Чай трех старых дам. Детективный роман

– Дело вот в чем, ваше превосходительство, – сказал доктор Тевено, и было видно, что он испытывает облегчение от того, что ему наконец-то позволили высказаться. – Фройляйн Лемойн очень часто навещает профессора Доминисе, он был также и моим учителем, но мы видимся только изредка, я очень занят. Работа в стационаре более напряженная, чем в психиатрической больнице.

Тевено явно наслаждался своим ехидством, но оно не дало результата.

– Так вот, профессор Доминисе вспомнил сегодня утром, что он все-таки узнал молодого человека, которого направил ко мне на излечение. Это должен быть секретарь вашего превосходительства, Кроули, который, как мне сообщила доктор Лемойн, был частым гостем в доме профессора. Поскольку профессор теперь не вполне хорошо себя чувствует, он попросил фройляйн Лемойн разыскать ваше превосходительство и просить вас проехать с нами в больницу.

– Я поеду, конечно, поеду сейчас же.

Сэр Эрик пришел в сильное возбуждение. Ходил по холлу отеля взад и вперед, наматывая на указательный палец широкую черную шелковую ленту монокля в роговой оправе.

– Чарльз! – внезапно позвал он. Повторять не было необходимости. Камердинер уже стоял в дверях, поклонился и спросил:

– Сэр Эрик?

– Скажите, Чарльз, не забрал ли вчера вечером Кроули с собой тот… проект договора… для списания, как он говорил. Вы, Чарльз… этот проект важен, бесконечно важен, если он в… в… впрочем, вас это не должно интересовать, он взял его с собой?

– Мистер Кроули нес портфель, так точно, сэр. Он сказал, что хочет подиктовать кому-то еще, это могло бы продлиться долго. Вчера вечером у меня были дела, в противном случае я последовал бы за ним. Должен ли я поискать?

– Нет, оставьте, я посмотрю.

Сэр Эрик был откровенно встревожен. Мэдж и Тевено изумленно смотрели на него.

– Машину, Чарльз! Мне нужно в больницу! Похоже, Кроули был помещен туда. Я должен позаботиться о нем, мне было бы жаль, если с мальчиком что-то случилось. Чего вы ждете, Чарльз? Идите!

Чарльз остался невозмутим.

– Панама или фетровая шляпа, сэр? Я бы посоветовал панаму. Жарко.

– Несите что хотите, но быстро, быстро…

5

Молодой человек, который по вердикту двух врачей страдал от отравления гиосциамином, все еще лежал в белом изоляторе под надзором сестры Аннеты. Сэр Эрик вошел в палату первым, за ним следовал доктор Тевено. Мэдж появилась позднее, ее двухместный автомобиль задержался в дороге.

– Хэлло, малыш, – сказал он. – Что с тобой случилось?

Но «малыш» ничего не ответил. Только закатывал глаза.

– Да, это мой секретарь, – сказал его превосходительство и беспомощно огляделся вокруг.

– Имя, фамилия, место рождения, возраст? – строго спросил Тевено, не обращая внимания на укоризненные взгляды Мэдж. После чего фройляйн Лемойн потрудилась извиниться перед его превосходительством за резкую постановку вопросов. Но сэр Эрик изобразил снисходительную улыбку и с готовностью ответил:

– Молодого человека зовут Уолтер Кроули, родился в Бомбее 5 марта 1902 года у родителей-англичан, позднее переехал в Англию, был студентом. Его родители рано умерли. Кто-то из их друзей порекомендовал мне Кроули. Он был мне очень полезен, потому что оказался надежным парнем, до последнего времени. Не знаю, что с ним вдруг приключилось. Он стал рассеянным, подавленным, я всегда думал, что это пройдет. Если вы захотите передать мою информацию полиции, пожалуйста. Кстати, я и сам всегда в вашем распоряжении…

Тевено кивнул и покинул палату, оставшиеся молчали. Только Кроули время от времени бормотал на кровати, но на это бормотание никто не обращал внимания. Иногда можно было различить «старик», а также «профессор». Потом, казалось, что больной чему-то сопротивляется, говорит о «полете», на что его превосходительство качал головой.

– Мальчик никогда не увлекался аэропланами, редкий случай среди нашей сегодняшней молодежи, он всегда утверждал, что заболеет морской болезнью, если в исключительном случае нам придется воспользоваться самолетом.

