Ода на смерть оборотня

Разворачиваю. а это лента. Нарядная, алая, сильным заклятием заряжена.

Такие подарки мне по нраву! Но пора домой: уже слюдяные узоры погасли – вечер.

До моей избы тайными, нечеловеческими тропами недалеко: через зачарованную рощу, вдоль реки, до пригорочка.

Иду скоро, утро на подходе. Вдруг корень с тропы зацепил, шаг прервал.

– Не шипи, красавиша. – У тропки стоит леший Шарашка, здешнего леса хозяин. – Подарёнку тебе принёш.

И протягивает деревянный гребень. Ух, ты, какой! Ладный да узорный, сильным заклинанием заряжен.

– Как услышшишь погоню, бросишь.

– Какую погоню, леший тебя побери?

Не ответил Шарашка, в куст обратился, только веточки затрепетали.

Дальше тропка вдоль реки. Вдруг – холм. Откуда? Вчера была поляна с ромашками.

Холм зашевелился, вырос сверху рогатый горшок, следом ещё два.

– Грёза, ты? – Змей Горыныч потягивается, зевает во все пасти. – Давно дожидаюсь.

Растоптаны толстыми ногами ромашки, оборваны широким хвостом незабудки, вместо ручейка – земляная яма. Вот ведь неуклюжий боров!

Змей понял мой взгляд, засуетился:

– Я, это, с подарком…

– Принёс вот…

Поскреб когтём шею, обронил чешуйку. Зачем? Я ведь не русалка-мокрохвостка!

– Бери. Сгодится

– Ты, это, кинь взад, если близко погоня.

И этот о погоне!

Головы Змея тем временем пустились в объяснения:

– Нас Кощей надоумил.

– Ему самому нельзя, у него это… нелитет…

– Нейтралитет.

– Демон – посол, рожа неприкасаемая…

– Лицо, не рожа, правая ты дурилка!

– Ты его видел? Разве то лицо?

– В общем, трогать демона нельзя. – Понятно: средняя голова разумнее других.

При чём тут демон Филотанус? Змей же не слышит, головы друг с другом пререкаются.

– Мы с Кощеем, это…

– Через день улетаем…

– Филотанусу приказано с нами!

– В южный лес.

– В восточную степь!

Я же дальше пошла. Чешуйка с трудом в ладонях умещается, зелена, тяжела: волшебным заклятием заряжена.

Почти до старой берёзы слышала Горыныча голос:

– Ты дурилка, правая голова!

– А ты размером с чан, а ума на капустный кочан!

Под мшистой берёзой, что ветвями до земли, спряталась кургузая изба: слепое окошко, крыша мхом поросла.

Внутри же – просторная горница, сундуки с добром, стены и потолок в узорах. Русской печи велено приготовить дикую утку и в чугунке кашу.

На покосившееся крыльцо ступила, тут вижу тусклый свет сквозь дверную щель.

Кто сумел внутрь попасть? Колдовство на избе крепкое: нечистым ходу нет, а смертные за полверсты сворачивают. Кто посмел?

Неслышно отворяю дверь, прислушиваюсь и швыряю нож.

Сама следом. Волосы мгновенно уровень опасности оценили: чисто. Пусто, как в колдовском котле нерадивой ведуньи.

Лучина негасимая в горнице освещает стол и утку из печи. В дымном золотом боку мой нож торчит.

Сверху сидит рыжий зверёк.

– Пришла Грёза, дева светловолоса. – Он подмигнул голубым круглым глазом, потом упёрся задними лапами и оторвал от утки кусок с себя величиной. – Заходи, за столом посиди.

С хрустом откусывает зубастой пастью мясо, круглая морда блестит жиром.

Кто таков? Домовой? Бука?

– Проваливай! Здесь незваным гостям не рады.

Зверёк вылупил голубые глаза-плошки. Запихал в рот мясо, зачавкал.

Эти звуки я и слышала.

