скачать книгу бесплатно
Не верите?
Дело ваше!
Как будто перечисленного мало, поползли слухи, что у Красновой какой-то фантастически богатый папа: её привозили в школу и забирали на шикарном сверкающем «мерседесе», а её эксклюзивный айфон искрился так, словно его украшали не камни Сваровски, а настоящие бриллианты. Ну, и тут вопрос: где же пряталась охрана? А вот, похоже, особо нигде. И когда бедной красавице стало вовсе мрачно от чрезмерного внимания, пришло избавление в лице подружки Кати. Даром, что блондинка: острый ум и не менее острый язык создали ей весьма специфическую репутацию злобной пересмешницы. Шутила она метко, жёстко и крайне бестактно. Не то что на грани фола, а вовсе даже за гранью. Прямо вот даже некрасиво для девочки, скажу я вам, хоть консервативностью взглядов и не отличаюсь. Ну, а несчастный, навлекший на себя её гнев, рисковал превратиться в общее посмешище: вся школа потом с неделю могла тыкать в несчастного пальцем, пересказывая Катины пересоленные остроты. И ведь трёпку не задать – девочка всё-таки. Наконец, (и это знали все) Катя была дочкой руководителя Питерского отделения Росконтакта, который по понятной причине взял шефство над школой. Оное шефство выражалось, например, в том, что класс информатики в позапрошлом году оснастили такой техникой, что туда стало страшновато заходить. Понятное дело, пост и авторитет папы способствовали немалому гонору дочурки, и она раздавала словесные оплеухи направо и налево, не особо беспокоясь о возможных обидах. Мне же во всём этом замесе было просто по-человечески интересно, насколько сам папа-чиновник мог одобрять подобное поведение дочери?
Словом, троица получилась та ещё, не находите? Ну, вот и я находил. Как, по-вашему, что могло связывать взбалмошную Марусю с девочками-мажорами, не подпускавшими к себе никого на пушечный выстрел? Если бы тогда спросили меня, я бы предположил, что всё дело в пресловутой отстранённости. Иначе говоря, я полагал, будто Маруся стремилась отгородиться от окружающих, и в этом полностью совпала с Красновой и Цурюпой. Надо ли говорить о том, как я оценивал свои шансы завязать приятное знакомство и вписаться в их междусобойчик?
Никак.
Месяц прошёл, ничего не срасталось (вот удивительно-то!), а я всё чаще ловил себя на мыслях о Марусе. Ну, типа, что она вообще-то очень даже в моём вкусе: и чисто внешне, и вообще. А поскольку застенчивость всё ещё не позволяла мне поступить правильно, я придумал себе оправдание: якобы я наблюдал за Марусей, изучал её для правильных и безошибочных дальнейших действий.
В ходе этих “наблюдений” удалось установить: на истории она обычно рисовала в тетради цветочки (если не писала конспект, конечно), на литературе строчила в блокнотик, а на английском – скучала и даже дремала. Главное, в какой бы момент её ни спросили, наша чудо-девочка неизменно отвечала верно. Словно до самой последней секунды внимательно слушала, что там толковал учитель. В отличие от «сонных» предметов, на алгебре с геометрией она, как оказалось, напряжённо работала. В довершение всего, физику и химию Маруся щёлкала, как семечки, а если приходилось что-то отвечать у доски, рассказывала даже с каким-то воодушевлением. Словно всю жизнь только этим и интересовались. Восхищённый таким подходом к точным наукам, я только и ждал повода, дабы – вроде как невзначай – завязать беседу.
Вот только что сказать взбалмошной девице, для которой школьная программа не сложнее детской головоломки, которая способна перетанцевать преподавателя по танцам и перепеть джазовый ансамбль? Как не комплексовать перед девушкой, у которой у самой комплексов нет от слова “совсем”? Признаться, я даже начал понимать, что именно она имела в виду своим приветствием первого сентября. Маруся Светина была гением, а мы по сравнению с ней – просто детьми. Этому ходячему феномену мы, простые смертные, были не особо интересны. Она, поди ж ты, могла и в университет экстерном поступить, не моргнув глазом. Мне б такие мозги!
А теперь серьёзно: вот выяснил я всё это, осознал – что дальше-то? Идти комплексовать из-за «пятёрок» в её дневнике? Впасть в хандру из-за своей ущербности в сравнении с её гениальностью? Был бы я каким-нибудь эмо в полосатом свитере – так бы и сделал, наверное. Но я им не был, да и сами эмо давно вымерли, как динозавры.
