В лесу

– Ух ты! – Сэм явно решил подольститься к нему. – Вы уже закончили?

Купер наградил его холодным взглядом.

– Доктор Купер, я очень сожалею, что мы вот так неожиданно свалились вам на голову. Суперинтендант О’Келли устроил летучку, мы с трудом вырвались. – И я закатил глаза.

– Вон оно что. Ну разумеется. – Судя по тону, Купер считал, что упоминание имени О’Келли – вопиющая бестактность.

– Если вдруг у вас найдется время, может, расскажете нам о результатах?

– Ладно уж. – Купер испустил сдержанный вздох страстотерпца.

В действительности, как и любой мастер своего дела, Купер обожает хвастаться своими трудами. Он распахнул двери прозекторской, и в ноздри мне ударила волна – смесь смерти, холода и едкого спирта, заставляющая животное внутри нас инстинктивно съежиться.

В Дублине тела поступают в городской морг, но Нокнари к городу не относится, поэтому найденных в сельской местности жертв просто отвозят в ближайшую больницу, где и проводят вскрытие. Условия там бывают разные. В этой прозекторской, неряшливой, без окон, на зеленой плитке слоями собиралась грязь, а на старых раковинах темнели непонятного происхождения пятна. Единственные предметы, появившиеся здесь после 1950-х, – два патологоанатомических стола из нержавейки с тускло поблескивающими углами.

Кэти Девлин, обнаженная, лежала под безжалостными люминесцентными лампами, слишком маленькая для такого стола и почему-то еще более мертвая, чем вчера. Я вспомнил старое суеверие о душе, которая еще несколько дней после смерти бродит вокруг тела, потерянная и неприкаянная. Серо-белое тело наводило на мысли об инопланетянах из Розуэлла[9], с левой стороны темнела россыпь синюшно-бордовых пятен. Слава богу, помощник Купера уже пришил на место скальп и сейчас заканчивал V-образный шов на туловище – орудуя иглой, по размерам похожей на парусную, он накладывал размашистые стежки. На миг меня накрыл стыд за то, что мы опоздали, за то, что бросили ее, такую маленькую, одну, отдали на последнее поругание. Нам следовало прийти раньше, чтобы хоть кто-то держал ее за руку, пока обтянутые перчатками пальцы Купера протыкали и резали. К моему удивлению, Сэм незаметно перекрестился.

– Половозрелая белая женщина, – сказал Купер, устремившись мимо нас к столу и оттеснив в сторону помощника. – Как мне сказали, возраст двенадцать лет. Рост и вес по нижней границе, но в пределах нормы. Шрамы свидетельствуют о проведенной некоторое время назад операции на органах брюшной полости – вероятно, диагностической лапаротомии. Насколько я могу судить, очевидные патологии отсутствуют. Она умерла здоровой, уж простите мне этот оксюморон.

Как послушные студенты, мы выстроились вокруг патологоанатомического стола. Наши шаги негромким эхом отдавались от облицованных кафелем стен. Невозмутимо жуя жвачку, помощник привалился к раковине и скрестил на груди руки. С одной стороны V-образный разрез, темный и непостижимый, так и остался незашитым, а иголку обыденно воткнули в кожу.

– Хоть намеки на ДНК есть? – спросил я.

– Если позволите, я предпочел бы по порядку, – раздраженно сказал Купер. – Итак. На голове две раны, обе анте мортем. То есть нанесенные до наступления смерти, – любезно пояснил он Сэму, и тот серьезно кивнул. – Обе раны нанесены твердым грубым предметом, продолговатым, но без четко очерченных граней, что соответствует камню, который передала мне мисс Миллер. Один удар пришелся по задней части головы, рядом с макушкой. Он вызвал повреждение мягких тканей и небольшое кровотечение, однако череп остался целым.

Купер повернул голову Кэти и показал небольшую шишку. Чтобы выяснить, есть ли повреждения на лице, кровь смыли, и все-таки на щеке виднелись едва заметные потеки.

– Значит, возможно, ее ударили, когда она вырывалась или пыталась убежать? – предположила Кэсси.