За нож рывком выхватываю утку, стряхиваю с неё странного гостя. А он не падает, висит в воздухе на прозрачных стрекозиных крыльях. И ещё маленькие над пушистыми пятками. «Прелесть какая!», – но брови сдвигаю сурово:

– Эй, наглец! Скатертью дорога!

Зверёк поддел когтём в зубах крошку, разглядел в свете лучины. Решил, что достаточно велика, сунул в рот.

Прожевал, вытер лапку о мохнатый бок:

– У меня товар, с тебя купец!

– Что? – На лавку села, утку в блюдо плюхнула. – Я  за меньшее убивала, цыплёнок!

– Некогда ужин есть, важное дело есть.

Да он с заданием пришёл. У Мары Моревны таких посыльных отродясь не водилось, значит, сам заказчик.

Но я за бесплатно не работаю.

– За мои услуги мешка золота мало, а на тебе и штанов нет.

– Штаны не важны, – приосанился, солидно так. – Мой грош всюду хорош.

На утку косится. Подвигаю блюдо к себе.

–Что нужно?

– Оборотень.

Алхимик что ли? Для варки зелья кровь, шерсть, когти, даже слюна оборотней годятся.

Ладно, дело нехитрое: в соседнем лесу хозяйничает стая с вожаком Полночью, молодой сильной самкой.

– Нет, нужен Тень. Рыжий такой, глупый. Знаком?

Ох, Цыплёнок, страха поди не ведает! Разве не знает, что Тень самого демона Филотануса слуга и раб? Думаю, умирать, что жабу ядовитую облизать – горько, тошно, всякой нечисти на смех.

– Нет!

– Думаю: скоро срок кабалы выйдет, а оборотень из избы – нет.

– Я на демонические дела плюю, потому что не просто молода и красива, но и умна.

– Плюй, но оборотня добудь. Мне – волчонок, тебе – золота бочонок.

Как Цыплёнок очутился снова на утке? Вот от щелчка отлетит кверху лапками!

Мои пальцы щелкнули пустоту. А он вдруг на дальнем конце стола да с утиной ногой. Сидит, жуёт, забавно перекатываются толстые щёки.

– На что тебе Тень? Он испражняется пряностями или ведает тайнами?

– Твоя цена – заплачу сполна.

Любую, говорит, плату проси за оборотня. Всё что угодно? Цыплёнок не знает, с кем связался. Поглядела на себя в отражало – отполированное серебро в узорной раме, наследство колдуна Златана. Он, бедняга, ноги целовал, блага мира обещал, но от моего зелья противоядия нет.

Говорю:

– Зеркало.

– Что, рожа кривовата?

– Ты не понял, Цыплёнок. Не простое зеркало, а самоглядное, из семи металлов японской богини. Читала о таком в старинном свитке. Сможешь?

Цыпленок подавился, выругался. Ишь ты, заслушалась! Запомнилось про глупого пса, что польстился на жадные кости. Это он про кого?

– Дай с ноготок, запросит с локоток.

 И ещё:

– Портального порошка почти нет… – Внимательно на меня посмотрел: – Зеркало – твой ответ?

– Без него сам иди.

Тут Цыплёнок исчез, будто не было. Утиная кость об стол брякнула. Целиком птицу съел – как не лопнул?

Однако, забавный зверёк: жёлтый, будто цыплёнок, с прозрачными крыльями и большой круглой головой. Вот бы пощекотать пушистое брюшко!

Не успела я чугунок из печи достать, как волосы беспокойно зашевелились, проскочила по косе искра. В избе почудился дождь с грозою.

Откуда-то взялся над столом радужный шар. От него в стороны свет: ярко до боли. Я ухват наперевес: кто посмел колдовать?

Раздался из шара женский визг, затем выскочил мой недавний гость:

– Какой я вам тануки, оторвать бы руки!

Тут хлопнуло, и шар пропал.

А свет остался.

– Вот, – Цыплёнок отдышался и достал из воздуха что-то вроде медного таза медного таза: круглое и блестящее. Тут же отражения негасимой лучины от блестящей глади брызнули по узорным стенах, запрыгали по нарисованным облакам на потолке. – Зеркало волшебное, для бытовых нужд. С двухсторонней связью!

