Не верь мне

– Давно ты здесь? – спросил Антон.

– Сколько я себя помню… – тихо повторила Элиза.

Антон молчал.

– Ты хочешь остаться человеком? – неожиданно спросила девушка, словно прочитав мысли Антона.

– Как… Как ты узнала?

Элиза вздохнула, оторвалась от окна и села на диван напротив Антона.

– На мне тоже лежит проклятье, но оно не властно надо мной.

– Как тебе это удалось?

– Любовь. Только любовь. Ты любишь кого-нибудь, Антон? – Элиза прищурилась. – Любишь? По-настоящему?

– Д-да, люблю, – неуверенно сказал Антон.

– Вот и люби, – Элиза смотрела ему прямо в глаза. – И, если твоя любовь взаимна, ты останешься человеком.

– Так просто?

– Просто? – Элиза улыбнулась. – Ты сказал просто? Любить – это не просто. Посмотри. Посмотри на него, – она махнула рукой в сторону волка, – он не боиться любить. Если в твоем сердце живет такая же сильная любовь как в нем или во мне, то ты останешься человеком. Просто будь честен с самим собой.

– Где он? Тот, которого ты любишь?

– Он был одним из охотников. Я не знаю, почему он спас меня, я не знаю, что он увидел во мне. Я очнулась, вот как ты, на этой кровати, а он стоял напротив и просто смотрел. Очень пристально, как будто фотографировал меня на память. Мы провели вместе 7 дней. Это были самые лучшие дни в моей жизни. И я была как ты, мне было страшно становиться зверем, я хотела остаться человеком. «Здесь ты всегда будешь в безопасности, – сказал он однажды, – здесь всегда идет снег. Он скроет твои следы….» Он ушел, оставив меня со своим волком. Я должна была обратиться, но этого так и не произошло. Прошло несколько полных лун, но я осталась человеком. Я хранила в памяти наши дни, наши ночи, и меня не терзал звериный голод, тело не покрывалось шерстью. И теперь я знаю, что спасло меня от проклятья. Любовь. Любовь, которая была. Любовь, в которую я верю.

Но все же луна имеет надо мной силу. Во время полнолуния я не могу сомкнуть глаз, я остро чувствую запахи, я слышу все звуки леса, слышу, как пульсирует сердце белки, пробегающей мимо моего дома. Во сне я слышу окрики охотников и стоны умирающих оборотней. Тех самых проклятых, которые убивают. Тех самых проклятых, которой не стала я и которым скоро станешь ты. Если в твоем сердце нет любви… А теперь иди.

– Элиза, пойдем со мной. Ты же не можешь здесь оставаться.

– Могу. Знаешь, этот снег – это мой дом. Я не могу жить в другом месте.

Антон встал с кровати, обулся. Бросив последний взгляд на волка, он вышел на морозный воздух. Он ступал по скрипучему снегу, кутаясь в рукава куртки, и вот постепенно из-под снега начала показываться земля. Он обернулся. Элиза смотрела ему вслед, кутаясь в полушубок. Волк сидел у ее ног.

***

Он снова был человеком. Антон шел по полю, под ногами хлюпала черная земля.

– Средний потенциал… Сука. – его охватила злость. – Какая же ты сука, Василиса.

Злость и боль охватывали его все сильнее. Он шел, не разбирая дороги, он не знал, где он находится.

– Сука! – закричал он. И надрывая голос, кричал безмолвным деревьям, предрассветному небу, его крик отдавался эхом в тишине.

– Су-у-ка!

Он подвернул ногу и упал на землю. Отирая грязь с лица, он думал о тои, что есть только одно место, где он может спастись.

***

– Антон, что с тобой случилось? – Алена в ужасе смотрела на его покрытое грязью лицо, не его запачканную одежду.

– Можно мне войти? – спросил Антон охрипшим голосом.

– Да, конечно, проходи, но… С тобой все в порядке? Тебе надо умыться…

Он вошел в дом, где бывал очень много раз, и каждый из них чувствовал себя желанным гостем. Стеллаж, стоящий в коридоре, украшали безделушки: вазочки, ракушки, камушки. Чугунную, под старину, вешалку, украшали разнообразные шарфы и накидки. Легкий аромат сухих лепестков создавал ощущение уюта и тонкой красоты, которой, казалось был насыщен весь дом.

Алена собиралась на работу. Ее еще влажные волосы были рассыпаны по плечам, бардовый халат с легким кружевом, наброшенный после душа, открывал белую шею и ключицы. Антон подумал, что еще никогда не видел ее такой соблазнительной.

– Что с тобой случилось? – спрашивала она, когда Антон принял душ и кое-как поел. Он не мог смотреть на человеческую еду, но Алена так хлопотала вокруг него, что он молча проглотил кашу, котлеты и пару бутербродов. Теперь она обрабатывала его ссадины, осторожно прикасаясь ватным диском к его лицу.

– Я заблудился, Ален. Я очень сильно заблудился, – он обхватил девушку руками за талию и уткнулся лицом в знакомое и родное тело. Алена обхватила руками его голову, прижала к себе, но потом, как будто вспомнив о чем-то, оттолкнула его и вырвалась из его рук. Теперь Антон обнимал пустоту. Сердце летело в пропасть.

Алена села напротив него, обхватила его лицо руками и почти вплотную приблизилась к нему.

– Посмотри, Антон… – сказала она, – посмотри на меня. В глаза мне посмотри… – ее губы едва шевелились. – Ты видишь какую боль причинил мне? Ты чувствуешь это?

Антон был не в силах вынести ее взгляд. Он отвел глаза, а Алена резко встала и вышла в комнату. Она плакала.

Антон сидел, погруженный в свои мысли. Если бы кто-нибудь сейчас увидел его со стороны, он бы сказал: «Внутри этого молодого человека бушует цунами. Он изо всех сил борется с чем-то, что неподвластно его воле».

Звонок телефона вывел Антона из оцепенения. Алена быстро поговорила с кем-то и вышла к Антону. Ее веки слегка припухли.

– Антон, мне надо собираться на работу. Ты можешь остаться здесь, а вечером мы поговорим.

Антон обреченно смотрел на девушку.

– Иди ко мне, – сказал он

– Что?

– Подойди…

– Антон, не сейчас, давай до вечера.

Антон рывком подскочил к девушке и прижал к себе. Он гладил ее по волосам в каком-то судорожном отчаянии, сжимал в руках ее хрупкие плечи, вдыхал запах ее кожи.

– Алена, родная, я люблю тебя, – зашептал он ей на ухо. – Прости, прости, милая, за всю боль, которую причинил, прости. Я ошибся, сильно ошибся. Для меня существуешь только ты. Ты – моя. Моя любимая, моя единственная. Я люблю тебя, люблю…

С этими словами он начал покрывать поцелуями ее лицо, веки, запустил руки в густые волосы. Он нашел губами ее губы и утонул в этом прикосновении. Он нащупал пояс халата и, потянув за край, одним движением распустил его, прикоснулся к обнаженной бархатной коже. Он оторвался от ее губ, он уже не помнил себя. Он целовал ее лицо, ее шею, опускаясь все ниже и ниже, туда, где мягкая, податливая плоть с готовностью отвечала на его ласки. Он прикоснулся губами к груди, жаркая волна охватила его. Он обхватил девушку руками…

И вонзил клыки в белоснежную кожу.

***

«Меня зовут Антон, я оборотень, и я хожу по улицам Москвы…»