Прикосновение

скачать книгу бесплатно


«Смотри-ка ты… И помпон пришила», – поощрил он жену.

Этот полуоторванныи? помпон сильно раздражал его последние дни и порождал скандальчики.

И ужин, оставленныи? для него на столе показался ему необыкновенно вкусным. И даже электрическии? чаи?ник не так сильно шумел, наверное боясь разбудить двух новорожденных. Или гостью.

24 февраля 2014, бестетрадные.

Вторжение

Они ворвались в ее? дом как мамаева орда. Громко-звучные незнакомцы, со слегка выпученными восточными глазами, и из всех исковерканных плохим знанием русского языка, она поняла только «трубы». Они пришли менять трубы. Откуда решили, кто приказал, но, услышав угрозу – «отключим воду, если…», – Татьяна сдалась. Сдалась этим вторженцам, хоть еи? и очень жаль было ломать роскошныи? серо-бежевыи? кафель. Ванная комната была вообще предметом ее? гордости и зависти. Здесь было продумано, все канализационные устрои?ства были спрятаны, обшиты и ничем себя не выдавали. Продуманное освещение, сама ванная по происхождению – француженка. Что там говорить. От однои? мысли, что эти мужики сеи?час разом лишат ее? этого стерильно-уютного и любимого, особенно по утрам, места, застали Татьяну врасплох. Она только руками развела. И сдалась.

Она ушла в дальнюю комнату, чтобы не слышать незнакомои? гортаннои? речи, грохота дрели и прочих устрашающих звуков этого вторжения.

В комнате она плотно закрыла дверь и подошла к окну. Стала смотреть на улицу. Но увиденное на улице мало успокоило ее?. Неслись машины, увозя своих равнодушных хозяев, шли пешеходы резвои? трусцои?, видно опаздывая на службу. Небо было серым и тучным, и обещало дождь или снег.

Мрачность картины усугубил разрулившии?ся под окном грузовик, с теми самыми трубами. Их стали разгружать и Татьяна отвернулась от окна.

Ее? угнетало только то, что после ухода этих горцев надо будет делать в ваннои? ремонт. Мало того, что этот факт сам по себе угнетал, но тревожило то, что денег на это не было. Изразцы в ваннои? комнате были из тои? еще, далекои? теперь «невозвращенки» – жизни то есть тои? ее? давнеи?, когда еи? все было все-равно, и она могла себе позволить любои? ремонт, любои? кафель. Она жила на широкую ногу, и ремонтники, которые отделывали эту квартиру сразу почувствовали в неи? редкую женщину. Богатую и не жадную. Поэтому наверное и сделали в квартире все по высшему совестливому разряду.

Но время сдвинулось. Ушло в минус. В минус во всем! В возрасте здоровье, работе, деньгах. Сеи?час этот минус грозился вытянуться в длинное тире. Татьяна даже не пыталась думать о том, что с этои? «дырои? в нищету», она так мысленно назвала пролом в стенке ваннои? комнаты, она останется до конца своего жизненного похода.

А горцы все? горланили, кричали друг на друга, дверь на лестницу была не закрыта. Они бегали туда-сюда, с этажа на этаж. Дом наполнился чужим говором, а когда один из них запел песню, Татьяна даже улыбнулась. Только закрыть глаза и ты как будто на Кавказе, куда много раз ее? возили родители. Она много раз слышала эти песни. И тогда они еи? очень нравились, своим непривычным для уха мужским многоголосьем.

Татьяна закрыла глаза, послушала. Нет. Эффект был другои?.

Пение это в ее? доме вызвало только раздражение и почти детскую обиду.

И немножко необъяснимого страха. Чувство острое, как у животины, которую ведут на бои?ню, охватило Татьяну. Она стремительно вернулась в комнату и села к роялю. Она хотела сыграть Рахманинова громко и вызывающе, чтобы не слышать этих песен гор. Но неожиданно заиграла «Сулико». Потом «Тбилисо», потом «Ереван». Она играла по памяти все что помнила из музыкального обхождения всех горцев.

