Твое величество. Право крови

В болоте брат Винс не оказался. Но вряд ли это могло сильно его утешить.

* * *

Охота не задалась.

Иоанн был гневен и расстроен.

Такого хищника упустили! Такую добычу!!! ТАКОГО ЗВЕРЯ!!!

Есть от чего ругаться и плеваться! Явно же негодная скотина сдохла где-то в болоте! Точно не выползла на берег. Может, она там отлежаться решила? Нет, в этом Иоанн сильно сомневался, это болото серьезное, там никакой живности потому и не водится, оно не слишком большое, но коварное. Там ключи бьют, и как-то они перемещаются, что ли? А, неважно, эта область жизни Иоанна не интересовала, главное, что болото это не замерзало даже в самый лютый мороз, а глубина его постоянно менялась. То гать можно положить, а то через пару месяцев там уже и рядом не пройди, мигом утонешь…[5]

Иоанн в гневе рявкнул на жену, приказал всем собираться обратно, а егерям и вдвойне влетело. Разгильдяи! Ротозеи! Р-распустились тут!!!

Впрочем, никого не казнили и в тюрьму не отправили, так что все было в порядке. А его величество погневается да и перестанет, он отходчивый.

Довольна была только Диана. Она-то свое от охоты получила, а Иоанн…

Вечно у мужчин какие-то гадости на уме! Жаль, его эта зверюга не покусала, вот!

* * *

Если бы кто-то оказался ночью на тюремном кладбище, было бы весело. Кто-то помер бы со страху, кто-то заикался бы до конца дней своих, а кто-то такую сказку сочинил бы, что всем завидно бы стало!

А то ж!

Не каждый день можно увидеть, как мертвое тело, приготовленное к погребению, встает с носилок и пытается обнять одного из могильщиков.

Да-да, можно поговорить про восставших мертвецов, которыми полным-полны старые сказки. А можно и просто послушать.

– Дядя Марк! Спасибо вам!!!

– Потом поблагодаришь. Переодевайся давай! ЖИВО!!!

Шипел Марк Стоун тихо, но весьма выразительно.

Ладис Бустон икнул, кивнул и заткнулся. И принялся переодеваться.

Марк посмотрел на могильщика.

– Справишься сам? Все в силе?

Тот кивнул и взялся за кирку.

– Не привыкать, эрр. И тело уж готовое есть…

Марк понял все правильно, и в карман грубой куртки отправились несколько золотых монет.

Это Димаса Бустона он выкупить или как-то иначе вытащить не мог. А вот Ладиса – запросто. Им Виталис Эрсон так не интересовался, сообщать о его состоянии не приказывал, так что Марк попросту подкупил тюремного врача. И начали появляться в отчетах записи о кровавом кашле у несчастного парня. И о том, что умный и добрый врач лечит его полезными пилюлями из смеси сурьмы и ртути[6].

Ладис Бустон, которого в это же время доктор принялся подпаивать слабительным, принялся тощать, бледнеть и вообще выглядел невеселым. Доктор добавил в отчет и кровавый понос, да…

А что?

Гулять – так не стесняясь!

Пары месяцев с лихвой хватило на все приготовления. Начальник тюрьмы успел даже докладную записку подать Виталису Эрсону, правда, тот ее так и не прочитал. Про Димаса он приказал сообщать, а про всех остальных – чести много! Помер – и помер, туда и дорога.

Так что сегодня доктор констатировал у Ладиса смерть и приказал похоронить, чтобы падаль не валялась в камере. Пришли могильщики, зашили парня в саван и потащили из камеры. Доктор их сопровождал до кладбища, потом ушел.

А на кладбище Марк озаботился притащить похожее тело. И Димасу записку передал. Теперь друг клясться и божиться будет, что в могиле его сын. Как есть – ЕГО!

Всё, дальше дело техники.

Ладис честно молчал до дома, а там его прорвало.

– Дядя Марк! А папа?!