Психологов-криминалистов у нас нет. Если возникает необходимость, нам присылают специалиста из Англии, но в основном у нас в Убийствах эту функцию выполняет Кэсси по той сомнительной причине, что она три с половиной года изучала психологию в Тринити-колледже. О’Келли мы об этом не рассказываем, он считает психолога-криминалиста кем-то вроде бабки-гадалки и даже с ребятами из Англии разговаривает через губу. Впрочем, по-моему, Кэсси в этом смысле молодец, хотя ее годы в компании Фрейда и лабораторных крыс тут ни при чем. Просто она видит вещи под необычным углом и, как правило, бывает близка к истине.

В наказание за то, что Кэсси его перебила, Купер надолго задумался. Но наконец рассудительно покачал головой:

– Маловероятно. Если бы во время удара жертва двигалась, кожа была бы содрана. А это ничем не подтверждается. Второй удар, в отличие от первого…

Купер повернул голову Кэти в другую сторону и одним пальцем приподнял волосы. Фрагмент кожи на левом виске отсутствовал, обнажая обширную неровную рану, из которой торчали осколки кости. Кто-то – Сэм или Кэсси – сглотнул.

– Как видите, – продолжал Купер, – второй удар нанесен с большей силой. Он пришелся над левым ухом и привел к вдавленному перелому черепа и существенных размеров субдуральной гематоме. Вот здесь и здесь, – он показал пальцем, – кожа, о чем я и говорил, содрана и царапины ведут к центру удара. Думается, что жертва дернула головой, поэтому орудие убийства сначала прошло по черепу вскользь. Я доступно излагаю?

Мы дружно закивали. Украдкой взглянув на Сэма, я с облегчением заметил, что ему тоже приходится трудно.

– Этого удара было бы достаточно, чтобы смерть наступила в течение нескольких часов. Тем не менее гематома прогрессировала совсем незначительно, поэтому можно с уверенностью сказать, что жертва умерла по другим причинам, но в скором времени после получения этой травмы.

– Как вы полагаете, ее лицо было обращено к нему или в противоположную сторону? – спросила Кэсси.

– Многое свидетельствует о том, что во время нанесения более сильного удара жертва лежала ничком. Кровотечение было сильное, кровь стекала по левой части лица и собралась в носогубных складках.

Что воодушевляло – если, конечно, это слово вообще здесь уместно, – поскольку означало, что если мы найдем место преступления, то обнаружим там и следы крови. Это также говорило о том, что, скорее всего, мы имели дело с левшой. Подобные детали играют решающую роль разве что в романах Агаты Кристи, но уж никак не в настоящих расследованиях, однако на этом этапе любая тоненькая ниточка – уже хорошо.

– Должен добавить, что перед нанесением удара жертва сопротивлялась. Такого удара достаточно, чтобы жертва потеряла сознание, однако на кистях рук и предплечьях есть повреждения – ушибы, ссадины, три сломанных ногтя на правой руке. Вероятно, она оказывала сопротивление и пыталась защититься от ударов. – Ухватившись большим и указательным пальцами за запястье девочки, он перевернул ее руку и показал царапины. Ногти жертве обрезали и отправили на анализ. На тыльной стороне руки фломастером был нарисован цветочек со смайликом внутри. Рисунок уже успел выцвести.

– Я также обнаружил припухлость вокруг рта и отпечатки зубов на внутренней стороне губ. Это свидетельствует о том, что преступник рукой зажимал ей рот.

Снаружи, из коридора, доносился настойчивый женский голос. Неподалеку громко хлопнула дверь. Воздух в прозекторской был плотным и слишком неподвижным, таким, что даже вдохнуть его сложно. Купер обвел нас взглядом, но мы молчали. Он понимал, что этого нам слышать не хочется. В подобных случаях нам остается лишь надеяться на то, что жертва не осознавала происходящего.

– Пока она находилась в бессознательном состоянии, – невозмутимо продолжал Купер, – голову ей обмотали, вероятнее всего, полиэтиленовой пленкой, которую затем затянули сзади.

Он приподнял голову. На шее виднелась широкая отметина. Там, где пленка собиралась в складки, отметина превратилась в несколько полосок.

– Как видите, странгуляционная борозда отчетливая, из чего я делаю вывод, что пленку накинули, когда жертва была обездвижена. Признаков удушения не наблюдается – следовательно, вряд ли дыхательные пути были полностью перекрыты. Тем не менее петехиальная сыпь на белках глаз и поверхности легких свидетельствует о том, что смерть наступила вследствие гипоксии. Я бы предположил, что на лицо жертве натянули полиэтиленовый пакет, который в течение нескольких минут придерживали на затылке. Жертва умерла от удушения, осложненного черепно-мозговой травмой, нанесенной тупым предметом.