Одну из мелодии? вдруг подхватили пришедшие мастера.

И Татьяна обнаружила их всех за своеи? спинои?. Они поддакивали еи? кивками и улыбками. А один, помоложе, даже станцевал, сделав круг по паркету в грязных башмаках. Потом раздались дружные аплодисменты.

А дальше случилось то, что может случиться при абсолютном доверии и любви. На столе в кухне появилось вино и белоснежная брынза и фрукты.

Трубы были заменены уже через минуту, а по приказу бригадира усатого и смешного тут же была заделана дыра, и наклеен кафель. с розочками на белом фоне. Все это выглядело букетом ярким и даже живописным. Дыры как и не было.

Горцы ушли, шумно и долго провозглашая достоинства хозяи?ки. А Татьяна убирая кафельные крошки на полу ваннои?, все думала: «Что это было? Что это было?» Но думалось еи? уже совсем без всякого страха. Она улыбалась, глядя на оригинальныи? импровизированныи? букет на кафеле. Он остался теперь здесь навсегда. И, никакои? дыры в нищету.

25 февраля 2014, бестетрадные.

Первая любовь

Все, конечно, помнят ярко и сильно свою первую любовь. Проносят воспоминание это через всю жизнь, обогащая ее? всякими прекрасными возможностями и невозможностями. С нею всегда связаны самые сильные и драгоценные воспоминания. Обычно это девочки или мальчики. У Галины все было не так. Ее? первым сильным и громким открытием был – рояль.

Никогда потом, ни в каких любовных отношениях, не чувствовал такои? нежныи? трепет как тогда. В детстве.

Они жили в маленьком раздолбанном вои?нои? городе, где в одном из уцелевших здании? был местныи? дом культуры, а в нем – филиал музыкальнои? школы, в которую она поступила. И там, на сцене, на обшарпанных, не очень чистых досках, он и стоял. Он был посланцем из какои?-то другои? жизни. Строг, красив и, как бы, просил не трогать его руками. Но его трогали! Еще как.

Галина, если случалось придти раньше на занятия, с испугом и отвращением наблюдала, как пыль с него стирает тетка Зина, уборщица, половои? тряпкои?, а какие-то парни фривольно бацают на нем – то марши, то липкую простенькую музыку.

Когда она поднималась на сцену, и тихо, с нотнои? папкои? в руках останавливалась у кулисы, мужчины не останавливали свои наигрыши, но когда входила на сцену учительница ее? по фортепиано, они смущенно ретировались.

Еще бы. Она поднималась по ступенькам медленно и царственно подходила к инструменту. В детстве она еще не могла знать такого определения, но потом уже понимать стала, что учительница музыки была у нее? необыкновенным человеком. И фамилия у нее? была хоть и трудная, но зато алмазнои? резьбои? запечатлялась на всю жизнь. Дизенгаузен. Загадочно и маняще звучала она, и вызывала робость, потому что ни на какие фамилии не была похожа, как и ее? хозяи?ка.

– Приступим, деточка, – говорила она спокои?но, и регулировала для нее? прирояльныи? винтовои? стул. У нее? это получалось ладно и точно.

Сама она была очень преклонного возраста. Седые волосы были заколоты роговым гребнем. Она всегда носила черное длинное платье и доставала очки из кожаного узкого футляра.

От нее? исходил аромат какои?-то другои? жизни. Она была строга, опрятна, немногословна. И Галине тогда казалось, что даже надевая свои золотые очки, она в упор не видит свою ученицу. Она слушала скверное ее? исполнение сдержанно, не раздражаясь на ошибки, и никогда ее? не ругала за них.

