротив охранника. Странно. Столько лет убегать, прятаться и теперь с каждой новой милей, словно молитву, повторять: «Быстрее, быстрее!» За окном то вблизи, то вдали мелькали аккуратные деревеньки Германского сектора с непременными красными черепичными крышами.
Строго говоря, Город не был настоящим старым городом, скорее, он походил на маленькую страну и состоял из двенадцати секторов, по числу культур Европы, которые секты решили выделить и неизвестно для чего увековечить. Британский, Франкский, Латинский, Русский, Балканский, Греческий, Славянский, Скандинавский, Италийский, Германский, Балтийский и Прочий. Между секторами были проложены Разделяющие пути. Двенадцать ровных широких дорог с пружинящим, как в Кольце, бордовым покрытием. Так что споров из-за границ никогда не возникало.
Сектора управлялись наместниками и имели собственные маленькие столицы, в которые силой инопланетной науки были перемещены самые известные архитектурные и культурные памятники из соответствующих стран. Дэмьен не раз бывал в столице Германского сектора. Если верить тому, чему его учили, то секты собрали в ней достопримечательности основных городов старой Германии и Австрии: Берлина, Кельна, Вены… А называлась новая столица просто – Герма. Другие столицы также получили названия от своих секторов: Ита, Брита, Лата, Балта, Франка, Проча… И только столица Русского сектора почему-то называлась Москва.
Но путь государственного преступника лежал в Циркус – столицу всего Города. А там… Попадет ли он во Дворец Правосудия, в тюрьму или все же сначала его ждет встреча с консулом, Дэму приходилось только гадать. И судя по приближающемуся нагромождению самых разномастных зданий, выстроившихся на трех поднимающихся одна над другой круговых террасах, скоро ему предстояло это выяснить. Кое-где дымили котельные, но основные заводы и фабрики были распределены по Секторам, так что воздух оставался довольно чистым. Дэмьен отметил, что храмов Единого стало больше. Высокие белокаменные здания (камень везли издалека) с острыми шпилями, на которых красовался символ Единения – шар, то тут, то там прокалывали низкое серое небо.
Едва дорога пошла вверх, взбираясь на первую террасу, как электромобиль беспощадно затрясло. Пружинящее покрытие закончилось, а выложенная людьми мостовая для железных колес оказалась настоящим испытанием. Чтобы делать резину, нужен был каучук: либо натуральный, либо полученный из нефти. Но за полтора века людям не удалось разведать ни одного нефтяного месторождения. Почти все они были выработаны еще до прихода сектов на Землю. И если карты спецхрана не врали, оставшиеся были очень далеко, на территории, населенной дикими варварами. И потому в Городе царствовал его величество пар.
Паровые машины несколько раз попадались электромобилю на Пути, а в Циркусе их стало гораздо больше. Конные экипажи тоже встречались нередко. А уж о велосипедах и говорить нечего: все велосипедные дорожки были забиты двух- и трехколесными моделями, снующими в обоих направлениях и радостно дребезжащими звонками.
А еще были трамваи отвратительного ядовито-охристого цвета. Они громыхали на каждой террасе по единственному круговому маршруту – больше гидроэлектростанция Рэны пока не могла позволить Городу. Это в далеких мечтах были электрички от Циркуса до столиц всех Секторов. Но две угольные электростанции, на строительство которых еще пять лет назад угрохали сектову тучу реалов, до сих пор не дымили своими уродливыми трубами.
Поскольку электромобиль был еще диковинкой и встречался либо в гаражах особо важных персон, либо у силовых ведомств, дорогу ему уступали, едва увидев и с большим рвением. Ни одному водителю механических или живых лошадиных сил не хотелось стать причиной его трубного, немного жутковатого сигнала. Поэтому дорога по Циркусу не заняла много времени.
Увидев за окном очертания Высокой площади, расположившейся в центре третьей террасы, Дэмьен замер в ожидании. Налево или направо? Если налево… Налево. Значит, он все-таки пожелал видеть Дэмьена перед расстрелом. Ну что ж, хайсит консул, встречай своего изменника.
* * *
Первым, что бросилось в глаза Дэмьену, когда он со скованными за спиной руками вышел на залитую пронзительным солнечным светом мостовую, была охрана. Он смотрел на высокую гранитную лестницу, ведущую к массивным дверям резиденции консула, и мог только гадать о причине такого столпотворения карабинеров. Они стояли по двое чуть не на каждой ступеньке, так что поднимался Дэм, будто проходил сквозь строй. Теперь стало понятно, почему молоденький лейтенант Тайной полиции, почти извиняясь взглядом, заковал его в наручники, перед тем как распахнуть дверь электромобиля.