Его превосходительство предложил тщательно осмотреть одежду больного. Но сестра Аннета отклонила это предложение. Она считала, что надо было дождаться возвращения врача. Когда доктор Тевено вскоре после этого вернулся, принесли одежду Кроули. Но карманы оказались пусты. Наконец, сэр Эрик обнаружил, нащупав через дырку в подкладке пиджака, визитную карточку. Она была похожа на ту, которую профессор Доминисе вручил полицейскому Малану в два часа ночи. На ней все еще можно было прочитать написанное крошечными буквами. Мэдж Лемойн смогла разобрать следующее: «Дорогой Кроули, буду рад видеть Вас у себя сегодня вечером около восьми часов. С дружеским приветом Ваш Д.».

– В высшей… в высшей степени скверно, – высказался сэр Эрик. Он держал монокль перед глазом как лупу и прочел сообщение во второй раз.

– Почему скверно? – Тевено захотел поумничать. – Объяснение, которое профессор сможет предоставить, разумеется, будет простейшим.

– Увидим, – сказал сэр Эрик и сунул карточку к себе. – Я сам передам ее полиции.

Сначала Тевено хотел возразить против захвата карточки, но ему помешало поведение позабытого пациента. Уолтер Кроули вел себя крайне странно. Он шумно дышал, издавая хрипы, его лицо стало бледно-серым, на лбу выступили капли пота. Владимир Розеншток, вошедший незадолго перед этим, занимался им.

– Давай, давай сюда, сестра! – взволнованно прошептал он. Доктор Тевено тоже подошел к кровати. Шепотом передал сестре распоряжение. Та выбежала из палаты и вернулась со шприцем.

Но тут тело Кроули вытянулось так, что образовало дугу: на постели остались только пятки и затылок. Затем послышался хруст, как от ломающегося дерева, и Уолтер Кроули из Бомбея (Индия), секретарь его превосходительства сэра Авиндранатха Эрика Бойза, остался лежать – расслабленный и позабывший о дыхании. На его губах медленно проступила гнусно-издевательская улыбка, такая, словно он хотел сказать: «Несомненно, я теперь мертв, но на этом дело мое далеко не закончено. Все вы еще поломаете голову над моим уходом». Фактически это должно было произойти. Но пока что Тевено выглядел удивленным, тряс головой, выгоняя присутствующих из палаты и оставшись наедине с умершим.

6

Существуют люди, которые предпочитают возбуждающие средства продуктам питания. Когда они голодны и не имеют денег, то променяют кусок хлеба на сигарету. Доктор Тевено был склонен к нечто похожему. По мнению знакомых, он был бы совершенно счастлив с какой-нибудь простой, по-матерински заботливой женщиной. Но, как было сказано, предпочел сигарету ржаному хлебу и влюбился во фройляйн доктора Мэдж Лемойн. Отношения с Мэдж были такими трудными, что он похудел на пять килограммов и до сих пор не мог возместить потерю.

Да, совместная жизнь с Мэдж действовала на нервы. Шотландский душ – струя горячей воды и сразу следом ледяной – способен, при умеренном использовании, вызвать приятное расслабление. Но если это повторяется слишком часто, то может превратиться в пытку. Мэдж могла быть нежной, но вдруг после какого-нибудь слова, показавшегося ей неподобающим, становилась грубой, разыгрывала обиду, чтобы снова без видимой причины сменить гнев на милость. Странно, что она вела себя так лишь с Тевено. Другие люди превозносили ее добродушие и уравновешенный характер. Иногда казалось, что она все еще в поиске подходящего партнера и приняла Тевено лишь для того, чтобы провести время, может быть, из-за страха перед одиночеством, чувством собственной ненужности, которое угнетает работающих женщин наподобие угрызений совести.

Уолтер Кроули умер в половине пятого. У Тевено был свободный вечер, и он попросил Мэдж просто поужинать вместе. Но фройляйн доктор Лемойн хотела потом еще потанцевать.

Тевено, не обладающий достаточной подвижностью, вздыхал, когда речь заходила о танцах, но смирялся со своей судьбой. Он попытался изобразить веселость и уклониться от разговора о кончине Кроули. Только сидя в машине (перед этим он еще выдержал небольшое сражение с Ронни, эрдельтерьером Мэдж, который с огромной неохотой уступил место антипатичному захватчику, песик вдобавок ревновал), только в машине, после долгого гнетущего молчания, Тевено сказал:

– Каким же образом мастер замешан в этой истории?

