Нарика и Серая пыль

– Нет, не нужно. Не нужно меня заплетать! Я уже столько раз тебе говорила!

Милиса удивленно посмотрела на дочь, спрятала гребень в карман фартука и задумалась, вспоминая.

– Правда? Да, говорила, кажется. Но почему? Я совсем забыла.

– Просто ты, наверное, как всегда, меня не слушала.

Нарика провела ладонью по левой стороне лица, на которой отчетливо выделялись девять черных родинок. Три шли полукругом у внутреннего уголка глаза, еще четыре уходили вниз по краю щеки, а две, совсем маленькие, виднелись слева над верхней губой. Они не нравились ей, как и все лицо. Ей пятнадцать, через год она станет невестой на выданье, как говорит мама, а на нее до сих пор не смотрит ни один юноша.

– Эти родинки и так портят мне лицо, а если еще и волосы убрать назад, тогда я буду совсем некрасивой! – сказала она, повернувшись к матери.

Милиса вздохнула.

– Глупая! Они тебя вовсе не портят! Но в любом случае, – нахмурилась мать, – думаешь, лучше ходить вот так, растрепанной? Ты же похожа на кикимору, что живет у нас в Трухлявом болоте.

Дочь скрестила на груди руки.

– Вот уж спасибо за комплимент!

Отец, строгавший деревянную дудочку за столом возле окна, поднял голову и опустил резец.

– Мать права. Ты же ходишь по лесам! Зацепишься где-нибудь волосами, больно будет. А чего хуже, можно вообще без головы остаться.

Нарика не сдавалась:

– Нет. Я же сказала, что заплетать не буду! Конечно, они очень длинные, потому и мешают, да и расчесывать их сложно. – И она вдруг прищурилась и хитро улыбнулась: – А если…

Не говоря больше ни слова, она подошла к деревянному буфету, открыла ящик, вынула ножницы и снова подошла к зеркалу.

– Ты что? – забеспокоилась Милиса. – Что ты хочешь?

Нарика засмеялась и с вызовом посмотрела на мать.

– Хочу подстричься.

И она быстро и с улыбкой начала обрезать спутанные пряди ниже мочек.

Мать, оцепенев, смотрела на нее, а отец только покачал головой и снова принялся за работу.

Когда Нарика закончила, Милиса побледнела от негодования. Дочь подошла к ней и в знак примирения крепко обняла.

– Мам, ну ты чего? По-моему, так гораздо лучше!

Милиса холодно отстранилась.

– Лучше? Да ты же… Ты же как мальчишка с такими волосами! Это ведь неприлично! Ты ведь уже девушка! Волосы должны быть нормальной длины!

И, не слушая дальнейших объяснений дочери, Милиса развернулась и ушла наверх в свою спальню, громко хлопнув дверью.

Слова матери больно кольнули, но Нарика не ответила, смолчала: просто проглотила обиду, как всегда.

Отец вздохнул:

– Ну, опять начудила?

Нарика развела руками.

– А что я такого сделала? Подумаешь, очень коротко! Да отрастут, куда денутся.

Но Алай все еще оставался на стороне матери:

– Она просила, чтобы ты заплела волосы, а не обрезала их.

– Да, согласна, коротковато, но… О, придумала! Если ей так хочется, пожалуйста, я заплетусь.

И Нарика снова подошла к буфету, достала из ящика оранжевую ленту, намотанную на катушку, – мать перевязывала ею свертки с травой, когда носила их на продажу, потом взяла в руки тонкую, с полпальца шириной прядь волос и, ловко переплетая ее лентой, сделала косичку.

Так она заплела еще три косички с одной стороны головы и четыре с другой. При этом большая часть волос осталась распущена – переплетенные лентой косы украшали прическу яркими прядями.

Алай улыбнулся.

– Ох и выдумщица! Теперь у тебя на голове будто лучи Ифуса. Будем зимой греться! – Он встал, отложил работу и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, но, взявшись за перила, обернулся со словами:

– И все же будь помягче с матерью, она так старается!

Нарика улыбнулась. Иногда ей казалось, что только отец и понимает ее.

* * *

В углу что-то зашуршало, и на середину кухни выбежал маленький черный хорек. От неожиданности Нарика вскрикнула и отступила к лестнице, а хорек остался на месте и встал на задние лапки.

Отец подошел к дочери и загородил ее собой.

– Он не похож на обычного зверя, – сказал он и топнул ногой. – А ну, прочь, паршивый!

