Кушаны

– Господин… – начальник стражи что-то говорил.

Саданкау напрягся, возвращаясь в утро.

– Что?

– Обход…

Да, обход постов! Это теперь его обязанность! Зачем только?.. Не лучше ли улучшать воинское мастерство в стремительной скачке? Царю видней. Он не спорил. Да и глоток свежего воздуха не помешает, чтобы освободиться от любовного дурмана.

Саданкау поднялся на стену цитадели. Необычная возня внизу привлекла его внимание. Несколько человек суетились вокруг молодой женщины, которая лежала у подножия холма на другом берегу рва. С высоты крепостной стены люди казались крохотными, но глаз у Саданкау был острый – в той суете он увидел что-то необычное.

– Что там происходит?

Стражник пожал плечами.

– Дети играли, потом подошла женщина, потом она упала, потом дети побежали за помощью. Вот пришла помощь.

Саданкау смерил воина презрительным взглядом, ничего не сказал и пригляделся. Несколько человек подняли женщину и понесли. Сзади бежали два мальчика, удивительно похожие друг на друга. «Почти как мы с братом!» – подумал Саданкау. Солнце, только что поднявшись над городом, осветило лицо женщины. Она была встревожена, но в полном сознании. Заколка выпала из ее прически, и валик волос рассыпался по рукам несущих ее мужчин; несколько прядей соскользнули на землю. Саданкау чуть не крикнул: «Осторожно!», испугавшись, что пряди цвета сердолика, играющие золотом в солнечном свете, испачкаются, но вовремя остановился. И в тот же миг он поймал быстрый взгляд женщины, повернувшей голову в его сторону. Издали он не мог разглядеть ни цвета ее глаз, ни нежности кожи, да и она вряд ли смотрела именно на него, но соприкосновение взглядов встревожило.

– Узнай, кто она, – приказал Саданкау начальнику стражи.

– Так… известно кто, – ответил тот без особой охоты.

Саданкау терял терпение.

– Кто?

– Жена асбаробида царя – Буцзю, – доложил начальник стражи. И добавил: – Вчера прибыла. Беременна она. Видать, рожает…

Начальник стражи умолк, а Саданкау прикусил губу. Такого с ним не случалось. Чья-то жена, беременная, которую он и разглядеть как следует не успел, вдруг смутила. А эти олухи подумали… Что они подумали? Он прищурился и смерил взглядом стоявших рядом воинов: стражник вытянулся, сжав копье; начальник стражи опустил глаза. Донесут отцу!

– Что вы тут стоите, раззявы? – прикрикнул Саданкау. – Марш по своим местам! Сам закончишь обход, – приказал бородачу и, закинув конец накидки на плечо, поспешил уйти со стены.

Шодиа и Родиа сидели на приступке у стены хозяйственной постройки и молчали. Они прислушивались к суете в доме, переглядывались, когда слышали окрики старой служанки, требующей от молодых то воды, то чистый холст. Когда раздавался крик мамы, они пугались, но оставались на улице, хоть и очень хотелось забежать в дом, прижаться к ней, спросить, заглядывая в ласковые глаза, не надо ли чего-нибудь. Так продолжалось несколько часов. К полудню ближе хозяйка дома увела их в свои покои, заставила переодеться, накормила, наказала сидеть в тепле, дала каждому в руки игрушку: Шодиа получил терракотовую лошадку, Родиа – такую же маленькую собачку, озорно поднявшую хвостик на спину. Но игра не клеилась, мальчики теперь не только прислушивались к звукам снаружи, но и поглядывали в приоткрытую дверь, пытаясь что-то увидеть.