– Папа твой… – проворчал Марк без особой злости. – Говорили ж дураку! Значит так! Я тебя отвезу к себе в поместье, поживешь там с моими, приглядишь заодно. А я опять в столицу. Если будет хоть какой шанс вытащить твоего отца, я все для этого сделаю. Понял?

Ладис закивал.

– Да. А мама…

– Она у твоей сестры в Картене. Потом я найду возможность вас туда переправить, понял?

– Да, дядя Марк.

– Вот и хорошо. Распоряжения я отдал, давай мойся, отсыпайся, переодевайся, завтра тебя подстригут и покрасят, ну и на лице там изобразят… всякое. Чтобы поменьше к тебе приглядывались. До места доберемся – смоешь. Понял?

– Да. Дядя Марк, я вам так благодарен…

Марк Стоун только рукой махнул.

– Благодарен – помолчи. Я потом твоему папаше все припомню.

Ладис закивал в ответ на это ворчание.

Дядя Марк же!

И ведь пришел, не бросил, помог… а что ругается, ну так папа и правда сам виноват! Поверил в королевскую порядочность и благодарность! Кому расскажи! Вот где сказка-то и небылица!

Добрый король!

Ха! Такие только что в сказках бывают! И то не верится…

И юноша с чистой совестью отправился есть и спать. Он этой помощи никогда не забудет, и Марку до конца дней должен будет, но это потом. А сейчас…

Вы знаете, как за полгода ему приелась тюремная похлебка с гнилой капустой? И дай вам бог такого не узнать никогда!

ЖРРРРРАААААААТЬ!

Жестокий понос был закономерной расплатой за гастрономическую оргию. Но сейчас хоть было за что страдать.

* * *

– Это где-то уже совсем близко.

Камень вертелся над картой, словно его невидимая рука раскачивала. Хотя Рэн принципиально держал его неподвижно.

Бертран завороженно наблюдал за этим зрелищем.

Да уж!

Со стороны их увидеть было некому, а то бы точно арестовали. Решили, что два оборванца кого ограбили или убили! Сидят такие двое… встретишь – монетку подашь! И перед ними расстелена карта континента, на тонком шелке вышитая, такая сама по себе хороших денег стоит, а над ней раскачивается на тонкой цепочке громадный алый рубин. И явно не просто так.

Еще и огнями вспыхивает. Но это-то от костра отблеск, правда?

Рэн и Бертран все это время уверенно путешествовали в нужном направлении. А что не слишком быстро, так оно и понятно. И денег не так чтобы много, экономить надо, и время неудачное, пока дороги развезло, пока они опять замерзли, и наниматься им по дороге приходилось. Рэн, как правило, нанимался или в конюхи, или в охрану, сам Берт тоже никакой работой не брезговал. Подай-принеси…

Ну и что?

Зато жив и на свободе. А на шагренца чего ворчать? У него то раны воспаляются, то кашель его бить начал, то ногу он подвернул неудачно… бывает! Что там его Шагрена? Плевок на карте! Куда уж тут научиться всякому нужному?

Мечом Рэн махать может, а вот с людьми….

Забавно, но Бертран и правда легче общался с кем угодно, сходился с людьми, договаривался обо всем необходимом. Рэн же, с детства втиснутый в строгие рамки обычаев и правил, не всегда находил в себе силы их преодолеть. Старался, и это было видно, но как выбить из себя то, что с детства вколачивалось? Бертран даже утешал его иногда.

Не получилось?

Так бывает же! Потом обязательно получится…

Парни за это время успели подружиться. И Рэн надеялся, что Берт отправится с ним на Шагрен. А вот что потом?

Он же там навсегда чужаком останется. Но, может, Божественный Император дарует ему право называться шагренцем? Они же столько сделают для острова! А Берт ему и правда как брат стал!

