скачать книгу бесплатно
Произнеся вопрос, она приблизилась к щели и внимательно взглянула на незнакомку, отчего в поле обозрения оказался ее массивный нос с внушительной коричневой бородавкой на переносице.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась Рита, – Извините меня, пожалуйста, за беспокойство. Я просто хотела поинтересоваться, не сдаст ли кто-нибудь в этом доме мне комнату на несколько дней?
– А ты кто такая будешь? – задала ей вопрос женщина, смерив взглядом с ног и до головы, – Нездешняя?
– Да, – подтвердила Корнеева, попутно выуживая из памяти подходящие географические данные, – Из Ново-Называевки я родом. Приехала сюда к знакомым по делу, а их не застала. Соседи сказали, что уехали они на недельку в Тобольск. Возвращаться мне не с руки, так что подумала я, что можно здесь где-нибудь переждать. Вот и хочу съемную комнатку найти.
– Так, в гостиницу бы и шла, – резонно заметила хозяйка.
– Да пошла бы, кабы паспорт с собой захватила, – вполне натурально засмущалась Рита, сотворив вполне провинциальное выражение лица, – Да, и дорого там, наверное.
Ожидая ответной реплики женщины, девушка быстро проанализировала ту информацию, которую выдала в виде легенды. Кажется, все должно сойтись. Название поселения почерпнуто из географической карты местности, что находилась у нее в сумке, одежда не выглядела вычурной и вполне могла сойти за ту, что носят по всей России девушки основной массы населения. Паспорт на чужое имя ввиду факта официальной кончины Маргариты тоже присутствовал, однако «светить» его раньше чем того потребуют обстоятельства, не хотелось. В конце концов, какое кому дело до того, кто она и зачем здесь? Расспросы ради простого любопытства. Чтобы затем товаркам во дворе растрезвонить.
– Ну, дорогая моя, – высказалась тетка, «переварив» то, что сообщила ей Корнеева, – Тут тоже задаром ничего не сдадут. Пусть и не задорого, но все-таки…
– Нет, – притворно спохватилась вжившаяся в роль Рита и вынула из кармашка сумки несколько крупных денежных купюр, – Деньги-то у меня на первое время есть. Так что я не нахлебницей прошусь.
Эффект от вида так невинно показанных денег не заставил себя ждать. Расчет был прост и основывался на вполне предсказуемом меркантильном интересе. Согласно статистике, уровень доходов в основной массе городов России оставался крайне низким. Так что, исходя из этого соображения, следовало напрямую рассчитывать на то, что возможность быстрого заработка сыграет здесь свою роль безотказно.
Так и случилось. Зацепившись глазами за свеженькие банкноты, женщина едва не потеряла нить разговора и ту степенную роль, которую в нем принимала.
– Ну…что ж, – пожевала она тонкими губами, явно сопровождая этим мимическим движением напряженную работу собственных мыслей, – Раз такое дело…надо подумать. Проходи.
Цепочка, как по мановению волшебной палочки, исчезла из виду, а сама дверь гостеприимно распахнулась, пропуская гостью в квартиру. Рита не заставила себя ждать, пройдя в прихожую, пахнувшую ей в нос густым застоявшимся запахом старости.
– Как звать тебя, девушка? – коротко спросила не сводившая с нее глаз хозяйка.
– Вера я, – поспешила ответить ей Корнеева, – Вера Устюгова. Может, бывали когда в Ново-Называевке? Должны были слышать. Фамилия известная. Устюговых там много.
– Нет, не слыхала, – отрицательно мотнула головой женщина, – Никогда не забредала в те края…
«Ну и, слава богу! – с облегчением подумала про себя Рита, – Больше будет веры.
– Так, – задумчиво возвела очи к потолку хозяйка, – Кто у нас тут сдает… В соседнем подъезде на первом этаже Фрося вроде как…потом в доме напротив Надежда…ах, нет она на днях постояльца пустила.
«Цену набивает, – поняла девушка.
– Ах! – воскликнула она, – Мне бы только на недельку. А там уж я…
– Ну,…тогда, – наконец, приняла решение женщина, – Оставайся у меня. Живем мы вдвоем с сыном, так что вполне уместимся на это время.