Но вот они услышали крик младенца. Резкий и требовательный, казалось, он сразу изменил все вокруг. Воздух, висевший тяжелым облаком над двором, вдруг поредел и наполнился светом, птицы, умолкнувшие было, снова засуетились над крышей, кони в стойле закивали гривастыми головами. Из дома выбежала служанка, окликнула молодого парня, ожидающего у стойла. Быстро обменявшись с ней несколькими словами, он вскочил на оседланного жеребца и поскакал к городским воротам. Таясь от слуг, Шодиа выбрался из дома и добежал до поворота на улицу, чтобы посмотреть, куда он ускакал.

– К воротам, откуда мы приехали, – доложил он брату, вернувшись.

Родиа вопросительно взглянул на него.

– Пойдем?

Шодиа кивнул в ответ.

Мальчики вышли во двор и, сделав пару шагов, встали в нерешительности.

– А как заругают?

Сомнение в голосе брата насторожило и Родиа.

– А давай тихонько, – втянув голову в плечи, как заговорщик, предложил он.

Мальчики на цыпочках перебежали двор и, прислушиваясь к звукам в доме, выждали момент и нырнули внутрь.

Счастливая и умиротворенная, Шаогоз обнимала новорожденную дочку. Девочка не дождалась положенного срока рождения, но выглядела здоровенькой. Только личико сморщено, как у старушки, и ладошки большие. Шаогоз прижалась губами к тоненьким пальчикам дочки, бессмысленно смотрящей еще мутными глазками куда-то вдаль. В дверях послышался приглушенный шепот: сыновья стояли в нерешительности и во все глаза пялились на мать и малышку.

– Подойдите, – позвала Шаогоз, – озорники, – добавила ласково: – Это ваша сестренка, идите, посмотрите.

Мальчики не двинулись с места. Шодиа ответил за обоих:

– Да мы и отсюда видим…

Мать рассмеялась.

– Подойдите, не бойтесь.

Служанка подтолкнула их, и мальчики приблизились к ложу.

Мать протянула к ним руку, взяла две горячие ладошки и соединила их с маленькой ладошкой дочери.

– Вы – старшие, вы – мужчины, вам всегда защищать ее и беречь!

Дети переглянулись.

– А играть с ней можно? – спросил Шодиа.

Шаогоз отпустила их руки, откинулась на подушку. От слабости клонило в сон. Она проговорила, закрывая глаза:

– Можно, когда подрастет…

Служанка забрала ребенка и вывела мальчиков из комнаты.

Столько событий случилось за последнее время! Шаогоз чувствовала себя растерянной. Нарушился привычный ход событий в ее жизни. После замужества она училась быть хорошей женой, хорошей хозяйкой, потом хорошей матерью. Она благословляла мужа, когда он уходил в поход, ждала его возвращения, заботилась о себе, заботилась о близнецах, чтобы росли крепкими, чтобы муж мог гордиться сыновьями. Жила в стойбище, в хорошем шатре, на воле, окруженная верными людьми. Хозяйством занимался достойный человек – дядя Буцзю, она помогала ему как могла. Жили они мирно, все было на своих местах, ничего не менялось многие годы до тех пор, пока Куджула Кадфиз не призвал Буцзю к себе на службу. Это случилось после того, как царь со свитой прибыл к ним в стойбище. Из рассказов стариков Шаогоз знала, что царь, как и она, родом из асиев. Но впервые она увидела Куджулу Кадфиза в стойбище мужа. Все они тогда высыпали из шатров, все оставили свои дела, чтобы только увидеть царя, возвысившего юэчжей, создавшего из кочевых племен сильное царство, не уступающее даже Даваню!

Шаогоз вместе с другими женщинами стояла вдоль тропы, по которой ехала царская конница. Было тепло, легкие одежды свободно облегали тело. Рубаху с разрезом у груди и густыми сборками по горловине на бедрах молодой женщины обтягивал шарф, низ рубахи доходил до пят, но полупрозрачная ткань, то облегала ноги, прижатая ветром, то играла фалдами. Нитка бус, собранных из бусин разной формы и размера – большого, ромбовидного из горного хрусталя, звездчатых из кости, шаровидных из сердолика, мелких, приплюснутых из кораллов – украшала шею Шаогоз. Серьги в виде тонких золотых колец выглядывали из-под прядей волос, забранных, как у всех замужних женщин, в строгую прическу, которую на затылке скрепляла массивная заколка с навершием в виде петуха. Обод, крученный из разноцветной пряжи, стягивал непослушные пряди у висков.

