скачать книгу бесплатно
– Да не в этом-то суть. Сынишка по стопам родителя пошел. Сегодня под свою рубашку надел футболку с надписью «Омега не выдержит – падет!», раздавал листовки с приглашением присоединится. Вспомнил! Он член этой шайки, со странным названием таким: «Альфа».
Меня словно кольнуло в сердце. Перед глазами встала картина: я на коленях в спальне. Два года назад. Тетя на кухне, тихо решает судоку под шум телевизора – там началась очередная глупая передача. Я ныряю под кровать, сквозь темноту стараясь разглядеть приклеенную скотчем снизу папку. Аккуратно оторвав скотч так, чтобы можно было приклеить обратно, я достаю ту самую черную папку. Внутри – газетные вырезки, статьи из журналов, – словом, все, где упоминаются мои родители. Оттуда я достаю газетную страницу, что недавно подобрала на улице. «Четырнадцать лет, как мы победили зло», – гласит заголовок. Там рассказывается о повстанческой группировке «Альфа», огромной команде, сумевшей временно захватить Башню Президента (и власть в придачу). На фотографии изображена женщина – предводитель группировки. Она в наручниках, робе для преступников, с повязкой на глазах. Но это не мешает мне ее узнать. Моя мама.
– Группировки нет уже как шестнадцать лет, – говорю я. – Их всех истребили.
– Не всех! – восклицает паренек. – Телик надо смотреть!
– Извини, не занимаюсь этим глупым делом.
– Мальчик прав, – вступает Зоя. – Было много попыток воссоздать группу. Большинство из тех, кто поддерживал эту идею, было лишь фанатиками, увлекшимися чтением книг и статей об «Альфе». Но среди них были и те, кто входил в первоначальный состав. Данил Славский был как раз одним из них.
Славский-младший издал стон, будто бы напоминая о себе. Я вспомнила, с каким недовольством приняло повстанца общество. Нынешнее поколение с детства учат ненавидеть тех, кто предал Омегу. Все не просто были не против избиения, как раз наоборот – даже рады тому, что изменник был унижен и побит.
Но он до сох пор был жив – член группы, созданной мой матерью. А значит, последняя ниточка, помимо газет и книг, способная связать меня с нею.
Я не знала, что хочу от него узнать. Почти все о матери мне было известно. Вряд ли он знал большее – сам, наверняка, узнал о ней из газет, в добавку еще и рассказов собственного отца. Я в полубреду подошла к нему, опустилась на корточки. Мне еще ни разу не приходилось вживую видеть раненого, а тем более, избитого на моих глазах, человека. Зоя с пареньком ошарашено смотрели на меня. Второй был весь заинтригован тем, что же я собираюсь делать.
– Ты живой? – с такого странного вопроса начала я.
– Дышу вроде… – прокряхтел он. Когда он поднял лицо, оно все было измазано кровью. – Что тебе нужно? Поиздеваться?
– Разве я похожу на такую, как те парни, что тебя побили? – поинтересовалась я.
Он еле-еле покачал головой.
Я не знала, как завести разговор. Парень не был мне ни противен, как другим, ни приятен. Я аккуратно положила руку ему на плечо, предложила помочь встать. Он отказался. Не хотел даже в таком состоянии выглядеть слабаком.
– Я подожду, пока боль утихнет и пойду домой, – сказал он. – Так чего ты от меня хочешь?
– Просто ответь на один вопрос, – я не убирала руки с его плеча – может, так он больше мне доверял (паренек в очках, кстати, скривился). – Что тебе известно о Лайле?
– Той, что организовала то самое восстание? Немного.
– Мне нужна любая информация.
– С чего мне тебе что-то рассказывать?
Мне самой было мало известно о матери и о ее восстании. Я знала, что она тайно ходила по пунктам выдачи (тогда их называли кафе или столовые) и раздавала листовки.
