Вокализ

Мы молчали. В открытое окно доносился тонкий сладкий аромат цветущих лип, на детской площадке гуляла женщина с коляской, и мальчишки на школьном поле всё так же играли в футбол.

Муслим Магомаев

Он появился в моей жизни как ярчайшая звезда, когда я была ещё совсем маленькой девочкой и увидела его впервые по чёрно-белому телевизору с линзой, он пел «Бухенвальдский набат», пел страстно, сильно, красивый, высокий, стройный, с горящими глазами, я запомнила. Шли годы, менялись телевизоры, исчезла та странная линза, появился в нашей семье большой чёрно-белый телевизор, затем первый цветной, но и потом, потом, услышав его божественный голос, я звала:

– Мама, Муслим!

И моя дорогая мамочка бросала все домашние дела, бежала, и, как зачарованные, мы слушали:

– O bella ciao, bella ciao, bella ciao, ciao, ciao…

Повзрослев, на школьном вечере я кружилась в вальсе с одноклассником… пел Магомаев:

Завтра снова дорога, путь нелёгкий с утра,

Хорошо хоть немного посидеть у костра,

Но, волной набегая, тронул вальс берега,

А вокруг голубая, голубая тайга.

Первая влюблённость, пионерский лагерь, сосны на берегу реки, далёкие звёзды, танцплощадка… пел Магомаев:

По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш,

В потоке солнечного света у киоска ты стоишь.

Блестят обложками журналы, на них с восторгом смотришь ты,

Ты в журналах увидала Королеву красоты.

На моей свадьбе, конечно, пел Магомаев: "А эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала, И крылья эту свадьбу вдаль несли…"

Потом муж, семья, дети… и «Ноктюрн» Муслим Магомаева:

Я к тебе приду на помощь – только позови,

Просто позови, тихо позови.

Пусть с тобой всё время будет свет моей любви,

Зов моей любви, боль моей любви!

Муслим Магомаев был рядом со мной всю жизнь. Он был невероятно красивый и элегантный, а за его внешней строгостью и сдержанностью проглядывалась страстность, чувственность и настоящая мужская верность и благородство. А бархатный волшебный баритон околдовывал:

Любовь – тот след, где плавает звезда,

Любовь – тот свет, что навсегда,

Но до последних лет и слёз бесследных нет,

Ведь нет следов, что исчезают без следа.

Хмурым осенним днём в конце октября пришло страшное известие… ему было всего шестьдесят шесть, а сегодня исполнилось бы семьдесят два. Огромная очередь начиналась за несколько улиц до Концертного зала имени Чайковского в Москве. Стояли молодые и пожилые, женщины, мужчины, у всех в руках цветы. Не разговаривали, молча входили в полутёмный зал, освещена была только сцена, на которой море цветов и фотографии Певца. Тихо звучали песни в его исполнении. Очередь медленно двигалась мимо сцены, стараясь задержаться напротив него. В зале не было ни одного свободного места, сидели и стояли во всех проходах, с трудом устроилась где-то на балконе. Известные люди говорили хорошие, тёплые слова, благодарили. Песни, его песни были слышны приглушённо, но в конце прощания со всей силой зазвучало – «Ты моя мелодия», и все заплакали. Провожали под аплодисменты.

Помню Тебя, любимый Певец.

Письмо

Здравствуй, Коленька!

Илюша пока не выздоровел и в садик не ходит, вчера была ещё температура, но, правда, уже небольшая. Пришла к нашим молодым рано утром, сын уже умчался на работу, невестку отпустила по своим делам, а мы с Илюшенькой остались на хозяйстве.