– Погодите-ка, – перебила его Кэсси, – то есть изнасилования не было?

– Хм, – поджал губы Купер, – терпение, детектив Мэддокс, до этого мы еще не дошли. Ее изнасиловали после наступления смерти, и преступник использовал для этого некий посторонний предмет. – Купер умолк, незаметно наслаждаясь эффектом.

– После наступления смерти? – переспросил я. – Вы уверены?

В определенном смысле мне стало легче, это исключало наиболее мучительные образы, но в то же время могло означать, что наш преступник – отмороженный урод. Лицо Сэма скривилось.

– Снаружи влагалища и на три дюйма в глубину присутствуют ссадины, девственная плева нарушена, но ни кровотечений, ни воспаления нет. Это произошло после наступления смерти, без всяких сомнений.

Я ощутил, как мы, все трое, передернулись – никто не желал смотреть на это, сама мысль казалась чудовищной, но Купер лишь удивленно глянул на нас и остался стоять на своем месте в изголовье патологоанатомического стола.

– Что за посторонний предмет? – спросила Кэсси.

Внимательно и бесстрастно она смотрела на горло Кэти.

– Внутри влагалища мы обнаружили частицы земли и две небольшие деревянные занозы, одну обугленную, другую покрытую тонким слоем прозрачного лака. Полагаю, это предмет длиной не менее четырех дюймов, один или два дюйма в диаметре, изготовленный из дерева и покрытый лаком, а кроме того, долго находившийся в использовании, поскольку края у него не острые и к тому же есть след обгорания. Рукоять метлы или что-нибудь в этом роде. Царапины разрозненные и ярко выраженные – следовательно, предмет ввели один раз. Я не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы о насильственном введении пениса. В анальном отверстии и во рту следы насильственных действий сексуального характера отсутствуют.

– Значит, и телесных жидкостей нет, – угрюмо заключил я.

– Под ногтями также не найдено ни крови, ни кожи, – с мрачным удовлетворением добавил Купер. – Конечно, анализ еще не завершен, но я бы советовал не возлагать лишних надежд на образцы ДНК.

– Вы осмотрели тело? Семенной жидкости нигде нет? – спросила Кэсси.

Купер наградил ее суровым взглядом, ответом не удостоил.

– После смерти телу придали позу, в которой его и обнаружили, то есть уложили на левый бок. Вторичной синюшности не наблюдается, значит, она пролежала в этом положении не менее двенадцати часов. Воздействие насекомых умеренное, поэтому предположу, что тело находилось в закрытом пространстве или, возможно, его плотно во что-то завернули и оно долго пролежало в таком виде. Разумеется, все это будет отражено в отчете. Ну а пока… У вас остались вопросы?

Нам явно, хоть и вежливо, указывали на дверь.

– Время смерти известно? – спросил я.

– Если знать время последнего приема пищи, то можно с уверенностью полагаться на содержимое желудочно-кишечного тракта. Всего за несколько минут до смерти она съела шоколадное печенье, а плотно поела – пища почти переварилась, но в блюде точно присутствовала фасоль – где-то от четырех до шести часов до смерти.

Тост с консервированной фасолью примерно в восемь вечера. Кэти умерла между полуночью и двумя часами, плюс-минус. Печенье она взяла либо на кухне в доме Девлинов, либо же из рук убийцы.

– Мои ребята закончат с телом через несколько минут, – сказал Купер. Он с торжественным видом поправил голову Кэти. – Это на тот случай, если вы захотите сообщить родным.

* * *

Выйдя на улицу, мы переглянулись.

– Давно я на вскрытия не ходил, – тихо проговорил Сэм.

– Теперь вспомнишь почему, – сказал я.

– После наступления смерти… – Нахмурившись, Кэсси невидяще смотрела на здание. – Что у этого урода вообще в голове?

Сэм отправился рыть информацию насчет шоссе, а я позвонил в наш временный штаб и попросил двух помощников отвезти Девлинов в морг. Мы с Кэсси уже видели их первую реакцию на новости, повторять нам не хотелось, да и не требовалось, а если что и нужно было, так это поговорить с Марком Хэнли.

– Вызовем его к нам? – спросил я уже в машине.

Ничто не мешало нам побеседовать с Марком прямо в сарае для археологических находок, но мне хотелось встретиться с ним не на его территории, а на нашей, отчасти чтобы отомстить за мои испорченные ботинки.

