Конторщица–5

– Да, с барбарисом плов – царь любой трапезы, – выдал мудрость Будяк. – Он и кислинку придает, и аромат…

– Это потому, что это барбарис пурпурный, видите, длинненький какой. Он более кислый, чем обычный, поэтому и привкус такой интересный, – хвастливо сообщила Римма Марковна. – Но я еще и рис сперва немного в духовке…

– Если вы закончили обсуждать ботанику, то я бы тоже хотела задать один вопрос, – невежливо перебила Римму Марковну я.

Мои слова почему-то произвели на наш маленький коллектив странное действие: Будяк внезапно подскочил и, сообщив почему-то Светке, что ему нужно к Роговым, шустро потрусил со двора. Римма Марковна, тоже не допив чай, в срочном порядке унеслась мыть посуду.

Мы со Светкой остались за столом одни.

– А чего это они? – удивлённо спросила Светка, жуя домашний пирог с яблоками.

– Работы у них много, – пожала плечами я и долила себе из самовара душистого чаю с малиновым цветом и лесными травами.

– У взрослых всегда работы много, – вздохнула Светка. – Зато нам весь пирог достался.

Здесь я с нею была полностью солидарна.

Хотя в душе злобно хихикнула.

А вопрос у меня был совсем простой – хотела спросить, у кого мы из соседей прошлый раз ту высокую лестницу брали, чтобы нарвать яблок…

– А давай, Светка, ты будешь с того краю яблоки собирать, – предложила я и поставила две огромные плетёные корзины на траву. – А я – с этого?

После обеда мы с ней натянули свои старые ситцевые, выгоревшие за лето, платья (которые не жалко) и решили сперва собрать все упавшие яблоки в саду (битые для варенья-«пятиминутки», которое Римма Марковна делала для пирогов), а затем уже отыщем ту высокую лестницу и полезем на деревья рвать яблоки. Их мы аккуратно сложим потом в ящик, на всю осень и часть зимы вполне хватит.

– Почему это я с того краю? – моментально принялась возмущённо торговаться Светка.

– Ну, мы можем поменяться, – согласилась я, и убрала с лица брошенную ветерком паутинку, – просто здесь много крапивы, а ты же не любишь…

– Тогда я буду с этой стороны! – моментально сменила мнение на противоположное Светка.

– А давай тогда будем соревноваться, – предложила я, – кто наберёт полную корзину яблок первым, тот получит большой леденец на палочке! Прямо огромный! Сладкий-сладкий!

– А где ты его возьмешь? – с подозрением спросила Светка. – Покажи сперва!

– Ну ты же меня знаешь, – не повелась на Светкины манипуляции я (а то ей сейчас покажи, а она потом сразу ныть и выпрашивать начнёт, знаем, проходили).

– Но с твоей стороны больше яблок, – нахмурилась Светка, визуально прикидывая фронт работ. – Это несправедливо!

– Да, ты права, – кивнула я, – и чтобы восстановить справедливость, я разрешаю тебе после того, как ты соберешь со своей стороны все яблока, собирать и с моей.

– Слово? – недоверчиво прищурилась Светка. – Поклянись сердцем матери!

– Слово! Клянусь! – подтвердила спор я.

– Ты там пальцы за спиной скрестила, – не поверила Светка, совершенно безосновательно заподозрив меня в вероломстве.

– Ничего подобного! – возмутилась я, – я не скрещивала!

– Скрестила! – не сдавалась Светка, – Клянись заново! И руки перед собой держи!

 Я вытянула руки вперёд и поклялась, но коварно добавила:

– А петушок на палочке большой-большой, красного цвета, как ты любишь…

– Добрый день, Лида! – мимо нас по огородной меже проходил Рогов с полным ведром маслят. – А чего это вы по грибы не пошли? Там, в среднем лесочке, за выгоревшей просекой, их хоть косой коси. Я сперва всё подряд брал, а потом только шляпки. А потом так вообще – только шляпки молоденьких.

Он продемонстрировал «улов»: блестящие каштановые шляпки дразнили с изнанки пористой молочной белизной, крепкие ножки облеплены песком и ниточками мха – все грибочки были как на подбор, один в один. Я аж облизнулась, завтра с утра надо обязательно сходить в лес!