Хозяйку квартиры звали Риммой Федосеевной. Это Рита узнала из душевной беседы, последовавшей за комичным для нее вселением в маленькую комнатенку с окнами, выходившими в нужную ей сторону. Никуда не даться, пришлось за чашкой чая выслушать басни соскучившейся по общению пенсионерки, по случаю болезни уж как неделю не выбиравшейся во двор. Скрепя сердце, девушка выслушала все рассказы о прошлом чужого ей человека. Посочувствовала нелегкой судьбе провинциальной учительницы, всю жизнь учившей физике местную детвору и за тем занятием упустившей собственного сына, выросшего тюфяком и лоботрясом. Выслушивая тирады, отпускаемые Риммой Федосеевной, Корнеева с ярко выраженным внешним интересом участвовала в общении, однако с томлением выискивала повод для того, чтобы, наконец, уединиться в новом жилище.
Такой повод она нашла только через два часа и, сердечно попрощавшись с хозяйкой, удалилась в комнату.
«Приятный сюрприз, – заметила, обнаружив на старой массивной двери, покрытой толстенным слоем желтовато белой масляной краской засов, позволявший запираться изнутри, – Можно не опасаться внезапного вторжения радушной хозяюшки.
Закрыв за собой дверь, девушка осмотрелась, затем подошла к окну и задернула старинные шторы. Теперь, когда она осталась одна, появлялась возможность уделить достаточно времени для того, чтобы проанализировать имевшуюся информацию и сообразно обстановке выстроить цепь своих дальнейших действий.
«Интересно, – подумалось невпопад – Где же все-таки располагается квартира, отведенная группе «Кондора» под место временного обитания? Наверняка, для них это устроил кто-то из местных. Может, снял, а может и вовсе устроил для временного пользования пустующее жилье, что было бы даже удобнее. Всяко может статься. По крайней мере, придется подежурить у окошка, чтобы, в конце концов, вычислить искомое помещение и, к нему, сопутствующий антураж внешне тихого двора. Мало ли, какие черти могут водиться тут под сенью старых раскидистых деревьев.
Впрочем, это представлялось делом не настолько ближайшего будущего. Сейчас у нее есть то, что требует первоочередного изучения. Вспомнив об этом, Рита подхватила со стула свою спортивную сумку и с нею перешла на старомодную металлическую кровать с панцирной сеткой, застеленную по старинке основательно, но с характерной неопрятностью и кое-где даже небрежностью. Это, как уже успела усвоить Корнеева, являлось ярко выраженной чертой ее новой хозяйки, умудрившейся оставить буквально на всем интерьере квартиры толстый налет закоренелого мещанства. Пусть её. Отставив в сторону успевшее сложиться гаденькое впечатление об убогости убранства нового места обитания, девушка раскрыла сумку и принялась тщательно изучать ее содержимое.
«Вполне работоспособное оборудование, – сделала она вывод через пять минут, закончив изучение того, что содержалось в кожаной «таре» для набора подслушивающих устройств, – Не ахти какое навороченное, но поработает на приемлемом уровне. Главное, чтобы хватило запаса прочности.
Посудив так, она отложила набор в сторонку, а затем, в свою очередь, извлекла тот самый увесистый сверток, который заметно утяжелил ее походный багаж. Развернув его, Корнеева разложила перед собой на покрывале хищно блеснувший воронением пистолет с запасными обоймами. Рядом насыпала горку патронов, после чего принялась изучать дорогую игрушку. Да, такую «цацку» не так-то просто встретить даже в нынешние неспокойные времена! И, тем паче, не в сибирской «глубинке». Настоящая «Беретта» от начала и до конца. И, кажется, в полном боевом порядке. Рита взвесила пистолет в руке, вспоминая ощущение пальца на спусковом крючке. Потом привычно произвела разборку, тщательно осмотрела детали и канал ствола. Затем, удостоверившись в первозданной целостности оружия, тщательно почистила его, заново при этом заглянув в каждый паз. В очень близком будущем ей придется полагаться на этот пистолет целиком и полностью, так что следовало сделать все возможное для того, чтобы он работал так, словно это не стрелковое устройство, а дорогие и хорошо отлаженные швейцарские часы.
Покончив с чисткой, девушка неспешно собрала механизм «Беретты», для очистки совести снова проверила функциональность устройства, после чего сильным выверенным движением вставила обойму в положенное место. Тихий металлический щелчок поставил ее в известность о том, что пистолет заряжен. Корнеева передернула раму затвора и дослала патрон в патронник. Что ж, кажется с этим все. Она сложила запасные обоймы и россыпь патронов в боковой карман сумки, чтобы те всегда оставались под рукой. Само оружие оставила лежать рядом. Ей требовалось свыкнуться с ним. На психологическом уровне.
