banner banner banner
Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР
Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР

скачать книгу бесплатно

Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР
Гала Артанже

Воспоминания героини о жизни в российском провинциальном городке в годы молодости в 70-х годах прошлого века: комсомольская юность, танцплощадки, зарождение дискотек, первая любовь с ответами на вопросы «химия любви», «любовь или страсть», «был ли секс в СССР».

Любовь, комсомол и зима

Назад в СССР

Гала Артанже

© Гала Артанже, 2023

ISBN 978-5-0060-9055-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Бонжур! Амур! Тужур!»

1974 год. Париж, Франция.

«Бонжур! Амур! Тужур!»

Любовь летает в воздухе – это не просто красивые слова или штамп литераторов, это так и есть на самом деле. Воздух Парижа пропитан любовью. Влюблённые целующиеся парочки, сидящие на скамейках в парке Жардан Монсо, и я, одинокая, с учебником на коленях, расположилась на зелёном газоне среди таких же студентов, зубрю мудрёные формулы фотохимических цепных реакций.

…Любовь витает в городе, а у меня – начало конца, конца моей первой, романтичной, нежной, трепетной, платонической любви. Ничего не предвещало такого финала. Ничего! Ещё вчера ОН держал мою руку в своей, смотрел мне в глаза так близко-близко лицом к лицу…

Мы стояли на набережной Сены у Моста Александра 3-го, со стороны парохода-ресторана, смотрели на воду, и он сказал, что ничего лучшего в его жизни не было с тех пор, как он прилетел полгода назад в Париж к родителям, работающим в Посольстве СССР во Франции, кстати, работающими вместе с моими родителями. Именно благодаря этому мы и познакомились.

А сегодня утром я получила по почте красочный конверт с открыткой-приглашением на церемонию бракосочетания в мэрии пригорода Парижа. Ха! одним из «брачующихся» был мой любимый ОН.

Нет-нет, я не упала в обморок, не зарыдала в голос, не закусила губы… Единственное, что я почувствовала, это пульсация крови в висках и застрявший в горле выдох: «Почему?»

Романовск Приволжский, РСФСР. Осень 1975

Через год я уже была в провинциальном российском городке Романовск Приволжский-родине моей матери- в котором до сих пор жили её братья и сёстры и мои кузены и кузины. Здесь возводилась вторая очередь огромного текстильного комбината. Основная часть комплекса уже была завершена, и уже в полную мощь работали льно-прядильный, ткацкий и красильный цеха. Возведение комбината было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, и мне не стоило особых усилий получить сюда комсомольскую путёвку с гарантией трудоустройства и обеспечения места проживания.

Конечно родители были в шоке, всячески отговаривали меня от столь опрометчивого решения покинуть их самих и, главное, такую распрекрасную Францию, и уехать не в родную матушку-Москву, а к чёрту на кулички в этот богом забытый «Зажопинск», как называла городок моя мать. Но, зная мой упрямый и решительный характер, им ничего не оставалось делать как смириться и вызвать на телефонные переговоры старшую сестру моей матери. Так что родственники меня ждали, и я не свалилась им как снег на голову.

Забегая вперёд скажу, что я не стала обузой для родных: администрация комбината предоставила мне комнату в только что построенном общежитие в 5-этажном доме со всеми удобствами. Три таких высотных дома стали основой зарождения новой современной части провинциального городка. Новую улицу с тремя этими высотками (высотки- по меркам городка), современным Дворцом Культуры, детским садиком, парикмахерской, новыми продовольственным и промтоварным магазинами, кафе, так и назвали Молодёжная, потому что сюда стекается не только молодёжь из близлежащих посёлков, но и со всей РСФСР и, вот, даже такие, как я, из Франции. Комбинат стал не только градообразующим предприятием Романовска Приволжского, но и фундаментом зарождения нового современного города.

