Смертельная миссия в Хайларе

* * *

Самолет приземлился на аэродроме Харбина, расположенного на юго-восточной окраине, невдалеке от Старого города. Московских врачей встречал представитель советского Генерального консульства. Он усадил их в черный закрытый форд и повез в центр. Анастасия с жадностью вглядывалась в знакомые очертания прямых широких улиц. На Большом проспекте раскатывали по булыжной мостовой блестевшие лаком автомобили, бородатые извозчики в поддевках управляли конными экипажами. На Соборной площади священник в черной рясе степенно крестился на купола кафедрального Свято-Николаевского собора. Харбин утопал в зелени, мелькали вывески магазинов на русском и китайском языках. Стайки гимназисток сидели на высоких резных верандах кафе.

Московских гостей поселили в гостинице советского консульства на улице Яоцзин, дом № 22. Чумаков по приезде резко изменился – стал собранным, сосредоточенным, спустя два часа строго велел служащему подать машину, чтобы доставить их в больницу. В назначенное время все тот же «форд» отвез врачей на Новоторговую улицу. После продажи КВЖД[6] Центральной больницей Северо-Маньчжурской железной дороги руководила японская администрация. В приемном покое инфекционного отделения их ждал пожилой японец. Склонив в почтительном поклоне голову, он представился:

– Сэтору Хосака, – и начал что-то оживленно объяснять.

– О чем он говорит? – спросил у Анастасии Чумаков.

– Нашу сотрудницу поместили в изолированный блок. Японские врачи затрудняются установить диагноз и опасаются, что у женщины заболевание, которое они называют «Сонго». Они сообщили об этом в мэрию города Харбина и предупредили правительство Маньчжурской империи в Чанчуне, – перевела она. – Также Сэтору сказал, что в больнице соблюдается карантин и нам нужно будет надеть защитные костюмы, а после осмотра больной пройти санитарную обработку.

Японец позвонил в колокольчик, в приемный покой вошла миловидная китаянка, которая выдала им хлопчатобумажные рубашки, штаны, тапочки, защитные очки, резиновые перчатки, большие маски, оставляющие открытыми только глаза, закрытый спереди халат, рукава которого завязывались на запястьях длинными тесемками.

Переодевшись, Чумаков и Черных прошли в бокс в сопровождении японского доктора. В маленькой комнате на кровати лежала укрытая одеялами женщина лет двадцати пяти. Было видно, что ее мучает сильный озноб. Сэтору сообщил, что у больной стойко держится температура, а жаропонижающие препараты почти не помогают. Михаил Петрович потребовал шпатель.

– Водички, – облизнув сухие, с белым налетом губы, попросила больная.

Настя взяла с тумбочки стакан, приподняла ей голову и помогла напиться.

– Спасите меня! Моей дочери всего два годика. Как же она без меня? – лихорадочно натягивая до подбородка одеяло, умоляюще прошептала женщина.

– Ну-ну, голубушка, это что за настроение? Скажите: «А-а-а», – строго велел Чумаков.

Его голос подействовал успокаивающе. Она покорно открыла рот. Доктор посмотрел горло, оттянул веки, потом взял запястье и посчитал пульс. Осмотр продолжила Анастасия. Даже через резиновые перчатки она чувствовала, какой горячей была кожа у женщины.

Завершив осмотр, врачи как могли успокоили соотечественницу. Покинув бокс, они прошли обработку, переоделись и в сопровождении кастелянши прошли в ординаторскую. Сэтору подождал, когда русские устроятся за столом, и начал доклад:

– Со слов больной, приступ начался с сотрясающего озноба и нарастания температуры, – переводила его рассказ Анастасия. – Приглашенный ее родными врач направил больную в наше отделение. Женщина была бледной, жаловалась на холод и головные боли. Через два часа температура у нее повысилась до сорока градусов, на этих цифрах удерживалась более восьми часов и снизилась до нормального уровня только после обильного потоотделения.

Чумаков слушал перевод внимательно, периодически что-то записывая в блокнот. После того как японский доктор замолчал, он попросил:

– Настя, узнай-ка у него, делали ли больной анализ на малярийный плазмодий?

Она перевела вопрос.

– Делали, но плазмодий не обнаружили, – отрицательно покачал головой японец. – Отсутствует еще один характерный для малярии симптом. Госпожа, вы должны были заметить это при осмотре, – обратился он к Черных. – Идет четвертый день заболевания, а печень и селезенка не увеличены.