Вот бы его еще с Юми познакомить! Они бы друг другу точно понравились…

Берт на это старался промолчать. Он-то был уверен, что никогда ему не быть шагренцем. Вот еще глупости репейные! Император у них там! Божественный!

Да не кончится это ничем хорошим, Берт как сомневаться начнет, так его там в вулкан и кинут. Но вслух ничего не говорил. Огорчать Рэна не хотелось.

Вот как он на свой Шагрен отправится? Он же там теперь рехнется! Когда ничего не знаешь, кроме этого уголка мира, можно терпеть. А когда ты все увидел – КАК?!

Как себя запереть в такие тесные рамки?

Бертран сильно подозревал, что Рэн просто сбежит с Шагрена. И хотел быть рядом, чтобы друг не рехнулся от отчаяния. А то будет переживать, и было б из-за чего!

Не надо нам такого!

– Я тут договорился, нас с тобой подвезут до поместья Стоунов. Это где-то в тех краях как раз. Только отработать придется.

– Чем? – Рэн и не сомневался в своем друге.

– Охраной. Вроде как волки окончательно распоясались, нападают то тут, то там, а купцы привыкли в поместье Стоунов ездить за товаром. Мы за кормежку и дорогу и посодействуем.

Охрана – это не навоз убирать, хотя и такое было. Так что же? Любой труд почетен! Чернозубых, правда, учили иначе, но прадед Рэну быстро мозги на место вправил, посохом.

Что ты есть-то будешь, великий воин, если крестьянин ни горсти проса не вырастит? То-то же…

– Волки… с чего это они так?

– Да кто ж их, серых, знает? Еды меньше стало, или еще чего, – пожал плечами Бертран. Для Рэна это и вообще было в невидаль, на Шагрене волки не водятся. Последнего лет двести назад прибили.

Бертран, кстати, угадал.

Когда его величество Ханс распорядился выпустить в леса своих хищников, волки, не будь дураки, соперников оценили. Поняли, что победить в честном поединке не получится, и откочевали туда, где сытнее и безопаснее. Ну их, этих пришельцев, размеры у них серьезные, и сил хватает, а волки себя ценят. И понапрасну рисковать не будут. Ни собой, ни волчатами…

– Посодействуем, – согласился Рэн. – Когда знакомиться идем?

– Да хоть сейчас, купец в таверне сидит, а потом и спать пойдет. Там пока и все его люди, и нам местечко найдется.

Рэн решительно пригасил костерок.

– Тогда идем. Нам надо бы добраться до поместья Стоунов побыстрее, чай второй месяц уже двигаемся.

– И что? Человек-то наш никуда не делся, на одном месте сидит, нас ждет.

– А вдруг? – по мере приближения к цели Рэн все больше нервничал.

Берт промолчал из уважения к другу. И вместо этого сказал совсем о другом.

– Рукавицы бы тебе получше справить, твои холод пропускают, а что за боец с морожеными руками? Я тут договорился, бабка Тура нам рукавицы и шапку с шарфом для тебя отдаст, хорошие, теплые, если мы ей завтра поутру забор подновить успеем.

– Успеем, – согласился Рэн. – А ты?

– Я не мерзну, считай. У нас в Фардании зимы суровее, мы в такую погоду и шапки-то не надеваем.

– Мою наденешь, – решил Рэн.

Шапка с шарфом у него были теплые, как он считал, а вот рукавицы и правда дрянь. Почему-то, отправляя его на материк, Божественный Император и брат не предусмотрели, КАК здесь будет холодно! Хотя что они вообще предусмотрели?

Наверное, надеялись, что отряд чернозубых проколет континент, как острая игла кусок шелка, за считаные дни, и вернется назад с нужным человеком.

Мечты, мечты…

– Там посмотрим, – отговорился Берт, который, кстати, не лгал. И правда, ему холодно не было. В Фардании зима суровее, там и снег хороший ложится, в Эрланде теплее, а если брать Шагрен, который теплым течением омывается и на вулкане стоит, там зимы и нет, считай.