«Со второстепенными делами закончила, – с этой мыслью Рита снова заглянула в свой нехитрый багаж, – Теперь к главному.
Она вынула пакет с бумагами, переданными Усовым для изучения и торопливо, словно не хватало времени, вскрыла его. А потом, с головой ушла в скрупулезное изучение попавших в руки данных.
Вечер понемногу стал набирать силу и теснить августовский день, когда девушка снова оживилась, по десятому разу просматривая набор данных.
– Очень интересно, – тихо пробормотала она, – Или я совсем дура или…
Что последует после «или», тишина в комнате так и не узнала. Совершенно забыв о спонтанном выбросе слов, Рита снова вернулась к тоненькой стопке ксерокопированных листов, перетянутой цветной резинкой, которой обычно стягивают денежные пачки. Стопка содержала в себе запрошенную ею подборку сведений о подозрительных пассажирах, перевозивших детей на том самом авиарейсе, на котором, согласно косвенных, но вполне достоверных данных, неизвестный пособник Козина переправил в Омск Данила.
«Формы паспортного стола, – с неудовольствием отметила про себя девушка еще в самом начале процесса анализа, – Так называемые «формы за номером один». Скудный минимум установочной информации плюс фото с известной степенью размытости. Негусто.
Их было всего пять. Она просматривала формы раз за разом, однако пока не нашла ни единой зацепки. Ни имена, ни фамилии, ни данные о прописке ей совершенно ничего не сообщали. Безликие граждане великой запущенной страны. Тогда, убедившись в тщетности получения необходимой версии с наскока, Корнеева заставила себя успокоиться, умерить темп скачущих мыслей и догадок, и затем принялась тщательно рассматривать имевшиеся в распоряжении фотографии.
«Двое мужчин и три женщины сопровождали детей в том рейсе, – подумала Рита, изучая на фото черты лиц незнакомых ей людей, – Никого из них сбрасывать со счетов нельзя. Даже, несмотря на слова Фомина о том, что Козин доверил сопровождение именно женщине. Это могла быть неточность, либо умышленное запутывание следа. Другое дело, что таким сопровождающим (или сопровождающей) должен стать очень доверенный Козину человек. А раз так, то можно предположить и то, что этот человек мог мелькать и в моем поле зрения.
Как она ни переворачивала свой пытливый ум, путь раздумий неизбежно выводил на ту самую женщину, что едва не спровадила ее на тот свет отравленным дротиком. Загвоздка заключалась в том, что девушка совершенно не запомнила ни одной запоминающейся черты в облике загримированной подручной пресловутого Витольда. Только характерный прищур тонко подведенных зеленых глаз. Этот прищур в последние дни не давал ей покоя, частенько являясь в мыслях и, возможно, даже во снах.
«Если же судить хотя бы о приблизительном возможном сходстве загадочной «псевдо-уборщицы» с кем либо из тех лиц, что обозначены на этих листах, – с напряжением размышляла Корнеева, – То здесь просматривается слишком мало черт, способных провести, хоть какую-то параллель. Всех этих людей за день-другой проверить просто нереально при той нехватке времени, отпущенного Бельскому похитителями. Остается действовать методом исключения и вычленять из этого списка ту особу, которая более всего может подходить к ситуации.
Поколебавшись, она решительно исключила из стопки лиц мужского пола. Не настолько важно было скрыть факт переправки мальчика, чтобы сопровождающей его женщине загримироваться под мужчину. Тем более что, скорее всего, никто из похитителей не додумался до того, чтобы использовать фиктивные документы, удостоверяющие личность. Слишком мал промежуток времени, а, следовательно, и вероятность для проработки операции похищения до таких мелочей. И это только один из факторов, которые могли сыграть свою роль в развитии ситуации. Тут и спонтанность решений, и импровизация. К тому же, насколько свидетельствовали данные о возрасте фигурантов мужского пола, мало кто в здравом уме доверил бы им столь ответственную операцию. Так что, с долей уверенности, выражавшейся в мыслях девушки шестидесяти процентной степенью вероятности, сопровождала Данила именно женщина. Женщина в расцвете физической формы и, возможно, имеющая навыки применения психотропных средств для подавления воли мальчика. Этот логичный довод также склонял Корнееву к выводу, что переправкой вполне могла заниматься именно та самая метательница ручных стрелок, с которой судьба столкнула ее в школе.