Хорек издал странный стрекочущий звук, а в глубине его маленьких черных глаз сверкнуло синее пламя.

– Да это же Тварь! – воскликнул Алай. – Еще не хватало!

Нарика взяла в руки флейту, висевшую на груди.

– Может, сыграть?

– Нет, не поможет.

Отец подошел к печи, взял в руки кочергу, прислоненную к стене, и замахнулся на хорька. Тот цыкнул, превратился в облако черной пыли и растворился в воздухе.

– Я думала, что Твари боятся музыки, как и Тени, – сказала Нарика.

Алай поставил кочергу на место, оглядел углы и повернулся к дочери.

– Нет, они разные. Тени отнимают наши силы и передают их Тварям, а уж эти нападают, как настоящее зверье! Против них хороши стрелы и мечи, палки или камни. Конечно, если ты прогонишь Тень, то какой-нибудь Твари достанется меньше энергии и она будет слабее. И потом, Тени не всегда боятся музыки – нужно уметь ее понять и сыграть правильно, так чтобы за душу брало. Ладно, иди спать. Завтра собрание во дворце Правителей. День будет тяжелый.

* * *

Нарика проснулась от тихого разговора, доносившегося с кухни. Ей показалось, что мать говорит о ней, и она прислушалась.

– Даже если это и она. Она совсем еще ребенок! Боюсь, что она не справится.

Нарика встала с кровати, вышла на маленькую лестничную площадку, огороженную перилами, и глянула вниз.

Родители сидели за столом при свете керосиновой лампы. Мать смотрела на пламя, а отец держал в руках письмо, которое принес страж сегодня утром.

– За лето она выросла почти на полголовы, окрепла! Она уже больше похожа на взрослую девушку, чем на ребенка.

Мать покачала головой.

– Я не об этом!

Алай отложил письмо и взял Милису за руку.

– А о чем тогда?

– Нет, ты совсем меня не понимаешь! Ее поведение. В свои пятнадцать она ведет себя как неразумное дитя. Что это за глупую сцену с волосами она сегодня устроила? А помощи от нее вообще не дождешься. Я в ее годы сама продавала на рынке, а в выходные помогала матери с больными в лазарете. У этой же только ветер в голове! Ей бы по косогорам с Наем скакать да по лесам шарахаться.

Милиса высвободила руку, вытащила из волос, скрученных на голове, шпильки, и на ее плечи упали две толстые золотистые косы. Она тряхнула головой и принялась медленно расплетать их.

Отец, любуясь ее красотой, улыбнулся.

– Ну-ну! Ты слишком строга. Вспомни, сколько трав она собрала тебе в лесу этим летом! А цветы для Тин? Не каждый решится пойти за ними в такое время. Ночью! Да и куда! В Замшелый лес! Это же сколько надо иметь смелости!

– Не смелости, а глупости! Да-да, это был очень глупый поступок! Если бы я только знала, где она собирает для меня растения, я не просила бы ее! А Тин… Ох, не завидую я их семейству. Действие огнецветов сохраняется день, может быть, два от силы.

– Да пойми же, она все делает только для того, чтобы тебе угодить! Она у нас золото, точно! И ты мое золото.

Милиса взяла в руки гребень и начала прядь за прядью расчесывать гладкие волосы.

– Ох, боюсь. Она же родилась в ту самую ночь! И эти родинки. Как бы у нее не было связи с…

– Типун тебе на язык! Ну почему из всех возможных вариантов ты всегда выбираешь худшие?

Милиса вздохнула:

– Я стараюсь не думать об этом, но не могу.

Они встали из-за стола, и отец погасил лампу. Нарика скользнула в свою комнату и накрылась одеялом.

Когда родители улеглись, она на цыпочках спустилась в кухню. Там она взяла в руки письмо и подошла к окну. Полная Нерида хорошо освещала желтоватую бумагу и ровные, аккуратные буквы, выведенные синими чернилами. Конечно, она уже читала письмо утром, но тогда сильно торопилась, а потому не вдумывалась в смысл и поняла только то, что будет собрание. Теперь же ей казалось, что написанное может быть как-то связано с ней.

Жители Нода, Севера Ойны!

Прошло уже двести лет после всемирной войны трех континентов – Северного, Восточного и Южного. Двести лет от начала безраздельного правления Серой пыли на землях, свободных от людей.

Все это время радужные кристаллы – ладины из Хрустальной горы, дарованные Душами, – охраняли наши города от Серой пыли. Но энергия ладинов иссякает.