На теоретическом уровне я знал: если девушка нравится, сидеть в сторонке и вздыхать – подход бесперспективный. И уж точно, чем писать в пустоту слезливые сонеты о неразделённых чувствах, лучше один раз сделать над собой усилие и преодолеть застенчивость. На практике же как-то не довелось мне этого применить. Никто раньше не вызывал у меня таких ярких чувств – вот и всё. А коли так, мне следовало отказаться, наконец, от несвойственного для себя амплуа безответного воздыхателя, прекратить бессмысленный внутренний монолог из серии «А что, если она?» – и радикально изменить положение дел. Волевым действием, неожиданным для самого себя.
Ага, легко сказать.
Каково же было моё удивление, когда Светина проявила инициативу. В понедельник, четвёртого октября, когда закончилась литература и впереди была большая перемена, Ярослав Сергеич спокойно собирал портфель, когда её высочество повернулось ко мне и зыркнуло прямо в душу со словами:
– Может, хватит ко мне через плечо подглядывать?
Тут бы мне всё отрицать, но я растерялся и ляпнул:
– Да я того – не особо. Интересно просто: ты, что ли, стихи пишешь?
Маруся удостоила меня ещё одним пронзительным взглядом, после чего потупилась и ответила, наконец:
– Ага. Так, ерунда всякая.
– А почитать дашь? – это я сказанул, наверное, совсем уже опьянев от возможности поговорить с нею.
– С чего бы вдруг! Это глубоко личное! – ответствовало её величество. – Если каждому встречному-поперечному давать читать своё сокровенное – это всё равно, что превратить душу в проходной двор!
– Так, значит, это всё же не ерунда, – вырвалось у меня, и Маруся, умолкнув, уставилась на меня, как Виндоус на новое устройство. Несколько мгновений мы играли в гляделки, а потом она вдруг спросила:
– Это ведь ты мне цветок подарил? На линейке.
– Ну да, а что?
– Да, ничего, просто это было неожиданно и приятно.
– На это и рассчитано… – пожал я плечами. Снова долгий взгляд.
– Пойду тогда, извини.
И она ушла, а я подумал, что Рубикон как-то внезапно оказался перейдён. Первый ход сделан! Своего рода «Е–2» – «Е–4». Маруся Светина говорила со мной, и сам факт этого безмерно радовал. Вечером того же дня, тренируясь в спортзале и попутно анализируя произошедшее, я дал себе обещание непременно повторить успех и наладить, наконец, общение с новенькой.
«В социальных сетях её найти?» – думал я на беговой дорожке.
«Или поискать общие увлечения?» – размышлял я, качая пресс.
С другой стороны, что я мог ей предложить? Пригласить на вечеринку? В кино? На концерт?
Весь в этих мыслях я по пути из спортзала свернул в нашу пионерскую комнату, лишь чтобы найти там секретаря ячейки – Игната Изюмова. Когда я отворил дверь, он как раз что-то читал за своим столом, теребя кончик хвоста, в который он по обыкновению забирал свои соломенного цвета длинные волосы.
– А, Ярослав? Забавно, я как раз думал, что ты зайдёшь. Хотел даже позвонить. И у меня на самом деле есть к тебе разговор.
– Салют, – я расслабленно вскинул руку в пионерском приветствии.
Игнат довольно приятный в общении парень. По разговору – очень взрослый, как будто и не одногодка вовсе. Впрочем, он вполне мог быть и постарше на год-два, почему нет? Знаете, такое бывает – когда взрослость в человеке чувствуется на каком-то глубинном уровне. Вроде перед тобой совсем молодой парень, но сомнений нет: он старший. По разговору, по манере держаться, не знаю. Чувствуется! Вот это мне всегда и внушал Игнат. Ну как всегда? Последние пару лет, пока он появился в нашей ячейке с назначением сразу секретарём.
Интересно, к старшим братьям такое испытывают? Я спросил как-то сестру, но она не поняла, о чём я. Видимо, от меня такой ауры не исходило. Может, всё дело было в том, что Игнат у нас всё же командир, то есть какой-никакой авторитет? Так или иначе, я был весьма даже заинтригован и польщён внезапным интересом Изюмова к моей скромной персоне. И вот, оставив портфель на стуле около входа, я протиснулся между партами и уселся на первый ряд прямо перед секретарём.
