Болевые точки

– Зачем? – удивлённо вскинул брови Мишка.

– Лозу резать.

– Зачем?

– Корзинки плести.

– Зачем?

– На рынке продавать! По пятнадцать гривен корзинка, – Юрок смотрел в кастрюлю.

Зрители созерцали молча и с восторгом.

– Вот же жук! Я же тоже умею плести корзинки! – ловким движением Мишка извлёк из кармана спецовки «зоновский» нож-«выкидуху», щёлкнул лезвием и в момент выбежал из флигеля, крикнув на ходу, чтобы ему оставили тарелку супа.

– Вот вместе и пообедаете! Друзья-товарищи! – произнёс Юрка, и его слова потонули в дружеском ржании дежурной смены охраны.

Храмовый праздник

Когда в коллективе появляется новичок, все с интересом его разглядывают. Оно и верно. Что за счастье ты нам принёс? А может, беду? В любом случае интерес неподдельный, самый что ни на есть интерес!

На испытательную станцию взяли молодого парня из города, на должность водителя автомобиля «ГАЗ-66Т». Высокая такая машина-вездеход, с кунгом-«вахтовкой».

Парнишка совсем молодой. Двадцать один год. Закончил среднюю школу, школу ДОСААФ. Отдал долг Родине в два года воинской срочной службы. Вернулся домой, а страны-то уж и нет. Есть новое государство. Суверенное и независимое.

Родной дядя подсобил в трудоустройстве на испытательную станцию водителем. Мол, пока поучись автомобиль водить, а уж после в автопредприятие на «дальнобой». Биография проста и неказиста, впрочем, как и сам отпрыск.

Юрок был на смене и первым узрел нового члена коллектива.

– Здорово! – по-приятельски и запанибрата протянул руку первым.

– Здравствуйте! – смутившись, привстал со скамьи, что в курилке, новенький.

– Меня Юрок зовут! – представился охранник.

– Вадим.

– Ты к нам водителем! – уважительно и с напускной завистью повёл беседу Юрок.

– Ну да! – всё ещё не в силах преодолеть смущение, односложно отвечал парнишка.

– Водитель – это здорово! И машина – зверь! И бензин всегда списать можно!

Вадим понимал, что вхождение в коллектив требует определённого времени на осмотреться. Новые знакомства – неотъемлемая часть того, что называется «влиться в коллектив».

– Слушай! Ты на обед к нам во флигель приходи. Да не тушуйся! Я тебя со всеми мужиками нашими познакомлю! У нас тут всё тихо-мирно! По-семейному, так сказать.

Вадим слушал нового знакомого и понимал, что Юрок ему безумно симпатичен.

В обеденный перерыв Юрок представил Вадима обществу охраны и других работников станции. Коллектив Вадиму понравился.

Когда курили с Юрком на скамейке у флигеля, тот вдруг предложил Вадиму наведаться во вторник к Юрке в деревню.

– У нас в деревне храмовый праздник.

Вадим удивлённо посмотрел на собеседника, мол, как это.

– Вот вы, городские! – с укоризной и нотками обиды молвил Юрок.– В деревне есть храм. Ну, церковь, по-вашему. И если храм, как у нас, Святого Покрова, то и праздник церковный является для деревни большим событием. Приезжают родственники, друзья. В общем, гостем у меня будешь. Жену с собою привози.

– Так не женат ещё.

– Тогда сам приезжай! Всё! Замётано! Жду тебя в гости!

– Так, это…– начал Вадим.

– Без возражений! Коли тебя на храмовый праздник зовут, грех большой не поехать.

– Так я же на работе завтра! – опомнился Вадим.

– Так ты после работы и приезжай! Покушаешь, поглядишь, как живу. Спиртное пить тебе не дам, так как ты за рулём. Но если заночуешь у меня, тогда можно и по три рюмки пропустить за святой праздник! – Юрок осенил себя крестным знамением.