Мэдж тут же прицепилась:

– Не понимаю, почему ты всегда называешь Доминисе мастером. Хотя… И потом: какое отношение старик должен иметь к этой истории с отравлением? Я тебя умоляю! Мне известно, что Кроули посещал его курсы. И помимо них он иногда бывал у профессора. Но то, что пожилой господин имеет какое-то отношение к убийству секретаря, это же смехотворно.

– А карточка? Вчера Кроули все-таки был у мастера. У мастера! Я так его называю! Ты не чувствуешь важности этого человека. Ты вообще в курсе, что он единственная наша женевская знаменитость? В оккультных вопросах? Я же дал тебе почитать его книгу.

– Да, – примирительно сказала Мэдж, – книга хорошая, но устаревшая. Когда он ее написал? Двадцать лет назад? Между тем много воды утекло через Женевское озеро и много крови пролито на земле.

– Устаревшая? Его книга? Ее цитирует Дессуар, Шренк-Нотцинг, Остеррайхер. Даже Фламмарион. И ты утверждаешь, что она устарела?

Мэдж была так изумлена этой речью, что машина сделала зигзаг. Она коротко взглянула на приятеля.

– С каких пор ты занимаешься такими вопросами? Я полагала, что ты вообще-то интересуешься только оседанием эритроцитов и анализами мочи. С какого времени ты читаешь протоколы сеансов?

Тевено покраснел, как пойманный с поличным школяр. Но ловко вывернулся:

– С момента, как у меня появилась подруга-психиатр.

Мэдж промолчала. После небольшой паузы она спросила:

– Кто эта ужасная женщина, которая служит экономкой у мастера, как ты выражаешься?

– А, ты имеешь в виду Джейн Пошон? Почему ужасная? Она некрасивая, Джейн, и старая. Да, бывшая медиум. Эта Джейн играет главную роль в его книге. Мастер познакомился с ней в спиритическом кружке. Потом проводил с ней сеансы наедине. Позднее она вышла замуж, муж был пьяницей, умер и оставил ее одну с мальчонкой. Тут профессор и взял ее к себе, сначала жила у него, сейчас, полагаю, обставила маленькую квартирку и сдает комнаты. Но, как я слышал, при этом она несчастлива. Ее последний квартирант был банковским служащим, ты должна его знать, он ведь сейчас с вами наверху, в Белэр, внезапно сошел с ума, она рассказывала, постой-ка, его разве зовут не Кротáз, Кроссá или что-то в этом роде?

– Ты имеешь в виду Корбаз. Да, теперь припоминаю. Это Джейн Пошон в то время его привела, тогда-то я и увидела ее в первый раз, мы посчитали, что белая горячка, но потом оказалась простая шизофрения. Мания преследования, голоса, кстати, он тоже всегда говорил об «уколах», как Кроули, сейчас успокоился и работает в саду.

– Примерно, он говорил «жалить», – уточнил Тевено. И молчал, пока они не остановились в Жюсси перед деревенским рестораном, где собирались поесть. Во время ужина Тевено был необычайно возбужден, время от времени гладил руку Мэдж, лежащую на столе, он, сама корректность, который в другое время стыдливо избегал бы показывать на людях свою нежность. Мэдж разрешала ему, только Ронни такое выражение чувств не понравилось. Он лаял, но потом утешился куском хлеба с маслом.

7

Бар «Лейтем» на Рю-дю-Рон каждый вечер переполнен. В нем хороший бармен, привлекающий американцев, небольшой оркестр, иногда исполняющий даже классику, что ценится англичанами; немецкие дипломаты посещают его из-за французских песен, потому что своим громким смехом могут показывать понимание, в чем их соль и двусмысленность, и, следовательно, как они разбираются во французском остроумии. Его посещает международная публика, среди которой нет недостатка даже в русских и итальянцах.

Тевено танцевал неважно. Во-первых, место для пар среди множества стульев было слишком маленьким. Нужно было протискиваться мимо других, не обращая внимания на болезненные тычки острыми локтями или чей-то каблук на ноге, что особенно неприятно, когда носишь туфли. И потом, ужасная жара. Мэдж раздражало, что у ее спутника влажные ладони, и Тевено после каждого танца должен был мыть руки. Атмосфера за их столиком создалась неуютная, Мэдж покинула его и часто танцевала с молодым человеком, каким-то балканцем, с черными, как смоль, волосами и лицом цвета тильзитского сыра.