Одна из частей Романовска Приволжского, которая на правом берегу Волги, по народному названию Правобережье, произвела на меня впечатление неоднозначное. С одной стороны, я никогда в жизни не видела таких разбитых дорог без тротуаров для пешеходов, хотя, какие могут быть там тротуары, когда вся эта дорога в ухабах и есть этот пресловутый «тротуар», потому что никакого личного и общественного транспорта я вообще не видела, а грузовые машины и прочая техника ездят объездными дорогами, ведущими к комбинату. Не-не, мальчишек-велосипедистов на дорогах я, конечно, видела, и пару раз резвые мотоциклисты спугнули меня клаксонами (извините меня за мой французский).

Никогда в жизни я не видела таких неказистых деревянных домишек, мокрых и серых от дождя; разглядывая их, я всё удивлялась почему их деревянную основу не покроют лаком или хотя бы не покрасят ставни и наличники на окнах… Избушки на курьих ножках, того и гляди из двери выскочит Баба Яга в лохмотьях.

Никогда в жизни я не видела на прилавках продовольственных магазинов такого скудного ассортимента, столь однообразно и безвкусно одетых женщин и девушек (про мужчин вообще умолчу); никогда не слышала такого количества нецензурных слов, которые буквально рекой лились в разговорах весьма разновозрастных людей, но здесь надо уточнить, что в основном от парней и мужчин, независимо от того, на какую тему они разговаривали…

С другой стороны, город расположился на двух берегах «глубокой и полноводной матушки Волги», на крутых её берегах, на семи холмах, и на каждом холму возвышается величественные собор, храм или церковь, возведённые в разные временные рамки эпох Руси и России. Формально городок основан в конце 13 века, так что у него богатейшая история, и это не могло не вызывать мой восторг и даже поклонение ушедшим эпохам. Я не проявляла интереса к религии, но, естественно, посещала католические соборы в Париже, больше из за интереса к истории и архитектуре, как турист, но никогда не была в православных храмах в Москве: в то время я была школьницей, пионеркой и комсомолкой, и увлечение религией никогда не поощрялось и могло бы подвергнуться наказанию «свыше», особенно если ты-председатель школьного совета пионерской дружины или комсорг первичной организации. Но кто мог мне запретить сейчас посетить величественный собор? Никто!

И я ощутила мой полнейший восторг благолепием домов Божьих! Для меня это было Открытием новой Вселенной и Праздником. Я восхищалась стилю и узорам церковного зодчества, перезвоном колоколов, Воскресным богослужением, на которое спешили чистенько одетые тётушки и бабушки…

А для местного населения, особенно для среднего и молодого поколения, всё это – просто обыденность, мне кажется что люди уже не замечали ни величия ни красоты, для них это – изначальная данность, часть их повседневной жизни, такая же привычная, как школа для детворы, или закопчённый от топки углём банно-прачечный комбинат, расположившийся по соседству с главным собором города или продовольственный магазин с устаревшим названием «лабаз» через дорогу от него. Роскошь и убогость рядом «в одном флаконе».

А ещё весьма романтичной чертой этого городка были пассажирский катерок и грузовой паром, переправляющие людей и автомобили с одного берега Волги на другой, так как моста через Волгу, соединяющего Правобережье с Левобережьем города, не было. Вид на оба берега с палубы катера просто потрясающий: обе набережные города располагаются довольно высоко по отношению к руслу реки, и взору открываются зелёные холмы со старинными деревянными ступеньками, ведущими от обеих пристаней вверх к набережным. Старикам, конечно, подняться по этим ступенькам нелегко, но, благо дело, есть дорога для автомобилей, она с более пологим подъёмом, потому что расположена в овраге между двумя холмами, и на дороге есть и тропа для пешеходов.

Городок небольшой, чуть больше семнадцати тысяч жителей с учётом прибывшей на комсомольскую стройку молодёжи, поселившейся в общежитиях. В первые два дня после моего приезда, это были выходные, я обошла Правобережье буквально вдоль и поперёк. Левый же берег я ещё не посещала, оставила это для следующих выходных. А в понедельник мне предстояло явиться в отдел кадров и встретиться там с главными инженером и технологом для решения моего вопроса по трудоустройству.

