Читать книгу Сказки Ганса Христиана Андерсена (Ганс Христиан Андерсен) онлайн бесплатно на Bookz (6-ая страница книги)
bannerbanner
Сказки Ганса Христиана Андерсена
Сказки Ганса Христиана Андерсена
Оценить:
Сказки Ганса Христиана Андерсена

5

Полная версия:

Сказки Ганса Христиана Андерсена

Скоро жук заснул и увидел во сне, что лошадь императора пала, а он, господин навозный жук, получил золотые подковы, все четыре, и, кроме того, ему обещали дать ещё две. Что за дивный сон! Проснувшись, жук выполз и огляделся. Какая роскошь! Огромные пальмы веерами раскинули в вышине свои листья, сквозь которые просвечивало солнце, а внизу всюду зеленела травка и пестрели цветы – огненно-красные, янтарно-жёлтые и белые, как только что выпавший снег.

– Что за бесподобная растительность! То-то будет вкусно, когда всё это сгниёт! – сказал навозный жук. – Отменная кладовая! Здесь, верно, живёт кто-нибудь из моих родственников. Надо бы мне завести с кем-нибудь знакомство, несмотря на то что я гордый и горжусь этим!

И жук пополз, думая о своём сне, о павшей лошади и о золотых подковах. Но вдруг его схватила чья-то рука, стиснула, потом принялась тормошить…

В теплицу вошёл сынишка садовника с товарищем; они увидели навозного жука и вздумали позабавиться. Жука завернули в виноградный лист и положили в карман штанишек, и, как он там ни вертелся, выкарабкаться не смог. Мальчик притиснул его рукой и вместе с товарищем побежал в конец сада, к большому пруду. Там они посадили жука в старый стоптанный деревянный башмак, укрепили в середине его палочку вместо мачты, шерстинкой привязали к ней жука и спустили башмак на воду. Теперь жук попал в шкиперы; пришлось ему отправиться в плавание.

Пруд был большой-пребольшой; навозному жуку казалось, будто он плывёт по океану; и это до того его поразило, что он упал навзничь и задрыгал ножками.



Башмак относило от берега течением, и, как только он отплывал чуть подальше, один из мальчуганов засучивал штанишки, шлёпал по воде и притягивал его обратно. Но вот башмак отплыл опять, и как раз в эту минуту мальчуганам так строго приказали вернуться домой, что они впопыхах забыли и думать о башмаке. А башмак уносило всё дальше и дальше. Какой ужас! Улететь жук не мог – он был привязан к мачте!

Но вот в гости к нему прилетела муха.

– Погода-то какая славная! – сказала она. – Можно отдохнуть, погреться на солнышке. Вам тут очень хорошо.

– Болтаете сами не знаете что! Не видите разве – я привязан!

– А я нет! – сказала муха и улетела.

– Вот когда я узнал свет! – проговорил навозный жук. – До чего он гнусен! Безупречен один я. Сначала меня обходят золотыми подковами, потом вынуждают лежать на мокром холсте, сидеть на сквозняке и наконец навязывают мне жену! Как только я делаю смелый шаг в мир, осматриваюсь и приглядываюсь, является мальчишка и пускает меня, связанного, в открытое море. А лошадь императора щеголяет себе в золотых подковах! Вот что меня сердит больше всего. Впрочем, в этом мире справедливости не жди! История моя очень поучительна – но что толку, если её никто не знает? Да свет и недостоин знать её, иначе он дал бы золотые подковы мне, когда лошадь императора протягивала к ним ноги. Получи я золотые подковы, я бы стал украшением конюшни, а теперь я погиб для всех, свет лишился меня, и всему конец!

Но конец всему, видно, ещё не наступил: на пруду появилась лодка, в которой сидели несколько девушек.

– Вот плывёт деревянный башмак! – сказала одна.

– И бедный жук привязан крепко-накрепко! – проговорила другая.

Они поравнялись с башмаком и поймали его; потом одна девушка достала ножницы и осторожно обрезала шерстинку, не причинив жуку ни малейшего вреда. Когда же девушка вышла на берег, она посадила жука в траву.

– Ползи, ползи, лети, лети, коли можешь! – сказала она ему. – Свобода – великое благо!

И навозный жук влетел прямо в открытое окно какого-то большого строения, а там устало шлёпнулся на тонкую, мягкую, длинную гриву любимой лошади императора, стоявшей в конюшне – родной конюшне жука. Жук крепко вцепился в эту гриву, стараясь отдышаться и прийти в себя от усталости.