– Уже лучше, – ободрила себя Рита, – Три не пять. Разберемся и докопаемся до истины.
Дальше пошло труднее, однако, не без успеха. Изучив все три «формы», она забраковала еще одну кандидатуру по той же возрастной причине. Оставались еще две и тут уже один дедуктивный метод не вытягивал. Требовалось что-то весомое, дабы остановить на ком-то одном свой окончательный выбор.
– Кто же из вас? – вполголоса произнесла девушка, держа перед собой две фотографии, – Блондинка или брюнетка?
Фотоснимки, сделанные для паспорта, как правило, отличаются своей невыразительностью и такой неконкретностью образа, что зачастую почти непригодны для детального конструктивного изучения. Так ей говорил один знакомый, подвизавшийся на нивах криминалистики. Корнеева не знала, прав он, или нет, но, разглядывая с разных ракурсов серые прямоугольнички копированных фото, в которые выглядывали лица незнакомых женщин, все равно никак не могла решить в чью-то пользу.
– Ну, хорошо, – сдалась она, не определившись в своих «симпатиях», и приблизила к себе изображение той, что держала в правой руке, – Так… Так… Антонина Петровна Клычкова, 1953 года рождения… Что сказать? Не старая еще… Угу-м… Прописана… Деревня Тюкалинка… Занятное название… Замужем… Трое детей…
Рита взглянула внимательнее на фотографию, на которой была запечатлена скуластая бабешка явно пролетарского происхождения с копной плохо убранных темных волос. Как-то не особенно она походила на ту подвижную особу, которая умело «укусила» ее в плечо ядовитым метательным снарядом. Наверное, не она, хотя…
Девушка еще раз всмотрелась в изображение и, словно пытаясь прогнать неопределенность, энергично тряхнула головой. Затем приблизила другую карточку и принялась вчитываться в данные. Блондинка с несколько вытянутым строгим лицом и широко раскрытыми, словно в удивлении, глазами смотрела на нее с бумажного листа. Ничего такого, что навеяло бы Рите хоть какие-то ассоциации. Может быть из-за того, что все те, кто хоть раз фотографировался на паспорт, стремясь к документальности образа, изображали себя неестественным образом. Искаженные строгими гримасами лица мало похожи на личность в действительности. Другое дело, что блондинка, судя по году рождения, была еще молода и, согласно данным с формы, детей не имела. Некая Ангелина Демидовна Барцева двадцати семи лет от роду, уроженка Омска. Не замужем. Значит, свободна в передвижениях и поступках. Из близких родственников в наличии мать, Валентина Ивановна, и родная сестра Нелли… Что? Нелли имеет ту же самую дату рождения? Близняшки? Очень интересно!
Она точно не знала, какое соображение заставило ее окончательно остановиться на Ангелине Барцевой. То ли это было наитие, то ли простое мановение судьбы, заставившей сделать выбор в пользу блондинки. По крайней мере, с той же решительностью, что и до сих пор, Рита отложила в сторону карточку с данными скуластой крестьянки из деревни Тюкалинки и осталась один на один с размытой фотографией удивленно глядящей блондинки. Решено! Может она допустит этим фатальную ошибку и упустит драгоценное время, однако именно Барцеву возьмет в немедленную разработку.
Приняв решение, Корнеева вскочила со своего импровизированного места для аналитических выкладок и подошла к окну. Затем выглянула из-за задернутой шторы и бегло осмотрела сумеречное пространство тихого двора. Пока ничего. Тишь и гладь. Впрочем, это пока для нее роли не играло. Наверное, из-за того, что в голове начал складываться план действий на самое ближайшее будущее.
Значит, близнецы… Она завтра же раздобудет на них более подробную информацию и начнет оперативную разработку по всем правилам. Медлить нельзя, потому что уже послезавтра истекает первая неделя отпущенного похитителями срока. Если дело сдвинется с мертвой точки и наметится прогресс, можно будет уделить внимание ребятам из группы. Складывалось нестойкое впечатление, походящее больше на фантазию, чем на реальное соображение, однако оно нашептывало о том, что группа недалека от того, чтобы влипнуть в историю. Хоть и конкуренты, но все-таки свои парни. Поглядим. Завтра действовать она начнет с раннего утра. Нужно по возможности экономить время. Однако автомобиль, доставленный ей Усовым, Рита трогать, пока не станет. Не станет до тех самых пор, пока в нем не наступит настоящая необходимость.
