скачать книгу бесплатно
Оторопевший Салават не знал, что и ответить. Наконец пришел в чувство:
– Но почему они не схватились еще там, в Москве?
– Ох-х, наверно, решили схитрить – выжидали тихонько. Ведь в Москве рядом были сильные учителя, видимо, остерегались их…
Противоборство энергий в Лилит продолжалось три дня и три ночи. Потом резко прекратилось. Жена не могла сказать точно, кто кого одолел в этой «войне». Салават полагает, что победили каналы космоэнергетики. Хотя, как знать… Может быть, две разные энергии пришли к перемирию, приняли решение как-то уживаться, вести совместную деятельность… Однако Лилит после «трехдневной войны» перестала в обрядах использовать бубен. Взяла в руки столь дорогой её сердцу музыкальный инструмент, с тоской, словно в утешение, погладила. Затем, бережно завернув в шелковое покрывало, спрятала в кладовку. Бывает, в некоторых трудных случаях с сожалением вздыхает: «Эх, как силен был мой бубен, мои методы! Все хвори как рукой снимала. А с каналами приходится работать дольше… Зато безопаснее…»
После учебы в Москве Лилит стала работать так: выстраивает посетителей в ряд, выключает свет и включает специальную музыку. Затем прошептав секретные коды, открывает каналы космоэнергетики. Потом подходит к каждому – не прикасаясь, держит ладони на нужных местах. Сеанс под каналами длится около часа.
А то, что эти каналы реальны, Салават каждый вечер видит своими глазами. Когда они ложатся спать, Лилит открывает канал Фираст – и он начинает ниспадать сверху в виде розовато-фиолетового потока, заполняя всю спальню. До открытия канала Салават из любопытства лежит, подняв обе руки ладонями вверх. Прошепчет Лилит код – отчетливо видимые руки в течении нескольких секунд исчезают в розово-фиолетовом тумане…
Они не засыпают сразу, подолгу лежат, беседуя. Вот и сегодня Салават завел разговор:
– Как ты думаешь, почему Всевышний так жестко запретил прелюбодеяние, внес в ряд смертных грехов, даже прировняв к убийству?
– В школе космоэнергетики нам рассказывали, что в момент соития мужчины и женщины никах невидимой завесой прикрывает и оберегает их. Если же они не в браке, то остаются без защиты и сильнейшую энергию, возникающую во время соития, забирают себе темные силы…
Салавату стало не по себе: если это предположение верно, то сколько же энергии высосали из него темные силы за всю жизнь?.. Помолчав, он продолжил:
– Может быть… А я понял так: измена приводит к оскудению любви. Супруги остывают друг к другу, от их ссор и скандалов страдают дети. От этой напасти мучается не только семья, но и близкие родственники.
– Я как вспомню время, когда ты путался с Зульфией, душа стынет. Как я смогла пережить такое, как с ума не сошла?..
– Не дай бог…
– Да, пусть нас убережет Аллах. А наши девочки до сих пор не могут простить тебя за Зульфию…
– Простят ли когда-нибудь?
– Не знаю.
– Я ведь осознал свои ошибки, оставил прелюбодеяние, ступил на верный, прямой путь…
– Так-то оно так…
– И не забывай: те страдания стали для тебя толчком к раскрытию целительских способностей. В борьбе с Зульфией ты обрела себя. А теперь своим даром исцеляешь людей, очищаешь их от колдовства и порчи, делаешь добро. В твоем случае подтвердилась теория диалектики Гегеля: борьба противоположностей – источник развития. Да, сложная штука жизнь! Получается, иногда даже греховные действия могут подтолкнуть на верный путь?..
– Выходит, что так, наш случай тому подтверждение. А знаешь, в чем состоит мой священный долг? – с воодушевлением спросила Лилит.
– Нет.