– Ну вот я и сижу, как всадник, на любимой лошади императора! Что я говорю? Теперь мне всё ясно. Вот это мысль верная! «За что удостоилась лошадь золотых подков?» – спросил меня тогда кузнец. Теперь я понимаю, за что! Она удостоилась их из-за меня!

И жук опять повеселел.

– Путешествие проясняет мысли! – сказал он.

Чудесно сияло солнышко, и жук грелся в его лучах.

– Мир, в сущности, не так-то уж плох! – продолжал рассуждать навозный жук. – Надо только уметь за него взяться!

Да и как не быть миру хорошим, если любимая лошадь императора удостоилась золотых подков только потому, что на ней ездил верхом навозный жук!

– Теперь я поползу к другим жукам и расскажу им, как меня ублаготворили. Опишу все прелести заграничного путешествия и скажу, что отныне буду сидеть дома, пока лошадь не износит своих золотых подков.


Дикие лебеди

Далеко-далеко, в той стране, куда улетают ласточки, когда у нас настаёт зима, когда-то жил король. У него было одиннадцать сыновей и одна дочка, Элиза. Одиннадцать братьев-принцев ходили в школу со звездой на груди и саблей на боку, а писали они на золотых досках алмазными грифелями и отлично умели читать и по книжке, и наизусть. Сразу было видно, что это принцы! Сестрица их Элиза сидела на скамеечке из зеркального стекла и рассматривала книжку с картинками, за которую было заплачено полкоролевства.

Да, этим детям жилось куда как хорошо! Только недолго длилось их счастье… Король, их отец, женился на злой королеве, и она невзлюбила бедных сирот. Им пришлось это почувствовать на себе в первый же день. Когда во дворце шло веселье и дети затеяли игру в гости, мачеха вместо пирожных и печёных яблок, которые дети обычно получали вдоволь, насыпала им полную чашку песку и сказала, что они могут вообразить, будто это лакомство.



Через неделю она отдала маленькую Элизу на воспитание в крестьянскую семью, жившую в деревне, а потом так наклеветала королю на бедных принцев, что он и видеть их больше не хотел.

– Ну, разлетайтесь на все четыре стороны! – сказала однажды злая королева. – Обратитесь в безголосых птиц и сами о себе заботьтесь.



Однако она всё-таки не смогла причинить им столько зла, сколько хотела: принцы, правда, обратились в птиц, но не в таких, как желала королева, – одиннадцать прекрасных диких лебедей с криком вылетели в окна из дворца и понеслись над парком и лесом. Было ещё раннее утро, когда лебеди подлетели к деревенскому домику, где крепким сном спала их сестрица Элиза. Они летели над крышей, вытягивали свои гибкие шеи и хлопали крыльями, но никто их не услышал и не увидел; так и пришлось им улететь ни с чем. Высоко-высоко взвились они и под самыми облаками полетели к большому тёмному лесу, что тянулся до самого моря.



В крестьянском домике бедная маленькая Элиза играла зелёным листом – других игрушек у неё не было. Проткнув в этом листе дырочку, Элиза смотрела сквозь неё на солнце, и ей казалось, будто она видит ясные глаза своих братьев; когда же по её щёчке скользили тёплые лучи, она вспоминала, как братья целовали её.

Дни шли за днями, один похожий на другой. Всякий раз, как ветер колыхал розовые кусты, которые росли возле дома, и шептал розам: «Что может быть красивее вас?» – розы качали головками и говорили: «Элиза красивее». Всякий раз, как в воскресный день старушка читала молитвенник у дверей своего домика, а ветер переворачивал листы и нашёптывал книге: «Кто может быть благочестивей тебя?» – книга отвечала: «Элиза благочестивее». И розы, и молитвенник говорили сущую правду.




Но вот Элизе минуло пятнадцать лет, и её отправили домой. Как увидела королева, какой красавицей стала Элиза, разгневалась и возненавидела её. Она охотно превратила бы падчерицу в дикого лебедя, да не посмела, потому что король хотел видеть свою дочь.