В Ноде, нашем городе, ближнем к Нехоженым землям, Уруула смогла разрушить ладин раньше, чем тот должен был потухнуть: она запустила в Очаг Северного цветка Черный вихрь, и теперь защитное поле ладина слабеет, а Серая пыль проникает в дома, вызывая у людей Серую тоску. Полгода назад наша армия одержала победу над армией Тварей, но Уруула жива и готовит новое нападение.

К счастью, срок заточения Душ в Хрустальной горе истекает. В древнем календаре, оставленном ими, говорится о том, что снять проклятие Морка и открыть замок сможет только юная дева, которая родилась в Ноде в ту редкую ночь, когда Тенида встала ровно позади Нериды, а Ойна заслонила их от света Ифуса. Но не все знают, что в ту ночь родилось две девочки. А имя избранной исчезло из календаря.

Мы призываем всех жителей прийти на собрание, которое состоится завтра, третьего дня Листозвона, в пять часов от полудня. Нам нужно сообщить вам нечто важное.

С участием, правители Нода Патиссий и Меоний

Нарика положила письмо и пожала плечами – родители никогда не говорили ей, что она родилась в ночь двойного затмения, так что вряд ли это про нее.

Глава 4

Нарика была во дворце два года назад, в тот день, когда Меоний призывал мужчин на войну с Серой пылью.

Ее отец, услышав свое имя, повернулся к ней и взял за руку. Он не сказал ни слова и лицо не выдало волнения, того, что, вероятно, происходило внутри. Только глаза потемнели, отразив на миг всю пыль Черных земель, что предстояло пройти, а ладонь потеплела и взмокла.

На этот раз правители не обещали войны, а писали лишь о древнем завете, который должна исполнить одна из юных девушек Нода. Если у нее получится открыть ворота Хрустальной горы, то сражаться с Уруулой и армией Тварей будут уже не люди, а Души (хотя она в них и не верит). Но даже если они и покинут гору, смогут ли они занять положенные им земли Ойны или ее отцу снова придется воевать?

* * *

Нарика отворила резные двери залы и вошла. Собрание уже началось, она опоздала.

На стенах висели зажженные лампы, через арочные окна косыми лучами светил заходящий Ифус. Люди сидели в креслах, расположенных на широких белых ступенях. Напротив них на небольшой сцене расположились за длинным столом два правителя, Патиссий и Меоний, и две советницы: одна – молодая, в строгом темном платье с коротким приподнятым воротником, другая – старушка с белыми волосами и ярко-зелеными, почти изумрудными глазами, одетая в свободный разноцветный балахон. Она была такой маленькой, что подбородком могла упереться в край стола.

Нарика на цыпочках пробежалась по зале и села рядом с Наем. Он окинул ее безразличным взглядом и шепнул:

– Новая прическа?

– Ага! По-твоему, красиво? – воодушевленно спросила она.

– Необычно.

Нарика пожала плечами и отвернулась. Друг никогда не делал ей комплиментов.

Милиса, сидевшая позади, тронула Нарику за плечо, и она прислушалась к речи Меония, старшего правителя. Его голос, тихий и хриплый, невольно заставлял собравшихся внимать каждому слову. Любой посторонний звук вызывал у людей беспокойство и усиливал царившее напряжение.

– Война, которую мы вели с Серой пылью, дала только надежду на спокойную жизнь. Прошлой зимой мы разбили армию Уруулы, но она готовит новое нападение, и тогда, я боюсь, мы уже не сможем отразить его. Серая тоска оставила наших бойцов и стражей без сил, а армия Тварей растет с каждым днем. К нам пришли письма из Тирота и Триклада, что находятся севернее нас. Они пишут, что Уруула стала так сильна, что разрушила и их очаги тоже.

По залу пронесся испуганный шепот.

Меоний продолжил:

– Пришло время исполнить древнее пророчество. Мы выпустим Души из Хрустальной горы, и они помогут нам одолеть Серую пыль.

Люди возмущенно зароптали. Один из мужчин встал со своего места и крикнул неприятным грубым голосом:

– Нет никакого древнего пророчества! Это обман и трусость. Нам надо продолжать бороться. Надо убить Уруулу!

Кто-то засвистел, кто-то загудел, кто-то зааплодировал. Но Меоний поднял руку и снова наступила тишина.