Утром было морозно, на градуснике за окном минус пятнадцать, но солнечно, светло и синее ясное небо. Я не помню такого холодного октября, последнее время до самого Рождества всё тепло и тепло. Помнишь, три года назад, в эти же дни я тяжело заболела гриппом, а когда поправилась, мы с тобой поехали в пансионат на Клязьминском водохранилище. За время болезни я очень похудела, ничего кроме минеральной воды не пила, не ела, а там шведский стол шикарный, и это было ужасно, потому что я, как ненормальная, ела всё подряд и, конечно, поправилась… потом дома худела. Тогда, в начале декабря, на удивление, была зелёная трава, цвели какие-то мелкие белые цветочки на берегу, а на аллеях парка, особенно около пихт, росли кругами непонятные большие грибы, похожие на моховики, и ещё на старых деревьях мы видели вешенки, помнишь? Чудеса просто.

А в этом году на Покров землю припорошило снегом, как будто кулич посыпали сахарной пудрой. Коленька, вот ты в командировке больше года уже, и на Пасху не ел моих куличей, а тебе так нравится, как я их готовлю – с курагой, изюмом, ванилью, корицей и орешками! А запах какой!

И вот из-за этого холода мы с Илюшей сидели до обеда дома, смотрели «Ну, погоди!», читали книжки. «Колобок», «Репка», «Теремок» его уже не интересуют, но нравится Корней Чуковский. Ты знаешь, Коленька, мне тоже очень нравится Чуковский, и чем больше читаю, тем больше нравится. Ну прямо в детство впадаю! Нашим детям я на ночь всегда читала «Краденое солнце», «Муху-цокотуху», «Айболит», да не читала даже, а рассказывала наизусть. А ты не любил читать вслух.

После обеда распогодилось, мы выпили горячего молока с ванильными сухариками, и я рискнула пойти с Илюшей погулять, так как температуры у него уже не было, и он был весёлый и активный. Оделись тепло и вышли – солнышко светит, небо синее, бодрость такая!

Гуляли по той пешеходной улице за парком, где нет движения, где сейчас высаживают на клумбах разные цветы в зависимости от времени года – то нарциссы и тюльпаны, то ромашки и анютины глазки, то астры и хризантемы. Идём мы тихо, спокойно, Коленька, как вдруг вижу я впереди… показалось, что собака какая-то особенная, а гляжу – козлик, серый, с бородкой, с длинными рожками. Это выглядело забавно – Москва, красивая улица, выложенная плиткой, клумбы, газоны, усыпанные опавшими листьями, а по ним бегает буквально «серенький козлик».

Помнишь, на одной стороне этой пешеходной улицы находится бассейн, а рядом небольшая конюшня. Из этой самой конюшни и сбежал озорник, но, поскольку он был ручной, то далеко не убегал, а всё прыгал рядом. Две девчушки хотели его поймать, но не получалось – как только они устремлялись к нему, он отскакивал в сторону, а когда никто не двигался, старался подойти к людям, всё-таки домашний был. Девочки звали его: «Тимошка, Тимошка, стой!» Козлик подошёл, тут они его схватили за ошейник и увели в конюшню. Жаль, что я не сфотографировала эту сцену на мобильный, получились бы интересные фотографии.

Потом Илюша катался на качелях на детской площадке, потом пошли домой – я побоялась гулять дольше, всё же недавно у него температура была. Тут Настя пришла, Илюша к ней: «Мама, мама, я козлика видел!»

А я, Коленька, принесла нашей невестке две сумки тёплых вещей – она же носила всё в обтяжку, всё коротенькое, узенькое, теперь же в её «интересном» положении всё стало мало, а впереди-то зима. Жилетку принесла пуховую, помнишь, на базаре давно покупали? Она в хорошем состоянии, а главное, очень тёплая, длинная и тонкая, и можно надеть под любое пальто.

Принесла ещё два своих зимних пальто, они тоже и лёгкие, и тёплые – сверху ткань типа болоньи и подкладка из синтепона. Ты, наверное, уж и забыл, в чём я зимой ходила! Одно пальто светло-песочного цвета, длинное, с меховым капюшоном, другое чёрное, типа полупальто с большим пушистым воротником из чернобурки. Настя выбрала чёрное, значит, я буду ходить эту зиму в светлом. А зачем же молодым тратиться на новое пальто, когда и в моём можно сезон походить, правда, Коленька?