Чую: то самое! Самоглядное, о котором в свитке пророчество.

Только проверить надобно: исправно ли.

– Артель веников не вяжет! – Цыплёнок уселся на стол, потёр блестящую поверхность и запищал на иноземном.

По ровной глади пробежала рябь. Зеркало вдруг открыло узкие чёрные глаза, огляделось и пропело что-то резкое, но несомненно учтиво-вежливое.

– Чушь! – А сама за косы схватилась, чтоб руки не тянуть.

Цыплёнок поводил коготками по зеркалу, нажал в середину: – Где настройки? –  вдруг шмякнул со всей дури пушистым кулаком. – Симатта-кисатта!

Отозвалось звону зеркала серебряное отражало, прогудел чугунок, звякнули с зельями горшки. Эй, осторожней, с чужим добром-то!

– Готово! Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи! Я ль на свете… ну, дальше сама знаешь.

Зеркало заморгало, сменило монгольские глаза на круглые голубые и пропело:

– Ты на свете всех милее, всех пушистей и рыжее!

Волосы охнули и потянулись к зеркалу.

Но Цыплёнок махнул, и оно исчезло. Исчезли и блики. Темно в горнице, лишь лучина. В окно серый рассвет пробивается.

– Обмен: Тень на эту дребедень.

Хм, за такую диковинку притащу целую стаю оборотней, с бантиками на хвостах.

Волшебное зеркало в умелых руках – власть, богатство и сила. С ним можно столько дел наворотить!

Среди смертных тщеславных княгинь да богатых старух что головастиков в пруду, а у них – неистребимое желание продлить красоту и молодость. Зеркало же на расстоянии вещает то, что хозяйке, то есть  мне, надобно. Это же столько народу загубить можно! Порезвлюсь на славу.

Остался вопрос:

– Почему я? Есть другие полудницы: оборотень Тень в обмен на сундук с бусами и соболиными шубами.

Цыплёнок вздохнул и вытащил из воздуха серебряную нить, невесомую паутинку. Она сверкнула в свете лучины, подлетела и опустилась на мою ладонь. Это же…

– Где взял? – Волосок приласкался, обвился вокруг пальцев. Потом прополз по руке. Коса прошелестела, гулёну приветила.

– У оборотня из поясного мешочка.

– А у него?

Цыплёнок пожал плечами.

– Вот сама и спросишь.

Спрошу, уж не сомневайся! Так строго, что в кабалу запросится обратно, и медовые глаза не спасут. Волос могла только я отдать сама, но не припомню такого.

Но оборотень Тень, по словам Цыплёнка (кстати, зовут его длинно и скучно, навроде Ершинингеля-Флигеля), в земляной тюрьме. Ведь в демонической избе немало узников.

Готовлюсь тщательно. Достаю пастушью суму с увеличь-заговором: сама с ладонь, а вмещает стог. Вдруг с оказией в колдовские сундуки загляну. Охранник отлучится или сморит в одночасье сон. Ну, или умрёт. Такое иногда случается с охранниками.

К обычному набору укладываю разрыв-траву, оборот-цветок и, поразмыслив, порошок одолень-зелья.

С одной стороны, моё колдовство против демонического – что заячий писк против соколиных когтей. С другой стороны, дело предстоит нехитрое: оборотня за руку наверх вывезти.

Цыплёнок подробно объяснил, где в подземной избе узников держат. Видно, бывалый гость.

– Отчего ж сам не идешь?

– Демон поставил от Непревзойденного заслон. Особой крепости.

*****

Уже подходила к подземной избе, как содрогнулась земля. Колдовской вихрь сбил с ног, швырнул оземь. Немалой силы колдовство свершилось! Кто, почему, откуда?

Встаю на ноги, тут пролетело что-то. Обломало ветки и рухнуло в смородиновый куст. Встала, подхожу: тощие лапы с длинными когтями торчат. Это злыдень. На ловца и зверь бежит, в смысле, летит. Вытаскиваю за ноги, а он чумазый и подкопчёный, дрожит кутёнком.

