скачать книгу бесплатно
Парижский РоялистЪ
Теодор Фрайзенберг
Артур Штейнберг
Можете представить, что еще вчера вы листали газету с объявлениями о работе, а уже сегодня убегаете от стражи по канализации, после того как поговорили с братом короля о высоких материях и политическом мироустройстве. И что если именно вас выбрали главным участником эксперимента Высших Сил? Или это все плод воображения, отягченного "паленым коньяком"? На эти вопросы предстоит ответить Евстахию Жданскому – герою-попаданцу, чьи главные таланты – притягивать неприятности и играть на ложках… Содержит нецензурную брань.
Основные действующие лица
Наше время
Евстахий Никанорович Жданский – бывший театральный критик, ныне безработный диванный эксперт, убежденный либерал-монархист.
Настасья Аполлоновна Хвощ – чиновница, знакомая Евстахия по театральному буфету. Имеет золотой мерседес и мерзкий характер.
Аполлон Сигизмундович Хвощ – бизнесмен-промышленник, владелец фабрик, газет и пароходов. Любящий отец Настасьи.
Елизавета Ильинична Хвощ – маман Настасьи Аполлоновны, из интеллигентной семьи, домохозяйка, умеет божественно готовить.
Рудольф Моисеевич Клинолист – профессор нейрофизиологии и онейрологии в загадочном НИИ. Родственник, Аполлона Сигизмундовича, по прабабушке.
Эраст Ардалионович Гугуйский – сотрудник рекрутингового агентства в городе Н., где проживает Евстахий. Убежденный коммунист, проведший всю юность на заводе имени Фрунзе по выпуску радиоприемников.
Авраим Лейбович Леерзон – запойный драматург, друг Евстахия еще со времен театрального института.
Элеонора Якубовна Герберг – супруга Леерзона, большая поклонница живописи и медитаций. С пренебрежением относится к творчеству супруга и его другу Жданскому.
Париж
Паоло Фарфаллоне – менестрель. Характер стойкий, нордический, обладает повышенной тягой к женщинам и мелкому мошенничеству.
Франческа де Гросан – графиня, дальняя родственница парижского епископа Пьера де Гонди.
Луи Коннард – сержант стражи из квартала Либералианов. Позже охранник графини.
Эмиль – второй охранник графини Гросан.
Жан Гастон – герцог Орлеанский, принц крови, брат Людовика XIII.
Жак де Вибре – маркиз со связями в теневом мире Парижа.
Жиль Корбу – глава Лиги Заката, тайного общества наемных убийц. Имеет благородное происхождение и темное прошлое.
Шарль де Красс – первый помощник главы Лиги Заката (Жиль Корбу). Изобретателен, беспринципен, любит яды, кинжалы и женщин.
Ги Фарбэр – молодой вор, один из помощников де Красса.
Капуцин – подручный маркиза Жака де Вибре.
Летиция – Бывшая служанка графини Гросан, ныне хозяйка борделя в Руане.
Пролог
Несмотря на то, что август знаменует конец лета, погода стояла превосходная и баловала горожан ярким солнцем, которого не было практически уже два месяца. На одной из узких мощеных улочек города N. было расположено уютное кафе, за столиком которого на террасе расположились два человека. Кроме них в кафе было пусто, не считая скучающей официантки и бармена, неспешно протиравшего стаканы. Посетители пили кофе, вели неспешную беседу и играли в шахматы.
– Что есть жизнь, как не череда взлетов и падений, через которые любой очищается и преображается, чтоб в конце своего пути осознать подлинную ценность данной ему искры? – сказал розовощекий седой мужчина в светло-бежевом костюме, передвигая по доске коня.
Его собеседник, жгучий блондин с темно-карими глазами, в темно-синем костюме и черной рубашке, презрительно поморщился и сделал ход пешкой:
– Жизнь… Люди разбазаривают ее впустую, лишь изредка, по стечению случайности, создавая что-то путное. А уж говорить о том, что они меняются и вовсе смешно.
– Каждый приходит в этот мир с даром, другой вопрос как он его использует. Но изначально любой способен добиться чего угодно. – конь совершил еще один ход и снял с доски белую пешку.