– А как же, – ответила Кэсси. – Он сказал, им всего несколько недель осталось работать? Если я раскусила Марка, то самый быстрый способ развязать ему язык – это заставить потратить впустую рабочий день.

По пути мы составили для О’Келли длинный список доводов, которые, как нам кажется, исключают причастность сатанистов Нокнари к смерти Кэти Девлин.

– И не забудь “поза жертвы не свидетельствует о ритуальном убийстве”, – напомнил я.

За рулем снова сидел я, поскольку моя тревожность никуда не делась, и не будь у меня какого-нибудь занятия, я всю дорогу до Нокнари курил бы.

– “Также отсутствуют тела принесенных в жертву животных…” – записала Кэсси. – Неужто он так и скажет на пресс-конференции? “Цыпляток со свернутой шеей мы не обнаружили”?

– Спорим, что так и скажет? Уж он ни перед чем не остановится.

Обмыв косточки Куперу, мы позвонили ему, и пока говорили с ним, погода изменилась – дождь весь вылился, и горячее щедрое солнце принялось сушить дороги. На деревьях возле парковки блестели капли, и, выйдя из машины, мы вдохнули новый, промытый воздух, напоенный запахами земли и листвы. Кэсси стянула свитер и повязала его на талии.

Археологи, собравшиеся в низинной части территории, ловко орудовали мотыгами, лопатами и тачками. Куртки трудяги побросали прямо на камни, а некоторые даже футболки скинули. Видимо, за вчерашним унынием последовала реакция, сегодня все они пребывали в легкомысленном настроении. Из переносного магнитофона на полную громкость орали Scissor Sisters, и археологи, размахивая в такт мотыгами, подпевали. Одна из девушек держала лопату словно микрофон. Трое устроили водяную битву – бегали и поливали друг дружку из бутылок и шланга.

Мэл подкатила тачку с землей к огромной куче выбранного грунта и, ловко упершись в тачку бедром, перехватила рукоятки и высыпала землю. Когда она возвращалась, в лицо ей угодила струя воды из шланга.

– Придурки! – завопила она, бросила тачку и погналась за миниатюрной рыженькой девушкой, которая держала шланг.

Рыжая завизжала и метнулась в сторону, но споткнулась о свернутый шланг, так что Мэл ухватила ее за шею, и они принялись выдирать друг у дружки шланг. Девушки хохотали и брызгались, а струя воды дугой выгибалась в разные стороны.

– О, зашибись, – воскликнул один из парней, – лесбийские игрища.

– Где мой фотик?

– Это чего у тебя, засос, что ли? – завопила рыжая. – Чуваки, у Мэл засос на шее!

Взрывы смеха и ликующие возгласы.

– Да пошла ты! – со смехом заорала пунцовая Мэл.

Марк что-то сказал им – похоже, осадил, на что получил в ответ: “Ах какие мы нежные!” После все, стряхивая с волос капли воды, вернулись к работе. Я неожиданно ощутил укол зависти – я завидовал их раскрепощенной свободе, визгам и возне, тому, как они обливаются водой из шланга и стучат мотыгами, их разложенной сушиться на солнце грязной одежде, их практичной уверенности.

– А что, ничего себе ремесло, – сказала Кэсси, запрокинув голову и улыбнувшись в небо.

Когда археологи заметили нас, они один за другим опустили инструменты и уставились на нас, ладонями заслоняясь от солнца. Мы направились к Марку, а все остальные так и стояли, не сводя с нас глаз. Заинтригованная внезапной тишиной, из траншеи выглянула Мэл. Мазнув грязной рукой по лицу, она убрала прядь волос. Дэмьен, стоявший на коленях в группке девушек, выглядел все так же удрученно, как и вчера, к тому же умудрился почти не вымазаться. А вот Художник Шон при виде нас оживился и приветственно помахал лопатой. Марк облокотился на мотыгу, отчего стал похож на старого сурового жителя гор, и невозмутимо уставился на нас:

– Ну?

– Нам нужно поговорить с вами, – сказал я.

– Мы работаем. До обеда не ждет?

– Нет. Собирайтесь, поедем в Главное управление.

На лице у него проступили желваки, и на миг я решил было, что Марк упрется, однако он положил мотыгу, вытер футболкой лицо и зашагал к холму.

– До свидания, – попрощался я с археологами, перед тем как двинуться следом за ним.