– Да мы поздно приехали, – вздохнула я, глядя как Светка, воспользовалась тем, что я болтаю с соседом, и торопливо собирает яблоки, при этом норовя стащить и с моей стороны (да уж, правильная мотивация – великое дело!).

– А что так? Много работы?

– Да нет, Римма Марковна всё позабывала, пришлось возвращаться, – вздохнула я.

– Странно, обычно она такая дисциплинированная, – удивился Рогов и поделился новостями, – а вы в курсе, что Пётр Иванович дом здесь приобрел?

– В Малинках?

– Да, прямо на этой улице, последний от левады. Место хорошее, прямо над Камышовкой. Там запруда небольшая, он говорил, что расчистит и баню прямо над ней срубит. Ох и удобное место! Аж завидки берут. Буду теперь своих подбивать, чтобы тоже дом здесь себе заиметь.

– Купил?

– Да вы у него сами спросите, вон он идёт, – пожал плечами Рогов и заторопился дальше.

Внизу, среди зарослей цикория и ромашек, по протоптанной тропинке у озера шел Будяк. Точнее не шел, а практически крался. Наткнувшись на мой взгляд, он изобразил независимый вид и хотел пройти мимо, на был остановлен мной:

– Пётр Иванович!

При звуках моего голоса Будяк притормозил.

– Можно тебя на минуточку? – сказала я незлым голосом.

Будяк вздохнул:

– Вредничать будешь?

– Да нет. Поговорить бы.

– Я сердцем чист и ласков, – включил режим «клоуна» Будяк, – отчего же не поговорить?

– Что это за цирк с бочкой и сестричкой для Светки? – задала вопрос я спокойным тоном, ну, почти спокойным.

– К тебе я отношусь с любовью и почтением, душа моя, – дурашливо подмигнул мне Будяк.

– Не выкручивайся.

– Что тебе во мне не нравится? В чем изъян?

– Пётр Иванович, прекращай дурака валять! – вконец рассердилась я. – Иначе рассоримся. Ты меня знаешь!

– Ну, не ругайся, – погрозил мне пальцем Будяк, – и вообще, Лида, образ циничной и отмудоханной судьбой курицы тебе не идёт.

– Ты на мой вопрос собираешься отвечать?!

– Пошли пройдёмся до лесочка, Римма Марковна шишек попросила набрать для самовара на вечер. По дороге поговорим.

Я бросила взгляд на сад – Светка активно собирала яблоки. Ну что же, сама вполне справится. Я кивнула Будяку, и мы начали спускаться к озеру.

– Осторожно, тут болото, – предупредил меня Будяк и подал руку, – перепрыгивай.

Мы обогнули болотистый, заросший камышом берег, прошли по дощатому мостику без перил, перекинутому через затянутую ряской небольшую запруду, где стая жирных уток с подбулькивающим чавканьем паслась на ярко-салатовом ковре. Дальше, на глинистом обрыве, начинался еловый лес, сырой и мшистый, он тянулся неширокой полосой до безымянного ручья.

Я думала, нам туда, но Будяк (так и не отпуская мою руку) потянул меня дальше и чуть в сторону.

– Ты куда? Вот же шишки, – не поняла его стратегии я, пнув большую еловую шишку.

– Это не такие шишки, как нам надо, душа моя, – снисходительно посмотрел на меня Будяк. – ты когда-нибудь пробовала чистить самоварную трубу после еловых шишек?

– Нет, – сказала я, решив не признаваться, что я никогда вообще не чистила самоварную трубу, – а что с ними не так?

– Ты хоть что-то, кроме своей работы замечаешь? – вопросом на вопрос ответил Будяк.

Я начала сердиться и поэтому промолчала.

– От еловых шишек накапливаются смолы, их чистить тяжело, а ещё самовар быстро чадить начинает, – терпеливо, словно школьнице, пояснил Будяк.

– И что?

– Мы идём во-о-он туда, – Будяк указал на пригорок, за которым начинался сосняк.

Ну ладно, туда, так туда.

Мы быстро преодолели весь путь и поднялись на песчаный бугор, заросший сухими бессмертниками. От лёгкого ветерка они качались и слегка потрескивали. По пути я немного запыхалась, поэтому уселась на нагретую солнцем корягу перевести дух. Будяк принялся собирать шишки в полотняную торбу, а я откинулась спиной к сухой и тёплой коре и от удовольствия аж закрыла глаза – хорошо как! Коряга, казалось, прогрелась до самой сердцевины, я провела рукой по шершавой коре – маленькие, тонкие словно пергамент, желтовато-прозрачные плёночки с треском ломались под моей ладонью, оставляя пахучую смолистую липкость на пальцах.