И Галине никогда не казалось, что это от хорошего к неи? отношения, она, эта старуха, была равнодушна к неи?. И это равнодушие к скудно одетои? девочке в шароварах, с рабочеи? окраины, куда она приезжала обучать ее? игре на фортепиано, она терпеливо выполняла свои обязанности, но при этом не присутствовала.

Галина очень робела ее?, эту старуху, но полюбила ее? за то, что она имела право подои?ти к роялю свободно и смело, смахнуть с его клавиш, очень дружески, невидимую пыль своим носовым платком, потом пробегала по клавишам какои?-то музыкальнои? фразои?, тоже из другои? жизни. И рояль отвечал еи? громким веселым звуком.

И тут Галина была в сторонке и понимала, что этот рояль, в которыи? она влюбилась сразу и навсегда, не отзовется еи? таким звуком ровни. И это ее? огорчало отчаянно. И она всем своим детским сердцем и неловкими руками, просила у него прощения за свою корявость и несуразность. За свои шаровары и штопанную кофточку.

И уже тогда, она поняла, что где-то есть другая, но ее? жизнь, в которую она должна вои?ти, прямо, не робея. Она уже чуть чувствовала, что эта жизнь существует, стоит таинственным силуэтом у нее? за спинои?.

И как бы подтверждая это, педагог Дизенгаузен, сказала: – Ну-сс, деточка, приступим.

18 июля 2018, бестетрадные.

Прикол

Калоши были весьма необычного вида.

Они были сиреневыми, в розовые мелкие сердечки. Очень по-девичьи веселыми и легкомысленными. Модного фасона, и легкими. Но, что самое странное – подходили по размеру ему.

К ним прилагалась записка-памятка. Заводская. «Калоши счастья» было написано крупными буквами, дальше помельче – «беречь от огня» и пр. сопутствующая дребедень.

Ян Борисович, почтенныи? профессор кафедры, был сильно озадачен. Поскольку пакет с этими калошами лежал у него на учебном столе в аудитории, и явно был предназначен ему.

Пока он, отвернувшись от уходящих по домам студентов, аккуратно расставлял методички в книжныи? шкаф, кто-то, уходя, подбросил ему на стол пакет с этими странными калошами.

Что больше всего удивило его, так это, что калоши были сиреневыми. Никто из студентов, да вообще почти никто из близких, не знал, что он коллекционировал сиреневыи? цвет. Почему эта страсть жила в нем – таи?нои? было даже для него. Но, видя любую вещь сиреневого цвета, он загорался к неи? страстью, и она не исчезала, жгла, пока не приобреталась им.

Калоши стояли перед ним на столе и сияли сиреневои? улыбкои?.

Конечно, догадался Ян Борисович, студенты подшутили над ним. Они могли заметить и сиреневые рубашки и сиреневыи? галстук.

«Но не такие уж они наблюдательные», – тут же отверг он свою догадку.

Они давно не смотрят на него, да и не слушают. Все их глаза и любопытство в смартфонах, телефонах, диктофонах. И потом – калоши, педагогу. Странно. Но, тем не менее, калоши стояли перед ним, во всеи? своеи? сиреневои? роскоши, и очень подходили в его коллекцию. Уже хотелось поставить их в прихожую на сиреневыи? коврик. Они хорошо бы смотрелись на фоне такого же цвета обоев.

Ян Борисович быстро зашуршал бумагои?, упаковал тщательно и сунул в пакет. Хорошо, что никто не вошел в этот момент. А то что подумали бы. Сидит уважаемыи? профессор и улыбается калошам.

До сессии было еще очень далеко. Осень только начиналась, и взяткои? плохо успевающего студента это быть не могло.

Ян Борисович скорее был склонен подумать, что это шутка.

«Прикол», как теперь говорят. Но зачем такои? прикол. Что он означает. Прикол – это всегда насмешка. Неужели он дал повод такому к себе отношению. Чем? Что не так.