Тогда королева рано утром пошла в мраморную купальню, украшенную роскошными коврами и мягкими шкурами, поймала трёх жаб, поцеловала их и сказала первой:

– Прыгни Элизе на голову, когда она войдёт сюда, в купальню: пусть она станет такой же тупой, как ты! А ты прыгни Элизе на лоб, – приказала она другой жабе, – пусть она станет такой же безобразной, как ты; тогда и отец родной её не узнает! Ну а ты прыгни ей на сердце, – шепнула королева третьей жабе, – пусть она озлобится и сама страдает от своей злости!

Сказав это, она бросила жаб в прозрачную воду, и вода мгновенно позеленела. Тогда королева позвала Элизу, раздела её и приказала ей выкупаться. Элиза погрузилась в воду – тут одна жаба запуталась у неё в волосах, другая села ей на лоб, а третья – на грудь. Но девушка этого даже не заметила; только когда она вышла из бассейна, по воде поплыли три красных мака. Это жабы превратились в маки, полежав у Элизы на голове и груди, а не будь они отравлены поцелуем ведьмы, они сделались бы красными розами. На Элизу колдовство подействовать не могло, так как она была благочестива и невинна.



Увидав это, злая королева натёрла Элизу соком грецкого ореха, так что кожа у неё стала тёмно-коричневой, вымазала её прелестное личико вонючей мазью и спутала её чудесные волосы. Теперь красавицу Элизу и узнать было нельзя. Даже король, увидев её, испугался и не признал в ней своей родной дочери. Да и никто не узнавал Элизу, кроме цепной собаки и ласточек; но ведь они были просто ничтожные твари, и с ними не считались.

Заплакала бедняжка Элиза и вспомнила о своих изгнанных братьях. Удручённая, она тайком ушла из дворца и целый день бродила по полям и болотам, пробираясь к огромному лесу. Она и сама хорошенько не знала, в какую сторону идти, но так стосковалась по братьям, которых тоже выгнали из родного дома, что решила найти их во что бы то ни стало.

Не успела Элиза углубиться в лес, как совсем стемнело, и она заблудилась. Тогда девушка улеглась на мягкий мох и, помолившись, положила голову на пень. В лесу было тихо и тепло; в траве, как зелёные блуждающие огоньки, мелькали сотни светлячков, и, когда Элиза слегка задела ветку кустика, на землю звёздным дождём посыпались блестящие искры.



Всю ночь Элиза видела во сне братьев. Снилось ей, будто все они опять стали детьми, играли вместе, писали грифелями на золотых досках и рассматривали чудеснейшую книжку с картинками, которая стоила полкоролевства. Но теперь они писали не чёрточки и нолики, как прежде, – нет, они рассказывали обо всём, что видели и пережили. А картинки в книжке были живые: нарисованные птицы пели, люди соскакивали со страниц и разговаривали с Элизой и её братьями. И всякий раз, как она переворачивала страницу, рисунки прыгали на свои места, чтобы не перепутаться.



Когда Элиза проснулась, солнце поднялось уже высоко. Его не было видно за густой листвой, но лучи его протянулись над верхушками высоких деревьев как золотистая ткань. Растения благоухали, птички подлетали к Элизе так близко, что казалось – вот-вот сядут к ней на плечи. Она услыхала плеск воды: это несколько родников, слившись вместе, образовали водоём с чудесным песчаным дном. Правда, вокруг него разрослись кусты, но в одном месте олени проделали для себя в этой изгороди широкий проход, и Элиза смогла по нему спуститься к водоёму. Вода в нём была так прозрачна, что, если бы ветер не шевелил ветви, деревья и кусты можно было бы принять за нарисованные – так ясно отражался в зеркале вод каждый листик, и освещённый солнцем, и прятавшийся в тени.

Элиза даже испугалась, когда увидела в воде своё лицо – такое оно было чёрное и безобразное; но стоило ей зачерпнуть воды и ополоснуть глаза и лоб, как её нежная кожа опять засияла белизной. Тогда Элиза разделась, вошла в свежую чистую воду и снова стала такой красавицей-королевной, какой во всём свете не сыскать.

Одевшись, она заплела в косу свои длинные волосы и подошла к журчащему источнику. Зачерпнув рукой воды, она выпила её и побрела дальше по лесу, сама не зная куда и думая о своих братьях. Увидев дикую яблоню, ветви которой гнулись от тяжести плодов, Элиза съела несколько яблок, а утолив голод, подпёрла ветви шестами и пошла в глубь леса. Там была такая тишина, что девушка слышала свои собственные шаги, слышала даже шуршание каждого сухого листика, попавшего ей под ноги. Ни одна птичка не залетала в эту глушь, ни один солнечный луч не мог проникнуть в тёмную чащу. Огромные деревья с высокими стволами стояли почти соприкасаясь, и, когда Элиза смотрела прямо перед собой, ей чудилось, будто дорогу ей преграждает частокол. Никогда ещё девушка не чувствовала себя такой одинокой.