Пока я отдыхала, Будяк собрал все шишки и сказал:

– Ещё там соберу.

Я пошла за ним, по дороге подобрала две старых шишки, они были давно пустые, но ещё липкие и пахли хвоей.

– Ты обещал поговорить, – сказала я, бросая шишки ему в торбу.

В ответ Будяк радостно вскрикнул:

– Лида, смотри!

Я взглянула туда, куда он показывал: прямо за большим, вывороченным ветровалом с землёй корневищем старой сосны был неглубокий овраг, в буквальном смысле усыпанный огромными маслянисто-коричневыми шляпками грибов.

– Маслята! – радостно засмеялся Будяк, – Смотри, Лида, сколько их тут!

Он торопливо высыпал из торбы все шишки и бросился собирать грибы.

Я немного постояла и тоже, поддавшись искушению, рванула собирать.

Буквально за десять минут торба была полная, а грибы всё не кончались.

– Что делать? – нахмурился Будяк, в руках у него было несколько грибов, которые он не смог засунуть в переполненную торбу. – У тебя, конечно же, сумки с собой нет?

– Нет.

– А как ты в лес шла? – укоризненно покачал головой Будяк, и я не знала, сердиться на несправедливые слова (ведь сам меня из сада выдернул) или расценивать это как шутку. Его же не поймёшь. Поэтому решила не отвечать.

Будяку мой ответ и не требовался. Он поставил торбу, и принялся складывать рядом грибы. Я тоже продолжила азартно собирать.

Буквально ещё через полчаса рядом с торбой, на земле, образовалась приличная такая куча. Будяк даже белый нашел, а я – две бабки.

– Что теперь делать? – спросил меня Будяк, когда мы собрали все грибы на этом месте.

– Не знаю, – растерялась я.

– И как мы всё это домой понесем? – упрекнул меня Будяк, словно это я была виновата в том, что нам попалось столько грибов.

– Сам думай, – перевалила ответственность на его плечи я.

Будяк посмотрел на грибы, на торбу, потом взглянул на меня и глаза его загорелись:

– Снимай платье! – велел он и принялся стаскивать с себя рубашку.

Я аж растерялась, словно школьница в каптёрке у физрука.

Нет, я, конечно, понимала, что к чему, но не ожидала, что вот так вот всё будет.

– На, одевай! – Будяк швырнул мне рубашку и нетерпеливо добавил, – давай быстрее, Лида, скоро солнце сядет, а я точно уверен, что вон там тоже грибы есть.

– Зачем? – не поняла я.

– Да что ж ты такая недогадливая, – сердито вздохнул Будяк, – мы твоё платье у ворота завяжем и туда еще ого-го сколько грибов войдёт. А ты пока в моей рубашке побудешь. Ну, или, если хочешь, можешь голышом походить.

– А почему нельзя в твою рубашку грибы сложить? – не поняла я.

– Да потому что моя рубашка намного меньше, – терпеливо пояснил Будяк, – а у тебя подол вон какой длинный, туда целый мешок грибов влезет.

– Отвернись, – велела я, но Будяку же никакой веры не было, поэтому я зашла за дерево и принялась стаскивать платье.

– Ой, да что я там не видел? – проворчал Будяк, но всё-таки отвернулся.

Я переоделась в его рубашку, которая была мне чуть выше колена.

Будяк внимательно посмотрел на мои коленки и одобрительно кивнул. Я старалась не смотреть на его голый торс.

Грибы мы собирали в молчании. К слову сказать, еле-еле они в моё платье влезли.

– Фух! Ну вот и всё! – заявил Будяк, когда вокруг пригорка и в овраге не осталось ни одного гриба. – Надо будет дня через два-три вернуться.

– Ага, – согласилась я устало.

– Пять минут на отдых и домой, – скомандовал Будяк.

Я опустилась прямо на горячую сухую хвою и прикрыла глаза.

– Не спи, – хмыкнул Будяк, – ты поговорить же хотела.

– Угу, – сказала я.

– Ну так говори.

– Ты не ответил, – проворчала я.

– Лида, ну что ты как маленькая, – вздохнул Будяк. Взгляд его при этом был серьёзным.