Вадим смотрел на этого чудаковатого дядечку с неподдельным интересом.

– Только это… – Юрок заговорщицки перешёл на шёпот, – брательник у меня есть. Мы с ним как две капли воды похожи. Мамка, и та нас всю дорогу путает. Два различия у нас с ним. Он у меня молчун и такой нелюдимый. А я вот общительный. У меня волосы пробором направо, а у него налево. Так и живём. Я в деревне, а он в городе. Завтра приедет! Увидишь!

Вадим до вечера был на станции. К вечеру вернулся в город. Помня о приглашении в гости, предупредил мать, что задержится завтра. Причин не объяснял, к чему?

Когда он приехал утром на станцию, то вчерашняя смена охраны уже разъехалась по домам. Один Юрок ждал Вадима у флигеля.

– Вадька! Дружаня ты мой сердешный! Я же тебе дорогу не рассказал!

– Ну да…

– Вот смотри! Когда с дороги в деревню въедешь, то по улице прямо. После к колодцу, а там до конца налево. Доедешь до огромного дуба, и слева дом с шиферной крышей. Вот там я и живу! – не давая Вадиму опомниться, тараторил Юрок.

– Я не заблужусь, – заверил Вадим Юрка.

– Ну! До вечера! Поеду, а то брат уже приехал, а я всё на работе.

***

День для Вадима прошёл в поездках между станцией и соседними деревнями. Возил бригаду лесорубов на участок порубки. В общем, рутина.

После работы он ехал к Юрку в гости. Дом нашёл практически сразу. Юрок настолько точно описал маршрут, что Вадиму особо и плутать не пришлось. Остановившись у ворот дома под шиферной крышей, он вышел из автомобиля и направился к высокой глухой калитке из дерева.

Юрок, завидев автомобиль Вадима в окошко, бросился к стулу и натянул на себя серые, видавшие лучшие времена, шерстяные брюки. Накинув на себя рубаху с широким воротом, он тщательно перечесал пробор волос на голове, на другую сторону. Выскочив в холодную веранду, он опустил вперёд плечи и двинулся медленным шагом к калитке. Открыв массивную дверь, увидел Вадима.

– Здравствуйте! – важно и медленно поздоровался он с гостем. – Вам кого?

Вадим опешил. Перед ним стоял Юрок, но вроде и не он.

– Я к Юре! – опомнился он после короткого замешательства.

– А… – протянул звук Юрок и, покашляв для солидности, через паузу добавив, – сейчас позову! – закрыл калитку перед гостем.

«Юрок! Юрок!» – услышал Вадим из-за глухого забора. «Там хлопец к тебе!»

Сам же Юрка прожогом влетел в горницу, где на ходу стаскивал с себя рубаху и брюки.

Быстро одевшись в иные одежды, перечесав пробор на другую, свою, сторону, он схватил в охапку одежду «брата», выбежал на веранду и сунул свёртком за стол с холодными закусками. Выскочив на крыльцо, Юрка бегом подбежал к калитке и рванул её на себя.

– О! Какой гость пожаловал! Заходи, дружаня! Ты с ночёвкой или так? – затаскивал он во двор оторопевшего от неожиданности Вадима.

– Пойдём скорее за стол! А то жена с тёщей у соседей, так мы с тобою и вдвоём посидим!

– А брат как же? – спросил Вадим.

– Я же тебе говорил! Он людей стесняется. Не любит он эти посиделки. Пошёл пахоту на огороде смотреть.

Стол с закусками в горнице был богат крестьянской снедью. Тарелки с нарезанными кусочками буженины, сала, маринованными огурцами и помидорами. Холодец в огромной миске радовал глаз белёсым застывшим жиром. Варёный картофель был щедро полит шкварками. Колечками покоилась на блюде свиная жареная колбаска, рядом блюдо с кровяной колбасой. В отдельной глубокой тарелке – куски варёной говядины.