А ночь была тёмная-тёмная! Во мху не светилось ни одного светлячка. Печальная Элиза улеглась на траву; и вдруг ей почудилось, будто ветви над нею раздвинулись и на неё глядят кроткие Божьи очи, а из листвы выглядывают маленькие ангелочки. Проснувшись утром, она и сама не знала, было ли то во сне или наяву.



Элиза пошла дальше в лес, и вот ей повстречалась старушка с корзинкой в руках.

В корзинке были ягоды, и старушка угостила ими девушку, а та спросила, не проезжали ли тут по лесу одиннадцать принцев.

– Нет, – ответила старушка, – но вчера я видела, как здесь по реке плыли одиннадцать лебедей в золотых коронах. – И она повела Элизу к обрыву над рекой.

На обоих её берегах росли деревья, протянувшие друг другу длинные густолиственные ветви. Некоторым деревьям было трудно сплести свои ветви с ветвями собратьев, стоявших на другом берегу, и они так вытянулись над водой, что корни их вылезли из земли – таким образом они всё-таки добились своего.



Простившись со старушкой, Элиза пошла к устью реки, впадавшей в открытое море.

И вот молодая девушка увидела прекрасное безбрежное море, но не видно было на нём ни одного паруса, не было и лодочки, на которой она могла бы пуститься в дальнейший путь. Берег был усыпан камешками. Море выбросило их на сушу и так отшлифовало, что они сделались совсем круглыми. Да и остальные выброшенные морем предметы – стекло, железо, крупные камни – тоже носили на себе следы морских волн, а ведь вода была мягче нежных рук девушки.

Увидела всё это Элиза и подумала: «Волны неустанно катятся одна за другой и сглаживают острые края и углы даже у самых твёрдых предметов. Буду же и я трудиться неустанно! Спасибо вам за науку, светлые, быстрые волны. Сердце говорит мне, что когда-нибудь вы отнесёте меня к моим милым братьям».

Но вот девушка заметила на выброшенных морем водорослях одиннадцать белых лебединых перьев, собрала их и связала в пучок. На перьях ещё блестели светлые капли – росы или слёз, кто знает! Пустынно было на берегу, но Элиза не скучала: ведь море то и дело менялось, и за несколько часов тут можно было увидеть больше, чем на берегу пресного озера за целый год. Надвигалась большая чёрная туча, а море как будто говорило: «Я тоже могу почернеть!» – и начинало бурлить, волноваться, покрываться белыми гребешками; если же по небу плыли розовые облака, а ветер утихал, море напоминало лепесток розы. Оно то белело, то становилось зелёным, но, каким бы спокойным оно ни казалось вдали, на берег непрестанно набегали лёгкие волны и вода тихо вздымалась, словно грудь спящего ребёнка.

Когда солнце стало заходить, Элиза вдруг увидела вереницу диких лебедей в золотых коронах. Их было одиннадцать, и летели они к берегу один за другим, вытянувшись длинной белой лентой. Заметив их, Элиза взбежала на обрыв и спряталась за куст, а лебеди, хлопая своими большими белыми крыльями, опустились на землю неподалёку.

В ту самую минуту, как солнце скрылось, лебеди сбросили своё оперение и превратились в одиннадцать красавцев принцев, братьев Элизы. Девушка громко вскрикнула, она сразу узнала их, хотя они очень изменились, – сердце подсказало ей, что это её братцы. Она бросилась их обнимать, называя каждого по имени, а они тоже очень обрадовались, узнав свою младшую сестрицу, которая теперь выросла и так похорошела. Все они то смеялись, то плакали, рассказывая друг другу, как жестоко поступила с ними мачеха.