– Вот только о своем даре они не осведомлены, – блондин хихикнул и двинул вперед еще одну пешку, приготовившись атаковать коня, – а значит и воспользоваться им не могут в полную силу.
Седой замахал руками, да так активно, что едва не опрокинул чашку с кофе:
– Это совершеннейшая чушь и ты прекрасно об этом знаешь! С самого рождения можно уже видеть талант и одна из задач родителя – разглядеть его. Кто-то рано начинает читать, кто-то возится с конструктором, а кто-то начинает петь. Да и дальше по жизни зажигаются различного рода маячки, нужно лишь внимательнее смотреть на события. – проигнорировав пешку он уверенно вывел слона вперед.
– А если родители слишком заняты повседневной суетой и вопросами хлеба насущного? – блондин проигнорировал коня и совершил ход ферзем прямо напротив черного слона, держа под ударом уже две вражеские фигуры. – Да и вообще человеческой натуре свойственно находить себе скорлупку поудобнее и забившись в нее, вещать о несправедливости мироздания. Сначала она кажется тесной, но потом человек сжимается в размерах, и она становится для него целым миром. А покидать мир – это ведь так страшно. – он сделал глоток кофе и торжествующе посмотрел на оппонента.
– Ты по-прежнему не веришь в способность человека измениться вопреки обстоятельствам? – седовласый печально вздохнул и посмотрел на доску. – Ведь порой там, где трудности – там же и величайшие награды. Ведь если вести за ручку, то человек не сможет ощутить вкус победы, а душа его не сможет возликовать от проделанной работы. – резким движением он передвинул ладью и при попытке “съесть” слона ферзь попадал под удар.
– Они еще и ленивы. – теперь уже блондин смотрел на доску, но не печально, а с некоторым раздражением. – Взять хотя бы… хотя, тут можно взять любого – это ничего не изменит. Лень, эгоизм и глупость – вот и все, что остается у большинства, когда они достигают расцвета своих лет. – переставив ферзя, он с довольной улыбкой посмотрел на собеседника. – Вам шах, господин гроссмейстер!
Человек в бежевом костюме на секунду задумался, а потом рассмеялся:
– А хочешь пари?
Блондин оживился:
– Смотря какое. Последний раз ты подловил меня на какой-то несущественной детали и перевернул все с ног на голову.
– Ловить на деталях это по твоей части, – седой продолжал добродушно улыбаться, но глаза его были уже серьезными, – в общем давай проверим твою теорию. Выбирай игрока, а я построю ситуацию. Условие только одно – ни один из нас не имеет права прямо вмешиваться. Дойдет до финиша – прав я и с тебя коньяк! Ну, а если не дойдет…
– То прав я! – закончил фразу блондин и в его взгляде загорелись искорки азарта. – Только чур приз я сам выберу.
– Да без проблем. – седой откинулся на спинку стула и сделал глоток кофе. – Выбирай игрока!
Поговорив еще несколько минут, они поднялись и ушли, оставив доску с фигурами на столе. На ней, придавленные фигурой короля, лежали несколько крупных купюр. Официантка сложила фигуры в доску, забрала купюры и подошла к бару.
– Что, Ларка, на чай хорошо оставили? – бармен ухмыльнулся. – Вроде и день пустой, а с посетителями повезло.
– Да уж! Первый раз так расщедрились, а я уже лет пять как работаю. – официантка задумчиво посмотрела на доску, вспоминая обрывки разговора. – На вот, спрячь у себя. Вдруг вернутся, не хотелось бы разочаровать таких клиентов.
Акт первый. Париж взад-назад
Глава I. Эмигрант
Холодным весенним мартовским вечером в одном из домов по Аноскопическому переулку на кухне сидел помятый гражданин в шелковом шарфе и пил коньяк. Горящие глаза выдавали бурю, клокотавшую в душе, а пепельница, полная окурков от самокруток, лишь усиливала подозрения. Человек (пусть его будут звать Евстахий) нервно сжимал кулаки и периодически бормотал себе под нос:
– Задолбали! Жалкие людишки, возомнившие о себе!!! – Евстахий залпом проглотил полстакана коньяку и скрутил трясущимися руками очередную сигарету. – Они не способны понять и оценить мой талант и лишь готовы платить за работу сущие гроши, которых после уплаты всех расходов, не хватит даже на поход в театр с Настасьей Аполлоновной, не говоря уже про оперу или… – он сладостно зажмурился, – визит в Париж, с обязательным посещением Лувра и Мулен-Руж.