– Я должна спасти наш род от влияния колдовского приворота деда Кинзягула. Мне нужно разорвать цепь наказаний. Хватит, мы уже достаточно натерпелись за дедов грех.
– А это дело дозволенное?
– Вчера мне как раз Кинзягул-олатай[23 - Олатай (башк.) – дедушка.] приснился. Сказал, что только я смогу избавить нашу родню от бесчисленных наказаний.
– Пусть будет к добру твой сон…
– Аминь. И еще сегодня мне ниспослана очень важная информация: решено дать тебе посвящение[24 - Речь идет о даровании достойному, избранному человеку каких-то знаний, духовных сил, способностей свыше.].
– Что за посвящение?.. – растерялся Салават.
– Высокое посвящение! За то, что ты смог обуздать свои пагубные страсти, перешел на сторону добра и борешься против зла, тебе решено дать очень высокое посвящение.
– Что это значит?
– Я еще и сама полностью не вникла. Что велели – то и передаю тебе. Смысл этого посвящения рано или поздно поймешь сам. А сейчас ты просто должен с благодарностью принять его.
– Каким образом?
– Нужно стоять под каналами космоэнергетики для очищения. Пока полностью не очистишься духовно, высокое посвящение принять не сможешь.
Вспомнив о своих бизнес-планах, Салават снова спросил:
– И долго мне придется чиститься?
– Каждый день по полтора часа на протяжении двух недель.
– Хорошо, я согласен. Когда начнем?
– Завтра же.
С началом знахарской деятельности, тело Лилии почему-то стало холоднее. Салават хорошо помнит: прежде она была гораздо теплее… А отношения между ними, напротив, потеплели. Чувства друг к другу, спугнутые бесконечными скандалами и залегшие на самое дно их душ, всплыли вновь, перешли на новый уровень..
Салават переживал, что после такого кризиса они уже не смогут поладить меж собой. Оказалось, сердце и разум могут проложить мостик между супругами. Лишь дочери никак до сих пор не могут простить отца: на помирившихся после разлада родителей смотрят искоса. Недовольны тем, что мать простила его после всего пережитого.
А с Рустамом происходит что-то непонятное. Салават помог сыну поступить в университет, но он не занимался, приходил домой подвыпивший, грубил матери. Мало того, начал подворовывать из дома деньги: если отец не успевал убрать их в сейф – вытягивал из каждой пачки по одной-две купюры. Из-за сына Салават несколько раз уже попадал в неловкое положение перед давними деловыми партнерами. Те звонили и говорили, что, мол, в вашей пачке недостает купюр. Ведь чтобы избежать непосильных налогов, нынче, в основном, приходится иметь дело с наличными. Салават был в смятении, не знал, как повлиять на сына, увещевания и нотации ничуть не помогали.
Жена винила в этом только мужа: «Сколько семейных денег ты извел на любовниц! Вот, сын и повторяет тебя…». Когда Салават в отчаянии возражал: «Но я же остепенился, встал на прямой путь! Сколько можно расплачиваться за прошлые ошибки?!», Лилит лишь пожимала плечами.
Позже вскрылась еще одна выходка Рустама: оказывается он повидался с Зульфией и вместе с ней пил пиво. Еще когда отец путался с ней, она позвонила Рустаму и предложила встретиться, и тот тотчас побежал. Похоже, Зульфия хотела найти в его лице союзника. А Лилит утверждает: она добавила в пиво зелье, чтобы Рустам пристрастился к выпивке и полностью сбился с пути… Узнав об их встрече, мать продержала сына несколько часов под каналами.
Глава третья
Хорошо помня, что сегодня первый день подготовки к посвящению, Салават пришел домой пораньше. Тщательно умывшись, встал в центре гостиной и зажмурился. Под каналами обязательно нужно стоять с закрытыми глазами. Он был взволнован.
Лилит включила эзотерическую музыку. Прошептав коды, открыла каналы и приблизила ладони к его груди. Почти сразу из ладоней пошло тепло. Активизировав, как она объяснила потом, одну за другой все чакры, отошла от мужа и села на диван.