– Может, сначала к бабке этой?

– Сначала к купцу, – качнул головой Берт. – Это важнее, а потом и к бабке можно.

Рэн согласно кивнул.

Он уже знал, что будет дальше.

Осмотр, словно он кусок мяса на прилавке, потом короткая борьба с кем-то из людей купца, потом надо предложить побежденному выпить вместе и не держать зла, потом выпить – и удрать в промежутке между двумя кувшинами хмельного. А то придется еще и напиться. Один раз Рэн так попал, как же ему было плохо наутро!

Так что надо быть поосторожнее.

Справедливости ради, так все и вышло, как Рэн думал. Да и не в первый раз уже у них такое. Хорошо, что он Берта нашел, без него точно бы никуда не добрался.

Итак, поместье Стоунов.

* * *

Мужчина и женщина смотрели друг на друга.

– Начинаем, – тихо произнес мужчина.

– Когда?

– Думаю, дней через десять-пятнадцать в самый раз. Сможешь? Я как раз короля подготовлю…

– Смогу, конечно.

Заговорщики не обговаривали, что именно им надо делать. Все давно известно, роли расписаны, фигуры стоят на своих местах и обещают великолепный выигрыш.

Рысь напряглась на ветке, собралась в комок, наблюдая за безмятежной добычей, пасущейся внизу.

Пора прыгать!

* * *

Чего Мария не ожидала, так это подобного урожая.

На первом же корабле, на котором и приплыл адмирал, оказалось целых шесть двуипостасных.

– Шесть?

Мария пожала плечами.

– Редкость, конечно.

– Разве? – удивилась Анна. – Вот ты, Тина, Мисси, Феликс, и тут еще…

Мария пожала плечами.

– Разве не редкость? Анечка, милая, подумай. Сколько в доме людей?

– Ну… ты, я, Тина, Мисси…

Мария покачала головой.

– Зайка, снобизм – плохая штука. А сколько тех, кто работает на конюшне? Горничных? Садовников? Ну-ка? Те же рыбаки, которые приходят сюда, сколько ты видела двуипостасных среди них?

– Ну… не видела, – согласилась Анна.

Теперь она поняла, о чем говорила мать. Людей много, просто она считала только тех, кто был рядом. Но Тина ведь и ДО встречи с мамой была необычной, Мисси просто последовала за бабушкой, Феликс – отдельный разговор, это же Феликс, Клара и Тим такое пережили… равно, как и исс Шент. А так-то в поместье народа много, просто они иссы, не эрры.

– Понимаешь теперь? И тут сразу шестеро?

– Значит, и сам адмирал человек интересный, и вокруг него тоже люди собираются своеобразные, – Анна хитро поглядела на мать. – Мам, а он тебе нравится?

– Как человек – безусловно.

– А ты ему точно нравишься.

Мария фыркнула.

Нравится, как же! Скажите еще – влюбился! В королеву, которую и видел-то пару раз! Смешно!

– Анна, не путай. Он мне благодарен за вторую ипостась, и смотрит так, как должен. В его глазах я осенена милостью Многоликого, вот отсюда и взгляды.

– Ну, мам! Он на тебя не так смотрит!

– А как? Наискосок? Или по вертикали? Анечка, не надо о таком говорить, если кто-то услышит, нам всем будет неловко.

– А вдруг вы найдете друг друга?

– А папа? – коварно спросила Мария.

Анна вскинула голову.

– Он нас на рыжую дуру променял!

– А если исправится и попросит прощения?

Вместо ответа Анна кинула в мать шишкой.

– Издевайся-издевайся, будешь вредничать – будешь бабушкой.

Мария только фыркнула в ответ.

Испортила она приличную средневековую принцессу, откуда что и взялось? Хорошо еще на гитаре не играет и татушку не требует.

А Рикардо…

Ну зачем она ему – такая? Беременная от другого мужчины, да и замужем, и вообще… ему надо какую-нибудь девчонку лет на десять моложе, и чтобы восторженными глазами смотрела, и вообще…

Шишка полетела в воду.