Пока Тевено переживал свое разочарование, потому что и в самом деле радовался, что проведет время наедине с Мэдж, а вышло нечто совершенно иное, пока он безуспешно пытался подружиться с Ронни, который лежал под столом, положив голову на лапы, и неприветливо косился, на его плечо легла чья-то рука.

– Могу я присесть? – спросил профессор Доминисе. Он был похож на апостола Петра, может быть, такое впечатление создавал широкий плащ-крылатка из тонкого серого сукна, напоминающий облачение библейских персонажей.

Тевено вскочил:

– Мастер, – сказал он, – какой добрый дух привел вас сюда?

– Не добрый, – дух беспокойства и страха…

Профессор произнес это настолько громко, что люди за другими столиками прислушались. Тевено был подавлен, внезапно он отчетливо увидел перед собой обнаженный торс Кроули, секретаря, и воспаление вокруг укола на сгибе локтя… это был укол?

– Садитесь, мастер, снимайте плащ, здесь жарко, я должен спросить вас кое о чем. Что будете пить?

– Мне холодно, – сказал профессор и громко крикнул, перекрывая шум:

– Казимир!

Официант в белой курточке пробрался, словно вплавь, сквозь толпу танцующих. Профессор молча поздоровался с ним за руку.

– Мне холодно, Казимир, – повторил он, – один мокко двойной или тройной, лучше тройной, мне нужно взбодриться.

– С вишневой водкой, профессор? – спросил Казимир по-свойски, словно равный. Профессор покачал головой:

– Нет, просто крепкий, очень крепкий!

После чего Доминисе погрузился в молчание, которое казалось каким-то зловещим, и Тевено не мешал ему. Флюиды носились в воздухе, сером от табачного дыма, они создавали пеструю неупорядоченную паутину, накрывшую их обоих. Потом пришла Мэдж и разорвала сеть.

Профессор Доминисе встал, его вежливость выглядела щемящей, словно стул эпохи рококо среди металлической мебели.

– Милое дитя, – сказал он, – как я рад видеть вас. Вы разгорячились, но ваша рука осталась прохладной. Мне кажется это приятным.

Официант принес кофе. Профессор со вздохом снял плащ, положил его на стул. На нем был длинный серый сюртук, в вырезе жилета виднелся пластроновый галстук из серого шелка.

– Мне было одиноко, сегодня вечером, это беспокоит меня уже много дней, – он сел основательно, подобрав полы сюртука, чтобы на них не образовались нежелательные складки.

Мэдж положила сложенные руки на стол, это были маленькие девичьи руки с пальцами конической формы и коротко остриженными и не очень ухоженными ногтями.

Тевено начал первым:

– Что это за история с Кроули, вы и в самом деле не знали его, мастер?

Доминисе прервал зевок, который не потрудился прикрыть тыльной стороной ладони, цвет его лица был нездорового серого оттенка, он пил горячий кофе маленькими глотками. Его глаза были усталыми и невыразительными, без блеска.

– Извините, я на минутку, – сказал он, встал, пошарил у себя в карманах, словно желая удостовериться, что при нем есть все необходимое, и шаркающей походкой прошел пустую в этот момент танцевальную площадку. Через несколько минут он вернулся, по движениям и походке казалось, что гнетущая усталость сброшена как пыльная тяжелая одежда.

– Да, история с Кроули, – сказал он, – странная. Загадочная для непрофессионалов, но не для меня. Наша способность воспринимать…

И он пустился в длинное психологическое объяснение, которое с помощью множества иностранных терминов должно было доказать, что неузнавание даже знакомого человека – дело обыденное и повсеместное.

Профессор был настолько поглощен своим толкованием, что слегка испугался, когда проходящий мимо человек задел его. Это был мужчина с толстыми губами и бросающимися в глаза крупными порами на лице. Он извинился в многословной манере. Рядом с ним шла женщина, при взгляде на которую Тевено подскочил. Пока мужчина рьяно извинялся перед профессором и при этом пялился на Мэдж, Тевено шепнул своей спутнице:

– Это женщина, которая сегодня утром приходила к Кроули. Я должен с ней поговорить. Узнать ее имя… она должна мне сказать, чего хотела.