– Мы, братья, – сказал самый старший, – летаем дикими лебедями весь день, пока солнце на небе. Когда же оно заходит, мы опять принимаем человеческий образ. Поэтому во время заката мы всегда должны быть на земле, ведь случись нам превратиться в людей, когда мы летим над облаками, мы тотчас же упали бы со страшной высоты. Живём мы не здесь, а в далёкой заморской стране, очень красивой. Но чтобы добраться до неё, нужно переплыть через море, а по пути нет ни одного острова, где мы могли бы переночевать. Только в самой середине моря над водой поднимается небольшой одинокий утёс, на котором мы можем держаться, лишь тесно прижавшись друг к другу. Если море бушует, брызги летят у нас над головой, однако мы благодарим судьбу и за это пристанище. Мы ночуем там в человеческом облике, и, не будь этого утёса, нам никогда бы не удалось навестить свою милую родину. Лишь раз в году можем мы прилетать сюда, выбрав для перелёта самые длинные летние дни. Мы проводим здесь одиннадцать дней и часто летаем над тем большим лесом, оттуда виден дворец, где мы родились и где живёт наш отец, и колокольня церкви, близ которой покоится наша мать. Тут даже кусты и деревья словно родные нам: по равнинам, как в дни нашего детства, бегают дикие лошади, а углежоги по-прежнему поют те самые песни, под которые мы когда-то плясали. Тут наша родина, к ней тянется сердце, и здесь мы нашли тебя, милая, дорогая сестричка. Ещё два дня мы пробудем здесь, а затем придётся нам улететь за море, в чудесную, но чужую страну! Но мы не сможем взять тебя с собою. Ведь у нас нет ни корабля, ни лодки.



– Как бы мне расколдовать вас! – твердила братьям сестра.

Так они проговорили почти всю ночь и задремали только перед рассветом.

Элиза проснулась от шума лебединых крыльев. Братья её опять превратились в птиц и большими кругами уходили в вышину; вскоре они совсем скрылись из виду. С Элизой остался только младший брат. Лебедь положил голову к ней на колени, а она гладила и перебирала его белые пёрышки. Целый день провели они вдвоём, а к вечеру снова прилетели остальные, и, когда солнце село, все снова приняли человеческий облик.

– Завтра мы улетим отсюда и не вернёмся раньше будущего года, – сказал младший брат, – но мы не хотим тебя здесь покинуть. Хватит ли у тебя мужества улететь с нами? Сейчас, когда я снова человек, руки мои достаточно сильны, чтобы пронести тебя по всему лесу, – так неужели же мы все не сумеем перенести тебя через море на наших крыльях?

– Да, возьмите меня с собой! – воскликнула Элиза.

Всю ночь они плели сетку из гибкого лозняка и камыша. Сетка вышла большая и прочная, и Элиза легла на неё. А на восходе солнца братья превратились в диких лебедей, подняли сетку клювами и вместе с милой сестрицей, ещё спавшей сладким сном, взвились к облакам. Солнце светило ей прямо в лицо, поэтому один лебедь летел над её головой, чтобы защищать её от солнечных лучей своими широкими крыльями.

Они были уже далеко от суши, когда Элиза проснулась. Ей почудилось, будто она всё ещё видит сон – так странно было лететь над морем. Возле неё лежала веточка с чудесными спелыми ягодами и пучок вкусных кореньев. Всё это раздобыл и положил в сетку младший брат. Элиза благодарно улыбнулась ему, догадавшись, что это он летит над нею и защищает её от солнца своими крыльями.

Лебеди летели так высоко, что первый корабль, который они увидели на море, показался им плывущей по воде белой чайкой. В небе позади них громоздилось огромное облако – прямо гора! – и на нём Элиза увидела движущиеся исполинские тени одиннадцати лебедей и свою собственную. Вот была картина! Более красивой ей ещё не приходилось видеть! Но по мере того как солнце поднималось выше, облако отставало от лебедей, а тени мало-помалу исчезали.

Целый день летели лебеди с быстротой стрелы, пущенной из лука, но всё-таки медленней обычного – они ведь несли сестру! День стал склоняться к вечеру, поднялся встречный ветер. Элиза со страхом следила за солнцем – оно опускалось всё ниже, а одинокого морского утёса всё ещё не было видно.

Вдруг ей показалось, что лебеди как-то судорожно машут крыльями. «Ах, ведь это по моей вине они не могут лететь быстрее! – подумала она. – Зайдёт солнце, они превратятся в людей, упадут в море и утонут!» Чёрная туча всё приближалась; сильные порывы ветра предвещали бурю; облака сгрудились в грозный свинцовый вал, катившийся по небу; молния сверкала за молнией, а утёс всё не показывался.