Вопросом, хочет ли Настасья Аполлоновна в Париж в целом и в обществе Евстахия в частности, он не задавался.
– Решено! – сказал себе Евстахий, яростно туша сигарету в пепельнице. – Уезжаю! Вот только куда… Мне необходимо попасть в страну, где есть свобода взглядов, по достоинству оценят мой талант и будут нормально платить. Справлю Настасье Аполлоновне шубу из песца и новую сумочку, уж тогда она от похода в оперу точно не отвертится. А там и до регулярного соития недалеко.
При мысли о соитии Евстахий радостно заглотил остатки коньяку, ощутив теплую волну от оных и, полный радужных надежд, отправился почивать на широкий, изрядно продавленный местами диван, мгновенно провалившись в сладкий алкогольный сон.
Глава II. Первый сон Евстахия
Потягиваясь и шумно зевая, Евстахий открыл глаза. В первый миг он подумал, что все еще спит и, резко зажмурившись, распахнул глаза еще раз, но ничего не изменилось: прямо перед его носом на паутинке висел маленький паук и смотрел на него всеми своими восемью глазами и с явным осуждением. Евстахия передёрнуло – он как будто снова оказался у венеролога, у которого ему “посчастливилось” очутиться в молодости по пустяковому делу – банальному трипперу, подхваченному после банкета в театральной гримерке. Мало того, потолок был тоже не его, к тому же окно, крошечное и без стекла, испускало яркий утренний свет, а Евстахий уже много лет не ложился спать лицом к окну, однажды узнав из интервью с доктором Поповым (тем самым, который советовал лечить геморрой огурцами), что это крайне вредно для ритмов сна.
– Что происходит, тысяча чертей?! – он взметнулся из кровати камчатским гейзером, но тут же пребольно ударился макушкой о балку. – Да где я вообще?!
Аккуратно слезая с кровати, чтоб не зацепить что-нибудь еще, Евстахий обнаружил немало других странностей: ржавый ночной горшок на полу, огарок свечи в блюдце, на уродливом крошечном столике и, собственно, то, что сам он одет в длинную белую рубаху до пят, притом неоднократно штопанную.
“Это какое-то безумие просто! Видимо друзья меня решили разыграть к дню работника театра”. – подумалось ему.
Но тут же вспомнил, что к своим сорока семи с хвостиком у него остался всего один друг – драматург Леерзон, да и тот никак не мог его сейчас разыграть, ибо, по слухам, он три дня уже как пребывает в творческом запое и последний раз его видели вчера, садящимся на теплоход “Гордость Фарватера” в компании двух длинноногих шатенок, а круиз “Гордости” длится минимум неделю.
– Putain, qu'est-ce qui s'est passе ici?[1 - Что, падшая женщина, здесь происходит? (фр., вольный авторский перевод).] – Евстахий поймал себя на мысли о том, что мало того, что он выругался матом, что было для него не свойственно, так еще и сделал это на французском.
“Putain de merde![2 - Вот это да! (фр., очень вольный авторский перевод).] Да я ж и думаю на французском – вот это поворот!” – от подобного озарения Евстахий ажно плюхнулся обратно на кровать, по ходу действия опять болезненно ударившись об балку, и оглушительно пукнул.
Это стало своеобразным “залпом Авроры” и положило начало целой канонаде из соседних помещений, от чего интеллигентный Евстахий пришел в тихий ужас и начал про себя пересчитывать литерные ряды в Мариинке – он всегда так делал, когда ему было страшно и непонятно. После прекращения канонады и сбившись где-то на левой стороне балкона второго этажа, наш герой понял, что надо срочно что-то делать.