Никто не ответил. Даже Шон.

* * *

В машине Марк вытащил пачку табака.

– Здесь не курят, – сказал я.

– Что за хрень? – возмутился он. – Вы оба курите. Я вчера видел.

– Полицейские машины считаются частью рабочего места. Курить в них – нарушение закона.

Мне даже выдумывать не пришлось, такую дичь порождает разве что коллективная фантазия государственных служащих.

– Райан, ну правда, что за херня, пускай покурит, – с милым укором вступилась Кэсси, – а то несколько часов подряд придется его еще и на перекур выводить.

В зеркальце заднего вида я перехватил страдальческий взгляд Марка.

– А мне тоже не скрутите? – попросила Кэсси, обернувшись назад.

– Это что, надолго? – поинтересовался Марк.

– Пока неясно, – ответил я.

– А когда станет ясно? Я вообще не понимаю, зачем вы меня забрали.

– Мы вам все объясним. А сейчас уймитесь и курите, пока я не передумал.

– Как раскопки продвигаются? – дружелюбно спросила Кэсси.

Уголок рта у него раздраженно дернулся.

– А сами-то как думаете? Нам дали четыре недели, чтобы сделать то, на что нужен год. Мы бульдозеры пригнали.

– И это плохо? – спросил я.

Он уставился на меня:

– Мы чего, похожи на дебильную “Команду времени”?[10]

Какой ответ ему дать, я не знал, особенно учитывая, что мне и он сам, и его напарники и впрямь напоминали дебильную “Команду времени”. Кэсси включила радио. Марк закурил и с отвращением шумно выпустил в окно струю дыма. День обещал быть долгим.

* * *

Остаток пути я почти ничего не говорил. Я понимал, что, возможно, на заднем сиденье у нас сейчас сидит, едва не лопаясь от злости, убийца Кэти Девлин, но какие чувства это у меня вызывает, я и сам не знал. Разумеется, во многих отношениях я бы предпочел, чтобы он и оказался убийцей, ведь если это Марк, то наше мрачное, скользкое дело завершится, едва начавшись. Уже после обеда расследование закончится, старые документы я отнесу обратно в подвал – Марк, которому в 1984-м было пять лет и который жил тогда очень далеко от Дублина, на подозреваемого не тянет, – О’Келли благодарно похлопает меня по спине, я заберу у Куигли дело о драке на стоянке такси и забуду о Нокнари.

Вот только такой поворот событий почему-то казался мне неправильным. Отчасти он полностью, под корень уничтожил бы все мои ожидания, последние двадцать четыре часа почти полностью ушли у меня на то, чтобы прикинуть, чего же мне ждать от этого дела, и теперь я ожидал чего-то более масштабного, чем один-единственный допрос и арест. И еще кое-что. Я не суеверен, однако поступи этот звонок на пару минут раньше или позже, или не засядь мы с Кэсси играть в “Червяков”, или выйди мы покурить – и тогда это дело всучили бы Костелло или еще кому-нибудь, но не нам. Чтобы такое серьезное и важное событие оказалось совпадением – нет, вряд ли. Мне чудилось, будто явления сдвигаются и перетасовываются, незаметно, но с далеко идущими последствиями приходят в движение крохотные, невидимые шестеренки. Полагаю, какая-то частица меня, где-то глубоко внутри, с нетерпением ожидала того, что случится дальше.

6

К тому моменту, когда мы доехали, Кэсси успела вытянуть из Марка, что к бульдозерам прибегают только в крайних случаях, потому что те уничтожают ценнейшие археологические свидетельства, что “Команда времени” – просто кучка дилетантов, а кроме того, Кэсси сохранила самокрутку, которую Марк ей наслюнявил, так что теперь мы сравним ДНК с самокрутки с ДНК на окурках из леса, причем обойдемся без ордера. Вопрос, кто сегодня будет добрым полицейским, уже не возникал. Я обыскал Марка (зубы стиснуты, возмущенно качает головой) и отвел его в кабинет для допросов, а Кэсси сбегала положить на стол О’Келли список доводов, доказывающих, что в Нокнари сатанистов нет.

Мы несколько минут помариновали Марка – ссутулившись, он сидел на стуле, громко и раздраженно барабаня указательными пальцами по столешнице. Наконец мы вошли в кабинет.

– И снова здравствуйте! – радостно поприветствовала его Кэсси. – Хотите чая или кофе?