У Вадима разбежались глаза от разносолов на столе.

– Давай за стол! А то пока они там по соседям, ты и с голоду помрёшь! Садись-ка, вот тебе вилка.

Вадим сидел перед столом с яствами. Слюна выделялась стаканами. Но странное дело! На столе не было тарелок.

– Ты без стеснения! Что на тебя смотрит, то и бери! У нас, крестьян, всё просто! Без буржуйского налёту!

Юрок взял рюмку и налил в неё самогон.

– Ну, бывай, браток! С праздничком! – опрокинул в рот содержимое.

Вадим чувствовал себя неловко. Что ни говори, а кушать из общей посуды он не привык.

– Юра, мне бы тарелку, а то я…

– Ха! Тарелку! – загоготал Юрок. – Нету! Всё же под продуктами! Но, – он на секунду задумался и тут же метнулся к печке, – во! Не тарелка, но всё ж!

Юрка поставил перед Вадимом средних размеров чугунную сковороду.

– Валяй сюда!

Тут он себя хлопнул по лбу ладошкой.

– Совсем забыл! Телёнку воды дать нужно! Ты сиди рубай, а я сейчас!

Моментально испарившись из-за стола, он через десять секунд уже был на веранде, где переоблачался в «брата».

Ещё через минуту он уже важно входил в переднюю комнату.

– Кушайте! Кушайте! Оно ж праздник! А где Юрок?

– Телёнка поить пошёл.

– А! То добре! Телёнка надо поить, бо квёлый он у нас. Корова, што его родила, совсем никакуща, но то ладно! Вы кушайте! Вы ж гость!

С этими словами «брат» вышел из передней в холодную веранду.

Через минуту в комнату влетел Юрок.

– Чё, брат заходил?

– Ага! Вы с ним так похожи, я только по одежде и пробору и различаю. Ну, ещё он ходит по-другому и говорит медленно…

– Ну да! – Юрок наливал себе в рюмку самогон. – Он же ещё в школе менингитом переболел, так и стал таким.

Рюмка опорожнилась сама собою, чуть коснувшись рта радушного хозяина.

Вадим аккуратно кушал мясо со сковороды.

– Он же у меня сидел на зоне.

– За что? – поднял округлившиеся глаза Вадим.

– Так у него ж после менингита завихрения в мозгу. Если рюмку выпьет, то всё! Кранты! Кто рядом будет, того и порешит. Беспощадный он у меня. И кровожадный. Почитай уж лет семь, как с зоны пришёл, так и не пьёт.

– Вот оно что…

– Да ты не серчай! Он трезвенник! Вот же голова садовая! Собаку не покормил! Ты кушай! Я быстро…

Понятное дело, что через минуту к столу подошёл «брат».

Молча взял бутылку с самогоном и наполнил гранёный стакан до краю.

Вадим смотрел на него, не зная, что делать.

Тот молча влил в себя содержимое стакана и, выдохнув в сторону, взял с тарелки помидор. Смачно вцепившись в него зубами, он расправился с маринованным овощем в секунду.

Вадим смотрел на «брата» ошалелыми глазами.

– Это… Вам же нельзя! – тихо выговорил он то, что первым пришло на ум.

– Ты хто? – не мигая, вопрошал «брат».

– Гость Юры, – так же тихо отвечал Вадим.

– Так это твой гроб на колёсах возле двора?

– Мой.

– Сейчас в село поедем. Дело у меня там есть.

Вадим похолодел от данной перспективы. Ещё когда «брат» взял стакан в руку, он хотел выскользнуть из-за стола, но теперь было поздно.

– Юрка! – вдруг зарычал «брат». – Гад! Порешу! Я што, зазря зону топтал? Вот ты мне скажи! Гость! В *опе гвоздь! Что я, зря по «мокрому» делу срок тащил?