– Господин Сэтору, вы говорили, что подозреваете у женщины болезнь «Сонго». Как она проявляется? – поинтересовался Чумаков.

– Начало болезни такое же, как и у гриппа. Высокая температура, слабость, головная боль. Когда вирус начинает усиленно размножаться и появляются продукты его распада, возникает массивное кровотечение из-за повреждения стенок сосудов. Развивается тяжелое, порой необратимое поражение жизненно важных органов, – перевела Анастасия ответ Сэтору.

Задумчиво постукивая автоматической ручкой по подбородку, Чумаков выслушал японского врача и возразил:

– Я склоняюсь к тому, что у больной не «Сонго», а геморрагическая лихорадка с почечным синдромом. В пользу моего диагноза говорят точечные кровоизлияния на коже в зоне лица и шеи, в области склер и на слизистой рта. Пока нет лабораторных результатов, будем проводить лечение от геморрагической лихорадки.

* * *

Они задержались в инфекционном отделении до полудня. По дороге в гостиницу, разглядывая улицы города и прохожих, Чумаков неожиданно продекламировал:

Милый город, горд и строен,Будет день такой,Что не вспомнят, что построенРусской ты рукой.Пусть удел подобный горек,Не опустим глаз:Вспомяни, старик-историк,Вспомяни о нас.Ты забытое отыщешь,Впишешь в скорбный лист,Да на русское кладбищеЗабежит турист.Он возьмет с собой словарикНадписи читать…Так погаснет наш фонарик,Утомясь мерцать!

– Вы знаете поэзию белого офицера Несмелова? – удивилась Настя.

– В двадцать девятом году, когда еще был студентом, мне попал в руки журнал «Сибирские огни». Эти стихи как-то в душу запали. Даже не представлял, что когда-то сюда попаду, – усмехнулся Михаил Петрович и неожиданно предложил: – А может, отобедаем в каком-нибудь ресторане?

– С радостью отведаю китайской кухни. Только надо переодеться, а то от нас за версту несет карболкой.

Но вечером Чумаков оказался очень занят с японскими коллегами, и Настя решила прогуляться по городу одна. Она вышла на Большой проспект, обрамленный кустами сирени и акаций. Солнце склонилось к закату, и тени рисовали на земле прозрачные кружева. Прошло десять лет, как она уехала из Харбина. Поначалу ей показалось, что город ничуть не изменился. Но чем внимательнее она вглядывалась в прохожих, тем больше понимала, что ошиблась. Стало меньше веселых, нарядно одетых людей, в их движениях появилась боязливая торопливость. Настя дошла до Соборной площади, свернула на обсаженную царственными липами аллею и неожиданно столкнулась с женщиной.

– Извините! – произнесла она, пытаясь вежливо отстраниться.

– А ты так и не научилась смотреть по сторонам, – услышала в ответ и растерянно подняла глаза. На нее смотрели смеющиеся зеленые, в рыжую крапинку глаза Лизы Реутовой – самой веселой и заводной девчонки в их классе.

– Лиза!

Подруги радостно обнялись и осыпали друг друга вопросами:

– Какими судьбами в Харбине? Я слышала, вы в тридцатом году уехали в Советский Союз?

– Это правда, Лиза. Я живу в Москве, а в Харбин приехала по работе. Как ты?

– Мы расстались подростками, а встретились взрослыми дамами. Ты так похорошела!

Лиза с интересом оглядела подругу – элегантное оливкового цвета платье до колен подчеркивало тонкую талию и открывало ровные стройные ноги в модных туфельках. Иссиня-черные волосы были собраны на затылке в изящную прическу.

– Не смущай меня! Это ты у нас всегда была первой красавицей, а сейчас выглядишь просто великолепно.

– Уроки Марии Алексеевны Оксаковской не прошли даром. Не зря нашу школу сравнивали с институтом благородных девиц, – весело улыбнулась в ответ Лиза. – На той стороне улицы открыли французскую кондитерскую, выпечка там просто изумительная. Пошли туда, посидим, поболтаем, выпьем горячего шоколада.

– Я, вообще-то, хотела сходить в гимназию… – нерешительно произнесла Настя.

– Ты разве не знаешь, что наша гимназия давно выехала из дома на Вокзальном проспекте? – удивилась Лиза.