– Я тоже не очень-то доверяю правительству Омеги, – сказала я, не зная, как ещё выудить из него хоть что-то
Он промолчал, и я собралась уже убрать руку и уйти…
– Мой отец был поэтом, но его поэзию не признавали из-за принадлежности к низкой касте, – начал он, когда я уже потеряла всякую надежду. – Тогда он узнал о Лайле и ее группировке – «Альфе». Он помог ей пропагандировать идеологию «Альфы» – через стихотворения и статьи. За это его казнили. Меня забрал к себе его двоюродный дядька, предприниматель. Теперь вот я получаю то, о чем отец не мог и мечтать.
Я смотрела, как в рассказе отражаются все его чувства – от сентиментальной тоски до ярости к городу, где он жил и где был убит близкий ему человек. Также я видела, как с каждым словом ему становилось лучше. При упоминании имени моей матери у меня душа уходила в пятки, а в глазах парня загорались искорки жизни. Моя рука никуда не делась – покоилась у него на плече. Вот он уже сидел; оплывший глаз словно начал приходить в норму, а царапины затягивались. Почувствовав что-то, он ухватился за свой бок. Резко одернув мою руку, он вскочил. Зоя с мальчиком удивились не меньше, чем я.
– Что ты сделала? – в его глазах мелькнул ужас.
– Я? – мне было непонятно, о чем он говорит. Непонятно, что, собственно говоря, произошло.
А он уже бросился бежать в сторону ворот. Но там был встречен гвардейцами Лиги Крови. Надев наручники, они повели парня прочь.
– Что это было? – спросила у меня Зоя, когда я поднялась с колен.
– Не знаю.
Вместе с непониманием я чувствовала разочарование. Этот разговор мало чем мне помог. Я так и не узнала ничего нового о моей матери.
Оставив ошеломлённого толстячка, который наблюдал за нами все это время, мы с Зоей пошли в сторону ворот. Остановились, чтобы попрощаться. Паренек со своего место смотрел на нас, как на чудовищ небывалых. Нет, не на нас. Только на меня.
– Это правда? То, что по телевизору говорят о повстанцах? – спрашиваю я у Зои. Она знает, что я, в отличие от сверстников, не трачу своё время на просмотр телевизора.
– Пару раз говорили, что они вроде как хотят вновь воссоздать свою группу. Но ты же знаешь, Судья не хочет беспорядков, поэтому нам внушают, что это якобы только слухи.
. – Не скажешь никому? О том, что случилось. И что я у него спрашивала. – Зоя была единственной, кто знал про мою мать, про то, что та была повстанцем. Тем самым повстанцем.
– Конечно. Но за него не ручаюсь, – она обернулась на паренька в очках, но его уже и след простыл.
Мы обнялись на прощание и отправились по домам, каждая в свою сторону. Я старалась выбросить произошедшее из головы. Но по спине продолжали бежать мурашки. Я обернулась. Улица была почти-что пустой, а в самом конце…
Я повернулась обратно и побежала. Обернулась еще раз, проверить, не бежит ли он за мной. Нет, он оставался на своем посту. Ровный как палка гвардеец Лиги Крови. Он провожал меня взглядом разноцветных глаз.
Глава 3.
– Когда-то у меня была мама. Ее убили. А еще у меня был папа. Он тоже умер, но его убил вирус. Сейчас у меня есть только тетя.
– А как зовут твою тетю, малышка?
– Я зову ее просто тетя. Вроде, ее зовут Элис.
– А фамилия?
– Не помню.
– А свою фамилию ты помнишь?
– Все зовут меня просто Ликой. Можно мне пойти домой?
– Конечно…
Я многократно оборачиваюсь, чтобы убедиться, не следует ли агент Лиги Крови за мной, шестилетней девочкой, но он идет совершенно в другую сторону. Он еще множество раз явится ко мне в кошмарах, спрячется в темных уголках моей комнаты и будет глядеть оттуда своими разными глазами – одним зеленым, и другим – черным.