Решив таким образом, Корнеева почувствовала некоторое облегчение. А вместе с ним и ноющую усталость в теле. Захотелось лечь и уснуть. Поддавшись этому спонтанному желанию, она вернулась к кровати и бросилась в нерасправленную постель, поленившись раздеться, но, не поленившись упрятать под подушку заряженный пистолет. Спать! Все мысли, и детальная разработка планов останутся назавтра…
Глава 11.
Где-то в районе Уральского хребта. Михаил Багин. Раннее утро 5 августа 1996 года.
По обеим сторонам ровного накатанного шоссе со спринтерской быстротой мелькали колки деревьев и кустарника, временами, в соответствии со скоростью, убыстряя бег и сливаясь в почти сплошь зеленую пелену, наблюдаемую в боковые стекла автомобиля. Ощущение полета. То самое долгожданное ощущение, которое он в последнее время так жаждал испытать воочию. К которому так долго шел. Конец неудачливым стылым временам? Все минуло и осталось в прошлом? Этот вопрос он все еще продолжал задавать сам себе, опасаясь поспешить с ответом. Не сглазить бы.
Нет, иллюзий он давно уже не испытывал. Знал не понаслышке, что такое жизнь. Не добрая и не злая, скорее равнодушная к каждой из миллиардов человеческих душ. Холодная, как гильотина, которая обезглавит любого неудачника, не вовремя сунувшего под нее голову. Он, один из многоликих миллиардов, теперь вполне понимал беспринципность и неотвратимость этого процесса, но продолжал втайне надеяться, ожидать, когда улыбнется счастье. Именно счастье. По дурацки. Просто так. Это было такой же нелепостью, как вера в реальность сказок, но…
Укрепить такими рассуждениями силу пошатнувшегося духа Михаил не мог, но, к собственному удивлению, немного успокоился и вновь всецело углубился в стелющуюся перед ним серую бесконечную ленту дороги. Думы о прошлом не отпускали. В прочем, они и не отпустят, если есть что вспомнить, обернувшись через плечо на прожитое.
Себе врать не стоило. Да, он был уже далеко не тот Михаил Багин, когда-то ставший почти легендой и кумиром маленького уютного городка, затерявшегося на окраине Южного Урала. Давно уже исчез в прошлом тот подвижный и жилистый мальчишка-огонь, способный биться на ринге по двенадцать часов подряд и наголову побеждать ряды противников, зачастую более внушительных и мускулистых, нежели он сам. Побеждать не столько неисчерпаемой выносливостью, сколько необычайно сильным «пушечным» ударом кулака, неизменно повергавшим соперника наземь.
Давненько же это было! Неординарные качества, заложенные где-то в глубине его генов, и вывели подающего надежды мальчишку сначала из школьного кружка в спортивную школу, а затем и в институт физической культуры, находившийся в областном центре. Почти героем уезжал из городка паренек Миша, героем и живой легендой, примером для остальной молодежи.
Примером учить в эпоху застоя умели! Герои труда, герои доблести, герои спорта, наконец. Существовала целая стратегия политического строя, направленная на то, чтобы население страны, не прекращая, испытывало патриотический оргазм. В общем-то, правильная стратегия, сейчас он понимал ее действенность и безотказность. Он принимал ее за чистую монету даже тогда, когда уже служил кадровым офицером регулярных войск. Но потом… На деле это оказалось только лицевой стороной ярко начищенной медали. Далеко не все «герои» и «примеры» выдержали проверку славой, смогли вынести тяжесть почета и привилегий. Многие с хрустом сломались и превратились в обыкновенную, пошлую и кичащуюся своим прошлым мразь. В таком качестве выгодно было жить в то двусмысленное время вырождения государства по названию «СССР».
«Мразь… Какое емкое выражение…
Теперь Михаил, рассуждая трезво и здраво, в полной мере мог отнести это определение и к своей персоне. Слава богу, бог не лишил его способности относиться к самому себе с изрядной долей самокритики. Выражаясь образно, некогда известный боксер Багин, сполна отмеченные регалиями и привилегиями, не выдержал боя со звездной болезнью и отправился в полный нокаут. Почему? Ответа он не знал до сих пор. Да и кого теперь винить, на кого вешать всех собак? За прошлое он уже заплатил, правда, до сих пор не знал, сполна ли…
Большой город-муравейник, каким показался после глухой провинции Михаилу индустриально развитый Челябинск, оглушил тогда юношу своей суетой. А затем постепенно и проглотил, похоронил в себе без остатка, медленно переваривая и вытягивая жизненные соки. И не особенно важно было то, что жил он в этом городе больше наездами, в перерывах между соревнованиями, службой в родной пехотной дивизии и поездками за рубеж. Багин этого сперва даже не заметил. Он также служил, активно занимался спортом, где все так же превалировал бокс, проводил на ринге почти все свое личное время. Собственно говоря, его жизнь тогда, в прямом смысле слова, проходила на этом пятачке, ограниченном канатами.