Салават начал медленно покачиваться в такт приятной мелодии, будто в ласковых волнах моря…
И накатили думы, словно безудержные волны, набегая друг на друга.… «Верчусь как белка в колесе. Ни на миг не останавливается колесо жизни. День бежит за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Аргамак по имени Время мчится так быстро, что не угонишься за ним, не настигнешь, не вернешь. В силах ли кто-нибудь обуздать этого аргамака, который будто испугавшись чего-то, несет колесницу бытия в неведомые дали?..
Скоро семь лет, как мы перебрались жить в город. Все эти годы, гоняясь за деньгами, все больше отдаляюсь от чудесного мира творчества. Вначале мучился, чувствуя себя виноватым. Позже привык утешать себя: мол, завершу очередную сделку и возьмусь за картину. А пламя в сердце все слабеет. А какие удивительные, дивные сны мне снились? В тех снах я лил слёзы радости. Сколько фантазии, скрытого смысла в них было!.. Как часто моя муза приходили ко мне во сне, призывая к творчеству…
Утром Лилит сказала: свыше передали – не вернешься к картинам, Всевышний лишит тебя таланта. Слова жены обожгли мое сердце. О, Господь, прошу, отсрочь свое решение! Я вернусь к живописи. Оправдаю надежды, исполню возложенный на меня долг, напишу произведения, которые могу создать только я.
О Всемилостивый! Безгранично благодарю Тебя за то, что сотворил меня, спасибо за жену и детей моих.
Я всегда знал: отход от своего призвания – это большая трагедия. Ведь оно всегда было первичным для меня. Даже семью я ставил лишь на второе место после творчества. Если семья – цель насущная, первоцель, то любимое дело – цель основная, истинная. Однако золотой телец, погоня за ним, перевернув все вверх тормашками, в одночасье передвинули семью на первое место. Будучи мужчиной, я не мог позволить, чтобы мои близкие жили в нищете…
Творчество требует, чтоб душа, сердце и ум были возложены на его алтарь, и жизнь была посвящена ему. Не получая сих жертв, оно не дает хороших плодов. Золотой телец жаждет такой же цены. Оба они не довольствуются малым…
Мне велено вернуться к живописи… Да, это мое сокровенное желание. Ведь я мечтаю о творчестве, словно заблудившийся в пустыне путник, исстрадавшийся по глотку воды. Сладостная мука и пьянящая радость творчества были высочайшими наслаждениями для меня. Они выше, пожалуй, самых ярких блаженств и соблазнов бренного мира. Процесс творчества приносил мне глубочайшее удовлетворение, внутреннее ликование, духовный подъем. Окрыленная душа моя будто взлетала в горние выси…
Доведется ли мне вновь испытать это счастье? Сейчас не лучшее время для начала важного дела – луна идет на убыль. Новолуние через две недели. Вот тогда и решусь, снова встану за мольберт. Понимаю, после многолетнего перерыва трудно будет окунуться в творческую стихию. Ведь я не могу писать как другие, когда захочу. Перед тем как начать, долго настраиваю душу и сердце на нужную волну.
Эх, написать бы все, что пожелаю – без оглядки, невзирая ни на чье мнение! Самый суровый цензор для меня, конечно, Лилит… Ясно, как Божий день, она растолкует все по-своему, будет ревновать и обижаться. А раз я опасаюсь своими картинами обидеть жену, выходит, я не достиг еще настоящей творческой свободы. Разве возможно не имея внутренней свободы подняться до уровня истинного художника и создать великие произведения?.. Смогу ли я написать когда-нибудь портрет своей первой любви – юной Земфиры? Я ведь всю жизнь мечтал об этом.