Все свои пятнадцать лет я живу с тетей. Она высокая, в меру худая, с коротко подстриженными темными волосами. Нас трудно назвать родственниками – мы совсем не похожи друг на друга. Тетя говорит, что я пошла в мать, от того и различие.
Тетя является членом средней касты, а сама работает пекарем. Ее мечтой было открытие собственной пекарни, но принадлежность к низкой касте не давала прав на это. «Только представь – маленькая лавка на углу улицы с огромной вывеской: «БУЛОЧКИ ДЛЯ ВСЕХ». Я бы готовила и продавала различные изделия, приготовленные по моим рецептам, по разумной цене, чтобы могли купить не только эти богачи, но и отщепенцы».
Это была одна из тайн тети – где она научилась готовить. Но этой тайной она со мной поделилась. Он говорила, что их семья изначально жила не в Омеге, а в другой стране, что была к югу. Отсюда и этот смуглый цвет тетиной кожи, роскошные волосы, которые пришлось подстричь, дабы не выделятся из толпы, и темные, почти черные глаза, казавшиеся двумя безднами. Та страна, где она выросла, была очень маленькой, но не стремилась ни к чему большему, а ее жители продолжали мирно существовать, не развязывая ни к кем войн и предлагая жить мирно. Там царили мир и равенство. Каждый работал там, где захочет – нужно лишь выучится на эту специальность, получал за это приличную, честную зарплату. Там не было талонов. Эта страна была почти что утопией. Возможно, из-за этого и оказалась слаба. Родина моих отца и тети была разгромлена Империей Лин. Моим родственникам удалось бежать с группой других людей. Омега тогда еще была открыта миру, и после множества контролей и регистраций им разрешили остаться в Омеге. Родителями тети дали работу, и они проявили там успехи. Отца с тетей даже взяли в школу, но вот только тетю почти сразу оттуда исключили, но мой отец остался. А после, во время переписей и проверок их семью считали просто «законопослушными горожанами Омеги», забыв о их настоящей родине и происхождении. Там, в той стране, мать тети и научила ее готовить.
Сейчас тетя работала в пекарне, которую держал один элитный мужчина, полный, как луна на ночном небе. Ей приходилось печь однообразные пирожные, а импровизация была строго запрещена. По рецепту толстого господина пирожные получались пресными, а начинка вытекала из них словно вода, хотя, по задумке, должна была быть кремом. За это тетя каждый месяц получала четыре золотые монеты – на них она покупала нам необходимую одежду. Помню, как я скрывала от тети, что у меня дырявые носки, лишь бы она не тратила целый золотой на такую, казалось бы, мелочь. О швейном наборе, даже одном мотке ниток, нечего было и мечтать. Их просто не продавали – чтобы мы почаще тратили деньги на обновки.
Тетя ненавидела эту работу. Но эта должность была единственной, на которую тетю взяли, а также давала прибыль, хоть и и ограничивала права на воображение и проявление таланта. А талант у тети точно был.
Когда по талонам на выбор выдавали кое-какие «домашние» продукты, то есть те, что можно было забрать домой и приготовить что-либо самим, или же, если не было такой возможности, съесть так, как есть, люди нарасхват тащили молоко (вода с белым порошком и слабым усилителем вкуса), дешевый по сравнению с пекарнями хлеб (он был еще хуже по составу) или овощи (к среднему классу попадали худшие сорта; и так понятно, что лучшие шли к элите), а в это время тетя выбирала яйца, заменитель сахара и муку. Она прихватила бы еще чего-нибудь для разнообразия, но по талону для среднего класса максимумом было три продукта. Вечером она кое-как стряпала кекс с яблоком, припасенным еще с обеда. Мы заговорщицки сидели в свете единственной лампочки, с удовольствием поедая маленькие лакомства, запечённые в микроволновой печи. «Конечно, это совсем не то, чем должно быть», – говорила она. – «Если бы я могла зарабатывать на таких своих увлечениях, как вязание, готовка по моим рецептам или решение судоку за короткое время, то мы уж точно были бы счастливы».