– Я знаю, знаю. Многие из вас не верят в предсказание. Но у меня есть подозрение, что это Уруула и ее помощники посеяли смуту меж нами. Как? Да очень просто! Это Серая тоска вызывает сомнения. Из-за нее мы утрачиваем способность верить и теряем смыслы. Больше того, перестаем отличать реальность от вымысла. – Старший правитель замолчал, налил в стакан, стоявший на столе, воды и поставил перед собой нетронутым. – Порой я и сам начинаю сомневаться. Возможно, я тоже болен. – Он выпил воду и, щурясь от света стоявших на столе свечей, оглядел собравшихся. – Но вы должны знать, что древний календарь есть! Он оставлен моим прапрадедом и хранится в тайной дворцовой комнате. – Люди ахнули, но никто не решился спорить. – Не будем больше возвращаться к этому, а сразу перейдем к делу. Итак, в календаре сказано, что юная дева, родившаяся в ночь двойного затмения, выпустит Души из Хрустальной горы. А произойдет это в год, когда на Восточном материке разразится Великая гроза столетия.

Старший правитель замолчал, его дыхание стало прерывистым и шумным. Он откинулся на спинку кресла, поднял высокий воротник, расшитый серебристыми нитями, и многозначительно посмотрел на Патиссия. Тот, спиной почувствовав взгляд, продолжил:

– Как вы уже знаете из письма, есть проблема. В календаре должно быть имя девы, и ручаюсь, пятнадцать лет назад оно там было, но сейчас его нет. Оно исчезло!

Люди снова зашептались.

– Но чье имя? Вы его помните? – выкрикнул кто-то из зала.

Меоний вытер взмокшее лицо ладонью.

– Имя… Я не помню его. Простите меня, я забыл.

Патиссий поднял раскрытую ладонь и люди снова замолчали, а он заговорил. По его уверенному тону стало ясно, что правители уже все решили.

– Мы выберем деву сами. В календаре ясно сказано, что она родится в Ноде в час двойного затмения и исполнит пророчество в тот год, когда ей исполнится пятнадцать… Как вы уже знаете из письма, в ту ночь родилось две девочки. Одна из них умерла, а другая выжила. Но есть кое-что еще, о чем я должен сказать вам. Та девочка, что выжила родилась раньше срока как раз из-за Пыли (об этом свидетельствует повитуха, что принимала роды), поэтому она вряд ли может быть настоящей избранной. И еще. Она родилась больной. И порок этот не совсем обычный. Мы думаем, что Пыль могла поселиться у нее внутри, и тогда это помешает ей подняться в гору.

Милиса, сидевшая позади Нарики, беспокойно заерзала в кресле.

Меоний задумчиво произнес.

– Мы слишком хорошо помним, что стало с Нортом. Слишком хорошо… Но как вы понимаете, выбора у нас нет. Патиссий, назови ту, что пойдет в Хрустальную гору.

В зале стало так тихо, что, казалось, люди перестали дышать. А Нарике почудилось, что она слышит низкий гул, доносящийся из Замшелого леса.

Она взрогнула и тряхнула головой.

– Итак, – сказал Патиссий, – Нарика, дочь Милисы и Алая, пойдет в священный поход.

Нарике показалось, что она ослышалась, ведь в голове у нее все еще звенело.

Патиссий продолжил:

– Феа, старшая советница, я знаю, что будующее туманно и едва ли тебе удастся увидеть его, но все же попробуй определить, сможет ли юная дева исполнить пророчество.

Феа медленно поднялась со своего места, прошла в зал и застыла напротив Нарики.

– Поднимись, – тихо попросила она.

Не до конца понимая, что происходит и, не зная куда деваться от обращенных на нее взглядов, Нарика встала.

От старухи резко и неприятно пахло эфирными маслами и ей тут же захотелось отступить назад, но она не смогла. Ладони покрылись мелкими холодными каплями, а ступни будто приросли к полу. Яркие изумрудные глаза-бусины Феа смотрели не на нее, а куда-то внутрь, и от этого становилось холодно и тоскливо.

Глаза советницы суетились, будто она видела что-то, скрытое от всех, но настолько очевидное для нее самой, что улыбалась и кивала. Вдруг Феа испуганно охнула и отпрянула. Взгляд старухи отпустил что-то внутри девушки, и она посмотрела ей в лицо.

– Что ты увидела? – шепнула Нарика.

Феа покачала головой и ответила тихо:

– Ничего, ничего страшного.