Консул боялся. И от этого Дэмьену становилось не по себе. Что могло напугать человека, которого он с детства полагал совершенно бесстрашным? Нет, когда Дэм повзрослел, ему все-таки выпал шанс узнать, чего до зубовного скрежета боится прославленный правитель. Но сейчас дело было явно в другом. Пока Дэм в сопровождении лейтенанта, двух охранников и полковника Свена поднимался по лестнице под бдительными взглядами карабинеров и гадал, что происходит в Циркусе, дубовые двери резиденции открылись. Из них пулей выскочил мальчишка лет пяти, пытаясь убежать от двух переполошенных нянек.
С криками «Маленький хайсит, вернитесь! Ваш дедушка запретил!» они пытались сравниться в скорости с егозливым озорником, который буквально катился вниз по ступенькам. Няньки причитали и умоляли карабинеров остановить неугомонное торнадо, но то ли приказ у тех был не шевелиться, то ли боялись высокородных родителей шалопая, однако с места не стронулся ни один.
Их разделяло не больше десяти ступеней, когда, оглянувшись на свою охрану, Дэмьен заподозрил неладное. Благоговение, проступившее на лице лейтенантика, расставило все по своим местам. Рассмеявшись про себя, Дэм отметил фамильную блондинистость младшей почки консульского древа, а также скверный характер.
В это время мальчишка, занятый показыванием языка запыхавшейся погоне, поскользнулся на одной из ступенек и быстро заперебирал ногами, пытаясь сохранить равновесие. Реакция Дэмьена всегда была предметом зависти многих. Он подпрыгнул и, проскочив ногами в кольцо скованных рук, выставил их перед собой. Раненое плечо взорвалось болью, и Дэм почувствовал, как промокает наложенная повязка. Зато мальчишка был схвачен за расшитую лентами курточку еще до того, как закувыркался вниз по ступеням.
– И куда же ты собрался? – Дэмьен рад был отвлечься от жжения в незатянувшейся до конца ране, наблюдая за его упорными, хоть и безрезультатными попытками освободиться.
– Отпусти быстло! – потребовал малолетний беглец, убедившись в бесполезности физического сопротивления. Затем тряхнул белыми кудряшками и решительно продолжил: – Я маму позову, и тебя накажут! Знаешь, кто моя мама?!
«Мама. Вот, значит, как, – подумал Дэмьен, с удивлением ощущая жаркую волну бросившейся в лицо крови. – Мама…»
То, что мальчишка не пригрозил дедом, говорило о многом. Например, о том, что…
Цепочку его рассуждений прервала тишина. Она сгустилась так, что, казалось, звуки попросту застряли в воздухе, так и не долетев до пункта назначения. Быстро оглядевшись, Дэмьен обнаружил себя в ощетинившемся ружьями кольце карабинеров и агентов Тайной полиции. На их бледных лицах вместе с каплями пота проступал настоящий смертельный ужас. Откуда-то из-за напряженных спин донесся полуплач-полузавывание нянек.
Смутное понимание ситуации превратилось в кристально ясное, когда полковник Свен, подняв руку в останавливающем жесте, чуть охрипшим голосом обратился к Дэму:
– Взятие заложника не поможет вам, хайсит. Даже если этот заложник – внук консула. Переговоров не будет. Прошу, не усугубляйте своего положения, отпустите мальчика.
– Вряд ли мое положение можно усугубить, – машинально ответил Дэм и подивился про себя тому, как превратно порой люди понимают чужие поступки.
Он почти всерьез задумался, не поводить ли за нос всю честную компанию, но откровенная паника в глазах молоденького лейтенанта заставила отказаться от этой идеи. Так бояться можно только за свою жизнь и за жизнь близких. Похоже, за время его отсутствия консул расширил список каравшихся смертью проступков.
Дэмьен медленно отпустил мальчика и, подтолкнув по направлению к Свену, произнес:
– Чтобы я причинил вред ребенку? Вы меня с кем-то спутали, полковник. Я – Тюремщик, а не палач.
При этих словах странная тень пробежала по лицу полицейского, но он быстро вернул ему невозмутимое выражение и передал мальчика подбежавшим с причитаниями нянькам.
– Как тебя зовут, герой? – крикнул Дэм, игнорируя упирающиеся в спину ружейные стволы.
Мальчишка ловко вывернулся из-под руки старшей няньки и, гордо задрав подбородок, сообщил:
– Меня зовут Дэмьен!