Но Мэдж удержала его. Она поступила как ревнивица… правда ли это, установить не удалось… довольно и того, что она схватила Тевено за руку:

– Ты останешься сидеть, – и ее голос прозвучал так угрожающе, что Тевено повиновался, потому что сцена в публичном месте была не в его стиле.

Мужчина с пористой кожей лица закончил разговор с профессором, поклонился Мэдж и представился:

– Баранов, – с ударением на втором слоге. Затем удалился с высокой женщиной, вызвавшей интерес у Тевено.

– Кто это был? – спросила Мэдж.

Профессор шумно и глубоко вздохнул. Его лицо, искаженное страхом, посерело еще больше.

– Темная личность, – сказал он. – Русский, по фамилии Баранов, который, как я полагаю, каким-то образом связан с советской дипломатической миссией, но официальная делегация не хочет иметь с ним ничего общего. Похоже, правительствам сегодня нужны такие субъекты, – Доминисе в бессильной ярости сжал кулаки на столе. – Чтобы улаживать свои гадкие делишки. Если что-то пойдет не так, они бросят их и умоют руки, сняв с себя всякую ответственность. Мы живет в грязное время.

– А женщина, которая была с ним? – спросила Мэдж. – Тевено интересуется ею, хотел с ней поговорить, но я такого не потерплю.

– Женщина? Его секретарша. Красавица. Однажды меня познакомили с ней. Наверное, пожалела меня. Ее зовут Наталья Ивановна Кулигина.

– Она знала Кроули, секретаря, – выпалил Тевено. – Сегодня утром приходила к нему, назвала бедным мальчиком. Она кажется сострадательной. Я хотел спросить ее, чего она, собственно, хотела в госпитале, хотя если Мэдж стукнуло в голову…

– Но Джонни, – с чувством сказала Мэдж. – Ты должен гордиться, что я ревную. – И положила руку на плечо Тевено, которого удивила неожиданная нежность.

– Она знала Кроули, – сказал профессор, подперев голову рукой. – Уверен, что была с ним знакома.

Но когда Тевено и Мэдж подступили к нему, чтобы он выразился немного конкретнее, Доминисе только покачал головой. Так что в конце концов они оставили его сидеть в одиночестве.

Глава вторая

1

На следующий день утренние газеты сообщили о смерти секретаря Кроули. Серьезная «Журналь де Женев», чья политика сдержанности заключалась в том, чтобы даже шестилетний ребенок мог читать ее новости без ущерба для душевного здоровья, в прочувствованных словах поведала о кончине подающего надежды молодого дипломата, которого настигла загадочная смерть. В заключение статьи делался намек, не стоят ли за этим преступлением происки заклятого врага западной культуры. Этот, казалось бы, невинный вопрос вызвал решительный протест советской делегации, напечатанный затем самым мелким шрифтом в вечернем выпуске сразу после редакционной части, и не привлекший внимания. «Трибюн де Женев» обратилась к токсикологу, который мог замечательно и с воодушевлением распространяться о почтенном возрасте ядов, на этот раз он рассказал о белене и белладонне, которые также необходимы для приворотных зелий. Социалистическая «Травай» связала, как обычно, отравление молодого дипломата с коррупцией буржуазного общества и тем самым нашла новый повод поговорить о банковских скандалах последнего времени, которые случались не менее шести раз в неделю, потому что именно с такой периодичностью выходила эта газета.

Но и за рубежом загадочное происшествие привлекло должное внимание. Особенно на родине детективов, а Королевство Великобритания может спокойно претендовать на этот титул, новостная пресса наслаждалась крупными заголовками с буквами шириной в палец: «Таинственная смерть секретаря сэра Эрика Бойза!» (заголовок в «Глоб») – был самым скромным. Но, как уже сказано, сообщать особо нечего. Тем не менее, извещение возымело не совсем обычное действие, которое выразилось в следующем.

Около двух часов дня (утром появились сообщения о смерти Кроули) двое господ встретились возле телеграфного окошечка женевского главпочтамта. Оба торопились и вежливо настаивали на своей первоочередности. Одного служащий знал как шустрого клиента (его спортивные замашки, брюки для гольфа, пестрая рубашка не подходили к нездоровому цвету его лица), он был корреспондентом газеты Лиги Наций «Глоб», утверждавшим, что доклады конференции по разоружению вызывают у него хроническое расстройство желудка, и что он стал мучеником своей профессии. Этот господин чуть было не одержал победу за преимущество перед окошечком. Но другой господин, неброско одетый в темное и, несмотря на жару, в жесткой шляпе имел такой неприятный взгляд, что в итоге запуганный корреспондент освободил место.

