Тайны женского клуба

Как-то раз вечером, я посуду мыла на кухне и пропустила звонок в дверь. Услышала голос хозяйки, она в прихожей с кем-то беседовала. Я выглянула: женщина средних лет, вроде незнакомая. Та вошла в квартиру, осмотрелась и спросила у меня имя и фамилию. Я ответила ей. А на душе стало как-то неспокойно. Она это почувствовала и говорит: «Татьяна, вы прописаны по такому-то адресу?» – «Да, говорю, точно. А что случилось?» – «Я юрист собеса и занимаюсь вашей задолженностью за коммунальные услуги». Оказалось, что я задолжала целую кучу денег почти за два года – она мне показала все коммунальные счета. «Мы, – говорит, – вас еле нашли, никто из соседей ничего толком о вас не знает, где вы теперь живете, учитесь или замуж вышли».

Она предложила мне подписать документы, что я как сирота имею право на скидки по платежам. Все пересчитав на калькуляторе, она показала мне сумму. «Вот это надо немедленно оплатить в сбербанке, а то вы можете лишиться своей жилплощади», – но для меня и эта сумма показалось огромной.

«А сколько вы получаете по потере кормильца?» – «Да, я ничего не получаю, так как пособие это я перевожу на банковский счет хозяина фуры, где мой отец работал, потому что именно его машина сгорела, хозяйская». Она мне объяснила, что владелец машины не имел права с меня что-либо удерживать. А суд ему обязан был отказать, так как вы круглая сирота. Тем более что деньги за груз и машину ему по страховке уже выплатили, таким образом, хозяин фуры меня обманул, незаконно получая деньги, которые предназначались только лично мне как сироте, потерявшей кормильцев.

Юрист из собеса решила мне безвозмездно помочь, но напомнила, что прежде всего необходимо погасить задолженность, а потом уже мы подадим в суд заявление. Хозяин машины должен вернуть мне все деньги до копеечки, которые мне полагались до восемнадцати лет.

Когда мы с тетей Полиной проводили ее, я разревелась. Мне так обидно стало, что я такая недотепа, ни одного закона не знаю, что ни разу не вспомнила о комнате, где столько лет прожила, что напрочь забыла о платежках. И где мне теперь взять деньги, чтобы оплатить задолженность, да еще с процентами? Да и хозяин фуры хорош! Меня вокруг пальца обвел: знал ведь негодяй наверняка, что по страховке все свое обязательно вернет.

И кто, вы думаете, меня выручил? Да, конечно, тетя Полина. Я хотела ей расписку написать, а она на меня так посмотрела, что мне не по себе стало.

Мое двадцатилетие мы решили вдвоем справить. А вечером неожиданно к нам приехала Алевтина Николаевна. С подарками. Посидели мы втроем, а когда наша гостья уже собиралась домой, она неожиданно сказала: «Татьяна, хотела тебе завтра сюрприз сделать, но не могу удержаться. Сейчас все расскажу: я, девочка моя, ухожу на другую работу. Завтра подписываю обходной лист и попрощаюсь со всеми. На свое место я рекомендовала тебя. Ты со своими обязанностями прекрасно справляешься. Все тонкости нашего дела знаешь. Военком не возражает. Так что у тебя теперь будет свое «хозяйство», будь и впредь умницей. Я уж тебе и помощницу приглядела, завтра познакомлю вас. Ну, мне пора домой. Времени уже много, я поехала. До свидания, Полина Андреевна. До завтра, Танюша.

С этого момента в моей жизни наступили перемены, но не совсем такие, какие бы хотелось. А началось все с письма, которое тетя Полина получила от своего бывшего мужа. Он проживает в Питере, у него там другая семья, дети есть от второго брака, но с Маратом, сыном тети Полины, он тесно общается, они очень дружны и регулярно переписываются.

Чтобы не волновать и не расстраивать мать, так как у нее больное сердце и высокое давление, Марат написал письмо отцу прямо из госпиталя. Госпиталь для военнослужащих находился в Карелии. Лежал он там долго, так как у него было тяжелое ранение головы и ног. Слава богу, ноги спасли, ампутации не было. Правда, ему пришлось заново учиться ходить. А невролог, тот сообщил отцу Марата, что все последствия осколочного ранения могут проявиться не сразу, а через некоторое время. У всех все бывает по-разному. Но в данный момент состояние вашего сына стабильное, психических отклонений нет, и его можно будет через неделю-другую отправлять домой.