– Нет, не знала, жаль, так мечтала заглянуть в наши большие, светлые классы, вспомнить праздники…

– Встретила тебя и остро поняла, что жизнь проходит, детство и юность пролетели, как сказочный сон, и ничто из того светлого времени к нам уже не вернется. – Веселые задоринки в глазах Лизы потухли.

– Хватит о грустном, ты обещала мне угощение. – Настя решительно подхватила подругу под руку и увлекла на другую сторону улицы.

В просторном зале было много свободных мест. Лучи закатного солнца мягко отражались от окрашенных в светло-бежевый цвет стен, от мебели из светлого, гладко отполированного дуба. Вкусно пахло корицей и поджаренными зернами кофе. Они выбрали столик у широкого окна.

– Чего изволите? – спросила кельнерша, подавая им большую, обтянутую кожей книгу с меню.

– Мне чашечку горячего шоколада и два эклера с кремом, – не заглядывая в книгу, заказала Лиза.

– Мне то же самое, – повторила заказ Настя.

Через несколько минут перед ними стояли тарелочки с румяными эклерами, покрытыми воздушным кремом, и фарфоровые чашки с напитком, от которого шел ароматный запах какао с нотками ванили.

– Не скучаешь по Харбину? – спросила подруга, глядя в восторженные глаза Насти.

– Скучаю. Запах шоколада напомнил новогодние праздники, сочельник. Помнишь, как катались с горок на Сунгари?

– Мы и сейчас все это празднуем. Харбин так и остался русским городом на китайской земле. В Крещение все церкви и соборы идут крестным ходом к проруби на реке.

– А как же японские оккупанты?

– У них свои праздники. Мы отдельно, они – отдельно. – Лиза неопределенно пожала плечами, было заметно, что вопрос о японцах ей не понравился. – Лучше расскажи, где ты и чем занимаешься?

– Мама работает в педагогическом институте, ей выделили двухкомнатную квартиру. Вася учится в школе. Я окончила мединститут и вышла замуж. Мы с Димой работаем в отделе вирусологии в научно-исследовательском институте при Наркомздраве.

– А у меня все было не так гладко. В тридцать втором году в Харбине вспыхнула эпидемия холеры. Меня спасло то, что я уезжала в гости к бабушке в Цицикар. Мама и папа умерли, их трупы сожгли, нет даже могилки, чтобы прийти и положить цветы. Петя как уехал в Америку, так ни разу и не приезжал. Но сейчас все хорошо. Я стала, как и ты, врачом. – Веселая улыбка на ее лице не обманула Настю, глаза подруги по-прежнему оставались грустными.

– Какая у тебя специализация? – стараясь поменять тему разговора, спросила она.

– Ничего особенного, просто работаю терапевтом в поликлинике. Ой, мне уже пора бежать, – взглянув на часы, неожиданно заторопилась Лиза. – Я не прощаюсь с тобой. Жду завтра к себе в гости, посидим, поболтаем.

– Прости, но навестить тебя не смогу. Завтра придут результаты анализов больной, из-за которой мы прилетели сюда. С утра поедем с Чумаковым на Новоторговую улицу в инфекционное отделение, – с сожалением покачала головой Настя.

– Не отказывайся, обижусь! И девчонкам всем скажу, какой ты зазнайкой стала. – Подруга сердито бросила на стол салфетку, которой аккуратно промокала губы от крема. – Десять лет не виделись, а ты не можешь для меня выделить один вечер!

– Хорошо! Я договорюсь с Михаилом Петровичем. Пиши адрес, куда и во сколько подъехать, – не желая ее обидеть, согласилась Настя.

– Я живу на Цицикарской. – Подруга быстро написала адрес на салфетке и подала ей.

Они расплатились с кельнершей и вышли на улицу.

– А вон мой автобус! – воскликнула Лиза. – Я не прощаюсь, буду ждать! – еще раз напомнила она и, чмокнув Настю в щеку, побежала к остановке.

Небо затягивал перламутровый закат. В кустах громко трещали цикады. Дневная жара спала, свежий ветерок с реки принес прохладу. Вечер был так хорош, что она решила прогуляться по городу.

* * *

Чтобы не появляться в гостях с пустыми руками, Черных заехала в кондитерскую и купила торт. Как и договорились, она уже в три часа дня была у дома Лизы. Хозяйка поджидала гостью у подъезда. Квартира подруги находилась на втором этаже старенького особняка в тихом, малолюдном месте.

В узкой прихожей стоял платяной шкаф, полка для обуви, на стене висело зеркало в бронзовой раме.