Шаогоз глазела, как и все, но именно перед ней остановился конь царя. Подняв глаза, молодая женщина поймала удивленный взгляд: Куджула Кадфиз смотрел на нее! Он смотрел так, будто увидел чудо! Шаогоз смутилась и быстро скрылась за спинами других. Но тот взгляд она запомнила и никогда не говорила о нем мужу. Все люди приняли остановку царя за случайность, за причуду его коня, никто и словом не обмолвился Буцзю об особом внимании царя к его жене. Да и она думала, что это просто случайность. Но когда Куджула Кадфиз призвал Буцзю в свой отряд, когда он назначил его начальником конницы, Шаогоз снова вспомнила тот взгляд, и ей стало не по себе.

Вчера она второй раз в жизни увидела царя. Она старалась не смотреть в его сторону, но в этот раз он не разглядывал ее. Царь стоял у своего шатра, когда обоз остановился в лагере у стен Города Ветров, а радостный Буцзю помчался доложить о прибытии семьи. Куджула мельком взглянул на обоз, приказал устроить семью в городе и отпустил начальника конницы до утра.

До глубокой ночи дети не отпускали отца. Они рассказывали ему о новых жеребятах, которых им подарил дедушка, о том, что Шодиа слетел со спины своего, как только взгромоздился. Они спорили, кто лучше вел себя и больше помогал маме, показывали сокровища, найденные в пути: сухой корень дерева в виде змеи, круглый, как шар, камень, глиняный черепок… Шаогоз, видя зовущий взгляд мужа, еле увела мальчиков спать, и, наконец, уединившись на широком ложе, они воссоединились как муж и жена.

На следующий день у Шаогоз было много дел, но она не успела ничего! И теперь, дремля после родов, она прислушивалась к звукам за стенами дома, ожидая Буцзю и переживая, что не может встретить его в новом платье с расписной шелковой накидкой на плечах. Слабость не давала подняться, но служанка расчесала ее волосы, собрала в жгут, скрепила лентой, омыла ее тело, умастила ароматным маслом, облачила в чистую белую рубаху. Что ж, хоть так! Женщина всегда должна радовать мужа! Так учила ее мать.

За стеной заплакала новорожденная дочка. Материнский инстинкт вытеснил другие мысли, и Шаогоз приказала принести девочку.

– Нашли кормилицу? – присаживаясь, спросила она. Ее груди еще не отяжелели от молока.

– Нашли! Уже идет! – ответила служанка, прежде переглянувшись с кем-то, ожидающим за дверью.

Шаогоз прикоснулась к щечке дочери пальчиком и приказала:

– Принесите после кормления.

Она снова прилегла. Но стоило ей прикрыть глаза, как над ухом раздался шепот:

– Госпожа…

Еле разомкнув веки, Шаогоз увидела перед носом шкатулку.

– Подарок от царя, госпожа… посыльный принес.

Сонливость как рукой сняло. Шаогоз растерялась. Служанка держала на ладонях небольшую шкатулку из светлого, чуть зеленоватого камня. Флакон для аромата точно из такого камня ей подарил Буцзю. Он и сейчас в ее сундучке с косметикой. Подарку мужа она обрадовалась, но подарок от царя испугал. Кто она ему, чтобы он посылал ей подарки?.. Шаогоз почувствовала беду. Зачем Буцзю вызвал ее сюда, в город, в котором собралась вся царская семья, в город, откуда войско пойдет воевать? Что она будет делать здесь, когда Буцзю уйдет с конницей?

– Госпожа… – служанка заметила смятение в лице Шаогоз, – посыльный ждет…

Это испугало еще больше.