Пришла к себе домой поздно вечером, выпила чая с молоком и батончиком «Рот-Фронт», приняла горячий душ, надела тёплый махровый халат и уснула, Коленька, прямо в этом халате, даже не сняла его, не помню, как свет погасила.

И спала сладко до самого утра, как Илюшенька. Сил вечером уж не было, поэтому вчера не написала тебе.

Жду, не дождусь, любимый, когда закончится твоя затянувшаяся командировка.

Целую, твоя Катя.

В электричке

Ольга Сергеевна едва успела на электричку в 13 часов, до Москвы было ровно два часа езды. Будни, середина дня, на платформе никого.

«Сяду в третий вагон, там, может быть, народу больше», – подумала она.

Но в вагоне было всего три человека вместе с ней. Минут через пятнадцать вошли четыре цыганки, и одна из них – прямо к Ольге Сергеевне. Встала почти вплотную, слегка наклонилась, смотрит пристально:

– Дай погадаю, красавица! Если не хочешь сглаза, дай денежку! Сегодня праздник у нас.

Ольга Сергеевна избегала цыган и никогда с ними не разговаривала – просто уходила. А тут в вагоне почти никого и они…

«Какой праздник? Не знаю. Дать что ли, чтобы она ушла? » – и протянула двадцать рублей, деньги тут же исчезли в кармане цыганки.

– Дай сто рублей, я их подержу только, потом отдам, и будет у тебя всё хорошо, дай.

«И надо же мне было вступить с ними в разговор!» – огорчилась Ольга Сергеевна.

Между тем, цыганка, одетая в модную кожаную куртку и длинную зелёную юбку, зашла в купе напротив и положила деньги под сиденье на пол, потом сразу почему-то подняла их.

«Какой-то ритуал? – подумала Ольга Сергеевна. – Кто же их поймёт».

– Дай, красавица, сто рублей, не пожалеешь, – к Ольге Сергеевне подошли остальные трое цыганок.

– Дай руку, погадаем тебе, всё узнаешь!

– Уйдите ради Бога от меня! – воскликнула Ольга Сергеевна, и это подействовало – цыгане ушли.

За окном электрички моросил мелкий частый дождь, мелькали тёмные ели, тоненькие берёзки, размашистые сосны. Хвойный лес сменялся лиственными перелесками, полями, заросшими небольшим кустарником, ивняком. Цвела в низких сырых местах душистая и пушистая таволга, недалеко от неё красовался иван-чай, соцветия которого розово-сиреневым нежным облаком покрывали большие поляны.

«Какая красота!» – восхищалась Ольга Сергеевна.

– Уважаемые пассажиры, здравствуйте! Предлагаю вашему вниманию защитную сетку на магнитах от комаров и других насекомых, сетка удобна, надежна, послужит долго, отечественная, цена триста рублей, – предлагала женщина-продавец, стоя в проходе вагона.

– Ваш билет, – два контролёра подошли к парню напротив Ольги Сергеевны.

– Я опаздывал, не успел.

– Покупайте билет у нас.

Парень полез в карман, другой, растерялся.

– Извините, забыл кошелек дома.

– Тогда выходите.

– Подождите, – вмешалась Ольга Сергеевна, – сколько за билет?

Дала нужную сумму, контролёры ушли.

– Спасибо вам большое.

– Ничего, всё бывает. Ты в Москву едешь?

– В Москву. Неделю работаю, неделю дома, сынишка родился полгода назад, жена детдомовская, трудновато без бабушек-дедушек, а мои далеко, да и со здоровьем у них проблемы.

– Бог в помощь, всё будет хорошо, – улыбнулась Ольга Сергеевна.