* * *
Подъем по оставшимся ступеням проплыл мимо сознания, и Тюремщик вынырнул из глубин памяти только при входе в зал аудиенций. Беглый взгляд подсказал, что за последние одиннадцать лет он ничуть не изменился. Те же затянутые бордовым стены, тот же паркет (кажется, взятый из Лувра), те же огромные хрустальные люстры, буквально пожирающие электричество, то же возвышение, к которому ведут пять широких ступеней… Тот же старый трон Первого консула – самое обычное офисное кресло на колесиках, которые меняли уже не один десяток раз, так же как и обивку.
И консул, сидящий на троне, – прежний. Квентин Арпад. Он почти не изменился. Даже седины в висках заметно не было. Возможно, виной этому природный светло-пепельный цвет его густой не по возрасту шевелюры. Морщин тоже добавилось не слишком. И глаза… Дэмьен хорошо помнил выражение этих глаз, когда мудрый и справедливый консул выпускал в него пули одну за одной. Вот и сейчас Квентин Арпад смотрел так, будто вместо зрачков у него лазерные прицелы. В общем все было по-старому.
А вот вооруженная охрана вдоль стен и три (!) видеокамеры – это что-то новенькое. Так же, как и два человека, сидящие рядом с консулом. Вернее, они тоже были старые – около шестидесяти. Но то, что им позволено здесь находиться… Раньше на своем возвышении за массивным столом консул восседал в гордом одиночестве. Все остальные располагались в зависимости от ранга на ступенях, плотно заставленных креслами, которые были куда богаче консульского. Кажется, тоже из Лувра.
Так было раньше, а теперь… Слева от консула, сложив холеные руки в молитвенном жесте, сидел епископ. Как полагается, в белой мантии и шапочке, с большим золотым шаром – символом Единого на массивной цепи. Дэмьен не помнил этого человека и знакомиться желания не испытывал. Хотя то, что консул позволил главе церкви Единого присутствовать на их встрече… Вообще-то Дэм полагал, что консул будет один. Хотя третий участник аудиенции вопросов не вызывал.
Государственный изменник взглянул на первого министра Города, и сердце защемило сильнее, чем раненое плечо. Так мог бы выглядеть отец, будь он жив. Бертран Тюремщик родился позже отца Дэмьена ровно на четыре минуты, и это решило его судьбу. По закону рода Тюремщиков главой дома и первым министром становится младший сын, а не старший, как принято в других высших домах. Именно поэтому дядя Бертран сидит по правую руку от консула, а отец…
– На колени!
Слегка надтреснутый, но все еще сильный голос Квентина Арпада прозвучал впечатляюще. «И все-таки в этом зале прекрасная акустика, – невпопад подумалось Дэмьену, прежде чем до него дошел смысл вроде бы простого приказа. – На колени? Он сказал «на колени?!»
За год, который Дэму пришлось провести в Пасмурной зоне, он слышал о консуле Квентине много самого разного. Одни утверждали, что правитель благодаря постоянному приему экса превратился в совершенную развалину, другие – что, напротив, вернул себе молодость. Что держит наместников в ежовых рукавицах и что дает им слишком много воли… Что всеми силами противится прогрессу и что тратит баснословные средства на поиски Потерянной библиотеки… Говорили о жесткости и упрямстве, о переменчивости настроений, о тяге к роскоши… Но ни один даже самый грязный язык не называл его злобствующим самодуром.
Дэмьен назвал.
Терять ему было совершенно нечего. И потому Дэм, справедливо опасаясь, что его могут заткнуть в любой момент, быстро изложил свои взгляды на «негативные изменения во внутренней и внешней политике, а также очевидную смену формы правления с конституционной монархии на самую откровенную низкопробную диктатуру». Чувствуя прилив адреналина и подступающий кайф, он минут пять раскладывал по полочкам все ошибки и промахи кабинета министров и лично хайсита консула.
«Кажется, я становлюсь похожим на этого мальчишку-библиотекаря, – подумал Дэм, завершая свою пламенную речь особенно критическим пассажем. – Интересно, справедливый консул пристрелит меня сразу или сначала прикажет поставить на колени?»
Когда волна адреналина схлынула и кайф перестал туманить глаза, Дэм увидел наконец, какую реакцию возымело его выступление. Лицо незнакомого епископа приобрело красно-кирпичный цвет, особенно выделяющийся на фоне белых одеяний. Дядя Бертран побледнел и закатил глаза к потолку. Дэм мог бы поклясться, что слышит его возмущенный возглас: «Что ты творишь, идиот!» Тут Дэмьену стало не по себе от мысли, что он зашел слишком далеко, и теперь из-за него пострадает весь дом Тюремщиков. А ведь дядя не только официально усыновил Дэма после смерти родителей, но и вовсе не делал различий между приемышем и родными детьми. И вот как Дэмьен отблагодарил его…
– Такой же наглец, как и одиннадцать лет назад, верно, Бертран? – вопреки предположениям Дэма лицо консула выражало лишь легкое любопытство.