А потом уже громче, так, чтобы все слышали сказала:

– Нарика, дочь Милисы и Алая, я не вижу твоего будущего, потому что оно не определено. Но знай, что его определит твоя вера. Скажи, готова ли ты идти в Хрустальную гору? Готова ли выпустить Души из заточения и принести добро в этот мир, полный тьмы и несчастий?

Нарика растерялась. Она не верила в сказки про Души, как она могла поверить в то, что сможет освободить их?

В груди заныло, в ушах раздался хриплый голос королевы Серой пыли, а в памяти всплыли черные глаза с безжизненным синим пламенем вместо зрачков.

– Я не знаю, – ответила она едва слышно.

Феа тронула ее за руку.

– Все хорошо, – шепнула она, – тебе нужно лишь верить.

Нарика посмотрела в изумрудные глаза-бусины, светящиеся добром и надеждой: они успокаивали и утешали. В голове стало тихо и ясно.

– А ну-ка подумай еще и ответь погромче. Готова ли ты идти в поход?

Нарика не верила ни в себя, ни в Души, но верила Феа и любила ее, как и все жители Нода. Она боялась, что не сможет исполнить пророчество, но еще страшнее были глаза королевы Серой пыли и ее хриплый шепот. И Нарика согласилась – ночные кошмары казались хуже неизвестности.

– Да… Я готова.

По залу пронесся шепот, Патиссий поднялся с места и сказал:

– Я рад, что ты приняла решение. Но не бойся, тебе не придется идти одной. Мы отправим с тобой Свэба, лучшего из наших стражей и стрельцов, – он указал рукой в зал и Нарика увидела стоявшего в проходе, немного поодаль от ее кресла, мужчину. Того самого, что приносил им письмо.

– Послезавтра, вы поплывете на грузовом корабле на Южный материк. Обо всем остальном ты узнаешь от Свэба. На этом собрание закончено.

Нарика обернулась на Ная, ища поддержки. Но друг смотрел не на нее, а на правителей и взгляд у него был такой, будто он что-то задумал. Вдруг он вскочил с места и закричал:

– Пожалуйста, можно и мне пойти с ней? Я знаю, что я не дева…

Серые глаза юноши горели азартом, а волосы блестели в свете ламп, как начищенная медь. Люди засмеялись, но это его не смутило.

– Да, я не дева, – повторил он твердо, – и не страж, но я могу помочь ей!

Патиссий покачал головой и возразил:

– Совершить необдуманный поступок и отправить подростка, о котором не говорилось в предсказании, – зачем?

– Порой незапланированные поступки, совершенные по зову сердца, могут дать куда большие плоды… – начала Феа.

Но Патиссий не уступил, и взгляд его по-прежнему оставался сухим и строгим:

– Ты можешь идти домой.

Най нахмурился и опустил голову. Нарика очень хотела, чтобы он отправился с ними, и потому она с мольбой посмотрела на Патиссия.

– Возьмем его! Пожалуйста! Най будет нам очень полезен! Спросите кого угодно, он знает о Юге все: какие рыбы водятся в море, и какие звери живут в лесах. У него есть карты всех островов, и он проведет меня к Хрустальной горе, даже если что-то случится со Свэбом!

Младший правитель задумался.

– Это так? – спросил он у юноши.

Най с надеждой взглянул на него и улыбнулся.

– Да. У меня есть карты, и я знаю южный язык, правда, совсем немного. Говорить я не смогу, но точно пойму, о чем разговаривают!

Патиссий вопросительно посмотрел на Меония, но тот махнул рукой.

– Терять нам уже нечего. Я и так боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет, поэтому пусть идет! Мне уже все равно.

* * *

Темнело, и дворцовая площадь быстро пустела. Люди, оживленно преговариваясь, возвращались домой. Кто-то из них смеялся или напевал.

Друзья стояли возле высоких ворот дворца и обсуждали случившееся. Холодеющий к ночи предосенний воздух обволакивал лица влажной свежестью и вместе с тем навевал тревогу.

Раздался низкий гул ветра, и, словно вплетаясь в него, хриплый женский голос прошелестел: «Ты? Да что ты можешь сделать, дитя? Внутри тебя, как и внутри меня, живут частицы Пыли! Тебе никогда не открыть ворота Священной горы». Нарике показалось, что прямо из земли поднимаются тонкие серые струйки. Они обвили ее лодыжки, а затем переметнулись на запястья и шею.

Она вскрикнула и принялась стряхивать их с себя, но они словно прилипли.