Вадима сковал страх. Он желал только одного: поскорее выбраться из этого «гостеприимного» дома.

– Так! Я сейчас Юрку позову, и узнаем, что ты за птица такая! – он медленно двинулся к двери.

Услышав, как во дворе «брат» зовёт Юрку, Вадим опрометью бросился на выход, а после к калитке. В кабине своего «ГАЗ-66Т» он оказался в три прыжка. Вездеход, взревев двигателем, рванул с места, только пыль пошла столбом.

***

На следующее утро Вадим приехал на работу и рассказывал мужикам о своём приключении. Те гоготали и крутили пальцем у виска.

– Ты чё, парень! У Юрки две сестры старших! Никакого брата отродясь не было у него.

– Ну как же не было, когда я своими глазами видел его? И на зоне он сидел! У него ещё менингит был в школьном возрасте.

Вадим распалился и не на шутку расходился, доказывая всем, что брат есть.

– Ладно! Не кипятись, парень! Ты что-то путаешь! Да и не было вчера праздника в деревне. Да и быть не может. Там, где Юрка живёт, вообще храма нету.

Вадим с нетерпением ждал прихода на смену Юрки. Смена у того выпадала на субботу.

«Ладно! На следующей неделе его увижу и всё узнаю!» – думал Вадим, крутя баранку вездехода «ГАЗ-66Т».

Но узнать Вадиму от Юрки так ничего и не удалось. В субботу Юрка отработал смену и написал заявление на расчёт. В понедельник он уже ехал в пассажирском поезде «N-ск – Москва», подвязавшись в строительную бригаду на работу каменщиком.

Здор

Медицинский врач после института – это гремучая смесь. А если это девушка с красивыми глазами, длинными ногами и грудью третьего размера? Короче, Алка была сногсшибательна.

Одевалась она, по меркам провинции, стильно или, как нынче говорят, креативно.

На «скорой» работали в основном фельдшеры, и к тому же почти все были как-то связаны с сельским хозяйством. Почти все выросли в деревнях да сёлах, а выучившись на интеллигенцию сельского разлива, с настойчивостью Голиафа рвались в городской коммунальный рай. Аллочка же была продуктом городским. С рождения жила в трёхкомнатной квартире, откуда и выпорхнула в один из медицинских вузов, который и закончила, большей степенью глазами, чем усердием в науках.

Неудачные заигрывания с молодым врачом мужских особей с дипломом среднего специального образования привели весь мужской коллектив к стойкому убеждению, что, мол, стерва редкая и не по зубам. Она же продолжала сводить с ума и заставляла рвать мозг многих из персонала местной «скорой» на предмет фривольностей в одеждах, разговоров на тему свободных отношений между полами, абсолютным попиранием ячейки общества как таковой и стойким убеждением, что красота спасёт мир.

Короче, Алка настроила против себя всех и вся, и только те, кому было до 23 лет, со смехом смотрели на то, как Алла Станиславовна издевалась над «мужиками». Теперь сама суть.

Познакомилась она с неформальным челом, да так увлеклась им и его отношением к жизни, что сама не заметила, как перешла через точку невозврата в отношениях с ним. Только вот он не торопился. Да и ему, в принципе, всё было в кайф. Он не работал, жил на скромную мамину пенсию и проповедовал философию отрицания какого-либо подчинения, по самой сути подчинения как такового.

Алла ненавидела сало как продукт. Она его не воспринимала вообще, не вынося даже его вида. Девушка она была в меру толерантная, и всё новое воспринимала как необходимое для испытания на себе.

У Вита был дом недостроенный, и процесс строительства двигался со скрипом, если не сказать иначе. В доме, к пребыванию в нём как в жилом помещении, была только одна комната на втором этаже. Комната мансардного типа, обита деревянной сосновой вагонкой и покрыта лаком. Комната была холодной и годной только в тёплые месяцы.