Не будет она об этом думать! Вот!

* * *

Хосе Лагос наблюдал за деревней.

Самая обычная деревня, самая обычная жизнь. Люди суетятся. Кто-то за водой идет, кто-то обратно, кто-то дрова колет, дети с горки катаются – в Фардании зимой снежно, и реки замерзают. Не каждый год, конечно, но вот эта зима холодная выдалась.

Хосе устроился поближе к реке.

Есть ему хотелось, голодно было, но в том-то и беда – не мог он через себя переступить! Зайца поймать мог, или птицу какую, падаль из-под снега вырыть, хоть и было ему потом плохо, но оклемался. А вот у людей ничего взять не мог.

Права не имел.

Сейчас украдет он козу… а вы знаете, как сложно ее купить? Вы хоть понимаете, что козье молоко – это шанс на жизнь для детей? Чью жизнь он заберет, сожрав корову или даже свинью?

А уж о том, чтобы покуситься на людей, Хосе и вовсе думать не мог.

Он чудовище, да. Но и человек тоже!

Он не хотел ничего помнить, он с радостью забыл бы обо всем и умчался в лес свободным диким зверем, но…

Нельзя.

Он опасен, он страшен, он НЕ ЧЕЛОВЕК! Он может кого-то сожрать, покалечить, просто ранить… ему нельзя забывать себя до конца! Пусть его убьют, что ж. Но он не причинит людям вреда!

Никогда!

Смирять раз за разом звериную натуру было сложно, зверь ярился и ревел в клетке человеческого разума, ему хотелось ЖРАТЬ!!! Рвать зубами в клочья, глотать сочное кровавое мясо, насытиться и спать… нельзя!

Потому Хосе и засел у реки.

Может, ему удастся утащить чью-то вершу с рыбой? Рыбу не жалко, рыба не будит в нем звериных инстинктов, а если просто утащить сеть… Это же не так страшно, правда? Сеть можно и новую сделать! Это дорого, но можно!

А если он сможет сам ловить рыбу и ей питаться, он сможет и смирять зверя.

Сытая тварь спокойнее. С ней управляться легче.

Жаль только, сытым до конца его зверь еще ни разу не бывал.

Хосе смотрел, как катаются на санках дети, на кусках старой коровьей шкуры, и… только он и успел отреагировать, когда столкнулись двое детей. Но если один отлетел достаточно безопасно, в сторону, то второй покатился прямо в прорубленную на льду полынью, в которой бабы полоскали белье, набирали воду…

Мальчишка и вскрикнуть не успел, а черная вода уже сомкнулась над его головой, ударила ледяным холодом, заставила задохнуться, обвила тяжелыми кольцами и потянула вниз, вниз…

Хосе тоже не вскрикнул, да и зачем?

О чем вы?

Мужчина просто прыгнул в полынью. Одним длинным прыжком, с места… никто и разглядеть не успел, что там такое было. И холодная вода сомкнулась над головой зверя.

Человек не выжил бы там. Не смог бы достать мальчишку, которого уже затянуло под лед.

И выплыть не смог бы, и вылезти наружу…

Хосе человеком уже не был. Он был сильнее, быстрее, выносливее… и он справился.

На последних силах добрался до края полыньи, и кое-как, уже чуть не подыхая, выкинул на лед мальчишку.

Сам вцепился в край льда.

Он понимал, сейчас его просто убьют. Ударят чем-то деревянным, вон, хоть и коромыслом, и он уйдет под лед. Или сам отцепится, когда истают последние силы.

Это неважно. Совсем неважно.

Мальчишка дышит, Хосе слышал его дыхание лучше всего остального, и сердце у него бьется, это он тоже слышит. И вот мужчина начал его раздевать, и снегом растирает, все правильно, все хорошо. А остальное…

Он давно мечтал умереть.