Самопрезентация – без неё ну никак!

Прежде, чем начать мой рассказ как меня встретили тётушки-дядюшки и вся родня в лице кузенов-кузин и маленьких внучатых племянников (кажется именно так называются дети моих кузин и кузенов), мне пора рассказать немного о себе, вернее – о своём “ имаж экстерн», то есть что я из себя представляю чисто внешне, какова «внешняя обёртка» моего Я.

Моё имя – Ангелина, я с детства его не терплю, поэтому в семье и школе я была просто Гелей, а после окончания школы взяла последнюю часть своего имени – Лина, так всем и представлялась с тех пор. На день приезда в Романовск Приволжский мне 21 год. По тем временам, а особенно для провинции, «ох и засиделась же я в девках». Высшее образование по специальности химика-технолога получила заочно, но параллельно училась и в Париже, так как проживала здесь с 16-летнего возраста с родителями, всвязи с их работой. К 16 годам я уже успела закончить среднюю школу в Москве, перескочив с первого класса в третий. В Париже училась в школе изящных искусств «Beaux-Arts de Paris», специализировалась в декоративно-прикладном искусстве и творчестве, и здесь же занималась бальными танцами. С детства я увлекалась творчеством и рукоделием: рисованием, лепкой, вязанием, шитьём кукол, плетением макраме, и именно всё это побудило меня поступить в эту Парижскую школу.

Ну а теперь о внешней оболочке. Рост 160 см вместе с французской кепкой, без кепки на сантиметр меньше. Вес 45 кг с той же кепкой, то есть с натяжкой. Довольно длинные светлые волосы, зелёные глаза, пухлые губы с модной в то время яркой помадой на них, худые длинные ноги. Ну что ещё о себе сказать? Прямой нос, довольно широкие скулы.

Я б не сказала что внешность типично русская или славянская: в Париже, из-за моего акцента во французском языке, меня часто принимали за шведку или немку на худой конец. И вот представьте себе такую пигалицу с довольно ярким макияжем – накрашенные густые «махровые», благодаря французской туши, ресницы, растушёванные светло-зелёные тени на веках – в дорогущей короткой твидовой юбке, в белом свитере крупной вязки, в итальянских чёрных лаковых сапогах-чулках до колен – это было броско и ярко даже для Москвы с Парижем, но «девушки из высшего общества» нашей Парижской школы искусств были склонны к такому образу. Но я надела на себя эту вторую кожу только год назад, этот мой новый образ стал моей защитной реакцией: я больше не милая трепетная наивная девочка, дурочка-малышка с широко распахнутыми глазами, а яркая, дерзкая, самоуверенная, гордая и… неотразимая. Год назад такую роль я себе придумала и решила, что, если мне не суждено стать актрисой на сцене или в кино, то я справлюсь с этой ролью в своей реальной жизни. Да, мой образ был протестом, но удивительно то, что постепенно я приняла его и «да» – он стал моей новой кожей, моим естеством.

Вот такая девушка приехала в маленький провинциальный городок России начать здесь свою новую взрослую жизнь.

Родные люди

Обе тётушки, Капиталина и Василиса, с дядюшкой Аркадием встретили меня на железнодорожном вокзале областного центра, куда я приехала на электропоезде из Москвы. Они радостно махали руками, заметив меня через окно тормозящей электрички. Пока тётушки по очереди обнимали и целовали меня троекратно в щёки, дядюшка подхватил мои чемоданы. Эта искренне тёплая встреча растрогала меня, за всю свою жизнь я не могла вспомнить ни одного поцелуя от мамы… Я помнила как она целовала и обнимала мою младшую сестрёнку, но таких ласк по отношению ко мне никогда не было. Я чувствовала безразличие матери ко мне, хотя всячески старалась заслужить её доброе слово. Я прекрасно училась в школе, была активисткой, но моя мама не посетила в школе ни одного родительского собрания, на них всегда ходил отец и возвращался всегда довольный и гордый моими успехами.