Господин с отталкивающим взглядом протянул в окошко записку, которая хотя и была краткой, но сбила с толку служащего. Он почувствовал себя обязанным тихо задать вопрос, на который господин ответил, предъявив карточку.

– Разумеется, месье, – с готовностью сказал служащий, – в таком случае я могу передать шифрованную телеграмму, естественно, без лишних церемоний. Но и вы поймите, такое не каждому может быть позволено. Мы в Швейцарии тоже имеем свои военные секреты…

Но господина в жесткой шляпе, похоже, мало интересовала обороноспособность Швейцарии, он грубо отмахнулся, его вопрос об оплате свелся к единственному слову, он заплатил и в качестве прощания приложил два пальца к краю шляпы. Но служащий встал и поклонился, что для почтового работника, даже если он женевец, все-таки не совсем обычно.

– Кстати, прошу прощения, – спросил корреспондент «Глоб», – кто был господин передо мной? Мне кажется, я его уже как будто видел пару раз…

– Может быть, – отозвался служащий, радуясь развеять разговором послеобеденную скуку жаркого дня. – Он уже был несколько раз, но только чтобы отправить безобидные телеграммы, чаще всего поздравления и другие несущественные дела. Я всегда думал, что он всего лишь камердинер.

Корреспондент так громкого свистнул, что служащий обеспокоенно посмотрел на него.

– Ну конечно! – сказал господин с больным желудком. – Это должно быть Чарльз, Чарльз сэра Эрика Бойза… что известно не всем! Я понятия не имел, что он наряду с… Но вы не должны это раскрывать, понимаете, служебная тайна, могут быть серьезнейшие последствия. Так, сколько за телеграмму?

Уже через два часа обе эти телеграммы произвели свой разрушительный эффект. Высокий, выглядящий моложе своих лет мужчина, рыжеволосый, ростом метр восемьдесят девять, по имени Симпсон Сирилл О'Кей, должен был прервать отпуск, который проводил в Кольюре, маленьком рыбацком поселке на берегу Средиземного моря, прямо у французско-испанской границы. Маленькая почтальонка, которая вручила ему телеграмму, напрасно ожидала преувеличенно томного взгляда, которым молодой человек всегда смешил ее. Он только недовольно сморщил нос (тоже забавно), кивнул и к вечеру исчез. Местные скучали по нему, он был популярен, потому что каждую ночь выходил в море с кем-нибудь из рыбаков на ловлю сардин. Знали только, что он отправился в Порт-Вандр, чтобы сесть там на ночной скоростной поезд, который на следующее утро прибывает в Женеву.

В половине десятого утра Симпсон Сирилл О'Кей вошел в отель «Рюсси» и подождал, пока его зарегистрируют. Наконец ему разрешили подняться на второй этаж, где в коридоре его встретил камердинер Эрика Бойза.

– Его превосходительство сейчас же примет вас, – громко сказал Чарльз, проводил О'Кея в комнату в уже известном нам стиле (безнадежная роскошь, декорации к фильму), осторожно закрыл двери и сказал совершенно изменившимся голосом:

– Садись, Симп, можешь курить, старик еще спит, нам не помешают. Прекрасно, что ты прибыл немедленно. Я сыт по горло этим делом и больше не могу проворачивать его в одиночку, а с тех пор как мальчик умер, я потерял покой. Ты должен мне помочь. Большой босс в Лондоне знает о сообщении, которым я тебя вызвал. Итак, Баранов, похоже, замешан в происшествии, а через Баранова – старый профессор. В последнее время я не мог присматривать за мальчиком, Кроули, однако старик говорит, что планы исчезли, и один проект союза, кроме того, проект, о котором я ничего не знаю, по которому феодал так сильно горюет, что удвоил вечернюю порцию джина, чтобы заснуть… только и это бесполезно. Итак, посмотрим, что ты можешь сделать. Большой босс дал мне рекомендацию для Государственного совета, имеющего в подчинении департамент полиции и юстиции. Ты можешь ее взять. Она носит общий характер. Какое прикрытие ты хочешь?