– Чего он ждет?

Служанка пожала плечами.

– Не знаю…

Шаогоз справилась с волнением, привстала, облокотившись на подушку, и взяла шкатулку. Тяжелая, но поместилась на раскрытой ладони. Холод камня остудил горячую кожу. Шаогоз поставила шкатулку на ложе и открыла. Внутри на красной бархатной тряпице лежала серебряная подвеска треугольной формы с шестилепестковым цветком в середине. В центре цветка сиял зеленый камень. В петельку на одной из вершин треугольника был вдет тонкий кожаный шнурок. Шаогоз подняла подвеску. Рассеянный свет из дверного проема оживил цветок, обозначив вокруг камня несколько серебряных шариков, которые, как тычинки, окружили зеленый пестик.

Сжав подвеску в кулаке, Шаогоз приказала поблагодарить за подарок. Посыльный ушел, а она встала, достала статуэтку, изображающую богиню-покровительницу женщин, поставила ее на постамент в углу комнаты, приказала возжечь курильницу с ароматными травами, принести чашу с водой. Служанка поставила чашу к ногам богини. Высотой с ладонь, красноватая статуэтка, выполненная мастером из глины, передавалась из поколения в поколение. Шаогоз получила ее в дар от матери. Обнаженная, в смиренной позе, с опущенными вдоль туловища руками, богиня смотрела вдаль. Во всем ее облике ощущался покой женщины, владеющей тайной. Невысокий тюрбан на голове добавлял величия. Шаогоз обращалась к ней, как к матери, за советом, просила о здоровье детей, о благополучии своей семьи. Но сейчас беспорядочные мысли смущали сердце, и Шаогоз не могла сосредоточиться на чем-то одном. Она зажгла фитиль масляного светильника перед алтарем и зашептала молитву:

О, добрая, мощная, бескрайняя, славная именем,

Длиною равная всем водам, по земле текущим!

Внятной молитвой хочу восславить тебя,

Доброй молитвой хочу восславить тебя,

Освещенную водами непорочными, водами первозданными!

Шаогоз плеснула водой из чаши по четырем сторонам, провела по лбу мокрыми пальцами, прикоснулась к сухим губам.

О, милости прошу я у тебя! – проговорила она с придыханием. —

Да обрету я покой в мыслях своих,

Да будут дети мои благословенны тобой,

Да будет мир и согласие в семье моей…

Буцзю застал жену, стоящей на коленях перед образом Ардохшо. Фитиль потрескивал в светильнике, дымные ароматы стелились по темной комнате, подсвеченные лишь слабым огоньком. Буцзю не мешал молитве. Он слышал, как жена повторяла священное для всех кушанов имя богини, и мысленно сам благодарил ее за покровительство и благополучное разрешение от бремени его любимой.

Когда Шаогоз поднялась с колен, он подошел к ней и обнял. Она вздрогнула.

– Не пугайся, это я… – ласково шепнул он на ушко.

Шаогоз откинула голову назад. Крепкое плечо мужа всегда было ее защитой, и сейчас она верила, что так будет всю их жизнь.

Буцзю потянул ее на ложе. Присев рядом, она опустила голову на его грудь, втянула в себя свежий запах полей, смешанный с ядреным запахом пота.

– Тяжелый был день? – спросила она, не поднимая головы.

Буцзю гладил ее, борясь с желанием. Не время! Да и пора уходить! Царь отпустил только проведать жену и новорожденную дочь. Все было готово к походу, и начальник конницы должен быть в это время с воинами, не расслабляясь в семье, не думая о домашнем уюте.

– Как всегда, – ответил он, – не тяжелее, чем у тебя, – добавил, целуя в лоб.

Шаогоз улыбнулась.

– У нас дочь!

– Доложили!

– Она еще слабенькая, но быстро окрепнет! – поспешила успокоить она.

– Я видел. Совсем кроха.

Они помолчали.