– Что случилось?

– Б-б-бум! – Трясёт головой – крылья дымятся лучиной. – Б-б-бах! Бух!

Я порошок из измельченной одолень-травой злыдню в морду сунула, он глаза к пяточку свёл и рухнул. Шерсть на затылке кудрявится обугленными барашками.

Хороший зубастик, полежи. Больно не будет. По крайней мере, пока.

Не обманул Цыплёнок – у злыдня на руке от каленого железа отметина: длинная черта и две покороче  –  демона метка, без неё в подземную вотчину ходу нет.

Взмах ножа – и кусок зеленой кожи с шерстью и меткой перекочевал в мой мешок.

Теперь дело за оборот-цветком: наколдовать рыльце, куцые крылья и редкую шерсть неприятного цвета.

И как они не калечатся столь острыми и длинными зубами?

У ворот в подземную избу суматоха. Из дыры дым, угарно. Демоновы слуги соплеменников вытаскивают, на траве складывают. А те в ранах и горелые.

Тут и Полночь с оборотнями суетится. Им на глаза попадаться не стоит: чуждую личину враз раскусят.

Поспешила смешаться с зубастой компанией, нырнула в проход.

В дверях воздух, как густой туман. Замешкалась на пороге, сквозь колеблющийся воздух прошла и чуть не выскочила обратно.

Прямо передо мной чудище: бычьи рога, кровавые глаза, козлиная борода. Скалит острые зубы. Руки раскинул на всю стену, грудь и плечи пузырятся отменными мускулами.

Уф, это же статуя белого камня. Демон Филотанус в истинном обличии.

– Ну, что встал!  – Невежливо ткнули в спину. Поспешно отхожу и незаметно оглядываюсь.

Попала я в горницу столь просторную, что серые стены пропадают в мареве.

Вдалеке шумно, как в улье. Не там ли оборотень? Иду мимо белокаменных изваяний кудрявого красавчика. И все, как один, с ликом демона. Тут он с крыльями, вот на огненной колеснице, а тут, – тьфу, срам какой! – с бесом в обнимку, здесь – сразу с тремя.

У дальней стены будто ураган пролетел: каменные обломки и поваленные статуи. У разрушенной в паль стены копошатся злыдни, достают придавленных соплеменников.

– Вонючий пёс! – Злыдень с одним рогом вдруг с грохотом швырнул булыжник. – Да как он смел перечить Владыке!

– Уж я б ему хвост бы отгрыз! – подхватил другой зубастый, чумазый, обгоревший и без половины зубов. – Удача, что огонь быстро затушили!

Злыдни загалдели. Тут и там раздавались неприятные слова в адрес шелудивого пса.

Не про моего ли оборотня речи?

– Кто ты? – подскочил ко мне злыдень в доспехах и пушистыми бакенбардами. – Что-то тебя не помню. Как зовут?

– Добрый день! –  улыбаюсь шире.

Никогда не интересовалась именами рогатых прислужников иноземного гостя.

– Как? – бакенбарды смотрели пристально. – Добрый?

– Э-э-э… Злой День.

Скалюсь, а сама тянусь к поясному мешочку.

Вдруг раздался протяжный вой. Отскочил от стенок, повторился многократно.

Распахнулась огромная дверь с вырезанными по дереву узором и выскочил тёмно-серый оборотень. Он снова взвыл и бросился к выходу. Из под лап полетели мелкие камни.

Тут же вылетел ошейник, врезал ему по хребтине. Оборотень рухнул, проехал носом и засучил лапами, пытаясь подняться.

В дверях показался демон. Изящная чёрная  рубаха свисает с одного плеча, а он и не замечает.

Злыдни дружно притихли, поджали хвосты и посерели, слились со стенами.

Только серый оборотень тихо скулил.

Демон ссутулившись, прошлёпал по камням босыми ногами, подошёл к тихо скулящему серому оборотню. Поднял ошейник и замер. Растрепанные кудри упали на лицо.