С одной стороны, я была очень рада за тетю Полю, а с другой – настроение у меня резко изменилось: ведь мне снова негде было жить. Надо было срочно искать новое жилище. Возвращаться в поселок? – Ни за что! Погрустили мы с тетей Полей и решили: пусть все будет как идет. Пока я живу в Казани, подыщу себе еще какую-нибудь комнату, а к Полинушке буду в гости приходить. Так я и сделала: нашла себе комнатушку, внесла задаток, и стали мы ждать возвращения Марата.

Через некоторое время отец привез сына. Выглядел Марат отлично, не подумаешь, что он в госпитале больше полугода пролежал. Веселый, улыбчивый, интересный парень: красивое, с правильными чертами лицо, вьющиеся каштановые волосы. Правда, ростом он не вышел, он с меня росточком, но зато настоящий атлет, крепыш одним словом.

На меня он посматривал с явным интересом, болтал без умолку, и в первый же вечер пригласил меня в кино. Я, конечно, отказалась, намекнув, что нельзя маму оставлять после такой долгой разлуки, да еще в первый вечер!

Отец, немного погодя, распрощался со всеми и поспешил на вокзал за билетами. Он уже скучал по новой семье. И в тот же день уехал в Питер.

Я часто наведывалась к тете Полине, мы часто по заведенной традиции пили чай и рассказывали друг другу новости и всякие истории.

Я увлеклась чтением, записалась в библиотеку, а вечерами с удовольствием пересказывала прочитанное тете Полине. Бывало, что с нами проводил вечера и Марат. Он всегда внимательно слушал меня, а сам о своей фронтовой жизни молчал, никогда о ней не вспоминал и ничего не говорил. Он вообще стал очень молчалив и немногословен, и куда—то исчезли вся его веселость и улыбчивость.

Помню, как-то тетя Поля уж больно его доняла: «Сынок, милый, прошу тебя, расскажи мне и Танечке что-нибудь интересное. Как там, где ты воевал, люди живут? Расскажи, нам же интересно, как ты воевал, что запомнил?»

Марат побледнел, потом схватился за голову и зло так прошипел: «Никогда больше меня об этом не проси, слышишь, мать, никогда! Я в аду был, в настоящем аду, который никому из вас, простых смертных, и не снился! Я был там, где только песок, кровь и смерть, тебе понятно?! Моли бога, что я жив, знаешь, сколько там моих братьев осталось… Ты не можешь даже представить, какая она, смерть! Видела бы смерть детей, их разорванные бомбами тела, видела бы такую разруху, как там, жуткую жалкую нищету, горящие села и развороченные тела убитых… Сколько таких, как я, ребят с ума посходило, сколько их погибло в плену… никогда меня не проси больше». Он схватился за голову и ушел, прихрамывая, в свою комнату.

Я быстро накинула пальто, простилась с бедной тетей Полей, которая молча проводила меня до двери и только горестно кивнула на прощание.

Со временем это забылось. В квартире, как и раньше, было покойно и тихо. Правда, у тети Полины частенько после этого случались сердечные приступы, но она принимала кучу всяких таблеток, которые поддерживали ее. Марат искренне волновался за маму, подолгу сидел с ней, гладил ее непослушные седые волосы.

Я каждый день заходила к ним, узнать о здоровье тети Полины, помочь приготовить обед, постирать белье, прибрать в квартире. Очень часто оставалась у них на ночь. Усталой, мне не очень хотелось на ночь глядя ехать на новую съемную квартиру.

В один из таких вечеров, когда тетя Полина заснула, Марат подошел ко мне и прошептал на ухо: «Мама крепко спит, пойдем, Тань, на лестницу, я покурю, а ты постоишь со мной. Нам надо поговорить».

Мы вышли. Он закурил, я тоже за компанию взяла себе сигарету. Курить я не умею: першит в горле, я кашляю и бледнею. Не умеешь – не берись. Это как раз такой случай. Мы стояли молча. Я ему напомнила: «Марат, ты хотел что-то сказать мне».

– Я помню, Таня. Давай поговорим о нас с тобой без лишних сантиментов. Я не умею красиво говорить о любви, не люблю телячьих нежностей. Короче, ты мне сразу понравилась. Ты мягкая, покладистая, спокойная, характер у тебя золотой. Как раз какой мне нужен в женщине. Ты мне очень симпатична, да и хозяйка хорошая… маму мою любишь. Так что, выходи за меня. Я не могу тебе ничего особенного обещать, но со мной будешь как за каменной стеной. Я человек надежный, в жизни много видел. Конечно, я постарше тебя, так это хорошо, это не помеха… Что ты об этом думаешь?