В тот момент, сидя с тетей за одним столом и кушая ее стряпню, я и так была счастлива.
Тетя сидит на темного цвета диване и курит. Увидев меня, она быстро тушит сигарету и открывает окно, извиняясь за задымленность в комнате. Комнатка очень тесна – телевизор, который, по решению Верховного судьи, должен стоять в каждом доме, дабы жители Омеги могли следить за новостями, диван, маленьких холодильник для хранения полученных в пункте выдачи продуктов, микроволновая печь, старый ковер да раскладной столик с двумя табуретками. Есть еще небольшая ванная комната и спальня; в последней помещаются лишь две узкие кровати – моя и тетина. Тесно, но нам с тетей большего и не требуется.
Я снимаю обувь, тетя достает ужин их холодильника. Накрыв столик, мы садимся и приступаем к еде. Снова полуфабрикаты – ничего нового. Но хотя-бы что-то.
Я рассказываю тете, как прошел мой день, о новой прическе учительницы химии, жалуюсь, что биологию заменили историей и так далее. Я ничего не говорю о происшествии во дворе. Тетя сегодня особенно молчалива. Обычно и она мне что либо рассказывает о работе, жалуется на полного господина или пирожные по его рецепту, которые «можно было сделать идеальными, затратив чуть больше продуктов – все равно их ест только старший и превосходный класс, – но нет, этот толстяк упрется, как осел, да еще как начнет ворчать!». Но она продолжала есть молча.
Дабы прервать повисшее молчание, я говорю:
– Тетя, знаешь, мы с друзьями решили поехать кое-куда…
Заповедник Трех Птиц был создан совсем недавно. Идея его основания пришла Верховному Судье после того, как на территории Омеги была найдена яркой окраски птица. До этого птиц в Омеге не водилось; было известно, что эту местность они покинули давно в силу разных обстоятельств. Условия для птиц здесь были обыкновенными, благоприятными, но, несмотря на это, ни одной птицы не осталось поблизости. А когда один из работников лесопилки, прогуливаясь во время перерыва по лесу, приметил на дереве что-то синее – как позже выяснилось, средних размеров птицу, по книгам именовавшуюся синицей, правитель загорелся идеей создать первый в городе-государстве заповедник. Изначально он являл собой небольшой природный парк с огромной клеткой в центре, где и поместили синицу. Заповедник являлся просто сенсацией – о нем передавали на всех экранах, писали о нем в газетах и журналах, пока синица в клетке, конечно, всем не наскучила.
После длительного перерыва, когда, казалось, сам Верховный Судья забыл про существование парка с птицей, а о заповеднике не было ни слуху ни духу, в новостях упоминают о новых птицах, привезенных из-за границы. Неделю, пока птички проходят важный осмотр и готовятся к новой жизни, вся Омега замирает в напряжении. Всем интересно узнать, что происходит – что за птиц привезли, почему заповедник временно закрыли на «реставрацию», почему эти новости не поддаются огласке.
И вот, парк открывается снова, по именем Заповедника Трех Птиц. Его превратили в настоящий курорт – рестораны, спа-салоны, аттракционы для детей и взрослых, – но все эти функции, конечно, были в распоряжении высших классов. Но и низшие касты могли посетить Заповедник – отдохнуть в парке, погулять и посетить главное чудо парка – трех птиц.