– Мы скоро уходим, – в тишине слова мужа прозвучали приговором. – Не будем ожидать положенных дней, завтра пойдем в храм и дадим ей имя. Позаботься о достойной жертве! Я приду утром, если смогу. Нет – сама пойдешь.

Он отстранился от жены, решительно хлопнул рукой по ложу. Ладонь попала на шкатулку.

– Что это?

Буцзю взял ее, повертел, открыл – пустая, только красная тряпица лежит на дне.

Шаогоз раскрыла ладонь. Камень в центре цветка моргнул зеленым глазом.

– От царя принесли… подарок… дочери! – нашлась Шаогоз, едва скрывая волнение.

Казалось, Буцзю не услышал его. Взял подвеску, посмотрел ближе. Вернул со словами:

– Сохрани! Царский подарок! – и решительно встал.

Монета на его груди скатилась ниже, словно напоминая о другом подарке царя. Буцзю ничего не сказал больше. Поправил меч, одернул полы ачкана и вышел.

Топот копыт прозвучал прощанием. Шаогоз облегченно вздохнула. И с чего она решила, что подарок ей?! Конечно дочери! Как она раньше не додумалась?.. Фитилек у маленького алтаря тихонько дымил. Статуэтка богини отсвечивала красным, как огонь, блики которого отражались в спокойной воде.

Глава 5. Перед походом

Ночь выдалась звездной! Небесные светильники сияли, как всегда, лишь радуя холодным светом, но оставаясь безучастными к делам людей. Любой человек, мечтательно смотрящий на ночное небо, невольно замечал особые формы, в которые собирались небесные стада, пытался разглядеть в них образы, известные в земном мире, найти в них ответы на свои вопросы.

В эту ночь огромный желтый глаз бога Мао затмевал светом все небесные огни сразу, его сияние будоражило кровь, лишало покоя – и все это казалось странным, беспричинным и особенно тревожным накануне большого похода.

Старший сын царя с отрядом лучников уже семь дней как отправился на встречу с войском у границ трех государств. Отряд Буцзю тоже пойдет туда со дня на день. Царь чего-то выжидает. Но караваны с провизией идут к западным границам царства каждый день. Похоже, что затевается не одна битва, а длительная война.

Как бы в ответ на размышления начальника царской конницы раздался звон колокольчика. Один из верблюдов каравана, готовящегося к отправке, поднял голову и гордо повел ею вокруг. Двугорбые гиганты стояли груженые и как ни в чем не бывало пожевывали колючку. Буцзю встал, потряс ногами, разгоняя застоявшуюся кровь. Стражники подняли головы, заметив силуэт начальника у шатра. Он кивнул им, проходя мимо. Мол, хорошо, что не спите, не теряете бдительности.

Меланхоличный верблюд – любопытный от природы – свысока посмотрел на приближающего человека. «Чего не спит? – как бы говорили его внимательные глаза. – Зачем пришел?»

Буцзю похлопал верблюда по шее. Гигант уже оброс к зиме: длинная коричневая шерсть гривой закрывала его шею и бока, стянутые крепкими ремнями. На спине верблюда, между горбами, висели тюки с поклажей.

– Тяжело, небось? – Буцзю кивнул верблюду как приятелю.

Тот приблизил губастую морду к самому его лицу. Чего хочет?..

Буцзю отстранился от него, улыбаясь.

– Жуешь все! Ну жуй, жуй, что тебе еще делать?!