“Первым делом надо найти какую-то одежду вместо этих лохмотьев. Не могу же я отправиться на улицу в исподнем, как партизан, ведомый на расстрел…” – оглядев комнату еще раз, взор упал на сиротливо стоящий в углу шкаф с перекошенными дверцами.
Содержимое шкафа было не менее убого: потертые кожаные шоссы[3 - Шоссы (фр. chausses) – подобие штанов, плотно облегающих ноги, обычно из плотной ткани или др. материалов.], давно нечищеные сапоги-ботфорты, видавшая виды шелковая рубашка с кружевным воротничком и венчала картину широкополая шляпа с плюмажем. Шляпа выглядела как новая, если не считать того, что в центре тульи зияла приличная дыра.
“Если дождь или птица решит нагадить – она меня не убережет. С другой стороны, прохожим не видно, а кто знает, как здесь относятся к людям без шляпы – примут еще за простолюдина”. – подумал Евстахий.
Он натянул на себя найденное тряпье, обулся в ботфорты, предварительно потерев их подолом рубахи и распахнул дверь в дивный неизведанный мир. Мир к герою симпатии определенно не испытывал и встретил его неласково: луково-капустным смрадом и лестницей, ведущей куда-то вниз в потемки. Евстахий отважно ступил на лестницу и тут же об этом пожалел – гнилая доска на ступеньке проявила коварство и, подломившись, с глухим треском, отправила нашего героя в короткое, но болезненное путешествие вниз. Фортуна явила свою благосклонность и вместо дощатого пола и бревенчатых стен Евстахий угодил прямиком в сваленную прямо у лестницы кучу белья. К счастью, для него на этом злоключения прекратились (как минимум на время) – прямо перед собой, он обнаружил дверную ручку, – и это оказался его путь на свободу.
Уличный пейзаж являл собой натуральную средневековую гравюру – грязные, покосившиеся домишки с соломенными крышами, мостовая из брусчатки и видневшийся вдалеке шпиль замка, редкие прохожие не обращали на него никакого внимания. Теперь нужно было понять куда идти и что делать. Из театральных постановок Евстахий знал, что лучший источник информации – это таверна, а таковая должна всенепременно попасться ему на глаза, стоит лишь повнимательнее разглядывать вывески.
"Заодно и попробую понять, в каком я городе вообще и что за время…” – с этой мыслью он бодро направился вверх по улице.
Буквально через два квартала, миновав конюшню, пекарскую лавку и цирюльню, он наткнулся на вывеску, изображающую какое-то существо розового цвета, отдаленно смахивающее на коня, и надпись “Le grande roter de licorne”[4 - Большая отрыжка единорога. (фр., вольный авторский перевод).]. Евстахий был уже готов ввалиться туда, но внезапно остановился, ошеломленный простой, но очевидной мыслью – в таверне, находящейся невесть где, невесть в каком времени, в долг ему, увы, не нальют. Он яростно начал похлопывать себя по одежде в надежде отыскать хоть какой-то предмет ценности и удача улыбнулась ему вновь – на поясе шоссов он обнаружил кожаный мешочек с несколькими монетами, причем судя по тому, что они были серебряные – в руках у него было не меньше нескольких ливров, что внушало надежду не только на ужин, но еще и на приличную комнату – дорогу в чулан, в котором он очнулся, Евстахий не вспомнил бы и под угрозой эшафота, а ночевать на улице ему не позволяли внутренние убеждения и сибаритская натура.
"В крайнем случае придется искать какую-нибудь вдову и надеяться, что Настасья Аполлоновна с ее батюшкой ничего не узнают. Если что, то сошлюсь на исключительные обстоятельства”. – с этой мыслью он распахнул дверь таверны.
Глава III. Менестрель
Таверна встретила нашего героя гарью, шумом и резким запахом селедки, немедленно вызвавшей у Евстахия воспоминания об Анфисе, театральной костюмерше 42-x лет и очертаниями картофельного мешка, с которой он имел неосторожность предаться возлияниям после спектакля в гримерке, переросшим в бурный, но безрезультатный коитус. Селедку с тех пор Евстахий не переносил категорически.