Для птиц построили вольеры, более удобные, нежели клетки, да и птицы чувствовали себя в них более свободно. Второй птицей оказался филин – его привезли агенты Лиги Крови с самого Северного Континента; третьей птицей был грач. Для наших предков, писавших о птицах в своих книгах, эти птицы казались обыденными, как облака на небе, но для жителей Омеги, никогда не видавших их прежде, они казались настоящим чудом. На маленькую синичку, приютившуюся на ветке дерева в своем вольере, с радостными криками указывали дети. Многих пугало, когда филин обращал на них свои огромные желтые глаза. А грач удивлял всех тем, что, когда солнечные лучи попадали на его казавшиеся в тени черные перья, они переливались множеством оттенков, от изумрудно-зеленого до янтарно-желтого. Заповедник Трех Птиц тщательно охранялся; здесь было даже больше камер и различных датчиков, чем в любом уголке Омеги. На самих птиц, чудных созданий природы, мог посмотреть каждый (кроме неприкасаемых, конечно), ведь вход в заповедник был бесплатный – разве что пройди регистрацию. Проблема состояла в том, как туда добраться. Заповедник находился на приличном расстоянии от центра города, ближе к лесу и границе. Не у всех «середнячков» были автомобили, не говоря уже об «отщепенцах». Но даже если нашел транспорт или деньги на него, это еще только половина дела. Вторая проблема – для того, чтобы добраться до Заповедника, приходится проехать по Фабричной магистрали, дороге, по которой владельцы и работники едут до своих заводов. За проезд приходиться платить пошлины; эти деньги перейдут в казну владельцев фабрик. Слишком много проблем, словно так и задумывалось…
Но с тетей мне повезло в двойне – у нее не только была машина, но она также знала другой путь до Заповедника. Ее знакомую взяли туда уборщицей – убирать за туристами в парке, – вот она и рассказала тете о другой дороге, малоизвестной. Она была не самой комфортной для езды, пролегая в горах, да и ехать по ней было на почти что целый час дольше, но это того стоило. Так, по крайней мере, считала сама тетя.
Давно мечтая посетить заповедник, она согласилась. Как раз в этот момент мне на домашний телефон позвонил Артемий. Я рассказала ему и о согласии тети, и о короткой дороге. Все складывалось идеально.
Откуда же мне было знать, как это все закончится.
Утро официально начинается после протяжного гудка, означающего окончание комендантского часа. Встав с кровати, я тихо выхожу из спальни. Я решаю открыть маленькое окошко напротив экрана, по которому, включи я его, начнут показывать утренние новости. Из окна видно лишь маленький кусочек улицы и многоэтажные дома с облупившимися стенами. Снаружи светлее, чем в комнате, но солнце светит не так ярко, скрываясь за тучами.
Я люблю середину осени. В начале, после лета еще остается эта жара и душный воздух, зато к середине погода становится не такой удушающей, а в воздухе чувствуется прохлада. Я впускаю этот воздух в квартирку.
– Ты не замёрзнешь, девочка моя? – тетя подошла так неожиданно – я даже не слышала ее шагов, что даже вздрогнула. Осмотрев себя, я вспомнила, что одета лишь в просторную ночную рубашку. Холодок после осознания словно стал сильнее, и я почувствовала его всем телом, покрывшись мурашками.
– На улице ведь так свежо…
– А ты вся дрожишь! – тетя прошла мимо меня и захлопнула окошко, – Вот заболеешь, и что мы будем делать? Где возьмем лекарства? Эти дурни, что раздают все лишь по талонам, вряд ли окажут нам услугу.
Я быстро умылась холодной водой, которой хватило лишь на три минуты, ибо после этого начинала течь грязно-оранжевого цвета жидкость. Одевшись, мы с тетей взяли вещи и отправились в пункт выдачи – завтракать.