Но вот солнце уже почти коснулось воды. Сердце Элизы затрепетало, а лебеди вдруг полетели вниз с неимоверной быстротой. Девушка уже подумала, что они падают, но нет, они ещё летели. Лишь тогда, когда солнце наполовину скрылось под водой, Элиза увидела внизу маленький утёс, величиной не больше тюленя, высунувшего голову из воды. Солнце угасало быстро, вот оно стало казаться всего лишь звёздочкой; но лебеди уже опустились на камни. И в этот миг солнце погасло, как последняя искра догоревшей бумаги. Элиза увидела вокруг себя братьев. Все они стояли рука об руку, едва умещаясь на крошечном утёсе. Море билось о камень, обрушиваясь на них дождём брызг, небо пылало от молний, удар за ударом грохотали громовые раскаты, но сестра и братья держались за руки и пели псалом, черпая в нём утешение и мужество.

На заре буря улеглась и небо прояснилось.

С восходом солнца лебеди вместе с Элизой полетели дальше. На море ещё было волнение, и они видели с высоты, как плывут по тёмно-зелёной воде клочья белой пены, словно необозримая стая лебедей.

Когда солнце поднялось выше, Элиза увидела перед собой как бы повисшую в воздухе гористую страну со сверкающими снежными вершинами. Среди гор широко раскинулся замок, опоясанный воздушными колоннадами, ниже колыхались пальмовые леса и невиданные цветы величиной с мельничные колёса. Элиза спросила, не в эту ли страну они летят, но лебеди сказали: «Нет, это волшебный, вечно меняющийся облачный замок Фата-Морганы, в который никто не может проникнуть». Элиза опять устремила глаза на замок, но вдруг горы, леса и замок рухнули, а на их месте появились двадцать совершенно одинаковых величественных церквей с колокольнями и стрельчатыми окнами. Девушке почудилось даже, будто она слышит звуки органа, но это шумело море. Церкви, казалось, были совсем близко, но вот они превратились в целую флотилию. Корабли плыли прямо под летящими лебедями, и, когда Элиза вгляделась, она поняла, что это не корабли, а просто туман, поднявшийся над морем. У неё на глазах одна картина сменяла другую, пока наконец не показалась долгожданная земля – та, куда они летели. Элиза увидела прекрасные горы, кедровые леса, города и замки. Задолго до захода солнца лебеди опустили сестру на скалу перед большой пещерой, которая казалась увешанной вышитыми коврами – так обросла она нежно-зелёными ползучими растениями.



– Посмотрим, что тебе здесь приснится ночью! – сказал младший брат, показывая сестре её спальню.

– Ах, если бы я узнала во сне, каким образом можно расколдовать вас! – сказала она; и эта мысль уже не выходила у неё из головы.

Элиза стала усердно молиться, и молилась даже во сне. И вот ей приснилось, будто она летит высоко-высоко по поднебесью к замку Фата-Морганы и встречать её выходит сама хозяйка – фея. Она светлая и прекрасная, но в то же время удивительно похожая на ту старушку, которая дала Элизе ягод в лесу и рассказала ей о лебедях в золотых коронах.

– Твоих братьев можно спасти, – сказала фея, – но хватит ли у тебя на это мужества и стойкости? Вода мягче твоих нежных рук, а шлифует камни. Но ей не больно, как будет больно твоим пальцам: у воды нет сердца, а твоё станет изнывать от страха и муки. Видишь, у меня в руках крапива? Такой крапивы много возле твоей пещеры; и только такая, да ещё та, что растёт на кладбищах, может тебе пригодиться – запомни это! Ты нарвёшь этой крапивы, хотя руки твои покроются волдырями от ожогов, потом разомнёшь её ногами, а из полученного волокна ссучишь нити. Из них ты сплетёшь одиннадцать кольчуг с длинными рукавами и набросишь их на лебедей. Тогда рассеются колдовские чары. Но помни, что с той минуты, как ты начнёшь свою работу, и до тех пор, пока её не окончишь, ты не должна говорить ни слова, хотя бы работать тебе пришлось долгие годы. Первое же слово, которое сорвётся у тебя с губ, смертельным кинжалом пронзит сердца твоих братьев. Их жизнь будет висеть на кончике твоего языка! Помни же об этом! – И фея притронулась к её руке жгучей крапивой.

bannerbanner