Само собой, это принесло ожидаемые плоды. Несмотря на то, что Багин тогда был уже мастером спорта по пулевой стрельбе, неплохим спринтером и пловцом, именно бокс сумел быстро вознести его рейтинг в спортивной среде почти до самых небес. Так, что однажды утром, возвратившись из очередной международной поездки, он понял, что попал в ранг знаменитостей. Неожиданно, возникнув, словно по мановению волшебной палочки, в поле зрения новоиспеченного кумира появились орды диких поклонников, визжащих полоумных фанаток и тому прочих представителей современного идолопоклонничества, чуть не теряющих голову от счастья предоставленной возможности находиться рядом. Михаила стали приглашать на телевидение и радио, сделали постоянным участником всевозможных презентаций и встреч. Имя его в то время прямо-таки обреталось на устах толпы. Улыбки, автографы, речи, тосты – вся эта волна грязной пены поглотила с головой, затянув, словно трясина.
«Именно тогда мне стоило остановиться и оглянуться вокруг, – с привкусом былой горечи подумал он, отстранено созерцая мелькающий мимо встречный автотранспорт, – Боже, почему нельзя все вернуть назад?
Нельзя. Прошлое уже свершилось и его не вернешь. В той памятной, почти всегда праздничной суете, молодой боксер почти и не заметил, как женился. Окружающие считали этот скорый брак перспективным и долговечным, однако ошиблись, впрочем, как и он сам. Его избранница была смазливой представительницей наскоро народившейся орды отпрысков начальственной олигархии времен советского декаданса на самом его излете, достойной преемницей своего циничного папаши, добившегося хорошего поста в партийном аппарате, и вполне способной с трезвым расчетом спланировать свою благополучную дальнейшую жизнь без особых хлопот. В общем, будущего от этих отношений ждать не стоило.
«Словно сто лет прошло с этих пор. Даже не помню точно, что случилось после этого «брака-однодневки».
Нет, Михаил немного кривил душой. Помнил. Даже в деталях. А случилось, в конце концов, то, что уже предопределила судьба. Спустя некоторое, очень непродолжительное время, молодожены скоропостижно расстались. Расстались так же скоропалительно, но все равно его холеная молодая жена успела обобрать его, тогда далеко не бедного, и укатила за рубеж, чтобы прожигать свои дни в компании какого-то более удачливого в жизни самца.
«С этого ли началось мое падение? Или, может быть, раньше? – эти вопросы Михаил часто задавал сам себе с тех самых пор, однако достойного ответа так и не нашел.
Да, впрочем, какая разница. Главное, что ход событий оказался вполне предопределен. И ныне казалось совсем несущественным то, что тогда можно было все предугадать. Слава Багина находилась еще в разгаре, однако уже тогда он подсознательно постигал, что пик пройден и начался неизбежный спуск, с каждым шагом все более крутой. Он мог, если бы захотел, приложить силы и превратить этот откос в какой-нибудь пологий спуск, весьма достойный бывшему герою спорта. Но, не захотел. В его голове, как некогда бывало у ухарей-самоубийц, с азартом играющих в «русскую рулетку», с треском лопнула какая-то сдерживающая пружина. И пошло-поехало. Как-то само собой вышло, что Михаил стал своим человеком во всевозможных ресторанах, активным участником любых торжеств, где спиртное лилось рекой, а пьяные женщины развратно липли к нему в темных углах, хрипло дыша в ухо устойчивым перегаром.
Скоро Багин научился похмеляться по утрам, гадливо отправляя в свое саднящее нутро стопку водки и одновременно в недоумении косясь на новую, совершенно незнакомую бабенку, пьяно храпевшую на скомканной постели. Впрочем, даже такие женщины скоро перестали появляться в его запущенном холостяцком жилище, отдавая предпочтение более удачливым мужчинам. Зато остался алкоголь.