– Владыка, – прошелестело из толпы, – Кощей…

Демон поднял голову, и говорящий осёкся.

Зубастые неслышно сглотнули.

Тот злыдень, что осмелился открыть рот, вдруг ахнул и закрыл лапами длинные уши и побрел по коридору, спотыкаясь, как слепой.

Демон обвёл вокруг невидящим взглядом, развернулся и пошлёпал босыми ногами обратно. Следом за ним тянулась полоска чёрного кружева.

Захлопнувшаяся дверь подняла облако каменной пыли.

На пороге остался лежать клочок кружева.

– Лютует… – Злыдень в доспехах уважительно смотрел на узорную тряпочку.

Серый оборотень не сразу поднялся на лапы. За спинами подскочивших злыденьов я признала его – Иней из стаи Полуночи, по прозвищу «Поганец».

Иней тоже меня увидел. Дёрнулось драное ухо, забегали разномастные глазки – признал сквозь личину, догадался, зачем я в подземной избе.

– Как, говоришь, тебя зовут? – До чего прилипчивый злыдень, как смола. – Кто ты?

И знак подаёт. Сбоку подходят пятеро таких же.

Не таясь, достаю нож. Прикидываю: в горнице десятка четыре злыдней и Поганец. Славная выйдет заварушка!

Тут Иней резко взвизгнул.

– Тш-ш-ш, – оборотились на него все. – Владыка отдыхает.

– От Кощея весть принёс, – громче взвыл Иней. Эхо радостно подхватило вопль. – Стрелой, говорит, лети! Призови демона! А он… цепью по спине! Серебром! У-у-у! Нет такого закона – посыльных бить! У-у-у!

Злыдни дружно зашикали.

– Не тревожь!

– У-у-у! – надрывался Иней.

Тут свалился на спину и начал кататься по земляному полу, сбивая ближайших злыденьов.

Остальные рогатые кинулись на оборотня, схватили за лапы, зажали морду, навалились скопом. В кучу из зубов, клыков и ушей запрыгнул и злыдень в доспехах, размахивая лапами. Следом с радостными воплями ринулись остальные охранники.

Хм, весело у них, в куче-то, но мне пора. Нет-нет, не провожайте, сама как-нибудь.

Нырнула в пятый от статуи проход в земляной стене и чуть не упала. Сразу под ногами неровные ступени крутым обрывом вниз. Темно-то как.

Полудницы видят без света лучше смертных, но уже пятая ступень теряется во мраке. Нет ни факела, ни свечки. Достаю из поясного мешочка огонь-траву, неопалимую купину. Дунула – загорелось тихое голубоватое пламя.

Прислушалась: вдалеке отголосок. Ступаю по узким земляным выступам, а они узкие – лишь малой птичке вольготно сидеть.

Белёсые корни за уши цепляются, под ногами крысы шныряют. Жарко. Душно.

Конца и края спуску нет. Сколь глубока подземная вотчина? По ощущениям никак не меньше пяти вёрст: с кореньями, запретными кладами, тайными могилами.

Вот наконец впереди неяркий свет.

Вхожу в широкую земляную пещеру.

В ней клети из цельных стволов. За решётками в темноте воют, шипят и скребут.

Мелкий злыдёнок пищал, но много не подёргаешься прижатым к стене.

– Веди к последнему узнику!

Он посмотрел мне в глаза и решил стать послушним.

В тайном кармане в рукаве припрятан сонный порошок. Дунула в рыло, злыдёнок чихнул да осел на земляной пол. Ничего, сладко поспит до заката.

Тут я сама следом рухнула. Сила колдовская на исходе, вытекает тоненькой струйкой! Как не вовремя!

Руки стали тяжелы, голову будто грызут изнутри шишиги.

Мы, полудницы, волей крепки, солнцем, свежим ветром, полем полуденным. Под землёй же вотчина мрачного бога Вия – повелителя мира Духов.

Но дело превыше всего.

Сжала зубы до хруста и поползла на коленях до узкого лаза, обитого железом.