В общем, дело молодое, всем знакомое и, как водится, однажды утром они проснулись в одной постели.

Вит начинал своё утро с презрения к соседям. Открывая окно, он справлял малую нужду прямо в раскрытые настежь фрамуги. Это его веселило неимоверно, и как сам он выражался: «Сие деяние – мой вызов серости и презрение к мелкобуржуазному мещанству, что окружает меня!»

Галиматья великая, но в том и сила «базаровщины» как таковой, что не находится аргументов на высокопарное пояснение лености и трусости перед необходимостью ежедневного труда, что облагораживает индивидуума, позволяя тем самым рассматривать себя не с позиции «эго», а по отношению к обществу тебя самого.

Вит, проделав нехитрую утреннюю процедуру, подошёл к журнальному столику, где на разделочной доске лежал оплывающий жиром свежий кусок розово-белого несолёного сала. Чикнув стальным пером острого немецкого ножа по продукту, он обильно его посолил и отправил в рот. С удовольствием и чувством удовлетворения он пережёвывал сей продукт, причмокивая губами, со своеобразным звуком «мм-м-м», переходящим в конечной фазе на французский манер в нос.

Алка лежала в постели и смотрела на своё обожание с чувством омерзения.

– Как ты можешь это есть? – спросила она и дёрнула плечами. Тут же, сев в подушки, она уставилась на Вита, ожидая от того ответа.

– С превеликим удовольствием! – парировал Вит. – Ты ничего не понимаешь. Это не сало, – он посмотрел на неё, Алка с интересом слушала, её выдавали глаза, – это сало готовят так, – продолжал Вит, – свинью, прежде чем забить, два часа бьют широкой доской по заднице и бокам.

– Зачем? – подалась вперёд Алка.

– Чтобы сало пропиталось кровью.

– Так ей же больно, – с удивлением и недоверием в голосе бросила фразу из ложа Алла.

– Вот! Для этого утром, перед тем как всё начать, свинье в жратву подливают двести грамм самогонки с пивом или брагой…

– Не может быть! – с неподдельным интересом встрепенулась девушка.

– Вот-вот… – продолжал Вит, отправляя в рот ещё один кусочек с кристалликами соли, – это же старый рецепт. Ещё ковуи придумали так готовить свинину.

– Кто?

– Вот неуч ты! Были такие воины – ковуи. Племя кочевников, а князь Игорь нанимал их на службу.

– А ну-ка, дай мне попробовать! – загорелась Аллочка.

Вит отрезал ей маленький кусочек и слегка посолил.

Протягивая его ей, он приговаривал: – Лакомство сие называли они «здор»!

– Мм-м… – с удовольствием зашевелила мышцами челюстей девушка.

– Здор! Это от «здоровое»?

– Ну да! – кивнул Вит и отрезал себе ещё. (Здор – это самое противное и невкусное сало из всей свиной туши. Обычно в деревнях им брезгуют даже хозяйские собаки. Используют сельские знахари в лечебных целях – Прим. автора).

Прогулявшись по городу, они подошли к автостанции. Предпоследним рейсовым автобусом Алка уезжала в соседний город. Всю дорогу она находилась в полудрёме, и виделись ей картины из древней истории, воины на лошадях, и у каждого в руке по куску бело-розового сала.

Утром, придя на работу, Алла занималась насущными производственными вопросами. Будь то журналы, карты, выездные путевые листы для водителей и т. д. К полудню, управившись с текучкой, она присела к столу у телевизора, что находился в комнате приёма пищи. Постучав подушечками пальцев по кнопкам телегроба «Славутич», наследия советского прошлого как имущества станции скорой помощи, Алла Станиславовна остановила свой выбор на каком-то из каналов, где кто-то кому-то чего-то был должен и не хотел возвращать. Сюжет банальный…

К обеду, расправившись с вызовами, фельдшерские бригады съезжались, чтобы подкрепить слегка уставшие организмы обеденной снедью. Кто-то приносил готовое, ну а кто-то пользовал жареное сало, картофель или, на скорую руку, яичницу.