А уже после этого, когда Рубикон оказался, пройден, поначалу не очень заметный его одурманенному алкоголем взгляду откос и вовсе превратился в пропасть. Как-то так получилось, что спорт, а затем и все остальное, резко и бесповоротно ушли из жизни Михаила, оставив его один на один с собственной душевной пустотой, щедро приправленной свалившимся на голову безденежьем и безысходностью. И дело состояло даже не в том, что его несостоявшийся тесть приложил все силы к тому, чтобы перекрыть кислород и вышвырнуть отовсюду. Багин не винил его, ибо сам не раз, в пьяном кураже, старался сотворить тому на позор какую-либо гадость. Дело состояло в ином. Он это осознавал в той мере, чтобы, по плохому примеру многих опустившихся людей, не винить никого постороннего. Спасовав перед бременем славы и известности, бывший спортсмен разом, буквально за шаг, преодолел расстояние, отделяющее его от той мерзости, которую так презирал, и дал одолеть себя одному из исконных пороков. Михаил не успел заметить, как превратился в алкоголика, а это значило, что рано или поздно жизнь бросит его на дно, в самую гущу нечистот.
В конце концов, так и вышло. Звезда героя спорта скоропостижно закатилась и оставила того на произвол судьбы, безжалостной и беспощадной. Он более не был тем стройным и подвижным пареньком с железным здоровьем. Как-то незаметно фигура оплыла и приобрела некую округлую полноту, так не похожую на него прежнего. Здоровье, основательно подточенное разгульной жизнью, вскоре дало понять, что о былой резвости и быстроте придется забыть и постараться научиться вести себя более степенно. Багин внезапно встал перед реальностью, поведавшей о том, что, перешагнув тридцатилетний рубеж, он стал другим, мало похожим на себя прежнего. Эта реальность отобрала у него практически все те качества, которыми так гордился Михаил и которыми так неосмотрительно разбрасывался в прежние времена.
Но, кое-что все-таки осталось. Осталось то врожденное, что было не под силу отнять никаким болезням и невзгодам. Реакция настоящего спортсмена и коронный «пушечный» удар. Отработанный до автоматизма и доведенный до совершенства. Этот бесценный дар судьба оставила без изменений, что, скорее всего, спасло его от фатального финала, спасло и вытащило из пучины наверх, к свету божьему. Впрочем, религиозным Багин себя не считал и к моменту спасения своей души относил случай, оказавший неоценимую помощь в осознании всей меры и глубины собственного падения.
История произошла порядка полутора лет назад, однако помнилась отчетливо, словно произошла накануне. В ту пору Михаил представлял собой яркий образчик жертвы необузданного алкоголизма. Средств на жизнь просто не осталось, ибо все ценности, включая золотые медали, оказались пропиты, а для того, чтобы выжить и получить порцию самой дешевой водки, пришлось выйти на ближайший рынок и подрабатывать грузчиком. Багин уже почти обосновался в этой среде и не чурался всякого рода бичей и бомжей, каждое утро сползающихся к торговым рядам в надежде перехватить грошик за случайно подвернувшуюся работу.
Конечно же, гонор, свойственный бывшему герою спорта, еще присутствовал в полной мере, вкупе с остатками физической мощи, не окончательно изжитой из тела обильными дозами спиртного. Из-за этого ему чаще, чем другим, улыбалась удача, позволяя возвращаться в запущенную донельзя квартиру навеселе и даже с мелочью в кармане. Считаться с другими, а тем более делиться с кем-то, Михаил нужным не считал, чем, вполне естественно, и возбудил недовольство у прочей пропитой полукриминальной шпаны, кормившейся у рынка. Результатом стала та памятная стычка, едва не стоившая ему жизни.
В тот осенний день он неплохо «подкалымил» и к вечеру возвращался домой, с удовольствием прислушиваясь к бряцанью полных бутылок в своей матерчатой затасканной сумке. Настроение било через край, а сладостное предвкушение алкогольной «расслабухи» окрасило мир в радостные цвета. Легкой развязанной походкой «морячок» Багин продефилировал под хмурыми очами соседских старушек, что расселись чинным рядком на скамейках, расположенных по обе стороны у входа в подъезд, и даже улыбнулся им во время приветствия. Бабушки, поджав губы, надменно закивали в ответ.