Биография моя так сложна и так богата событиями! Поэтому память души многогранна, а жизненный опыт – уникален. Сюжетов столько, что за всю жизнь не воплотить в полотна. Надо найти прежние свои этюды и положить на самое видное место. Чтобы вернуться в творческую колею, начну с них…
Бизнес… Золотой телец не желает отпускать меня, крепко держит. Не подчинит ли он меня себе полностью и не заставит ли всю жизнь гнаться за собой? Чтобы окончательно запутать, лишить дара и оставить с носом. Нельзя этого допустить. А что если я налажу дело как часы, найму надежного управляющего? Может тогда я смогу одновременно заниматься и любимым делом?
В любом случае я должен вернуться к своему призванию и смыслу жизни – к творчеству, обязан выполнить миссию, возложенную на меня…»
Вдруг что-то начало яростно трясти Салавата, до того чувствующего себя как в челне, покачивающемся на ласковых волнах. Будто в море поднялся неожиданный шторм. Это продолжалось минут пятнадцать, пока сеанс не закончился.
Салават, кряхтя, сел на диван. Смахнув со лба пот, проговорил:
– Ну и задали мне трёпку – растрясли всего.
– Свыше объяснили, что тормошат тебя для очищения от накопленной грязи, грехов, измен твоих, чтобы вернуть тебя к своей сути, – пояснила Лилит.
– Так и будут трясти две недели?
– Может быть…
Так прошел первый день подготовки Салавата к посвящению.
* * *
На следующий день он снова вернулся домой пораньше. Приготовившись, встал под канал, закрыл глаза и начал покачиваться в такт музыке, пронизывающей душу. Перед глазами прошли воспоминания детства, бережно хранимые в памяти.
…В доме ослепительно светло. Салават лежит в колыбели. Он чувствует легкость и негу во всем теле. Но чуть погодя ему становится одиноко. Потому что хочется прижаться к матери, спящей на топчане…
Салават в той же люльке. Каждый, кто входит в дом, радостно улыбается и сжимает ему нос, шутливо приговаривая: – «Курносый!» А Салавату это не нравится…
Много-много лет спустя мать призналась: «В младенчестве ты был слишком курносым. Мы с соседками сжимали тебе нос и придали-таки нормальную ему форму»…
Вот Салават сидит у окна, наблюдая за мальчишками, с шумом и гвалтом играющими на улице. День ясный, погожий. В большой луже плавают льдинки. Один мальчик нагнулся, поднял стекляшку льда, и она ярко засверкала под лучами солнца. Он попробовал льдинку на вкус, нахмурился и выбросил. Затем приметив Салавата, подошел к окну, поглядел немного и с возгласом «Та-а!» скорчил рожицу…
На следующий день и Салавата вывели на улицу. Мама отвлеклась на что-то, а он прямиком прошлепал по луже. Прохладная вода, приятно охлаждая ноги, просочилась сквозь ботинки…
Когда дни совсем потеплели, перед домом зазеленела трава, зацвели одуванчики. Салават вышел на улицу и, увидев маленьких гусят цвета солнца, просто обомлел. Гусята беспрестанно пищали и старательно щипали травку. Они показались ему удивительно красивыми. Папаша-гусь, вне себя от радости, плясал на старом подносе с зерном. Крохотные солнечные комочки заворожили Салавата. Он сам не заметил, как очутился рядом с гусятами и потянулся к ним. Увидев это, гусак тут же забыл про танец, распростер крылья, вытянул длинную шею, и громко гогоча, яростно набросился на него. Полуторогодовалому Салавату он показался огромным и страшным зверем. Гусак исклевал до крови лицо, шею и руки Салавата. А он не мог противостоять или убежать. Хорошо еще, выбежала из дома бабушка и вырвала его у свирепого гусака…
Как только следы от гусиного клюва немного зажили, Салават снова выбрался на улицу. Погуляв по подворью, зашел в чулан и остолбенел – там лежал гусенок! Смерть птенца, так похожего на живой комочек солнца, потрясла Салавата. Как же так? Ведь он только вчера с радостным писком клевал зеленую травку! Жалея бедного гусенка, он с плачем побежал домой…
У Салавата есть друг по имени Гали. Мальчишки постарше кличут его «Бэлиш»[25 - Пирожок, пирог (башк.)], а отец величает «Гали-батыр». Когда они подружились, Гали еще не ходил. Салават его научил ходить. Вот они вдвоем играют во дворе.