Ян Борисович стал перебирать мысленно студентов из группы, которую только что отпустил. Группа была маленькои?, человек десять всего присутствовали. Но никто не подходил на это творчество с калошами. Студенты были так себе, милыми и заурядными. Более того, о столь ретро- предмете, как калоши, пусть даже и сиреневого цвета, вряд ли кто из них и знать-то мог. Они все больше в кроссовках.

«Калоши счастья». Надо же. Рекламщики, классическую литературу знают. Назвали свою продукцию сказочным именем. Все на продажу, и ради нее?.

Однако, что было делать с этои? находкои? Ян Борисович совсем не знал. Вещь был чужои?, и надо было что-то решить, наи?ти хозяина. Хотя Ян Борисович с горькои? радостью обнаружил, что калоши ему очень понравились, мысленно он уже определил их в свою коллекцию, своего дома. Где почти все – от посуды до штор и ковра на полу, было этого любимого им цвета.

Ян Борисович вдруг вспомнил, что даже первая любовь его в школе была связана с этим цветом. Девочка, в которую он влюбился, мучительно и надолго, носила пышные сиреневые банты.

Кто знает, может уже оттуда и родилась в нем слабость к сиреневому. Девочка чувств его не разделила, чем сильно обидела, и лишила всяких амбиции? юноши в отношениях с женщинами, которые он чувствовал всю жизнь. Он так и жил один. В свое сиреневое удовольствие. В отношениях с людьми он всегда был осторожен, боялся всяких сложностеи?, очень любил свои? дом. И всем был доволен. Может быть и кошку завел, если бы они были сиреневои? масти.

Ян Борисович улыбнулся грустно этои? мысли.

Пора было идти домои?. И что было делать с сюрпризнои? находкои?? Надо было что-то решать.

Ян Борисович еще раз достал калоши, развернул бумагу. Запрыгали розовые сердечки на сиреневом фоне перед его глазами.

«Нет, не мне оставлены, они похоже, все-таки женские».

Ян Борисович вдруг неожиданно увидел себя со стороны. Сидит этакии? очень взрослыи? мужчина и улыбается каким-то калошам.

Тьфу. Он решительно завернул их в бумагу и сунул в макет. Отдать секретарю, разберутся – что, чьи, кому. Решительно подумал он, И вдруг зажглась мысль. А вдруг это все-таки для меня. Немыслимое приключение – получить в подарок «Калоши счастья». И пусть и в шутку, в насмешку – но это маленькое чудо очень понравилось ему.

«Ни за что не отдам», – Ян Борисович решительно сунул пакет в свои? необъятныи? портфель. При этом сильно потискав и измяв строгие, всегда аккуратно сложенные деловые бумаги.

Пакет с калошами так легко поместился, и так уютно занял пространство портфеля, как-будто именно для этого случая Ян Борисович отказался носить на службу модныи? кеи?с. Худои? и узкии?, он всегда раздражал Яна Борисовича своеи? невместительностью.

Щелкнул замок, и Ян Борисович очень легко, и без лишних раздумии?, и сшибая на ходу чувство вины, что возможно взял чужое, легкомысленно напевая, отправился домои?.

На пути в коридоре он увидел запыхавшуюся свою студентку.

Она бежала в аудиторию и, скорее всего, судя по ее? взлохмаченному виду, бежала за забытыми калошами.

Но Ян Борисович не стал уточнять. Ему не хотелось знать уже, не хотелось знать, кто забыл эти калоши. Ему очень хотелось чтобы кто-то именно для него оставил эти розовые сердечки.

И чтобы все знали как он любит сиреневыи? цвет. Цвет неразделеннои? любви к девочке, а может и просто к людям. И только он один по достоинству оценил, увидел и полюбил эту простую пару калош. И не только потому, что они сиреневые. Ведь в приложении инструкции большими буквами написано: «Калоши счастья».

И как было этому не верить. А вдруг??? Даже, если это и «прикол». Ян Борисович почти бежал на автобусную остановку.

И не стал оглядываться. Домои?! И никому не рассказывать. Да!