– Это нам к чаю торт «Наполеон», который, я помню, ты всегда обожала. – Настя подала хозяйке коробку.

– Наша русская привычка не ходить в гости с пустыми руками, – усмехнулась Лиза, принимая гостинец. – Проходи пока в комнату, а я чуть-чуть на кухне задержусь.

Интерьер в квартире был скромный, но светлые обои, вышитые занавески на окнах, кружевные салфетки, горшки с цветами на подоконнике создавали уют. В гостиной стоял диван, два кресла, уже накрытый к обеду овальный стол, над ним шелковый оранжевый абажур. Через открытую дверь было видно часть второй комнаты: угол большой кровати, укрытой мягким пледом, и полку с книгами.

На стенах комнаты висели рамки с фотографиями. Поджидая хозяйку, Настя подошла к одной из них. Фотограф запечатлел на снимке семью Лизы. Отец подруги, одетый в парадный костюм, стоял, облокотившись на искусственный парапет. Рядом с ним сидела на стуле с высокой спинкой его жена. Ее пышные волосы были собраны в валик, складки длинного платья закрывали ноги до пола. На коленях – большеглазая пухленькая девочка в белом платье с оборками – это маленькая Лиза. Возле матери в форме гимназиста стоял их старший сын Петр. Настя вглядывалась в открытые, спокойные, с легкими улыбками на губах лица.

Вошла Лиза, остановилась возле Насти, дотронувшись осторожно до фотографии, грустно произнесла:

– Смотри, какие мы все здесь счастливые, никто из нас не ведает о том страшном будущем, что приготовила судьба.

– Прости! Не хотела бередить твою боль. – Подруга сжала ее ладонь.

– Пустое, – с напускным весельем ответила Лиза, осторожно отняв ладонь. – Я давно стала фаталисткой. Считаю, что все в жизни предначертано и то, что должно случиться, непременно произойдет. Прошу к столу, отметим нашу встречу, я купила бутылку хорошего вина.

* * *

За обедом Лиза мало рассказывала о себе, все больше расспрашивала подругу. Настя охотно поведала о жизни в Москве, о муже Диме, который долго не решался сделать ей предложение. Беседу прервал неожиданно громкий звонок в дверь. Лиза внезапно побледнела и торопливо вышла из комнаты. Настя прислушивалась к разговору в прихожей, но из коротких тихих фраз ничего не поняла. В комнату сначала вошла хозяйка, за ней средних лет японец. Он был в очках, в хорошем сером костюме, светло-голубой рубашке с темно-синим галстуком. Вежливо поздоровавшись с Анастасией, незнакомец обратился на русском языке к Лизе:

– Прошу прощения, Елизавета-сан, мне желательно переговорить с госпожой Черных наедине.

Ни слова не говоря, та поспешно вышла в прихожую. Анастасия напряженно наблюдала за происходящим.

– Госпожа Черных, вы можете называть меня господин Акиро. Это не то имя, которое мне дали родители, но так будет удобнее вести разговор, – сказал незнакомец, когда они остались вдвоем.

– Простите, но я не разговариваю с незнакомцами. Позвольте мне уйти, господин Акиро. – Настя резко встала из-за стола и направилась к двери.

– Вы разумная женщина, Анастасия Викторовна, я думаю, вы выслушаете меня, прежде чем примете решение, от которого будет зависеть не только ваша судьба, но и будущее ваших родных, – не реагируя на ее попытку покинуть квартиру, произнес Акиро.

И хотя в его спокойном голосе не было угрозы, Настя застыла около дверного проема.

– Не нужно так беспокоиться, госпожа Черных. Ваша репутация не пострадает. После нашей беседы подруга проводит вас в консульство. Беседовать нам будет удобнее не здесь, а в кабинете. Прошу. – Акиро жестом пригласил ее в сторону спальни и первым вошел туда.

Это оказалась вовсе не спальня. За портьерой, прикрывавшей часть стены, оказалась деревянная, выкрашенная голубой масляной краской дверь. Настя перешагнула порог комнаты следом за японцем. Непрозрачные зеленые занавески на окне создавали полумрак. Акиро нажал на выключатель, под потолком ярко загорелась электрическая лампочка без абажура. Обстановка в кабинете была казенной: стол, приставной столик, стулья, сейф.

Он предложил Анастасии устроиться за столиком, сам сел напротив.