– Боюсь, он стал еще наглее, хайсит.
Кажется, дядя слегка успокоился, видя, что консул не бьется в припадке ярости.
– Но ведь это хороший признак, верно? – правитель вопросительно поднял бровь. – Как скоро ты сможешь оценить его состояние, Бертран?
– Думаю, ночи будет достаточно.
– Хорошо. Надеюсь, завтра все закончится, мой старый друг.
– Если только… – Бертран смотрел куда угодно, только не на Дэма. – Если только он согласится.
В отличие от дяди, консул глаз с государственного изменника не спускал, и потому Дэмьен заметил, как застарелая ненависть затянула их темно-серой поволокой. Впрочем, это могло лишь показаться из-за мигания огромных люстр. Похоже, в Циркусе опять начались перебои с электричеством.
– Дэмьен Тюремщик, – консул поднял со стола какой-то документ и махнул им в сторону Дэма. – Это подписанный мною одиннадцать лет назад смертный приговор за государственную измену. Твой приговор. А вот это…
Консул медленно вынул из папки другую бумагу.
– А вот это помилование, которое я еще не подписал. Твое помилование. И только тебе решать, поставлю ли я под ним свою подпись или нет.
– Не стоит делать из Циркуса цирк, хайсит консул! – фыркнул «такой же наглец». – Скажите просто, чего вы от меня хотите?
Квентин Арпад переглянулся с первым министром и разрешающе кивнул.
– Мы хотим, – громко и отчетливо произнес Бертран Тюремщик, – чтобы ты выполнил долг, возложенный на наш род со времен Первого консула. Если ты готов, разумеется. Так ты готов?
Дэмьен молчал, пытаясь осознать услышанное. Нет, каждое слово было сказано на общем и имело абсолютно конкретный смысл. Но фразу целиком переварить никак не удавалось, и вместо ответа с языка срывались лишь вопросы:
– Почему сейчас? Ты болен, дядя? А как же Марк? Оливер? Почему не они? Почему я?
Дэмьен впился в дядю взглядом, пытаясь отыскать признаки поразившего того недуга. На какой-то момент окружающие перестали для них существовать, оставляя двух Тюремщиков наедине в огромном зале.
Бертран тяжело вздохнул и начал пояснения:
– Я не болен, Дэм. Но моя Камера… Она ведет себя очень странно. Месяца три назад я обнаружил на ней первые трещины. И теперь с каждым днем прибавляются новые и ширятся старые. Боюсь, что совсем скоро я не смогу удержать его. И тогда…
– И тогда он выйдет, а ты…
– А я уйду. Даже если забыть о том, что я не смогу до конца исполнить наш великий долг… Честно говоря, я пока не готов умирать, да еще таким скверным способом.
Дэмьена начало ощутимо потряхивать, а Пустота в Комнате завыла в томительном предвкушении. Неужели этому суждено свершиться? Неужели… Однако оставшиеся вопросы все еще не давали поверить в чудо.
– Но я же побочная ветвь! А как же Марк? Оливер? Почему ты не можешь передать заключенного им?
– Ты разучился считать, мальчик мой? Оливеру всего лишь тринадцать! Он станет настоящим Тюремщиком только через годы, а речь идет о днях!
– А Марк? – с фамильным упрямством не сдавался Дэмьен, хоть всем своим существом жаждал, чтобы и старший кузен оказался не годен.
– Марк… Грасса сгубила его разум и волю. Он не удержит заключенного даже пару недель. Когда пошли слухи, что ты жив и прячешься в Пасмурной зоне… Я… Это было таким облегчением! Последний месяц агенты Тайной полиции постоянно следили за тобой. Даже сделали несколько снимков. Не слишком удачных. Ты изменился, мальчик мой, и я боялся поверить, боялся ошибиться. Но последнее фото, самое крупное и четкое, мы получили сегодня рано утром. И тогда стало действительно ясно, что ты – это ты.
– Но, дядя, я ведь не учился… Меня не готовили… Я… Я согласен!
– Не ждал от тебя другого, – хмыкнул консул, возвращая Дэмьена в привычный мир. – Забирай его, Бертран. Если он в порядке – утром начнешь процедуру перевода. Ах да…