В дежурившей смене подобрались как-то все те, у кого контакта с Аллой Станиславовной не было априори. И она явно скучала, пребывая в пессимизме от того, что «и поговорить-то не с кем».

Как-то так вышло, что на работу она примчала с опозданием, и свой ланч оставила в домашнем холодильном шкафу, о чём сожалела весьма и весьма.

Парни же чистили картофель, нарезали для жарки сало. Сало было отменным. С проростью мясной, шкурочка мягкая и душистая, пахнущая соломой, выскобленная и обработанная с любовью и вложенная в сумку сына заботливой мамой, с огромным чувством благодарности, что не забывает родителей, что мчится в помощь на выходных, отдавать трудовую повинность в отчем доме.

Алла Станиславовна грела руки о глубокую фаянсовую кружку с чаем и смотрела фильм, но мысли её бродили в районе желудка.

– Алла Станиславовна, угощайтесь! – вдруг обратился к ней Валентин, фельдшер толковый, непьющий и к тому же справедливой закалки мужчина.

Он придвинул к ней нарезанные кусочки сала, аппетитно разложенные по кругу тарелки, а в центре маринованные огурчики кругляшами, солёные, хрустящие.

– Ой! Спасибо, Валентин. Я же сало не ем, – но тут она вспомнила, что вчера вкушала необыкновенного вкуса деликатес, – меня вчера друг угощал салом. Не сало, а сказка! – тут она берёт кусочек сала и кладёт его в рот. Несколько мгновений жуёт, а после глотает и тарелку от себя отодвигает.

– Нет. Это невкусное.

Валентин смотрит на неё ошалелыми глазами. Он, тот, кто предлагал ей дружбу и отношения (ещё до своей женитьбы), был отвергнут по причине скудости кругозора (а у Валентина кругозор один: бык в сарае, корова на пастбище, свинья в хлеву, сенокос, прополка, сушка, перевозка и т. д.). И он, предложив ей сало, как бы протянул ей руку мира, а тут…

– А какое же вы кушали? – налившись кровью в мгновение ока, налицо пытаясь сдержаться, спросил Валентин.

– Ой, как его, этот… А! Здор!

У Валентина вывалились глаза из глазниц, короче склер почти не осталось.

– Чего? – тихо и с подозрением переспросил Валик.

– Здор! – Алла Станиславовна смотрела на Валентина с улыбкой и непринуждённо стала ему рассказывать, как готовят сей чудо вкусный продукт.

Окружающие притихли и понимающе переглянулись между собою.

Свинью, перед тем как забивать, поят водкой с пивом. После бьют по заднице широкими дощечками, чтобы сало пропиталось кровью…

В комнате было человек семь. Все родом из деревень. Они, не мигая, смотрели на старшего врача смены и молчали. Они ждали подвоха.

– Так вот! – не унималась Алка – Ковуи его ели сырым, посыпая солью сверху. Вкусная вещь, доложу я вам.

– Вкуснее, чем трюфеля? – не сдержался Сашка и отвернулся к экрану телевизора.

– Алла Станиславовна! Зайдите в диспетчерскую! – шепнул динамик селектора.

Старший врач сполоснула чашку и, покачивая умопомрачительными ягодицами молодой девушки, поплыла в сторону скоропомощного сердца.

В комнате приёма пищи была немая сцена.

– Совсем сошла с ума! – кто-то тихо проговорил, и все уставились в экран.

Смена у Аллы закончилась в 19:45, и, передав все дела заступающему дежурному врачу, она с лёгким сердцем выкурила душистую сигаретку «Duhnhill» и прогулочным шагом направилась в сторону отчего дома.

Мать Аллы Станиславовны, женщина шестидесяти лет, пенсионерка и домохозяйка, ждала возвращения дочери с дежурства с накрытым приборами к ужину столом.