Это камера для особых пленников, так сказал Цыплёнок.

Скрипучий засов отворила разрыв-трава.

Прислушалась: из лаза шорох и хрип.

– Эй, оборотень! Ты там? – шиплю в вонючую тьму. – Сдох уже?

Из всех клетей взвыли, заскулили. Из камеры лишь вонь и хрипы.

Пришлось ползти. Ноги с трудом волочу. Мокрицы извиваются под ладонями.

Внутри пещера: не мала, не велика – с подземного зверя Индрика.

«Ну же, Грёза! Дело без конца – что кобыла без хвоста! – уговариваю себя. Подползаю к хрипящей куче. – Хватай оборотня, да выбирайтесь!».

Склоняюсь над вонючей кучей.

В тусклом свете огонь-травы видна безглазая беззубая пасть, остатки волчьей шерсти. Обглоданный язык свешивается. Кожа клочьями, из дыры серая кость торчит.

Федот, да не тот. Оборотень, да не Тень.

Вурдалак почуял мой запах ввалившимся носом: ногами засучил, захрипел – полезли из глотки жирные черви. Торчит из живота кол, когтями деревяшку почти в труху стер. Не сдохнет. Выживет.

А я, похоже, нет.

Подняться не могу. Волосы слабо подёргались да повисли обрубками.

Закрываю глаза и падаю на пол.

*****

– Много спать – дела не знать! – От крика вскинулась резко, дёрнулась и ударилась о стену затылком.

– Кто здесь? – и шипеть сил не осталось.

 Кругом всё та же подземная темнота и вонь гниющего вурдалака.

Откуда вдруг голос Цыплёнка? Чудится вроде: «В мешке ищи!»

У меня припрятана веточка ивы – первое средство для исцеления полудниц. Но верёвка ослабевшим пальцам не поддаётся.

Чую, в ладонь тычется круглое, тёплое. Вынимаю, а это яблоко. Да не простое: в душной черноте светится. От него побежала по руке блестящая струйка. А с ней и колдовская сила будто знойным солнышком напиталась. Волосы очнулись, поласкались, в косу улеглись.

Чудо: встаю на ноги.

Так, тихонько, по стеночке мимо сопящего злыдёнка, мимо многочисленных дверей, в душной темноте по узким ступеням вверх и выползла в горницу с лестницей.

А как вылезла, так и села за статуей. Отдышаться бы.

– Тупой ты уродец! Не вру! Чтоб мне грызть гнилые кости! – Пищит невидимый мне злыдень.

Статуя, за которой я притулилась, изображает демона в объятиях мускулистого мужика. Оба, видать, в бане, нагишом. Лохани только не видать.

С одной стороны статуи торчит кончик хвоста, с другой – толстенькие ляжки другого злыдня.

Кто-то из них шепчет:

– Эта собака протявкала «Отслужил сто пятьдесят лет, хватит!».

Хм, мускулистый каменный мужик очень напоминает оборотня Тень: и стать, и длинный волос.

– Так и сказал? – охнул голос ещё противнее первого.

Я обратилась в слух. Невидимая за белокаменными голышами, различила даже шмыгание носом.

– Владыка ему в спину: «Не уйдешь!»

– А блохастый что?

– Оскалился и когти выпустил.

За статуей снова охнуло. Кисточка на хвосте встопорщилась.

– Помнишь? Сорокопут, уж насколько могущественный был колдун, но Владыка пальцами щёлкнул – только веником смести, что от волхва осталось.

– Нам повезло, что обрушилась лишь стена.

Я тем временем пристроилась между каменных мускулистых ног, рявкнула строго:

– Оборотня куда дели?

– В покоях он. Ась? Кто здесь?

Быстро, пока кисточка с ляшками не очухались, прошмыгнула мимо копошащихся в развалинах злыдней, нырнула в ажурные деревянные двери.

Змей-Горыныч сказал, что Филотанус с Кощеем уедет.

Надеюсь, мне повезёт.

Повезло. Демона нет.