– Вот кому жить легко, – произнесла одна из бабуль вполголоса, повернувшись к товарке, – Понавел домой целую кодлу, а сам за водкой. Сейчас шары зальют, и до утра галдеть будут, покою не дадут…
Объект сего обсуждения закрывал в это время подъездную дверь, и комментарий пенсионерки услышал лишь краем уха. Услышал и тут же забыл. А зря. Едва взбежав на третий этаж и направившись к двери собственной квартиры, Михаил заметил, как, откачнувшись от стены, навстречу ему двинулось несколько темных фигур. Их он насчитал пять. Ожидавшие, с привычностью волчьей стаи перерезали путь в спасительное нутро жилья, а еще несколько силуэтов перекрыли дорогу к лестнице, вынырнув сзади из сумрака верхнего и нижнего пролетов. Слишком похоже на западню. У Багина, молча наблюдавшего за опасными маневрами, внутри разом похолодело.
Эйфория удачного дня испарилась легким дымком, оставив напряженными узлы нервных сплетений. Осталось осознание того, что эти люди ожидают именно его персону. Хорошего здесь ждать не приходилось. Оставаясь внешне все таким же беззаботным, внутренне он весь подобрался и осмотрелся вокруг, стараясь, чтобы это выглядело по-идиотски.
– Ба! Вязель в гости пожаловал! – воскликнул Багин, узнав приближающегося к нему человека и, выдерживая интуитивно выбранную роль, тупо хихикнул.
Откровенно сказать, натуральных позывов к смеху даже не возникло. Михаил слишком хорошо знал репутацию прохиндея, которого лицезрел перед собой. Вязель, как любят выражаться в среде «шпаны», слыл «беспредельщиком». Заурядный мелкий вор по натуре, тот ко всему прочему имел буйный характер и довольно часто влезал в какие-либо криминальные разборки, не боясь пролить, кому бы то ни было, кровушку, причем нередко зазря. Тем самым среди уголовной братии быстро заработал неплохой авторитет, коим с успехом воспользовался, прибрав, как бригадир местной блатной группировки, под присмотр местный рынок. Не просто, ох не просто так привел с собой ораву мордоворотов этот наглый урка!
– Ну, здравствуй, Пузырек, – разомкнув тонкие губы, процедил Вязель.
Он намеренно назвал Михаила унизительной кличкой, которую поспешили прилепить к нему обитатели рынка, стараясь поставить его в ряд местных забулдыг.
– Ты не удивлен, что я решил навестить тебя? – продолжил он с показной важностью, демонстрируя пародию на босяцкий апломб.
– Да нет. Как раз ждал к столу. – Багин выразительно тряхнул бренчащей сумкой, – Проходи и будь гостем, раз пришел, но друзей своих гони в шею, а то у меня водки не хватит.
Урка, не уловивший издевательского подтекста, с тем же видом принял подобающую статусу позу.
– Э, так не пойдет, Пузырь. Мы к тебе вместе пришли, так всех и надо бы пригласить. Нехорошо.
– Ну, раз нехорошо, значит, говори, зачем пришел, а потом все вместе и уходите. – Михаил безмятежно улыбался.
Улыбаться становилось все тяжелее, отчего он стал опасаться, что со стороны его гримаса скоро станет напоминать оскал.
– Ты, родной, мне не дерзи, – ощерился Вязель, будто бы подавая пример, как надо показывать зубы, – А, за то, что устанавливаешь на моей территории свои порядки, придется ответить.
– Это, какие такие порядки, – почти искренне изумился Багин и старательно округлил глаза.
– Такие, малый, что все, кто имеет с рынка заработок, отчисляют проценты на общак. Ты нарушил правило и придется тебя наказать.
Вот она, причина! Как говорится в народе, «если захотеть, можно прикопаться и к столбу». Желание у Вязеля имелось налицо. И плевать на то, что он, Михаил, к гопоте, обитавшей на рынке отношения не имел!
– Это как, наказать? Убьете? –
Урка, явно чувствуя себя на высоте, по-хозяйски ухмыльнулся.
– Ну что ты. Мы пока добрые. Для первого раза ограничимся малым. Например, тем, что ты квартирку свою на меня перепишешь.
Вот оно что! Совсем уже тебя, Михаил Юрьевич за забулдыгу стали считать! Обида хлестнула больно, понемногу заставляя вскипать кровь.
– А жить-то мне где? – вопросил Михаил, прибавив в голос слезу.
– Ну, какой-нибудь сарай я тебе устрою. Тебе ведь все равно хоромы не нужны. Была бы водка и жратва. Зато жив останешься. – Вязель холодно блеснул взглядом за спину собеседнику, и тот почувствовал у правого бока приставленное тонкое стальное лезвие ножа, – По рукам?