Алка опустилась на кухонный табурет и посмотрела на мать.

– Мам, а у нас нет дома сала?

– Что? Алчон, ты же вида его не переносишь.

– Ну, меня тут угостили намедни. Очень вкусным. Его готовят по-особому. И его ели ковуи…

– Какие ковуи? – посмотрела на дочь родительница.

– Ух, – вздохнула Алла, – неважно. Это сало называется… Ну, короче там, перед тем как забить свинью, её поят водкой с пивом.

Мать смотрела на дочь с удивлением и какой-то жалостью.

– После чего свинью привязывают и бьют, – Алла рассказывала с упоением и страстью, сверкая глазами, разбрасывая вокруг себя феромоны любви и счастья, – широкими дощечками по спине и заднице два часа! Чтобы сало напиталось кровью.

– Какая кровь? Как напиталось? Что ты мелешь? Какое сало?

– Сало? Здор называется… – Аллочка смотрела на мать и улыбалась.

Мать присела на кухонный табурет и посмотрела в глаза дочери.

– Боже мой! Какая глупость. Кто тебе это наплёл? – шумно вздохнув, она поднялась и повернулась к кухонной плите.

– Мааам… – протянула Алка, чувствуя что-то недоброе. Улыбка сползла с её губ.

– Доченька, здор – это самое никчемное сало, которое после забития и разделывания свиньи выбрасывают. И как можно бить дощечками свинью? Она же будет кричать, ей будет больно. Да ещё и два часа? У животного от возбуждения выделяется адреналин, всплеск гормонального фона, как результат – мясо, равно как и сало, станет непригодным для пищи.

– Тварь! – выдохнула Алка и рванула из кухни в коридор, к телефонному аппарату.

– Ты конченый придурок, ты дебил! – выла она в трубку. – Ты хоть понимаешь, что я на работе сегодня опозорилась! Теперь-то я понимаю, почему они смотрели на меня так, будто я сошла с ума.

Мать Аллы смотрела в спину дочери из кухни и думала: «Достанется же кому-то такое счастье…»

Дымок

После этой, вышеприведённой, истории Аллочка выдержала две недели и, конечно же, простила Вита. Вит же не придавал значения происходящему, так как был по своей натуре пофигистом с большой буквы П.

Аллочка примчалась к нему в очередной раз, и они весело проводили время. А время года было знатное. Осень – это так романтично. Первый день сентября, солнечно! В воздухе, ещё не осеннем, но уже и не летнем, витает нечто грустное, повествующее о днях былых, канувших в Лету.

Пригласил её Вит к себе на праздник осени. Алла ехала с недоверием, но в ней пылал огонь мести, хотя внутри себя она признавала, что шутка с салом была однозначно хороша.

Он встречал её у автобуса с букетом хризантем. Алла опешила, мол, что-то сталось с её другом, и букет принимала с недоверием и даже опаской. Вит же, в свою очередь, критично оглядев Аллу, бесцеремонно вонзился губами ей в шею, оставив сочный засос.

– Я соскучился, и ты совсем не права, что так долго не приезжала.

– Мог бы приехать сам, – возразила Алла, – особенно после той выходки, что ты проделал со мною.

– Да ладно, – махнул рукою Вит, – я не виноват в том, что ты ведёшься на такого рода шутки. Да и я же не знал, что ты станешь сдуру трезвонить повсюду.

– Хорошо, проехали.

Аллочка, подхватив Вита под руку, устремилась к выходу.

– Прогуляемся по паркам! – заявил Вит. – А к вечеру будет праздник.

Он водил её по осеннему парку, дубовому, где было старое немецкое кладбище, ещё с царских времён, почти уничтоженное большевиками, а после и коммунистами. Были немногие уцелевшие монументы и скульптуры, сохранённые, кстати, отцом Вита.