А здесь, в этом чужом для меня городке, две практически незнакомые мне женщины, простенькие тётушки тискают меня по очереди, обнимают, плачут, прижимают к груди… Да, это было эмоциональным потрясением для меня – искренние и тёплые русские люди, такие душевные, как будто знали меня всю жизнь.

Старшая тётушка Василиса (Васеня) замужем за дядюшкой Аркадием, у них взрослый женатый сын, старше меня на 4 года, и дочка-подросток Оля, они живут в собственном доме с садиком в посёлке Заречный, в 15 км от Романовска Приволжского. Недавно Володя, сын тёти Васени и дяди Аркадия, получил от посёлка двухкомнатную квартиру в новостройке, как специалист-механизатор, у него двое детишек-погодков.

А у дядюшки Аркадия сложная судьба. Он воевал, попал в плен, затем в марте 1944 года был освобождён из плена советскими войсками, но в дальнейшем его осудили за, якобы, дезертирство или предательство (в семье не любят обсуждать это в деталях), отсидел, затем был сослан в эти края на поселение поднимать строительство, встретил тётю Васеню, а в 1956 году получил полную реабилитацию.

Посёлок Заречный довольно большой и активный: своя большая птицефабрика, обеспечивающая курятиной и яйцами не только весь район, но и область, агрохимическое предприятие по производству удобрений и конный завод, занимающийся разведением лошадей местной породы. Жизнь бьёт ключом! И центр посёлка выглядит гораздо современней и благоустроеннее, чем старая часть городка Романовск Приволжский, несмотря на то что он является районным центром.

Тётушка Васеня последние 20 лет проработала оператором в почтовом отделении посёлка, обслуживала и телетайп, и телеграф и сортировку корреспонденции, а сейчас вышла на заслуженный отдых заниматься внуками и домашним хозяйством. Она хотела чтобы я поселилась у них, мол и работу по специальности мне найдут легко, ну хотя бы в том же агрохимическом предприятии, да и комната Володи освободилась, и я могу проживать с ними как угодно долго.

Оленька, 15-летняя дочь, поздний ребёнок, кровинушка любимая, пухленькая розовощёкая девочка-хохотушка, физически развитая не по годам, дружит с пареньком Андреем, который буквально целыми днями пропадает у них в доме, но «зато на глазах у родителей», как сказала тётушка, «от греха подальше». Милое семейство! Такое впечатление что тётя, как та курица-наседка, готова растопырить свои крылья и всех цыплят собрать поближе к себе, всех обласкать, и согреть и защитить.

Про таких говорят «душа нараспашку». И я опять невольно сравнила её с моей мамой… неужели они родные сёстры? Такая разница однако…

Вторая тётушка Капиталина (Капа) жила в самом городке Романовск Приволжский, на Правобережье, на старой улочке недалеко от главного Собора, в двухэтажном старинном, мещанском доме с двумя подъездами, поделенными на 6 коммунальных квартир с общими кухней и туалетом на каждый подъезд и этаж. Она никогда не была замужем, её парень погиб в Великой Отечественной войне в самые первые дни войны, и она осталась до конца жизни верна памяти о нём, верна своей первой и единственной любви. Но она воспитывала свою племянницу Надю с её трёхлетнего возраста- дочку младшего брата, который где-то скитался по стране, бросив жену и дочь-малышку в Романовске Приволжском. Ну а мать девочки впоследствии встретила другого мужчину и оставила Надю тёте Капе, хотя иногда и навещала их.

Добавлю про Капу, мы с Надей называли её именно так, без всяких «тёть», она всю жизнь проработала на одном месте на старой льняной мануфактуре сначала ткачихой, потом мастером, именно на основе этой мануфактуры и продолжает возводиться большой текстильный комбинат, но старое здание было сохранено как музей прядения и ткачества, и Капа работала в этом музее заведующей…

Первые дни я провела в квартире Капы. Надя была в командировке в Москве, там проводился слёт комсомольского актива рабочей молодёжи, она представляла комсомольскую организацию комбината, хотя и не была освобождённым от основной деятельности комсоргом, а была его правой рукой, и в воскресенье вечером она должна была вернуться.