Система приема пищи в Омеге чересчур сложна. Утром, перед отправкой в школу или на работу ты идешь в пункт выдачи (они есть в каждом районе – пойти можно в любой). Там ты подходишь к стойке, твой большой палец сканируют и ищут тебя в базе данных. Там отмечено все о тебе и о том, какую еду тебе положено выдать, включая сведения о твоей аллергии, а у старшего и превосходного класса и о предпочтениях (например, вегетарианец ли ты или о том, что не любишь помидоры), а также число твоих талонов на обед. Число талонов зависит от того, как ты проявил себя в школе или на работе, как потрудился и какую оценку получил. Например, разберем идеальную ситуацию – ты получил оценку «5» в школе (либо твой работодатель оценил тебя на «5»). Тебе выдают пять талонов. Один во время обеда ты меняешь на основное блюдо, один на салат/закуску, один на напиток. У тебя остаются еще два талона на вечер. Затем ты завтракаешь тем, что дадут и идешь по своим делам. Во время обеда, когда во всех учебных и рабочих заведениях объявляется перерыв, ты вновь идешь в пункт выдачи, только уже с талонами, которые тебе выдали с утра. Вновь получаешь еду, ешь и отправляешься обратно на работу. После школы либо работы ты идешь домой, по пути забегая в другой пункт – пункт обмена. Здесь, если таковые имеются, ты обмениваешь оставшиеся талоны на продукты (для среднего класса: один талон на три продукта) или готовые блюда (для среднего класса: по одному основное блюдо и на гарнир). А превосходный и старший классы имеют еще и ужин.
Пункт выдачи либо является отдельной постройкой, либо находится внутри какого-либо здания. В многоэтажном здании, где мы с тетей жили, был свой пункт на втором этаже. Внутри стоят столы, пяти цветов – сначала синие, обозначающие младший класс, затем ряд зеленых – средний класс, потом желтые для старшего класса (уже из крашеного металла, а не пластмассы, как до этого) и оранжевые для элиты. В самом последнем ряду стоят столы из красного дерева для членов Лиги Крови. Кстати, для каждой касты предназначена своя стойка выдачи еды, также обозначенная своим цветом.
Мы с тетей подходим к стойке зеленого цвета. Толстая контролерша по очереди простит людей из очереди приложить свои большие пальцы к сканеру, а затем отдает приказы своему помощнику, который выдает еду. К слову, в некоторых пунктах выдачи уже стоят аппараты, совершающие автономную выдачу еды. Пройдя все процедуры, мы взяли талоны и подносы с едой и сели завтракать.
В тот день он был как, впрочем, и всегда: варево из крупы, скудно похожее на кашу, и кусочек черствого засохшего хлеба (Зоя говорила, что нам его дают из остатков со столов элиты). Тетя получила чашечку черного порошкового кофе, а я – стакан воды, ибо «кофе вредит детскому организму».
День поездки, к нашему разочарованию, оказался пасмурным и серым, как раз такая погода, когда, кажется, вот-вот пойдет дождь, но его все нет и нет. Несмотря на это, синоптики полностью отрицают вероятность дождя. Что же, они и до этого предсказывали солнечный день.
Мы встретились возле автобусной остановки около того самого многоквартирного здания, где и жили мы с тетей. Зоя, как обычно, полностью закрыла все свои неустойчивые к холоду части тела одеждой: свитер со слишком длинными рукавами, закрывавшими ладони, джинсы, высокие сапоги, шарф, под которым скрывалась не только шея, но и половина лица, и вязаный черный берет. Позже к ней подойдет один из гвардейцев Лиги Крови и попросит открыть лицо, внимательно осмотрит, сделает снимок лица, просмотрит его в базе данных и лишь после этого убедится, что она не является преступницей или шпионкой. Артемий и Егор тихо посмеются над недовольным лицом Зои, шепчущей оскорбления в адрес удаляющегося гвардейца, а я лишь с улыбкой пожму плечами. Такие вот у нас правила.
Тетя завела машину, слегка откинула свое сиденье назад, не слишком сильно, но под комфортным углом, – как она любит. Я сяду рядом, впереди, а Зоя с Артемием и Егором усядутся сзади. Им будет не очень тесно – известно ведь, что «середнячки» недоедают, и полных среди них точно нет. Тетя громко включает музыку, пожелав всем хорошей дороги. «Все дороги ведут в Омегу», – воскликнет один из девизов Егор. – «А в Омеге не может быть хорошо», – дополним мы хором нашу версию этого девиза.