Лицо парня озарила улыбка, трогательная, наивная, он задумался и стал смотреть в окно.

– Здравствуйте, дорогие пассажиры! Прибор для поиска… – Ольга Сергеевна не расслышала. – Посвистишь, и он ответит, – продолжал продавец.

«О чём он?» – подумала Ольга Сергеевна.

Ближе к Москве народа становилось больше, как и продавцов.

– Прибор для поиска ключей – незаменимая покупка, демонстрирую вам его действие, – продавец посвистел в свисток, и в ответ раздался мелодичный звук то ли ключей, то ли другого предмета.

– Вот если бы так же легко можно было найти любимого человека, – сказал сосед напротив и, вздохнув, добавил. – Один раз и на всю жизнь.

Потом прошли продавцы носков и колготок, газет и журналов, средств защиты от клещей, комаров и других вредителей, продавали мороженое, орешки, шоколадки…

Прошла черноглазая смуглая, восточная женщина с чебуреками.

– Чебурэки-чебурэки, – громко, с акцентом зазывала она.

«Раньше продавали пирожки с капустой, картошкой, а теперь одни чебуреки», – с грустью подумала Ольга Сергеевна.

– А теперь у нас одни чебуреки, – сказала бабушка в белом платочке, сидящая напротив, как будто прочитав её мысли.

Из задумчивости Ольгу Сергеевну вывел певец с гитарой, появившийся в начале вагона, в трёх метрах от неё. Это был крепкий сероглазый мужчина лет пятидесяти, одетый в военную форму. Он смотрел ей прямо в глаза и будто только для неё, с чувством, громко и выразительно запел:

Призрачно всё в этом мире бушующем,24

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим…

Двое мужчин, стоящие рядом, дружно, во весь голос подхватили, словно только этого и ждали: "А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг…"

Ольга Сергеевна рассмеялась, глядя на вдохновенных артистов, и невольно стала негромко подпевать: "Счастье дано повстречать иль беду ещё…"

Оказалось, те двое, что подхватили песню, были такие же пассажиры, как все. Когда троица закончила, раздались аплодисменты. Потом бросали денежку в сумку. Проходя мимо Ольги Сергеевны, главный певец улыбнулся ей и помахал рукой.

Перед Клином снова появились цыганки:

– Ай, кому погадать, нагадать! Дай руку, красивый!

– Знаете, – обратилась к Ольге Сергеевне ближайшая соседка, – мою знакомую вот так обчистили до нитки. На станции тоже подошли, заговорили, загипнотизировали, она их к своему дому подвела да вынесла деньги, и немалые. И потом они её подкарауливали, и она всё выносила и выносила деньги, целый месяц это продолжалось, пока муж разобрался. Такой ужас, просто напасть.

– Помогите ради Бога, помогите, прошу вас, буду молиться за вас, ваших детей, за всю вашу семью, посмотрите, люди добрые, на меня, – громко взывал к помощи хрипловатый женский голос.

Ольга Сергеевна с трудом разглядела в проходе молодую девушку инвалида, маленькую, худенькую, ноги у нее были ампутированы до половины бёдер, она передвигалась, сидя на маленькой тележке и отталкиваясь от земли руками в грязных резиновых рукавицах.

«Как после войны», – горестно вздохнула Ольга Сергеевна, раскрывая кошелёк.

Все пассажиры тоже давали милостыню несчастной.