– Я не думала об этом, Марат! Как-то уж все быстро! Но, в принципе, я не против. Только у меня одно условие: я пышных свадеб не люблю и не хочу такой. Все это мишура и показуха. Да и забот у нас с тобой будет много: матушка серьезно болеет, значит, ее надо будет определить в больницу на обследование. Может быть, нужна операция на сердце, ее надо показать кардиологам, да не одному, а нескольким. А все это больших денег стоит. Как мы с тобой справимся?

– Не волнуйся, все сделаем. Насчет свадьбы ты абсолютно права: показуха нам не нужна. Главное, чтобы между нами были мир и понимание. А завтра я с утра маме все расскажу: ну… о том, что мы решили пожениться. Жить ты будешь у меня. Так что попрощайся с новой съемной квартирой. Ну, все решено? Тогда пошли укладываться. Ты сегодня в маминой комнате поспи, она проснется и тебя увидит. Ей на душе полегчает.

Вот так я вышла замуж.

Прошло несколько лет. Жаловаться мне было не на что: я по-прежнему работала в канцелярии военкомата. Марат тоже работает там же инструктором.

Свекрови моей повезло: она получила в собесе квоту – и ей сделали операцию на сердце. Мы очень волновались, дежурили с Маратом поочередно, но, слава богу, все обошлось и теперь все уже позади. Чувствует она себя гораздо лучше. Приступов пока не было.

Алевтина Николаевна вышла замуж. Муж ее, по-моему, работает в министерстве обороны, и она переехала с сыном от первого брака в Москву. Она нам с тетей Полиной пишет, но не часто.

Одна у меня сейчас забота: мне, я уже говорила, в этом году уже двадцать три года исполнится, а вот детей у меня нет. Муж и свекровь так хотят девочку, а я ни разу еще не беременела. Врачи говорят, что надо лечиться. Вот с почками разберусь и вплотную займусь гинекологией, надо будет обязательно…

В этот момент в дверь постучали: «Девочки, куда Таню Юлдашеву дели, она ведь с вами сидела? К ней пришли, в приемном покое ее пожилой человек дожидается», – запыхавшаяся медсестра, всем улыбнулась и извинилась, что беспокоит нас. Все стали наперебой приглашать Ирочку попить чаю и перекусить с нами. «Спасибо, дорогие мои. Сейчас не могу, девочки, я к вам вечерком загляну. Оставьте мне кусочек тортика, как же мне хочется сладенького, просто ужас какой-то. Я только с собой две конфетки возьму. Ладно?», – сказав это, наша любимица убежала.

Из соседней палаты появилась Таня, в обновке, причесанная, с чуть-чуть подкрашенными губами.

– Ну как я вам, нравлюсь? Это у меня новый спортивный костюм. Я его впервые надела. Для вас только. Пойду со отцом Марата пообщаюсь. Он по своим делам приехал в Москву, а муж попросил его ко мне заглянуть, посмотреть на меня, если нужно, велел меня подкормить. А куда мне есть-то еще? Уже и так около девяноста килограммов набрала!

Марина:

Танечка, дружок, задержись—ка на несколько минут. Вот скажи нам, членам нашего мини‒клуба, только честно: ты счастлива? Или бы хотелось что-то изменить в жизни?

Танюша присела за стол. Задумалась, похрустела печеньем и ответила нам: «Если сравнивать мою нынешнюю жизнь с детством и жизнью в поселке, я могу считаться счастливым человеком. А с другой стороны, меня постоянно что-то гнетет. И я знаю, что именно: по своему складу я человек веселый, общительный, люблю народные гулянья, застолья, с песнями, шутками, танцами. А дома мне очень и очень скучно: все у нас монотонно и однообразно. Один день похож на другой как две капли воды. Марат уткнется в газету или в телевизор, со мной практически не разговаривает. Одно и то же каждый вечер. Говорим только о болезнях. Ходим на цыпочках, тихо, тихо, чтобы мама не слышала, мы боимся ее беспокоить. К нам практически никто не приходит: в Казани у меня нет новых друзей, а Марату никто из старых не нужен. А без людей так скучно жить! Я смеха‒то человеческого, задушевного уже не помню, когда в последний раз слышала. Без людей, без душевного общения так скучно жить!