Перед её возвращением я уже перезнакомилась со всей роднёй, поняла основной контингент жителей городка, сменила короткую твидовую юбку на брюки-клёш от бедра, хотя вопрос остаётся открытым: что же на самом деле шокировало романовцев больше – короткая юбка или брюки-паруса, во всяком случае ни на ком больше я не видела таких брюк. Тем не менее Капа сказала, что лучше подметать пыльные улицы этими «моряцкими» клёшами, чем доводить до инфаркта бабушек и дедушек голыми коленками, особенно в районе Собора, где старички дружненько сидят на скамейках и обсуждают всё, что движется.

Говоря о контингенте Романовска Приволжского и в целом района, надо не забыть упомянуть и местничковый особый диалект с протяжным певучим «оооо», так говорят и все мои тётушки-дядюшки, и их дети и внуки. С первых слов сразу можно понять человек местный или приезжий. Такого диалекта я ожидала и от Нади.

Она вернулась поздно, уставшая, промокшая под дождём, с двумя большими сумками (их называли здесь «котомки»), набитыми колбасой, мясными наборами для супа, сыром, банками кофе и парой бутылок красного грузинского вина. В те времена, в местах, отдалённых от Москвы и Ленинграда, такие продукты были дефицитом. Лично мне было трудно это понять. А здесь соседи по очереди раз в неделю ездили на закупки в Москву за 300 километров от городка. Продукты делились поквартирно, слава богу, что все жители этого дома знали друг друга всю жизнь и никаких недоразумений между ними не было, могли выручить друг друга и «пятёрочкой» до получки или пенсии. Такой своеобразный кооператив. Неудивительно что все соседи знали друг о друге всю подноготную, ничего не утаишь и никуда не спрячешься.

– Ты глянь-то, Фискина дочь пошла, ну вылитая-то Анфиска, така же худа да горделива! – как-то услышала я в свой адрес, проходя по нашей же улице, но достаточно вдалеке от дома Капы. Тётка в какой-то кургузой серой куртёнке, с белым платочком на голове, по старушечьи подвязанном на подбородке, даже и не пыталась понизить голос, зная что я услышу, вспоминала мою мать, а заодно и меня, тихим «добрым» словом.

Вернёмся к Наде. С порога её встретила Капа, обняв и взяв обе сумки, отстранилась чтоб представить меня. Я стояла и смущённо улыбнулась, когда наши глаза встретились.

– Ну привет, француженка, так вот ты какой цветочек аленький! – она не обняла меня, но взяла за обе руки и улыбнулась, – будем знакомы, сестричка! Спать нам сегодня придётся вместе в одной кровати, слава богу она широкая, так что давай знакомиться поближе и потеснее, прежде чем разделить наше ложе.

У неё был абсолютно нормальный говор- не окающий волжский и не акающий московский, а чистая речь, то есть та правильная речь, на которой говорят дикторы радио и телевидения.

Пожелав Капе спокойной ночи, мы прошли в комнату Нади, она достала из буфета бутылку вина и два хрустальных бокала (хрусталь в те времена был обязательным атрибутом и показателем достатка).

Я не пила спиртное вообще, никогда и ни капли, если не считать слабо алкогольный горячий глинтвейн на Рождественских ярмарках. И из принципа, да и желания никогда не было. Но в такой обстановке решила не упрямиться, а хотя бы чисто символически поддержать компанию и пригубила терпкий напиток.

– Завтра на комбинат идём вместе, смена начинается в 7.15, но начальство и инженерно-технический состав работают с 9.00. Тебе предстоит со многими встретиться, походить по комбинату. Не спеши с выбором – вакантных мест много, а ты у нас девушка образованная, из МАсквы да из ПарЫжу, да ещё и с челобитной до Царя-батюшки нашего Царькова Сергея Петровича – аж из тридевять земель поклон ему шлют.