На пригородных платформах асфальт был мокрый от тёплого летнего дождя, уютно шелестящего по крышам. А в Москве в это время расцветала липа…

Она манила к себе

своим светом,

трепетно дрожащим в ранней утренней дымке, ослепительно-ярким в знойный летний день, льющимся золотым потоком осенним вечером, мерцающим и серебристым лунной ночью…

манила цветом,

красным от всполохов зари морозным зимним утром, оранжевым от сияния спелых гроздей рябины, манила жёлтым листом, зависшем в седой осенней паутине между деревьями, манила зелёным покрывалом весенней зелени и голубой россыпью упавших с неба незабудок, манила синей черникой, собранной в тенистом овраге и фиолетово-бордовыми соцветиями сирени, случайно выросшей рядом с юными осинками…

она манила запахом

свежести после летнего ливня, благоуханием цветущих трав и земляники, грустным ароматом опавших листьев, запахом сена и первых снежинок, упавших на ладони…

манила звуками

дрожащих на ветру листьев и дождя, шелестящего между деревьями, раскатами грома, жужжанием шмеля над клевером, гаданием кукушки и шуршанием ёжиков в траве…

…это была поляна на опушке леса, рядом с моим домом, совсем близко…

Ле-на! Ле-на!

– Ле-на! Ле-на! – кричал перед окнами роддома высокий худощавый парень с длинными волосами, в джинсах и тёмной футболке.

– Ле… – он неожиданно замолчал, потому что рядом остановилась немолодая женщина в белом халате и косынке, завязанной сзади – то ли акушерка, то ли медсестра.

– Ты что же это так раскричался, не на футболе ведь, – строго сказала она и, помедлив, спросила. – Жена?

– Жена. Увидеть хотел.

– В какой она палате?

– В одиннадцатой.

– Это на первом этаже. Скоро всех мамочек переведут на второй, а пока они ещё здесь, ладно, иди уж к своей ненаглядной, окошко её второе от угла справа.

– Спасибо. Она сказала – позови меня.

– Позови её, милый, позови, кормление у них сейчас… только недолго. И вот ещё, – женщина улыбнулась, – ты погляди-ка, что на заборе пишут и пишут… и ведь стираем, закрашиваем каждый раз, а всё равно – на следующий день снова.

Парень оглянулся, сзади на заборе, поверх ещё свежей краски большими буквами было написано: «Люблю тебя!». Он засмотрелся, а когда повернулся, женщина в белом халате уже ушла. Парень подошёл к приоткрытому окну – второму от угла справа, постучал, позвал:

– Ле-на!

И вскоре у окна появилась девушка – русые волосы небрежно заколоты в пучок, веснушки, голубые глаза, худенькая, она просто утонула в безразмерном больничном халате.

– Лен, ты… вы как?

Девушка наклонилась и подняла с кровати малютку, завёрнутую в линялую больничную пелёнку непонятного цвета.

– Смотри… твой нос и глаза, и реснички длиннющие, как у тебя, Костик, – она поднесла ближе к окну свёрток, из которого выглядывало розовое личико – закрытые глазки, чуть курносый носик, смешно чмокающий рот, светлые волосы.

– Какой маленький…

– Ну что ты, три восемьсот… очень даже большой.

– Кормление закончилось, – раздался громкий голос медсестры, – кладём деток на тележку аккуратно, мамочки, аккуратно, бочком друг к другу. Молодой человек, отойдите от окна.

– Приду завтра, – Костик помахал жене рукой и направился к выходу, ошеломлённый и счастливый.

В воротах роддома он столкнулся с Виктором – соседом по дому.

– Привет, Костик, тебя можно поздравить. Кто?

– Сын.

– Как думаете назвать?

– Павел – Павлик. А ты к кому пришёл? – Костя никак не мог вспомнить, чтобы жена Виктора, которую он видел часто, готовилась стать мамой.

– Понимаешь, у нас ведь проблемы с детьми. Обследовались, лечились и вот решили… А тут из роддома позвонили: «Девочка… отказ». Мы думали недолго, а документы уже готовы были.

– А мама кто?

– Нам знать не положено. Сказали только, что студентка, приезжая, живёт в общежитии, встретила, полюбила, поверила… А он, как узнал о ребёнке, сказал: «твои проблемы». И исчез. Хорошо, что родила.

– А вы – молодцы! Жму руку. Теперь на детской площадке увидимся… с колясками. Жене – привет!