Богаты и торжественны его покои. Только с чёрным цветом перебор да крючья с потолка и шипастые орудия для пыток не гармонируют с изящными безделушками и картинами.

С широких полатей рука свешивается.

– Эй, Тень! Я его ищу, а он отдыхает! Идём!

Откидываю шкуру и понимаю, что оборотень никуда не пойдёт.

Большого ума не надо, чтобы понять – его сущность, что вместо души у нечисти, улетела. На груди дыра, два кулака влезет. Кругом валяются смятые кружевные платки с кровью и следами магического лечебного порошка.

Поздно знахарствовать – оборотень практически четырьмя лапами в Нави, тамошних коз гоняет. Не дышит, не разумеет, на удары не реагирует.

Лежит бессмысленной грудой, ручищи раскинул.

 Как вытащить эдакого медведя? Жизни в нём не больше, чем в деревянном идоле человеческого капища.

Но вывести надобно. Дело без конца, что кобыла без хвоста.

Из-за покореженной двери послышался цокот и громкий шёпот:

– Здесь он! В покои заскочил!

Хм, не меня ли ловят?

На полу брошен черный с серебряной нитью плащ. То, что надо! Капюшон на голову, сама – в кресло, нога на ногу.

Главное – не дать злыдням очухаться:

– Эй, вы, слуги! Унесите обог'отня пг'очь! – подражаю демоническому говору за спинкой кресла. – Выбг'осите в канаву.

Слышу: переминаются, шушукаются.

– Э-э-э, Владыка, а вы не ушли к Кощею? – пискнул какой-то самоубийца.

Как они смеют приказа ослушаться!

– Сбг'од! Отг'ебье! – От удара подлокотник затрещал. – Г'аспустились, лодыг'и! В избе г'азг'уха! А ну, навести пог'ядок! Стены вылизать! Заг'ою! В яме сгною!

За креслом охнули, засуетились. Через миг тишина – ни злыдней, ни оборотня. Хорошо, однако, иметь вышколенную прислугу.

Выбраться из подземной избы не составило труда. Слуги носятся, как под хвост ужаленные. Одни тащат наспех сколоченные лестницы, другие – вёдра с водой и тряпки. Особо старательные облизывают стену у покоев. Никто не хочет на своей шкуре почувствовать гнев Владыки. Мне то на руку.

На поляне уже подпрыгивает молодой волк-оборотень Лучик.

Подсаживаю ему на спину бесчувственного оборотня. А тот падает. Пришлось за спину обнять. Да у него жар, дышит раз через пять. Эх, испачкается платье, возьму сверх платы отрез ткани!

Со стороны избы донесся вой, крики. Обиженный голос визжит:

– Догнать! Вернуть!

Ругательные слова присовокупил.

Очухались, рогатые.

Выскочила из подземных ворот оборотень Полночь, следом вся стая.И на каждом звере верхом по злыдню.

– Не уйдут!

Лучик рванул в галоп, не успела я серые бока пришпорить.

Прямиком через буйный лес, мимо мшистых стволов, через ямы-коряги-ухабы, сквозь колючий шиповник. Только и успеваю от нависших ветвей уворачиваться да держать безвольного оборотня. Тот болтается пустышкой, деревянным идолом, лишь стонет изредка да отросшие волосы цепляются за когтистые сучья кустарников.

Бежит Лучик, на ущербную лапу припадает. Язык болтается. Ноша тяжела, а стая не отстаёт. Видать, тоже ведомы оборотные тайные тропы.

– Погоня близко. Доставай скорее гребень. Станут злыденьы наезжать да ловчую сеть метать – брось гребень позади.

В скором времени слышится свист и вой.

– Живьем брать! – Обмотала ближний куст ловчая сеть.

Изловчилась, кинула гребень – и в эту же минуту стеной поднялась густая чаща: ни пешему не пройти, ни конному не проехать, дикому зверю не прорыснуть, птице не пролететь.

злыденьы зубами скрипят:

– Все равно догоним, только вот топор-самосек привезём.

Бежит Лучик, спотыкается. Язык по ветру болтается.