– Не будем терять время. Я полковник японской армии и от имени нашего государства предлагаю вам оказать нам некоторую помощь.

– Вы что, хотите меня завербовать в шпионки? – Губы Насти нервно дернулись в изумленной усмешке. – Повода делать мне такое грязное предложение я в этой стране никому не давала!

– Ну почему же «грязное», Анастасия Викторовна? Ваш отец, Виктор Викторович Черных, был гражданином Советского Союза, но не считал работу на великую Японию «грязным делом». – Акиро встал со стула и направился к сейфу.

– Вы думаете, я поверю, что папа был шпионом? – От гнева кровь прилила к ее лицу.

– Не горячитесь, Анастасия-сан. Для беседы с вами я поднял один документ из нашего архива. Думаю, он убедит вас в обратном. – Полковник неторопливо распустил тесемки на картонной папке, вынул оттуда желтоватый исписанный листок и положил перед ней на стол.

Осторожно, словно боясь запачкаться, Анастасия подвинула его к себе. Знакомый почерк и подпись отца привели ее в растерянность. Держа дрожащими пальцами документ, она с трудом читала написанные чернилами строчки: отец писал, что обязуется оказывать помощь японской разведке.

– Вы подсунули мне фальшивку. – Она брезгливо отодвинула бумагу подальше от себя.

– У нас есть документы, которые Виктор Викторович Черных передавал нашему командованию. Как вы думаете, что будет, если в газетах Австралии, Канады или Соединенных Штатов появятся воспоминания эмигранта и в них будет рассказ о том, как он и ваш отец передали сведения о состоянии КВЖД японскому командованию? Он расскажет, как эта информация позволила Квантунской армии быстро перебросить войска для отражения нападения китайцев.

– Вы блефуете, господин полковник. У вас нет таких документов. – Она смотрела на него расширенными от страха глазами.

– Допустите на минуту, Анастасия-сан, что такие документы у нас есть, и представьте, что будет с вашей семьей, – спокойно возразил полковник. – Мужа и вас арестуют как шпионов, которые обманом проникли в научно-исследовательский институт НКВД. Вас будут пытать и, скорее всего, казнят. Вашу маму выгонят из института и отберут квартиру, так как жилье принадлежит государству, она останется без средств к существованию и будет бездомной. Родственники мужа, скорее всего, отвернутся от нее. Вашего брата Василия у матери отнимут и поместят в спецлагерь для детей предателей.

Настя смотрела на японца сухими, горячечно блестевшими глазами и чувствовала, что проваливается в черный колодец, выкопанный Акиро. Сердце нестерпимо жгло от ненависти. Ей очень хотелось заплакать, но из-за комка в горле никак не удавалось.

«Лучший способ увидеть настоящее лицо человека – это заставить его испытать страх, посеять ужас ожидания наказания», – думал Акиро, наблюдая за тем, как тяжело, часто сглатывая, словно старается протолкнуть что-то застрявшее в горле, дышит Анастасия. Давая ей время прийти в себя и осмыслить услышанное, он снял очки, тщательно протер их мягкой тряпочкой, водрузил на нос и проговорил успокаивающе:

– Вы молодая красивая женщина, вас никто не собирается уничтожать. Скажу больше, мы можем заняться розыском ваших дедушки и бабушки в Нанкине. Как только мы их найдем, так сразу сообщим вам об этом.

– Правда? – охрипшим голосом спросила Настя и неожиданно сильно, до икоты, расплакалась.

«А говорят, что русских трудно сломить. Сталин и его приближенные сделали все сами за нас, запугав репрессиями свой народ. Как же быстро сломалась эта девочка, и уговаривать не пришлось. Надо прекратить ее истерику, иначе в консульстве могут заподозрить неладное», – озабоченно подумал полковник, наблюдая, как она ожесточенно вытирает ладонями лицо, словно пытается уничтожить внезапно приклеившийся к нему страх.

Акиро вынул из кармана белоснежный платок и вложил в ее дрожащие пальцы. Потом налил в стакан воды из стоявшего на столе графина и приказал выпить все до дна. Когда подопечная перестала всхлипывать, полковник продолжил:

– Если вы будете нам помогать, никто о нашей встрече не узнает. Мы умеем хранить тайны своих помощников. Я даже не буду брать у вас подписку. Вы напишите о своей работе, ответите на мои вопросы и поставите свою подпись.

– Я младший научный сотрудник в Институте вирусологии и мало что знаю. Зачем я вам нужна, господин Акиро? – явно смиряясь с участью, измученно спросила она.