– А я петь научился! – делится радостью Салават. – Вот послушай: ля-ля-ля, ля-ля-ля… Давай, и тебя научу, повторяй за мной: ля-ля-ля…
– Ля-ля-ля, – повторяет Гали, но у него получается плохо, будто во рту каша варится.
– Ладно, не пой – раз не умеешь. – останавливает его Салават.
Другу это не нравится.
– Зато я мателиться умею!
– Ну-ка, как?
– Вот так: мать твою! – Гали с торжествующим видом скалит зубы. – От папы слысал. Он вчела пьяный плисол.
Салават задумался: выходит, папы это такие дяденьки, которые ходят пьяные и матерятся?.. Он еще не видел своего отца. Но хорошо помнит, как бабушка похлопала его по спине и сказала: «Из-за распутного папаши еще до рождения остался ты безотцовщиной, дитя мое».
Вскоре Салават впервые увидел отца. Мать обливала его водой на каменном крыльце перед чуланом. Ему было зябко, поэтому это занятие ему явно не нравилось. Салават до сих пор помнит легкую прохладу того летнего вечера, свежесть воздуха и какой-то негромкий гул вокруг.
Наконец, мать подхватила его и занесла домой. Салават вырвался из ее рук, спрятался под топчан и начал дразниться: «Кунакяс! Кунакяс!» Это было мамино прозвище. Позже он узнал, что из-за полноты в детстве бабушка ласково называла ее «коренастенькая как бочонок – кунакяс». Кое-кто это услышал, так и прилепилось прозвище к матери.
И тут в дом кто-то вошел. Мать обернулась посмотреть, кто там, а потом позвала Салавата:
– Выходи, тебя пришел повидать отец.
Салават, припомнив слова друга Гали, испытующе поглядел из-под топчана на вошедшего. Он понравился ему: не пьяный, не матерится… Заметив прикрепленную к отцовскому пиджаку блестящую штуку, уставился на нее. Отец взял его на руки, приласкал, а Салават все не отводил глаз от блестящей вещицы.
Позднее мать объснила, что приглянувшая ему блестяшка – это значок «Дружба». Когда отец ушел, она спросила:
– Ты хочешь, чтобы папа приходил снова?
– Пусть приходит. – Салават представил себе красивый значок и подумал про себя: «Так вот они оказывается какие, папы…»
Солнечный летний день. Ласково веет теплый ветер. Они идут втроем по проселочной дороге. Недавно мама вышла замуж, и отчим Шагидулла забирает их в свой аул. Салавату четыре с половиной лет, он еще не ходит пешком так далеко, ему тяжеловато.
– Путь недалекий, всего восемь верст, – успокаивает отчим. Чтобы подбодрить Салавата, показывает рукой на высокую гору:
– Смотри, это Шахтау.
Салават изумленно смотрит на Шахтау. Он еще никогда не видел такой высоченной горы. Вот это да! А на горе ездят маленькие игрушечные машинки.
– Там ездят игрушечные машинки! – обрадовался Салават.
– Это настоящие машины – «Белазы», Они возят камни Шахтау в город, – объясняет Шагидулла-атай.
– Настоящие машины бывают большие, – недоверчиво возразил Салават.
– Эти машины тоже огромные, каждый по шестьдесят тонн. Просто они очень высоко, вот и кажутся игрушечными.
Салават был в восторге, хотя разумом пока не мог воспринять слова Шагидуллы-атая.