Безусловно, я люблю и уважаю тетю Полину, она для меня родным человеком стала. Но свекровь очень слаба, ей говорить и то тяжело. Если бы у меня хоть ребеночек был, может, я бы не тосковала так, не чувствовала себя такой одинокой.

Если взять что Марата, что тетю Полину – они же намного меня старше. Они из других поколений. А меня тянет к сверстникам… Иногда так хочется пошуметь, пошалить… Мне порой становится понятно, почему Марат женился на мне: сам он от жизни устал, у него как будто душа умерла. А я вот она, здесь, рядом, и собеседница для мамы, и постоянная сиделка, да такая, которая и уколы сделает, и обед сварит, проследит, чтобы вовремя помыть свекровь, чтобы все было в чистоте. Такая сиделка не обидит, будет ухаживать с любовью, и сын будет доволен.

Не знаю, девчата, но если через два года у меня так и не будет малыша, куда-нибудь уеду. Далеко-далеко. Завербуюсь подальше, вдруг именно там встречу свое настоящее счастье.

Годы… как же они быстро бегут! А я до сих пор не знаю, что такое настоящая мужская любовь. У меня ведь ни одного настоящего свидания не было, ни одного поцелуя по любви, никто мне так ласковых слов и не шептал. А близость, простите меня за откровение, у нас с мужем настолько редка, что можно даже сказать, что ее как бы и нет. Стыдно об этом говорить, да и сам секс как по принуждению, бесстрастный, вялый, короче, без любви…

Девочки, дорогие, я пошла вниз. Свекор заждался. Неудобно его столько томить. Скоро буду. Вы без меня ничего не обсуждаете, ладно? C этими словами Таня спустилась в приемный покой, где ее ожидал отец Марата.

А мы, оставшиеся в палате, в полном молчании думали над ее судьбой, изредка прихлебывая чай с лимоном, который уже совсем остыл.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Юлия

Вскоре вернулась Татьяна с большим свертком, полным фруктов и конфет.

– Ох и хороши лимоны к коньячку, а главное никакого запаха. Вы на меня не обращайте внимания, я чаю себе налью. Вы-то, поди, уже напились! Она влила в кружку с чаем коньяк и отрезала себе дольку лимона. Давайте, продолжим. Ешьте апельсины, девоньки мои, их тут очень много, а то я боюсь пропадут, уже мягкие. Надо и Ирочке оставить. Ей после смены витамины нужны.

– Юля, настала твоя очередь, – сказала Машенька. – Все в сборе. Наш клуб ждет твоих тайн с нетерпением. Слушаем тебя внимательно.

Юлия:

Даже не знаю, с чего начать… ладно, как пойдет. Родилась я в Химках, в ближнем Подмосковье. Маленький подмосковной городок, семья со средним достатком. Мама работала в обычной московской школе, учила младшие классы и подрабатывала в группе продленного дня. Отец после окончания радиотехнического института так и остался в нем работать простым инженером.

Жила наша семья более чем скромно. Из всего нажитого богатства у родителей была только кооперативная квартира. Квартиру купили в Москве, в Северном Чертанове, так как они оба работали в центре, добираться до службы из Химок им было долго и неудобно. Долго ждали своей очереди, но таки дождались.

Кроме этой квартиры, ничего значительного и ценного в доме не было: ни машины, ни дачи, ни накоплений, ни драгоценностей. Да и откуда этому было взяться? Хватало только за квартиру выплачивать: первый пай родители внесли, а остаток растянули на десять лет. Нашу драгоценную квартиру ни пей ни ешь, а оплачивать нужно было аккуратно, то есть вовремя. Если какой-то месяц пропустишь, набегали проценты, и немалые, что было весьма ощутимо для семейного дохода.

Меня мама родила очень поздно, когда ей было больше сорока лет. Я появилась на свет, когда мать с отцом уже отчаялись и перестали ждать ребенка. И вот такая неожиданность…

Досталась я матери тяжело, роды были с осложнениями, она после них долго восстанавливалась. А отцу между тем уже было около пятидесяти.

Горбачевскую «перестройку» он еще пережил, а вот новый порядок, «ельцинский», так и не застал. Да, наверное, это и к лучшему. Ему вряд ли пришлись бы по душе новые перемены, кстати сказать, отец вообще никакие политические реформы не признавал, но об этом никогда не распространялся, помалкивал.