Просто это больно. И страшно. И зверь борется до конца, как привык. А человек… человек еще раз хочет посмотреть на небо, на солнышко… рядом с мордой зверя качнулось коромысло.

– Эй ты! А ну, хватайся!

Девица, которая держала коромысло за другой конец, выглядела крепкой и решительной. Кровь с молоком. И взгляд у нее был суровый.

– Хватайся, говорю! Если ты Лерка вытащил, значит, разумный! НУ!!!

Голос у нее был такой повелительный, что Хосе и сопротивляться не стал. Когтистые лапы, каждая из которых могла одним движением снести наглую девицу, просто размазать ее, как комара, в кровавое пятно, ухватились за коромысло. Осторожно, стараясь его не сломать.

Девица скрипнула зубами, потянула его на себя…

– Бабы, а ну, взяли!!! Навались!!!

И передала кому-то коромысло, а сама подскочила к Хосе. Бедняга чуть лапы не разжал, когда сильные руки ухватили его за шерсть на загривке.

– Укусишь – коромыслом огрею! Понял?

Понял. Только поверить было в такое сложно! Ан нет, девица, ругаясь на всех вокруг, тянула его из полыньи, а там, видя, что зверюга-то безопасна, и другие присоединились! Чуть шкуру с Хосе не сняли, пока тащили.

Он и сам помогать старался, да уж больно холодная вода была. Он и задних лап не чуял, когда его вытащили.

Просто перевернулся и посмотрел на небо.

Там сияло скудное зимнее солнышко. Сероватое такое… его последнее солнце.

– Эй, ты что! Подыхать взялся?! А ну, прекрати!!! – Маленькие ручки затеребили его, перед лицом возникло другое… не солнце, нет, это та сердитая девушка… что ей надо?

Почему она опять на него сердится?

Что он сделал не так?

Хосе медленно уплывал, растворялся в солнечном свете…

– Прекрати!!! – Оплеуха получилась выдающаяся, аж зубы лязгнули. А потом ему меж зубов сунули флягу с чем-то крепким. И Хосе закричал от боли, выгнулся…

Не пробовал он раньше самогон тройной очистки, на березовом угле…

– Не смей умирать!!! Слышишь?! НЕ СМЕЙ!!!

Его трясли уже вполне серьезно, и ругались тоже, и Хосе вдруг почувствовал острую боль. Она началась откуда-то изнутри и перекинулась на все тело… Его отравили?

Но зачем?

Он и так уже подыхал, зачем его еще мучить? Могли бы просто добить… За что?

Боль усиливалась, нарастала, крестьяне отскочили в стороны, и только Райка, сестра Лерка, продолжала трясти зверюгу за плечи. И даже не думала отстраняться.

Бедовая девка, одно слово, охотница! Приучил ее батька в лес ходить, зверя скрадывать, а как помер той зимой, она и одна ходить стала. А это ж не бабское дело! Но… дома мать и детишки, мал мала меньше, а Райка девка решительная. И сильная, и смелая… Парни, кстати, на нее заглядываются, да только она твердо сказала – не пойдет ни за кого. Ей малых надо на ноги ставить, мать одна не справится! А вот ежели кто к ней в хозяйство готов, да помочь…

Пока таких не было…

– Райка, брось! – крикнул с безопасного расстояния староста. – Можа, он бешеный какой! Вон как корчится!

И сделал вид, что не услышал ответа.

Н-ну, девка!!! Где это видано, приличного человека такими матюгами лаять?! Всыпать бы ей горячих, да ладно уж! Понятно, что сейчас она сама не понимает, чего городит, брата-то чудом не лишилась…

Отстраняться она и не подумала. И было уже поздно.

По зверюге пробежала волна, вторая… словно внутрь уходила шерсть, исчезали когти, менялась, переплавлялась страшная морда – и вот уже на снегу лежит человек. Самый обычный, одетый во что-то вроде серой полотняной рубахи и простых штанов.