Най с силой потряс ее за плечо.

– Эй, что ты? Что с тобой?

Вмиг все пропало. Нарика огляделась, но Пыли вокруг не было. Она хотела рассказать об этом Наю, но передумала и только пожала плечами.

Ей было страшно, но она, сама не зная почему, не хотела показывать это другу.

– Да ничего. Все нормально! – только и сказала она и насилу улыбнулась.

Друг недоверчиво приподнял бровь.

– Ты уверена? Ну ладно.

Глава 5

Наступил день отплытия.

Ветер качал деревья и швырял в лица людей длинные сосновые иглы и листья, украшенные первыми намеками осенней желтизны. Нарика стояла на причале в стороне и всматривалась вдаль, где за тысячами невиданных поворотов открывал свои объятия Сизый океан.

На корабле, стоявшем неподалеку от берега на якоре, перекрикивались матросы. Одни спускали в трюм бочки с грузом, другие суетились возле парусов.

Нарику кто-то окликнул и она, обернувшись, увидела младшую советницу Рию. Женщина улыбнулась и протянула ей хрустальную пирамидку на цепочке.

– Держи! Этот амулет поможет тебе сохранить жизнь при встрече с Пылью. К сожалению, он не помешает Теням или Тварям приблизиться к тебе, но зато сама Пыль не причинит вреда твоим легким, даже если ее будет так много, что ты не увидишь собственных рук! – Она понизила тон и слегка приблизилась к Нарике: – И даже если тебя укусит какая-нибудь Тварь, то ты быстро поправишься. Для этого тебе нужно носить его, не снимая. Но у кулона есть и еще одно свойство: он может передать жизненную силу умирающему. Но только один раз, запомни! После этого он утратит свои свойства и станет обычным куском хрусталя.

Нарика поблагодарила советницу, взяла амулет и повесила на шею, где уже висела окарина. Пирамидка засияла ровным желтым светом, и девушка почувствовала исходящее от нее приятное тепло.

Рия хотела еще что-то добавить, но к ним подошел матрос – высокий крепкий мужчина с темными волосами, стянутыми в хвост на затылке. Он весело подмигнул Нарике и обратился к советнице:

– Капитану нужно о чем-то с вами поговорить.

Рия ушла, а рядом с Нарикой неожиданно появилась маленькая беловолосая старуха.

Девушка вздрогнула.

– Как ты сумела подойти ко мне так незаметно?

Феа развела руками и внимательно, как на собрании, посмотрела на Нарику изумрудными глазами, но промолчала – она снова о чем-то думала. Потом советница подошла еще ближе, и здесь, на свежем воздухе, девушка снова почувствовала исходящий от старухи пряный запах масел.

– Я думаю, ты должна кое-что знать о себе, – начала Феа. – В ту ночь, когда ты родилась, в город с Нехоженых земель проникло много Серой пыли. Тогда Северный цветок горел еще ярко и люди жили спокойно. Но в ту ночь Уруула поселила в Очаге Черный вихрь. Ваш дом, ближний к лесу, весь укрыло Серым облаком, так говорила мне твоя мать. Твои родинки на щеке появились именно тогда. Повитуха, которая принимала тебя, уверяла, что ты родилась без них. Я не знаю, есть ли у тебя связь с королевой, но это вполне возможно. И, может быть, она даже следит за тобой… Но теперь это не важно. Мы не знаем, чье имя на самом деле было записано в древнем календаре, но я хочу, чтобы ты поняла главное. Избран не тот, кому назначено судьбой, и не тот, кого избрали люди, а тот, кто сам выбирает свой путь и готов брать на себя ответственность за этот выбор.

Сомнений у Нарики меньше не стало.

– А что, если я не смогу попасть в Хрустальную гору?

– О, я думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что будет, если ты туда не войдешь. Поэтому постараешься сделать все как нужно!

К горлу от волнения подступила тошнота и Нарика сухо закашляла.

Феа взяла ее за руку.

– Меньше сомнений, девочка моя. Меньше сомнений. Есть то, что сильнее тьмы и, может быть, даже сильнее света. Оно стоит над ними. Попробуешь догадаться?

В голову ничего не приходило, но Нарика изо всех сил пыталась показать, что думает.

– Так, сейчас. Да что же это?

Капитан на причале объявил отправление. Вдалеке, глядя на дочь, засуетились родители. Най и Свэб подходили к шлюпке и матросам, которые должны были доставить их на борт.