– Мы подозреваем, что Советский Союз разрабатывает против нас биологическое оружие, и хотим защитить не только нашу страну, но и великую Маньчжурскую империю. Врач Сэтору-сан доложил, что подозревает у работницы консульства особо опасную болезнь «Сонго». Он считает, что вирусолог Чумаков и вы были присланы в Харбин, чтобы проследить, достаточно ли вирулентное это заболевание и можно ли его использовать как бактериологическое оружие. Это так? – Маска доброго дяденьки неожиданно слетела с его лица. Сквозь стекла очков на Анастасию злобно смотрели узкие беспощадные глаза.

– Да как вы можете говорить такое? Чумаков работает только для спасения людей! Врач Сэтору показался мне очень порядочным человеком, разве он не сказал вам, что у больной геморрагическая лихорадка с почечным синдромом и она пошла на поправку после назначенного Михаилом Петровичем лечения? – забыв, что ее мир рушится, отчаянно стала защищать честь своего учителя Настя.

– Успокойтесь! – жестко приказал полковник.

Налив в стакан воды, он медленно выпил, встал, подошел к окну и постоял, покачиваясь с пятки на носок, вернувшись к столу, холодно произнес:

– Это была просто проверка, Анастасия-сан. Некоторые готовы подтверждать любую информацию, даже ложную, лишь бы себя спасти. Вы не такая, это хорошо. Но запомните! Любая ваша попытка дезинформировать меня станет для вас крахом. А теперь будем говорить серьезно.

Он достал из ящика стола стопку листов, автоматическую ручку и положил перед Черных.

– Я задам вопросы, вы будете отвечать на них и записывать то, что я скажу. В тридцать шестом году, будучи студенткой, вы были в Китае во время вспышки чумы. Почему именно вас включили в группу ученых?

– Меня взяли в эту экспедицию переводчицей. Мне же не нужно объяснять, Акиро-сан, почему я хорошо говорю на китайском? – удивленно пожала плечами Настя.

– Напишите фамилии русских ученых, которые были с вами в этой поездке, – велел полковник, пропустив ее замечание.

– Это было давно, и я не все имена помню, – возразила она.

– Не смейте возражать мне по каждому поводу. – Акиро стукнул ладонью по столу, встал и нервно прошелся по кабинету, заложив руки за спину. – Впишите те, что помните.

Анастасия торопливо написала на листке фамилии врачей.

– Напишите, какие необычные особенности чумной палочки были выявлены во время ликвидации эпидемии.

Анастасия озадаченно посмотрела на полковника:

– Никаких. Руководитель нашей группы Лев Александрович Зильбер постоянно спорил с главным санитарным врачом Китайской республики. Он убеждал его, что эпидемия разрастается из-за низкого санитарного образования населения. И как только его советы были приняты, болезнь ушла.

– Так и напишите, как сказали, – велел полковник, продолжая ходить по комнате. Заметив, что Черных дописала последнюю строчку, сказал:

– А теперь напишите подробно, чем вы занимаетесь в вашем институте и каковы результаты ваших исследований.

Настя долго и подробно описывала свои опыты на мышах по испытанию новой противочумной вакцины, написала ее формулу, подчеркнув в конце, что их испытания еще далеки от завершения.

Акиро взял листок, внимательно все перечитал. Она сосредоточенно следила за его лицом. Было видно, что написанные ею формулы и научные термины ему понятны, что перед ней не простой армейский полковник, а хорошо знакомый с биологией ученый.

– Вы оказались умницей, Анастасия-сан, – показав в улыбке редкие зубы, произнес Акиро. – Сейчас вы подпишите эти бумаги своим настоящим именем, а в будущем будете подписывать свои сообщения и отзываться на псевдоним Кицунэ-сан – Хитрая лиса.

– Я согласна, – устало согласилась она и поднялась со стула. От пережитого напряжения слегка дрожали руки.

– Что будет со мной дальше?

– Прежде всего вы должны успокоиться. Ни доктор Чумаков, ни люди из консульства не должны заметить в вас каких-либо перемен, – наставлял он, провожая Черных из конспиративной квартиры. – Елизавета-сан живет недалеко отсюда, я вас к ней провожу. Вы можете выпить у подруги чашку чая, чтобы взбодриться. По приезде в Москву продолжайте работать как обычно. Мы найдем способ встретиться с вами незаметно.