14 августа 2015, бестетрадные.

Свет

Они появились на улице такими изысканными иностранцами. Строи?ными, высокими, и в шляпах из плафонов матового стекла, в металлическую сеточку.

Они выстроились вдоль улицы строгим ранжиром как-то очень быстро, в каких-то два дня. Наскочили на нее? и замерли, взяв в плен местных жителеи? надеждои?, что они еще и зажгутся.

– Деньги отмывают, – резюмировал сосед Жора их появление. – Поставили чупки, а не подключат. У них завсегда обман.

Он всегда так говорил по поводу ненужных трат местного начальства.

Жора оказался в чем-то прав. Конечно, появление стражеи? возможного света обрадовало местных жителеи?, поскольку единственным освещением для них в темные осенние ночи был экранчик собственного смартфона.

Но Жора оказался прав. Прошла длинная темная осень, надвигалась зима, а фонари так и стояли черными палками. И в шляпах их плафонов уже сугробился первыи? снег.

Жители уже и к этому привыкли, только в темноте молодые мамаши старательно объезжали с колясками новые препоны, да собаки местного значения не забывали в собственную радость отмечать каждыи? столб поднятои? лапои?.

Жизнь налаживалась, привыкали и к этому, новои? бутафории.

Полина шла с тяжелыми сумками из магазина и, переи?дя мрак улицы, поспешно поставила их на низ строительных лесов, чтобы передохнуть. Леса строительные тоже здесь были вечными.

Они выросли много лет назад вокруг красивого исторического, и должны были по срокам уже корни пустить. Поскольку они назывались лесами. Пусть и строительными. Может и пустили. Никто не приглядывался. Нижние доски часто служили нуждам бездомных и кошек и собак, а иногда и подгулявшим удавалось прикорнуть на них не без комфорта.

Полина поставила сумки, распрямила спину, и полезла в карман за носовым платком, очки залепило густыми снежинками. Надо бы протереть.

Тоска, тоска, тоска. Темнота и холод декабря мрачили настроение. Она с грустью рассматривала редких прохожих, с бледно-голубыми лицами от подсветки телефонов, они напоминали еи? то ли ангелов, то ли призраков. В зависимости от настроения.

– Ангелы, – решила сегодня Полина, надела очки и тут же передумала. – Призраки!

Подхватив с лесов сумки и глубоко вдохнув с решительностью собралась идти дальше, как вдруг взгляд ее? споткнулся о женщину.

Она стояла в арке дома, изящно облокотясь о стену дома.

Она была в спецодежде, в каске строительнои?, комбинезон был обильно испачкан известкои?.

Поза в которои? стояла она, красивое лицо ее?, и особенно – взгляд величавых темных глаз, которые казалось освещали и лицо, и комбинезон и всю улицу. Такои? исходил от нее? свет. Глубинныи? и непостигаемыи?. Красоты и любви к кому-то, там! Далеко! Высоко!

Полина не сомневалась, что она правильно почувствовала эту мысль, уловила состояние отдельности и важности этои? женщины. Которая смотрела вдаль поверх всех скромных жизнеи? и событии?, происходивших на этои? темнои?, заснеженнои? и чуждои? еи? улице.

Она смотрела поверх всего и с такои? нежностью, грустью и причастностью ее? к чему-то недоступному и совершенному, доступному только ее? умным прекрасным глазам, перед которым тушевались и грязныи? комбинезон и известка на нем.

Полине захотелось подпрыгнуть, чтобы попасть в силу этого взгляда. Но женщина была высокои?, и вообще, она как на горе стояла.

И вдруг разом зажглись все фонари на улице.

Вспыхнули ярко и надежно. Теплым почти солнечно-желтым светом. Это получилось вдруг, и так нарядно-празднично, что кто-то из прохожих зааплодировал и крикнул «ура» в конце улице. Идти домои? стало сразу быстрее и легче.