Тот терпеливо ждал, попутно складывая какие-то листочки в красную пластиковую папку.
– Яр, я слышал, у тебя в классе какая-то сногсшибательная новенькая?
– С первого сентября ещё, да, – кивнул я.
– И как она?
– Странная.
– Чем же?
Я прищурился:
– Ну, раз ты в курсе, что она у нас появилась, и вызвал меня на разговор о ней, то, вероятно, и про подвиги наслышан? В кружках куролесит, в учёбе успевает хорошо, дружит со старостой и дочкой главы Росконтакта, – я честно выдал, что знал, не вдаваясь в подробности.
– Цурюпой? Понятно! Интересно. Знаешь, я ещё и по линии Пионерской организации о ней получил сообщение. Она тоже проходит по программе “Зеркальный”.
Я поднял бровь.
– Светина – Пионерка? Не удивлён в принципе.
Изюмов разулыбался:
– Сам догадывался, да?
Я кивнул и уточнил:
– “Зеркальный”? Не “Буревестник”?
– Пока никак себя не проявляет…
– Да вообще-то проявляет. Говорю же, это вполне себе объясняет некоторые особенности поведения, – я скривил мину, как от лимона, – Повышенная обучаемость, способности во многих областях. Вэшка что ли?
– Пишут, тип “Б”, спящий. Как бы её к нам в кружок привести?
– Странный вопрос, – я не понимал, к чему вел Изюмов и с каких он так по-дурацки улыбался, – если она до сих пор не пришла к тебе сюда, так, может, она и не хочет дальше участвовать в программе? А может, просто думает, что организации здесь нет, типа, она только в её городе была.
– Украина свою программу свернула, – пояснил Изюмов, – В Севастополе работает только наша ячейка, да и та в двух школах всего. Судя по полученным данным, она не особо активно участвовала, – Игнат тихонько хлопнул ладонью по папке, – В лагерь ни разу не съездила. Чисто формально числилась в программе и всё.
Помолчали. Не, ну а что я мог сказать, если знал о Светиной заметно меньше, чем тот же Изюмов с этой его папкой. Я просто ждал: Игнат должен был вот-вот перейти к тому, ради чего и затеял беседу.
– Слушай, я ведь чего спросил про вашу Светину: она, говорят, рок-группу собирает.
«Вот это номер!» – отозвалось у меня в голове.
– Откуда знаешь? – спросил я Игната.
– Слухи ходят разные.
“Ну все в теме, кроме меня!” – захотелось всплеснуть руками, впрочем, мои эмоции были продиктованы больше, иронией, чем настоящим сожалением: сдружиться-то со Светиной я ещё не успел. Да и докладывать мне свои намерения её ничто не обязывало.
– Если честно, вообще ничего об этом не слышал, – ответил я, – Риту Вишневскую спроси.
– А может, спросишь саму Марину? Не в службу, а в дружбу.
– А с какой целью интересуешься? – применил я расхожую фразочку.
– Да, я на барабанах немного умею, так что мог бы поиграть у неё, если ударника нет. С барабанщиками всегда проблема. Если что, играть можно прямо здесь, во дворце. В цокольном этаже есть второй репетиционный зал с оборудованием, главное – договориться с музыкантами из кружков, кто когда его занимает, чтобы не пересекались и не мешали. Всё при деле будет, а то хулиганства её уже кое-кого напрягают. Сам понимаешь! Ну, и познакомится с нами – глядишь, и к ячейке примкнёт.
Я понимал, да. Когда Пионер болтается без дела, это ненормальная ситуация, и припахивать таких нужно, особенно тех, у кого в некоторых местах ядерный реактор работает вхолостую. Словом, Слав-Сергеич согласился без дальнейших разговоров, и на этом мы с Изюмовым распрощались.
Весь оставшийся вечер я продумывал, как подойду и что скажу. Это, кстати, никогда не действует, учтите. Ты крутишь и так, и этак – разрабатываешь возможные варианты, но потом из-за какой-то мелочи всё идёт наперекосяк, и ты мысленно коришь себя, что не подготовился к такому простому обороту, от чего беседа расклеивается ещё больше. С обычными людьми всегда так, а с нашей Марусей и подавно.