Остались мы с мамой вдвоем. Представьте, ей шестьдесят два года, а мне только-только двадцать стукнуло. Она на пенсии, здоровье ее пошатнулось, ей хотелось тишины и покоя, болячек был полный букет, половина холодильника забита таблетками. Я после школы еще никуда не поступала, но ей все время морочила голову, что занимаюсь на подготовительных курсах. Она верила всему, а я шмыг из дому, и скорее к друзьям-приятелям.

Мальчишки с ума по мне сходили, кавалеров было видимо-невидимо, любовь я крутила напропалую. Бог мой, сколько же у меня было ухажеров! Одна компания сменяла другую. Дома было безумно скучно, музыку не включай, телевизор сделай потише, и все в таком духе, а тело с душой рвались в кафе, рестораны, дискотеки и ночные клубы. Хотелось путешествовать, лететь или плыть в дальние страны, любви хотелось до одури – жаркой, романтичной, я всегда мечтала о нежнейших романах, как в книгах, даже еще трогательнее.

В то время был у меня один парень, он так забавно за мной ухаживал, но у нас с ним отношения были особые: он меня никогда и ни к кому не ревновал, да и я его тоже. У нас с ним, скорее всего, не любовь была, а нечто среднее между общими вкусами и большой симпатией друг к другу. Он учился в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза, на английском факультете, а затем перешел на отделение французского языка. Игорь, так его звали, очень солидно выглядел: ему можно было дать все тридцать, а мы ведь ровесниками были. И характер у него такой был замечательный. Короче говоря, он был ненавязчивым и добрым парнем. В постель меня не волок, но и обещаний никаких не давал.

Мы с ним были легки на подъем и очень похожи: обожали юмор, розыгрыши, разные приколы, короче говоря, веселились на всю катушку. И еще одна страсть нас объединяла – любовь к изысканной заграничной кухне. Во всех вновь открывшихся ресторанах мы были своими людьми, завсегдатаями. У Игорька денежки водились. А я у матери потихоньку таскала: она все равно никогда точно не помнила, сколько у нее в кошельке денег.

Чего мы с ним только не вытворяли! Особенно в летнее время. Сначала выбирали хороший дорогой ресторан, например «Будапешт», днем по телефону бронировали столик, обязательно с цветами: будто у нас помолвка. Соответственно наряжались, приезжали к ресторану на такси, шампанское уже в ведерке стояло, цветы благоухали. Заказывали все самое вкусное и самое-самое дорогое, ели, пили и чинно беседовали, а потом без конца танцевали. Через часа три, когда зал был полон шума и гогота, а от дыма нельзя было продохнуть, когда практически все посетители находились подшофе, вот тогда мы еще раз просили официанта, после горячего блюда принести нам еще одну бутылку шампанского, мороженое и кофе. И положить на стол счет.

Официант, довольный крупным заказом и надеясь на хорошие чаевые, удалялся, а мы с Игорем шли танцевать.

Я специально в свой прозрачный пакетик запихивала маленький клатч и оставляла его на столе или вешала на спинку стула.

После танцев, мы, запыхавшиеся и разгоряченные, выходили на улицу покурить. Швейцары, безусловно, за нами наблюдали, но мы были невозмутимы, трезвы, спокойно затягивались длинными американскими сигаретами, разговаривали тихо, достойно, без лишних эмоций, а когда наблюдатели переключались на других посетителей, незаметно отходили от дверей ресторана примерно метров на сто или чуть более, а потом все уже было делом техники и молодости: или проходными дворами, или бегом до Неглинной улицы, или на ходу ныряли в такси. Короче, растрясали жиры, драпая во всю от ресторана.

Хохотали потом целый вечер. Да много чего еще мы с ним придумывали… Если перечислять все наши похождения, можно не один роман написать.

А вот расстались мы с ним как-то нелепо. Игорь никогда меня к себе домой не приглашал. Я знала только, что он живет где-то на юго-западе Москвы, в обычной стандартной двухкомнатной квартире, в пятиэтажке, вместе с отцом. Про маму он никогда ничего не рассказывал. Может, она их бросила, может умерла, врать не буду – не знаю.

Мы с Игорем встречались всегда в центре, а в тот день он мне позвонил и попросил приехать к нему. Говорил в нос, кашлял, просил привезти ему пару пакетов молока и аспирин, сославшись на то, что отца дома нет, а к соседям ему заходить не хочется.