Честно, я не могла понять она шутит так добродушно или иронизирует, маскируя свой сарказм. «Ох, не проста сестрица-то наша!» -подумалось мне..

Наде 23 года. Незамужем. Ждёт парня из службы на Морском Флоте. Закончила технический вуз в Ленинграде (так вот откуда её чистая фонетика). После окончания вуза распределилась работать в родные края. Работает на комбинате в отделе главного технолога, инженер в сфере внедряемой и используемой техники и аппаратуры.

Ну вот, себя любимую всю описала с ног до головы, а о Наде ни слова. Она чуть выше и чуть потяжелее меня – буквально на пару сантиметров и на пару килограммов, и вся эта пара килограммов удачно и счастливо распределилась в области груди – рыжеволосая, сероглазая, носит очки в красивой оправе. Чертами лица мы скорее похожи, по крайней мере в дальнейшем нас постоянно будут сравнивать как сестриц.

Надя сощурила глаза, ухмыльнулась и высоко подняла бокал, глядя на вино и блики хрусталя через свет люстры.

– Завтра наденешь мою чёрную юбку, в талии резинку утянем. А после встречи с начальством, смотаешься за Волгу на катере, он регулярно ходит; там хорошее ателье на Набережной, мать моей подруги закройщицей работает, закажи себе пару юбок хотя бы до колена; а в промтоварах купи себе резиновые сапоги – через две недели здесь будет грязь непролазная, все дороги в кашу превратятся – утонешь в своих модных лодочках-чулочках.

«Да уж, старшая сестричка включила нотки командира октябрятской звёздочки», – подумала я и улыбнулась.

– А откуда ты знаешь содержимое моего гардероба? – нарочито наивно спросила я, – мы ж только что встретились.

– Папаша твой заботливый вызывал на переговоры накануне твоего приезда и попросил проследить за «дресс-кодом», как он выразился, мол беда с этим кодом – надо выручать, чтоб не было мучительно больно за такую непутёвую дочь. Пожаловался что ты хиппуешь. Хотя такого слова у нас здесь и не знают, но я прониклась. Вот! Лично я – за свободу в любом виде – носи что хочешь, самовыражайся как хочешь, но… для первого знакомства с начальством всё же надень мою юбку, а дальше жизнь покажет бить или не бить, – она засмеялась и добавила, – не обижайся! Я обещала ответственно подойти к твоему «рандеву» (папашино выражение), а там дальше – делай как знаешь.

Я ещё раз пригубила вино, оно нагрелось в бокале и приобрело более приятный вкус. Надя приободрила меня взглядом, жестом показала «пей-пей!» Я почувствовала как тепло растекается по моим венам и затем по всему телу. Ах, вот оно это состояние, ради которого люди пьют вино. Тепло, легко! Запросто могу лечь в чужую кровать к кузине, хотя днём эта мысль напрягала меня, и я успокаивала себя тем, что это временно и ненадолго.

Утром зазвенел будильник. Капа побежала на кухню ставить чайник и готовить бутерброды. Надя накручивала волосы на термобигуди. Я умылась (душа в доме нет) и начала накладывать макияж – свою вторую защитную кожу. Удивительно, но Надю мой боевой раскрас не шокировал.

Добил её флакон духов «Opium», каплю которых я растёрла на своём запястье, Надя просто потеряла дар речи, переключив все свои пять чувств на одно-обоняние. Я открыла свой чемодан и достала запечатанную коробочку духов CHANEL.

– Это тебе! Надо было подарить вчера, но всё как-то не по плану пошло, да сегодня и повод получше – вон как кстати пришлись! Держи! Знаю, что все девушки и женщины СССР мечтают о Шанели, думаю и тебе аромат понравится.

Надя просто потеряла дар речи, четыре других чувства к ней ещё не вернулись, она смотрела на коробочку как завороженная. Командир октябрятской звёздочки испарился из неё полностью, пожалуй в данный момент она была как под гипнозом.

– Один-один, -сказала я и легонько щёлкнула пальцами перед её носом, – просыпайся, «зачарована околдована, словно в оковы закована, драгоценная моя женщина».