Внутри было довольно многолюдно, поэтому пришлось довольствоваться единственным свободным столиком, расположенным рядом с компанией постоянно гогочущих девиц, окружавших единственного мужчину. Брезгливо поморщившись, он присел на скамью и начал оглядывать зал в поисках местного аналога официанта.
– Чего изволит господин? – непонятно откуда взявшийся мальчишка замер перед ним с полотенцем.
"Святые угодники, прям натуральная смесь гарсона и клошара”. – подумал Евстахий.
– Принеси-ка мне чего перекусить и пива, паренек. Да пошустрей! – он решил подражать средневековой манере общения, в том формате, в котором он ее видел на сцене при постановке “Айвенго”. – Я чертовски голоден!
Парнишка исчез, а мужик за соседним столом извлек из-под стола нечто, похожее на лютню, и затянул песню:
Жил-был на свете жирный тролль
Построил славный мост
Но стал он мзду с народа брать,
С прохода – вот прохвост!
Брал он и пивом, и вином
И золотом с господ
Бывало, брал и чем другим,
Коль девушка идёт…
Э-эх! Ух! Как нравилось весьма ему, коль девушка идёт.
Сидел на пне и мзду он брал,
С пня свесив бубенцы
В кустах копался кот Бертран
Точил он когтецы
Увидев кожаный мешок,
Бертран наметил цель,
Но о последствиях таких
Не ведал хищный зверь…
Э-эх! Ух! Бертрану попадёт,
Коль голосящий жирный тролль в кустах его найдёт.
После окончания столь экстравагантной песни часть посетителей, надо заметить в изрядном подпитии, начали хлопать и стучать кружками, требуя продолжения, и Евстахий искренне опасался, что он пойдет им навстречу.
“Второго выступления я не переживу без изрядной дозы пива, а на сухую слушать такое – лучше уж сразу голову на плаху. Где этот засранец с моим заказом?” – мысли в его голове проносились со скоростью вышедшего на орбиту корабля “Восток-1”.
Тем временем “златогласый соловей” решительно стряхнул с себя повисшую на шее пассию, прихватил кружку и, скакнув резвым кабанчиком, ловко присел к Евстахию за столик.
– Месье не возражает? Разрешите представиться – Паоло Фарфаллоне[5 - В переводе с итальянского – бабник. (прим. автора).], бродячий менестрель. – сделав легкий кивок головой он продолжил. – Странствую по городам и весям, развлекаю публику своим талантом. Недавно вот даже был на приеме у герцога Анжуйского – он, надо заметить, высоко оценил мои способности.
"Бабник, пьяница и хвастун!” – наметанным глазом человека, долгое время вращающимся в театральных кругах, определил Евстахий. – “Ладно, поглядим, не в моем положении раскидываться знакомствами, пусть даже и такими”.
Мальчишка наконец-то притащил кувшин с какой-то кислой бурдой, отдаленно напоминающей Жигулевское пиво и кусок мяса с квашеной капустой на тарелке, от чего герой настроился на благодушный лад.
– Евстахий, э-э-э русский купец, путешествующий инкогнито. Еду из Москвы в Ниццу, вот заодно решил посетить ваш город, ознакомиться, так сказать, с культурными ценностями. Заодно может и деловые связи завязать, – местное пиво действовало с потрясающей скоростью и его "несло”, – путешествие путешествием, а о делах забывать не стоит.
– Bravissimo![6 - Великолепно (ит.)] Русский купец и где – здесь в Париже! – восторженно воскликнул менестрель. – Я встретился на вашем пути не просто так, месье, хоть я и простой менестрель, но имею связи в высшем обществе. Как я уже говорил, я вхож даже к герцогу Анжуйскому, а уж он кого попало в дом не пустит! – глаза менестреля загорелись диким огнем наживы.
"Ну вот, значит я в Париже…" – подумал Евстахий и посмотрев на довольную рожу менестреля, продолжил мысль, – “В бордель ты вхож. И то с черного хода. И венец твоих связей – бандерша в этом самом борделе, которая живет воспоминаниями о вашем случайном романе. Но авантюрист ты явно знатный!”