Конечно, я с радостью согласилась, – почему не помочь! Да и любопытство меня разбирало, хотелось посмотреть, как он живет и что у него дома. Уточнила его точный адрес и поехала. Приезжаю, звоню в квартиру – мертвая тишина. Меня никто не встречает. «Господи, что за дела? По-моему, я зря прокатилась». Я уже собралась уехать, вышла из подъезда, смотрю, а мой больной сам идет навстречу.

«Юленька, прости, солнце мое, я выскочил всего на десять минут по срочному делу. Но почувствовал, что ты где-то на подходе. Зайди ко мне и подожди меня немного, ладно? А то меня товарищ ждет. Я обещал ему, что быстро вернусь».

Мы вошли в подъезд. Игорь открыл дверь, а сам, не заходя в квартиру, напутствовал меня: « Не скучай. Попей чаю или кофе, в холодильнике найдешь чего-нибудь пожевать».

Пока моего друга не было, я самую малость подкрепилась и начала рассматривать квартиру. Обратила внимание, что в квартире нет ни одной женской вещи. В ванной комнате только один бритвенный прибор, лосьон после бритья, щетка и зубная паста. Ничего из парфюмерии женской не было. Да и отцовских вещей я не увидела: в платяном шкафу висели только вещи Игоря.

Квартирка небольшая, двухкомнатная. Дверь в маленькую комнату была закрыта. Я ее открыла и увидела раскладной диванчик. Все убрано, будто на диване не только не спали, а даже не сидели. Других спальных мест не было: ни раскладушки, ни кресла-кровати.

В углу маленькой комнатки стоял книжный шкаф, набитый до отказа книгами; больше всего было книг на английском языке. Но что-то необычное было в этой маленькой комнате. Вот в чем дело: книжный шкаф стоял не как у всех, вдоль стены, а наискосок, будто он что-то собой закрывал. Я изловчилась и посмотрела, что там, за шкафом. Там оказалась еще одна дверь. Передвинуть книжный шкаф я бы не смогла. Так я и не узнала, что там было, куда вела та таинственная дверь.

А впереди меня ждали новые загадки. Около окна стоял большой письменный стол. На нем с правой стороны громоздился огромный немецкий приемник «Телефункен», еще военных времен. Приемник выглядел хорошо, как новый, несмотря на то, что он уже был солидным антиквариатом. На приемнике лежали наушники. Правая сторона письменного стола, как раз под приемником, была вся в ящичках, маленьких, похожих на каталожные ящички библиотек. Приемник своей массой практически прикрывал их, поэтому я не сразу обратила на них внимание. Открыв верхний ящик, я обомлела: целая картотека, но не книг, – вы не поверите, – а всех знакомых, друзей и их родственников! Но все данные были написаны не на русском языке, а на английском. Вот это да, прямо шпионское логово!

Меня уже подстегивало время, и я решила поискать, есть ли в картотеке что-нибудь обо мне. Так как все имена и фамилии были на английском, я нашла ящичек с буквой S. Моя фамилия Степанова, значит, надо найти соответствующую букву.

Вот это сюрприз! Да здесь целое досье! Кстати, очень информативное, любой разведчик бы позавидовал. Когда и где, при каких обстоятельствах познакомились, кто у меня родители, где живу. Точный адрес, телефон. Мои привычки. Слабости. Предпочтения. Мои любимые авторы, любимые художники, причем отдельно отечественные, отдельно иностранные. Мои увлечения. Работа. Учеба. (Здесь были пропуски). Перечислялись самые мои близкие друзья и еще много всего, вплоть до любимых блюд.

Интересно и загадочно! Зачем ему это? Для чего все это собирать – ответа у меня не было. Совершенно случайно мой взгляд остановился на окне, и я увидела сквозь тюль, что Игорь уже подходит к подъезду. Я рванула на кухню и налила себе кофе. Меня всю трясло. Почему-то я была испугана этими тайнами, самой квартирой, а главное – картотекой.

Когда Игорь вошел в квартиру, я не дав ему опомниться, с ходу заявила: «Игорек, как ты вовремя, а то я уже нервничаю – мне надо срочно домой. Я позвонила маме. А ей плохо. Сердце. Пока доеду… Выручи меня, подкинь на такси. Времени в обрез. Надо будет врача вызвать или „скорую“. Все, что я тебе привезла, найдешь в холодильнике».

Он полез в карман брюк, дал мне тысячу, а я, как метеор, выскочила из подъезда, на ходу всовывая руки в рукава куртки, и со всех ног помчалась к метро.