– О, ты тоже почитываешь Заболоцкого? – удивилась она.

Я кивнула, и мы засмеялись. 40 минут пешочком до комбината пролетели незаметно, болтали без умолку обо всём на свете: и как нам жилось в детстве, и как училось, и про первые наши любови, закончившиеся неудачно для нас обеих, успокоили себя тем, что любовь поэтому и называется первой, потому что за ней должна быть последующая, ну хотя бы ещё одна. Во всяком случае Надя ждала возвращения из Флота своего любимого парня, который в краях заморских уже и парчу белую прикупил ей на свадебное платье.

Первые суматошные дни

Подробно описывать все события первого дня моего пребывания на комбинате я не буду. На первый раз это было знакомство с руководством от начальника отдела кадров до директора. Встретили меня, можно сказать, с распростёртыми объятиями, в глазах руководства читался искренний интерес и любопытство. Мне не пришлось рассказывать кто я и откуда и почему здесь, все были уже в курсе, скорее всего благодаря предприимчивости моих родителей, а может быть и местный беспроводной «телефон» тоже успешно сработал.

Наиважнейшей персоной в этой цепочке начальства был довольно моложавый на вид (по крайней мере по меркам Франции для такой высокой должности), лет 35—38, главный технолог Пузиков Андрей Петрович, так как именно ему предстояло провести экскурсию по производственным цехам и ввести меня в курс процесса производства. Он потратил на это полтора часа, а потом пригласил по селектору Надю и попросил её показать мне красильный цех, так как сам он, из за своей аллергии к красителям, приобретённой на комбинате, старается на долго в цеху не задерживаться.

Директор же, Царьков Сергей Петрович, лет 45—50, медлительно (а может внимательно?) изучал мои дипломы и французские сертификаты, мне показалось что он просто по-актёрски выдерживал паузу, затем спросил:

– А сами то Вы, Ангелина Витальевна, какое направление считаете более предпочтительным для себя? – говор у него был московский, – химик-технолог и художник-декоратор – довольно разнополюсные направления.

– Ну почему же разнополюсные? – искренне удивилась я, -разве отбеливание и колорирование тканей, а также изобретение и изготовление синтетических и искусственных волокон не являются химическими процессами? Я понимаю что Вы, как директор, отвечаете за весь механизм работы комбината от строительства зданий до выгрузки готового товара, и не обязаны знать каждый маленький винтик-шпунтик этого огромного организма, но без химических технологий не может быть никаких тканей, а я, как раз то, и училась в высшей школе изящных искусств на художника-декоратора и по тканям тоже… Я понимаю что на русский язык диплом и сертификаты не переведены, но Вы же сами озвучили мои специальности, а значит – были в курсе.

У меня невольно дернулось веко правого глаза (иногда со мной такое стало случаться в последний год) от такой моей бравады и напористости, а директор, видимо, принял это за подмигивание, и по доброму рассмеялся. Он поднял обе руки вверх и сказал:

– Всё! Сдаюсь! Один ноль в вашу пользу! Идите в отдел кадров за направлением в общежитие, пока выделим Вам изолированную комнату в двухкомнатной благоустроенной квартире, а как сдадим очередную пятиэтажку, получите отдельную квартиру, как молодой специалист. Остальное Вам расскажут в отделе кадров. Приятно было познакомиться с представителем передовой советской молодёжи, с комсомолкой-спортсменкой, да ещё и красавицей, – перешёл он на шутливый тон. Директор явно был в хорошем настроение, хотя, возможно, это его обычная манера общения, поживём-увидим.

Начальник отдела кадров, Анна Кузьминична, лет пятидесяти, с гладко зачесанными волосами с сединой на висках, встретила меня дружелюбно, можно сказать по-матерински, предложила мне чай со словами:

– И не вздумайте отказываться-то, я знаю что Вы уже три часа без передыха по комбинату бегаете-то, вон бледненькая-то какая, нанюхалась этих кислот и щелочей всяких в красилке-то, -ворковала она местным говором, добавляя «то» почти после каждого слова.