Как много знаков было по пути! Звук грома, блеск молнии, но отсутствие дождя. Артемий, твердивший, что мы зря поехали именно сегодня, в такую погоду. Зоя, убеждавшая, что это не его вина. Тетя, которая была вновь странно тихой, глядящей лишь на дорогу вместо того, чтобы поддержать разговор, была погружена глубоко в свои мысли. Но, что самое главное, я не обратила внимания на грузовик, который ехал той же дорогой, что и мы. Как до меня не дошло, что он выглядел уж очень подозрительно? Возможно, я просто убедила себя, что все в порядке вещей, так и должно быть. А потом Зоя со скуки предложила подпевать песни по радио…
Все произошло быстро. Артемий приготовился изображать элитного оперного певца Омеги, чья песня звучала в тот момент. Егор с Зоей не могли остановить свой смех, тетя тоже улыбнулась, но как-то таинственно, и я на нее засмотрелась. Она глядело прямо, на дорогу, а на лобовом стекле замелькали капельки дождя. Тетя заметила, как я разглядываю ее лицо, улыбку, белизну зубов. Она ловит мой взгляд и смотрит мне прямо в глаза, продолжая улыбаться.
Никто не заметил, как тот самый грузовик внезапно оказался сбоку и на скорости сбил нас с трассы.
Глава 4.
Воспоминание. Моросит мелкий дождик. Его капельки холодные – будто не вода, а тысячи ледяных иголочек бьют по лицу. Я вижу темное серое облачко, клубящееся над моей головой – туман? Нет, это дым, а в воздухе чувствуется запах горелого. Внезапно становится очень жарко – это греет пламя огня. Я замечаю его лишь сейчас, как языки пламени лижут металл, который теперь, словно мусор, разбросан вокруг. Разве мог весь этот металлолом когда-то быть тетиной машиной? Вряд ли. А может, и мог. А где же тетя? Я слышу ужасающе громкий гул, но не могу понять его источник. Передо мной мелькает мужское лицо, кто-то берет меня на руки. Артемий? Нет, у Артемия волосы светлые, а глаза зеленые. Может, Егор? Руки опускают меня на мягкое сидение, и я отключаюсь. В сознании мелькают лишь огоньки фар, похожие на большие, яркие как солнце, звезды…
– Где это я? – первая мысль, мелькнувшая после моего пробуждения.
Я с трудом раскрыла слипшиеся глаза, которые порылись клееобразной коркой. Странная белая комната предстала передо мной. На этом чисто белом фоне ярко выделялась фигура в черном. Парень лет шестнадцати, почти мой ровесник. Кто он такой?
– Лежи, – сказал он. – Тебе нужно отдохнуть.
В этой просьбе не было надобности – я не могла пошевелить ни единой своей конечностью.
– Где мы? Где моя тетя? – от непонимания я словно впала в детство. Мне нужна была только тетя, мне хотелось домой.
– Она… скоро придет… – и после паузы: – Хотя зря я это сказал.
Я начинала смутно что-то припоминать. Дождь, металл, пламя… Осознание пришло внезапно: авария.
– Где они? Где тетя? Где Артемий и Егор? Где Зоя?
– Они были с тобой в машине? Мне очень, очень жаль. Но… – он очень громко сглотнул, и, поколебавшись, наконец вымолвил: – выжила только ты.
Я его будто и не слышала. Меня затошнило.
– Кто ты такой?
– Я – твой друг.
– Кто ты такой?! – мой голос перешел на хрип, – Я тебя не знаю. Уходи, вон!
– Но я хочу тебе помочь…
– Оставь меня в покое. Уходи!
Он вышел. В тот же момент меня вывернуло наизнанку прямо на безупречно белый пол.