Буцзю прошелся вдоль каравана и обратно, еще раз взглянул на желтый глаз Мао – поднялся высоко, оглядывает землю. Что он видит? Видит ли он будущее? Чем закончится битва с дахами? Почему-то Буцзю был уверен, что им придется сражаться не с парфянами, а с такими же кочевниками, как и они – бесшабашными, бесстрашными в воинственном порыве, с сильными руками, умеющими крепко держать меч. Но до битвы на мечах будут летящие роем стрелы. Будут длинные копья катафрактов…

Волнение охватило Буцзю, словно он уже защищался щитом от летящих стрел, словно уже уворачивался от смертоносного копья. Кисть руки сама легла на рукоять меча, другая сжала воздух, словно в ней был лук. Пот прошиб начальника конницы. Он стянул с головы шапку, протер ею лоб. Да, ожидание смерти подобно! Скорей бы уже в бой! Все лучше, чем сидеть здесь, тем более когда за стеной города в их семейной постели сейчас спит теплая и желанная женщина, одна мысль о которой приводит в возбуждение.

Скоро рассвет. Шаогоз будет ждать его, чтобы вместе отправиться в храм. А он не придет… Царь запретил отлучаться из лагеря. Все наготове. В любой момент отряд может выступить.

Буцзю постоял у шатра. Ветер охладил голову. Буцзю повертел войлочную шапку, будто забыв, каким образом она оказалась у него в руках, и надел ее. Загнутый вперед конец колпака повис шариком. Уши и шею прикрыли длинные концы шапки. Буцзю шумно втянул в себя свежий воздух, постоял немного и пошел спать. До утра оставалось еще полночи!

Утро началось с вести, которая расстроила Шаогоз: Буцзю не придет! Царский гонец спозаранку объезжал дома знатных семей, сообщая о том, что воины готовятся к походу и проводить их молитвами и добрыми напутствиями домочадцы смогут со стен цитадели, ворота которой будут открыты для всех до полудня.

Значит, войско тронется в путь до полудня! Шаогоз засуетилась. Она достала полотняный мешочек, вынула из сундука пояс, сшитый ею самой для мужа, торопясь и от этого не сразу попадая костяной иглой в маленькие ушки на бляхе, пришила ее к поясу. Дернула несколько раз, проверяя, крепко ли держится и, довольная своей работой, свернула пояс в рулон вокруг бляхи и отдала слуге с наказом тотчас отвезти Буцзю, обязательно найти его и передать в руки ее подарок.

Когда слуга скрылся за городскими воротами, Шаогоз вернулась в дом, нарядилась, взяла дары для богини, позвала служанку, которой наказала принести новорожденную дочь, и вместе они пошли в храм. Хозяйка дома вызвалась сопровождать их.

Дорога к храму шла через квартал гончаров. Проходя мимо печей, Шаогоз ощущала тепло, идущее от них. В прохладный день предпоследнего месяца перед днем, когда тьма будет праздновать победу над светом, это тепло как никогда согревало и давало надежду на победу и света, и кушанского войска. Шаогоз думала о муже и уже мысленно просила богиню-покровительницу сохранить ему жизнь в битве, вернуть его домой невредимым.

– Пришли, госпожа.

Они обошли старое прямоугольное здание. Жена асбаробида удивилась: не таким она представляла себе Храм Великой богини.

– Это пристройки для слуг. Храм дальше, – заметив недоумение на лице госпожи, поспешила успокоить ее хозяйка их дома.

Они обогнули пристройку и оказались перед айваном, в глубине которого у стены виднелась суфа, а в свете факелов на стене напротив входа поблескивала свежими красками картина с изображением всадника на коне, направляющегося к двухэтажному дому. Конь шел, высоко поднимая передние ноги, полы красного ачкана, хорошо сидящего на стройной фигуре мужчины, распахнулись, и под ними белели просторные шаровары. В доме мастер изобразил женщин, встречающих всадника. С черными волосами, разделенными пробором, в накидках красного цвета женщины благородного происхождения приветствовали всадника со второго этажа, а служанки и наложницы с рыжими волосами и в накидках желтого цвета смотрели на него с первого этажа.