Я и не отказалась. Чай был душистый, на травках, да ещё и с пряниками, которых я сто лет не ела. Анна Кузьминична объяснила мне, что сначала я должна пойти в общежитие с направлением от отдела кадров, выбрать комнату, затем со справкой от коменданта и моим паспортом пойти в паспортный отдел РОВД на прописку, затем пройти медицинский осмотр в районной поликлинике, затем сам переезд в общежитие и только после этого появиться на комбинате для подбора подходящего мне вакантного места.

– В общем-то, дочка, погуляй по городу дня 3—4, осмотрись, а то начнёшь работать-то и некогда гулять-то будет, – вполне так естественно Анна Кузьминична перешла на «ты».

Скромно пообедав (весьма скромно) в столовой комбината вместе с Надей и с её двумя коллегами по отделу главного технолога, я пешком ушла в город решать свои «легализационные» дела с документами и бумагами, а в 16.00 на катере «Обь» перебралась на Левобережье Волги заказать себе несколько вещей «а ля дресс-код» в пошивочном ателье «Тюльпан».

Забегая вперёд, скажу что Левобережье отличается от старой части Правобережья статусом старинных построек. В основном это большие добротные купеческие дома, во всяком случае на центральных улицах Левобережья, а также здесь есть много и других сохранённых старинных, исторически ценных строений, таких как Банк России, дом бывшего нотариуса, ” Ресторанъ Волга», коммерческая артель, пожарная каланча, старые каменные торговые ряды. Атмосфера 19 и начала 20-ых веков.

Вид с левого берега на набережную правого был не менее великолепен, чем с правого на левый, величественный Собор просматривался во всей красе, такой великий и могущественный для такого маленького провинциального городка. Просто Седьмое Чудо света!

Ателье расположилось рядом с парком в двухэтажном деревянном здании, которое тоже раньше было домом какого-то купца, между городской библиотекой и детским садиком. В приёмном вестибюле на стенах висели вертикальные высокие зеркала и образцы тканей. Поразительно, но в городе, основное взрослое население которого работает на комбинате по выпуску тканей, такой скудный их выбор. Я разглядывала и щупала ткани, в ожидании пока кто-нибудь выйдет на мой звонок в дверь. Наконец-то со второго этажа спустилась женщина-закройщица или же портниха.

– Ну что выбрали ткань, Ангелина?

Конечно же, моё имя уже долетело до второго берега Волги прежде, чем сюда добралась я. Хотя чего же удивляться- это же мама приятельницы Нади.

– Это весь ваш ассортимент? – спросила я.

– Да, выбор у нас небольшой, но заказчицы обычно приходят со своими тканями.

– А где они их покупают?

– Да кто где, в областном центре или в Москве.

– А в славном городе Романовск Приволжский, имеющим масштабный комбинат по выпуску тканей, приобрести свою же продукцию, значит, нельзя? – усмехнулась я.

– Ну, – засмущалась женщина, – в магазине то точно нет, но с рук-то можно найти, фабричные иногда продают лоскуты, им выдают отрезы под зарплату. Поспрашивать?

– Поспрашивайте. А если я принесу свои широкие брюки, сможете перекроить их на детали юбки? Впрочем, лучше я сама распорю, отпарю и перекрою на детали, сошьёте юбку за пару дней?

– Сами раскроите? А зачем тогда я нужна? -обиженно спросила женщина.

– Хороший вопрос. Дело в том, что я сама и скроила бы и сшила бы, но у меня нет швейной машинки и неизвестно когда будет, а юбка нужна сейчас. Конечно, можно было бы и на руках сшить неспеша, но там непростой крой и по шву нужна отделочная строчка. Так сможете выполнить мой заказ за два дня, если я детали юбки завтра принесу? Если нужна оплата за срочность, то я оплачу.

– Ну а что не смочь то? Сама и сошью. Могу и за день… да и дочка за Вас словечко молвила.