И дышит, кажется…

И Райка его держит, как и продолжала, за ворот…

– Ох ты ж… еж же ж…

Староста отлично знал, ЧТО он видел. Это в городах жизнь идет быстрее, и старые сказки там помнят хуже. А в деревнях по вечерам чем заняться? Одно расскажут, другое…

Двуипостасные.

Старая легенда… неужели – живая?!

Но пока староста размышлял, Райка действовала.

– Помогите его к нам в избу перетащить!!! Живее, а то околеет от холода! И Лерка тоже!!!

Никто и не сопротивлялся.

Подхватили, потащили…

Крестьяне там, придворные… люди же!

Всем было жутко любопытно – что происходит?!

* * *

Когда Хосе открыл глаза, он даже не сразу понял, где находится.

Темные балки над головой. Полумрак, огонек лучины.

– Живой?

Женский голос.

Он же… она же…

Хосе вскрикнул, закрыл лицо руками… она же сейчас испугается… РУКАМИ?!

Мужчина вытянул перед собой руки, не веря глазам согнул и разогнул пальцы… самые обычные. Человеческие. Без когтей и шерсти, просто длинные ровные пальцы.

– Я…

Голос дрожал, срывался.

Райка поняла все правильно, подошла и обхватила мужчину за плечи. Поддержала.

– Ну-ка, водички!

Хосе послушно попил через сухой тростниковый стебель, откинулся на подушку. Сейчас он уже мог разговаривать.

– Я… человек?

– Когда моего брата спасал, был кем-то вроде медведя. Я видела. А потом тебя корежить начало да и в человека перекинуло. Ты из двуипостасных?

– В человека?

– Да.

Хосе помолчал пару минут. А вот как и что тут ответишь? Но врать точно не надо, не получится, да и глупо это. А потому…

Чего ему молчать? Чего беречься? Он уже умер, и не один раз, а несколько.

– Я… мое имя Хосе Лагос. Я был калекой, с детства. Потом меня выкупили у родителей, наверное. Привезли в храм, что-то давали… я начал изменяться и превращаться в эту тварь. А потом меня просто выпустили в лес, вот и все.

Райка качнула головой.

– Город…

Непонятно было, то ли осуждает, то ли понимает. Хосе лежал молча. Осознавал. Так что девушка заговорила первой.

– А у деревни ты что делал?

– Ничего особенного. Еду искал. Охотиться я не умею, а тут что выкинут, ну и рыбой можно было поживиться, – сознался Хосе.

– Людей не убивал?

– Нет.

– А волка кто заломал? Неподалеку от деревни?

Хосе тяжело вздохнул.

– Я. Он сам виноват, кинулся. Только он больной был, я его есть не смог…

Райка хмыкнула. Охотой она промышляла давно, еще отец приучил, и про бешеного волка в округе знала. До их деревни он еще не добрался, а вот с той стороны леса бед уже натворил. Она уж и в засаду собиралась, и с другими охотниками поговорить, не пускать же тварь к людям, а тут само все и сделалось.

Она и глазам своим не поверила, когда тушу волка увидела, и следы от нее. Хотела по следам пройти, да не получилось, ветер начался, замело все. Но и потом она следы у деревни видела, молчала, правда. Поди, скажи кому?

Расшумятся, раскричатся и толку не будет. Да и не очень-то к ней прислушиваются, не бабье это дело – охота. И отношение к ней не такое, как к ее отцу, батю уважали, а ее терпят за удачу и твердую руку. А дашь спуска – за пазуху лезть пытаются. Последнему нахалу она два зуба выбила луком и пообещала остальные высвистнуть, чтобы до скончания дней кашки жрал. Подействовало.

Бродит зверюга вокруг деревни, так ведь ее никто и не видел, и в деревне даже курицы не пропало, странный такой зверь. Как оказалось – ОЧЕНЬ странный. Правильно она промолчала тогда.