– Нет. Я хочу быстрее обратно на работу.

– Детективы Мэддокс и Райан, допрос Марка Конора Хэнли, – проговорила Кэсси в висящую в углу под потолком камеру.

Марк изумленно обернулся, скорчил камере рожу и снова ссутулился. Я выдвинул стул и, не глядя, бросил на стол стопку снимков с места преступления.

– Вы не обязаны ничего говорить, если сами этого не хотите, однако все сказанное вами может быть использовано в качестве доказательств. Ясно?

– Что за херня? Меня что, арестовали?

– Нет. Вы пьете красное вино?

Он ехидно взглянул на меня:

– А вы что, угощаете?

– Вы отказываетесь отвечать на вопрос?

– Я уже ответил. Я пью что предложат. А что?

Я задумчиво кивнул и сделал отметку в блокноте.

– А зачем у вас руки обмотаны? – Кэсси подалась вперед и показала на малярную ленту.

– От мозолей. Когда мотыгой работаешь под дождем, пластырь отваливается.

– А почему в перчатках не работаете?

– Некоторые работают. – Судя по тону, Марк явно считал таких слабаками.

– Вы не будете возражать, если мы попросим вас показать, что под лентой? – спросил я.

Он подозрительно взглянул на меня, но неторопливо размотал ленту и бросил ее на стол. С язвительной улыбкой он продемонстрировал нам руки:

– Ну как, нравится?

Упершись локтями в столешницу, Кэсси наклонилась ближе и жестом велела ему перевернуть руки ладонями вверх. Ни ссадин, ни отметин от ногтей я не увидел, лишь остатки лопнувших пузырей мозолей, почти залеченных, у основания каждого пальца.

– Ой, – удивилась Кэсси, – как это вы так?

Марк равнодушно пожал плечами:

– Обычно у меня простые мозоли, жесткие. Но я несколько недель не работал на раскопках – спину повредил и вел учет находок. Кожа за это время стала нежной, вот и натер до пузырей, когда вернулся к раскопкам.

– Вы, наверное, совсем извелись – столько не работать, – посочувствовала Кэсси.

– Да ничего, – дернул головой Марк. – Времени мало, вот в чем дерьмище-то.

Я взял двумя пальцами малярную ленту и бросил ее в мусорную корзину.

– Где вы были вечером в понедельник? – спросил я, привалившись к стене за спиной у Марка.

– В нашем общем доме. Я же вчера вам говорил.

– Вы участвуете в кампании “Стоп шоссе!”? – спросила Кэсси.

– Да, участвую. Как и большинство из нас. Некоторое время назад этот ваш Девлин лично заходил и предлагал присоединиться к кампании. Насколько я знаю, это пока не противозаконно.

– То есть вы знакомы с Джонатаном Девлином? – спросил я.

– Я же только что сказал. Мы с ним не сказать чтобы закадычные друзья, но знакомы, да.

Я наклонился над ним и разворошил снимки на столе так, чтобы Марк мельком взглянул на них, но всмотреться не успел. После чего вытащил один из самых неприятных снимков и пододвинул к Марку.

– Но вы сказали, что вот с ней знакомы не были.

Марк взял снимок за края и долго безучастно разглядывал.

– Я сказал, что видел ее на нашей территории, но имени ее не знал. И не знаю. А должен?

– Полагаю, что должны, да, – ответил я. – Это дочь Девлина.

Он обернулся и, нахмурившись, посмотрел на меня, потом перевел взгляд обратно на снимок, выдержал паузу и покачал головой:

– Да нет. Дочку Девлина я видел весной на демонстрации, но она была старше. Розмари или Розалин, как-то так.

– И как она вам? – спросила Кэсси.

Марк пожал плечами:

– Ухоженная. Много болтала. Она сидела за столом, регистрировала участников демонстрации, но, по-моему, все эти акции протеста ей до лампочки, она больше с мужиками кокетничала. Больше она на демонстрациях не появлялась.

– Значит, она показалась вам привлекательной. – Я подошел к тонированному стеклу проверить, хорошо ли побрился.

– Милая, да. Но не в моем вкусе.

– Однако вы заметили, что на других демонстрациях ее не было. Почему вы ее искали?

В стекле я видел, как Марк подозрительно уставился мне в затылок. Наконец он бросил снимок на стол и откинулся на спинку стула, с вызовом выставив вперед подбородок.

– Я ее не искал.