Войдя в храм и едва привыкнув к неяркому свету фитилей в светильниках, Шаогоз разглядела на картине Богиню, стоящую вдалеке между всадником и домом. Богиня протягивала воину скипетр. В другой руке – нежно розовой, украшенной массивным браслетом, – на раскрытой ладони она держала чашу. Следуя правилам, Шаогоз поклонилась и вдруг поняла, что в руках богини нет привычных для глаз рога с плодами и цветочного венка. Это смутило. Ведь ее одежда та же: складчатое платье, шарф вокруг бедер, лента, придерживающая гладкую прическу, развевается сзади…

Жрец, который вышел навстречу гостям, заметил удивление на лице незнакомки и пояснил:

– Нана встречает вас с благословением, как и победителя…

– Нана? – переспросила Шаогоз. – Но я шла в храм Ардохшо…

Жрец сделал знак хозяйке, которая, видимо, была частой гостьей в этом храме, и она отвела служанку с ребенком к суфе.

– Храм Ардохшо на другом конце города, госпожа, но там возносят молитвы те, кто жаждет воинской славы и мудрости. Ты пришла с ребенком, – он отвел руку к суфе, не сводя глаз с красивого лица незнакомки, – значит, ты пришла в нужный храм! Посмотри, – жрец приобнял Шаогоз за талию и провел ее в приоткрытую дверь – сердце храма, войти сюда – честь для любого посетителя! Шаогоз хотела было возразить, что и Ардохшо помогает, но голос жреца звучал так умиротворяюще. Из глубины храма наружу вытекал дымный аромат благовоний: что-то едва уловимое, что-то вроде знакомое в нем успокаивало и приводило к смирению. Слова возражения так и остались непроизнесенными. – Видишь? – Жрец простер руку в противоположный угол зала. Такие же женщины, как и ты, изображены здесь. Они принесли детей для благословения нашей богине! Ведь именно она помогает женщинам с родами, помогает охранить детей от зла, помогает обрести душевный покой и благополучие, помогает встретить своего воина…

Оказавшись наискосок от суфы в другом углу прямоугольной комнаты, Шаогоз замерла. В окружении изящных курильниц, мерцающих огоньками из треугольных отверстий в середине округлых стенок, над которыми из чаш поднимались светлые струйки ароматов, на суфе стояла Богиня в привычном наряде. Темно-красное платье струящимися драпировками спускалось до пят; белая рубаха проглядывала в вырезе ворота и между распахнутыми полами внизу; перлы украшали низ широких рукавов. Черные волосы, разделенные на прямой пробор, были скатаны валиком от висков, а позолоченное ожерелье с красным овальным камнем матово мерцало на открытой шее. Богиня казалась одного роста с обычной женщиной. Лицо ее – ярко-розовое с четко очерченными красными губами – дышало покоем. Богиня смотрела на Шаогоз так, словно только что повернула голову, а за миг до того она внимала женщине, скульптура которой располагалась справа от нее. У ног женщины на корточках сидела девочка. Ее волосы тоже были убраны валиком, как у богини…

Служанка подала Шаогоз дочку. Та было всхлипнула, но мать уже подошла с ней к статуе богини и встала рядом с другой женской скульптурой, которая, как и она, держала дитя на руках. Ребенок изображенной женщины оказался взрослым мальчиком. Его черные кудри обвивал бронзовый обруч, на ножках краснели сапожки, но что-то в его облике говорило о нездоровье. Глаза, полуприкрытые тяжелыми веками?.. Шаогоз хотела поближе разглядеть мальчика, но ее внимание привлекла серьга в ухе женщины. Ее подвесили на нитке, продетой в маленькое отверстие в мочке уха. На золотой проволоке висел слон. К его хоботу и задней ноге мастер приделал тончайшей работы шнурок, плетенный из золотых нитей. Со стороны ноги слона к этому шнурку прикреплялась пластина с камнями. В центре каплей сиял прозрачный красный камень, под ним собрались в трилистник более темные сердолики, а над ним коромыслом полумесяца застыл матово-белый камень. Два круглых сердолика ушками повисли на его концах. Луна и солнце в окружении звезд! Шаогоз восхитилась.