С другой стороны, в вопросах рок-группы у меня был очень сильный козырь.
Какой? Скоро узнаете.
Итак, настал великий день.
На перемене между уроками алгебры я поднялся со своего места, и подошёл к Светиной, которая по обыкновению восседала, нахохлившись, за своей партой.
– Ку! – поздоровался я вместо обычного «привета».
– Кю! – протянула Маруся, чем слегка озадачила меня. Своей репликой она как бы приняла правила беседы, отозвавшись на моё приветствие в манере инопланетян из фильма «Кин-дза-дза». Однако в первоисточнике слово «кю» означало ругательство, то есть девушка меня, вроде как, отшила. Да-да, первой же фразой из одного слова (из двух букв!) эта чертовка выбила меня из колеи, и беседа пошла совсем не так, как я давеча продумывал.
– Значит, тебе тоже нравится этот фильм? – спросил я.
– Кю-у! – ответила Маруся с таким выражением, словно говорила «ещё бы!» Стало быть, в первый раз она не отшила, а просто подколола меня. Совсем неплохо!
– А вообще фантастика?
– Не выделяю жанры, – ответила Маруся на удивление спокойно, – Таланты и бездари есть в любой области. Я люблю всё, что талантливо.
Не было в её голосе нервозности, и по развёрнутому ответу я видел: девушка постепенно расслабляется. Может, раньше она держалась букой, потому что трудно сходится с людьми? Может, ей нужно просто привыкнуть к человеку, прежде чем сможет разговаривать с ним? Я слышал, такое бывает.
– Говорят, ты группу собираешь?
– И кто же говорит? – девушка приподняла бровку.
– Слухи ходят разные, – ответил я словами Изюмова, – А так вообще человек один просил уточнить.
– А ты его секретарь, что ли? – огрызнулась вдруг моя бесцеремонная собеседница.
– Это скорее он – секретарь, – невозмутимо улыбнулся я, – Секретарь ячейки.
– А… Пионеры… – закатила глазки Маруся, – Ну, и что этот твой… друг?
– Да не друг он! Говорит, что барабанщик и что поиграл бы в группе. И даже предлагает решить вопрос с помещением.
– О! – девчонка словно ожила этого: расправила плечи, села прямее и как будто даже засветилась изнутри. – И когда он сможет приступить к репетициям? И, кстати, его желание играть не объясняет, почему ты у него на побегушках.
– Да я б не стал спрашивать, но, видишь ли, я вообще-то на гитаре играю.
Маруся уставилась на меня в упор.
– А что играешь?
– Ну, рок, там, металл… – я почесал затылок, и сделал вид, что задумался. Про себя же я отметил, что девочка сперва мгновение просияла, а потом быстренько скрыла радость, желая набить себе цену.
– Годится! Но я должна тебя испытать. Абы кого в свою группу я не беру! – заносчиво резюмировала она.
«Ну-ну! А у самой-то глазёнки вон как заблестели!» – отметил я про себя.
Начало, таким образом, было положено, хоть обсудить «испытание» нам помешал звонок. Я вернулся на место, и как-то так получилось, что до самого конца учёбы в тот день продолжить разговор нам не довелось. Зато после седьмого урока Маруся не унеслась, как это обычно бывало, а подождала меня, и скоро мы остались один на один в школьном коридоре.
– Так вот, о группе, – я сразу же перешёл к делу, желая захватить инициативу, – Игнат сказал, что репетировать можно будет в зале в цокольном этаже Дворца пионеров, и там уже есть оборудование, остаётся только утрясти расписание с другими музыкальными кружками и подобрать состав. Так, в чём, говоришь, состоит твоё испытание?
Прищурившись, словно с даже немного наигранным подозрением, Маруся уточнила:
– А у тебя серьёзные намерения?
– Серьёзней некуда.
– А то смотри! Если собираешься бездельничать, отлынивать и пропускать репетиции – лучше сразу не начинать! – девушка театрально потрясла кулачком. Видно было, что она рисуется.
– Не хочешь принимать – так и скажи, – не давал я спуску.
– Ладно, чего ты? Нервных людей я тоже не люблю. Здесь на листочках табулатуры и слова. Можешь посмотреть и попробуй выучить к завтрашнему дню.
Сказала, вручила мне листочки – и всё.