***

– Ле-на! Ле-на! – кричал высокий худощавый парень в джинсах и тёмной футболке, стоя перед роддомом.

И вот уже появились в окнах Лена, Таня, Наташа, Ирочка, Галочка, Лизонька… «зайчик», «лапочка», «кошечка», «солнышко», «радость моя»… «моя»…

– Ле-на!

– Павлик, не кричи. Наверное, сейчас у них кормление, – обратилась Елена Петровна к сыну и подумала:

«Всё-таки удивительно, что мою невестку тоже звать Лена…»

Молодые мамы смотрели в окна роддома, их лица, будто невидимой печатью Свыше, были освящены особым тихим сиянием, а на заборе о чём-то вечном всё так же спорили воробьи, и поверх ещё не высохшей краски большими буквами было написано: «Люблю тебя!».

Примечания

1

Ах, как птицы поют! – песнопение – иеромонах Роман, в миру Александр Иванович Матюшин

2

…Грустная маленькая звёздочка была так высоко, слезинка поцеловала твои губы, и я… – Здесь и далее в рассказе цитируется песня британского эстрадного певца Энгельберта Хампердинка «Тень твоей улыбки». – Англ.

3

Бытие, Гл.1, 2.

4

Взгляни мне в глаза, моя любовь, и ты увидишь всю мою любовь и то, что ты значишь для меня. – Англ.

5

Бытие, Гл.1, 3-5.

6

Тень твоей улыбки, когда ты уйдешь, раскрасит все мои мечты и зажжет рассвет. Теперь, когда я вспоминаю весну и всю радость, которую приносит любовь, я вспоминаю и тень твоей улыбки. – Англ.

7

Бытие, Гл. 1, Пс. 32,9.

8

Стихи Евгения Евтушенко.

9

Последний вальс. – Англ.

10

Я танцевал с тобой последний вальс, два одиночества вместе. Я влюбился в тебя, если бы этот вальс играл вечно. – Англ.

11

«Синий троллейбус» – Булат Окуджава

12

Песня из мультфильма «Леопольд и Золотая рыбка», музыка Борис Савельев, стихи – Аркадий Хайт.

13

Песня Юрия Антонова "Белый теплоход"

14

Мой путь. – Англ.

15

Теперь уже конец близок, и я стою у финального занавеса. Друзья, я обо всём расскажу вам, расскажу о том, в чём абсолютно уверен. – Англ.

16

Я тщательно планировал каждое движение, каждый шаг на своём пути. И, что гораздо важнее, я сделал это по-своему. – Англ.

17

Сожалею ли я о чём? Да, но не о многом. Я делал то, что должен был делать, и, честно, выполнил всё. – Англ.

18

Что есть человек? Что ещё у него есть, если не он сам? Иначе – он нищий. Человек должен говорить то, что он чувствует и во что верит, а не повторять слова других. Моя жизнь – доказательство тому, что я достойно принимал удары судьбы и делал это по-своему. – Англ.

19

Да! Давай, танцуй снова твист, как мы танцевали прошлым летом! – Англ. – Отрывок из песни «Твист» американского певца Чабби Чекера.

20

В рассказе цитируется песня «Мне нравится, что Вы больны не мной», музыка – Микаэл Таривердиев, стихи – Марина Цветаева.

21

Посмотри, какая луна, посмотри, какое море! С этой ночи я должен научиться жить без тебя, безумие любви, я хотел бы умереть, а луна всё смотрит на меня сверху. – Итал.

22

Посмотри, какая луна, посмотри, какое море… сейчас я живу одними воспоминаниями. Всё, что я хочу сказать тебе… – Итал.

23

С этой ночи я должна научиться жить без тебя, безумие любви, я хотела бы умереть, а луна всё смотрит на меня… – Итал.

24

Песня «Есть только миг», музыка – Леонид Дербенёв, слова – Александр Зацепин.