– Я маленькая?! – вскинулась я, – что это за цирк с сестричками и бочкой?! Мы же с тобой договорились вроде!

– Лида, – медленно, с расстановкой сказал Будяк, глядя мне прямо в глаза, – мы с тобой договорились. И не вроде, а точно.

– А как же бочка? – не удержалась от едкого сарказма я.

– Лида, ну ты же знаешь нашу Римму Марковну, – усмехнулся Будяк, – так-то она человек очень хороший, я бы с ней в разведку спокойно пошел. Но вот эти вот её бердычевские выкрутасы… она же жить не может, если не будет проворачивать какие-то гешефты и заговоры, или интриговать за спиной. Натура у неё такая. Прими уже это как данность и живи себе спокойно. Бороться здесь бесполезно. Ну вот такая она. Ей нужно было помочь с бочкой, она попросила – я и помог.

– А сестричка?

– Ох, Лида, ну пусть она себе считает, что всё спланировала и ловко обвела тебя и меня вокруг пальца. И что мы сделаем всё именно так, как она запланировала. Ну и пусть так и дальше считает. Проще не возражать, чем что-то доказывать. Пошли лучше домой, а то, чует моё сердце, за шишками всё равно придётся возвращаться.

Когда мы вернулись обратно во двор, Римма Марковна вышла из дома и, окинув пристальным взглядом наш полуголый вид, победно улыбнулась. Будяк улыбнулся тоже и заговорщицки ей подмигнул. Нужно ли упоминать, что моё настроение опять испортилось?

Глава 4

Уютно укрывшись пледом, я сидела в допотопном плетеном кресле на веранде и вязала Светке тёплый шарф. Освещения от лампы не хватало, поэтому я зажгла две свечи, которые рачительная Римма Марковна по старой повоенной привычке хранила всегда под рукой, и они сейчас горели, весело потрескивая и бросая вытянутые тени на стену. В это позднее время вокруг: и в саду, и во дворе, и за забором на улице – было тихо-тихо, если, конечно, не считать оглушительного треска сверчков, что для сентября было совсем несвойственно, а ещё свирепого пыхтения ёжика, который всё лето жил у нас в поленнице и по ночам выходил во двор поохотиться. Обычно он подъедал мертвых пчёл и прочих насекомых. Пахло нагретой за день травой, яблоками и еле уловимыми духами «Дзинтерс» от кофты Риммы Марковны, а когда налетал лёгонький ветерок, от озера шел густой запах аира и сухого камыша.

Хотя погода все последние дни стояла жаркая, по вечерам уже становилось зябковато. Поэтому я надела старую растянутую кофту Риммы Марковны (зато тёпленькая) и укутала ноги в плед. После обеда я увезла своих в город – завтра Светке в школу, сама же потом вернулась обратно на дачу, так что этот вечер у меня выдался относительно свободным, чтобы всласть посидеть в тишине, подумать, помечтать.

Я перекинула зелёную шерстяную нить и вытянула петлю желтого цвета. Вязание на спицах, собирание моделей самолетиков, и прочая подобная мелкая моторика – это, говорят, сродни медитации. Во всяком случае, в тибетских монастырях именно так считают. Правда там вроде как вяжут крючками и вышивают, но точно не помню.

Потрескивание свечей, звуки ночного сада, тихий стук спиц – всё это создавало еле уловимую мелодию, под которую хорошо думалось. А подумать было над чем.

Первая мысль – а что я вообще здесь делаю? Жизнь мне дала какой-то запредельно уникальный шанс – прожить всё заново, имея знания человека из двадцать первого века. А я чем занимаюсь? Какая у меня цель, кроме обустройства мещанского комфорта? Неужели собрать семь слоников на трюмо – это и есть моя миссия? Так сказать, главный мещанский приз? Я так задумалась, что не слышала ничего вокруг, а когда голос раздался рядом – аж вздрогнула.

– Я тебя напугал, Лида? – спросил Будяк, присаживаясь на табуретку напротив.

– Скажи, зачем ты сейчас пришел? – нахмурилась я. – Поужинать мы поужинали, что еще?

– Я тебе неприятен?

– Пётр Иванович, – поморщилась я, – я специально взяла два отгула, чтобы побыть одной. Устала я адски. И вот мне сейчас совершенно не хочется что-то выяснять, доказывать и всё остальное. Говори, что хотел и дай мне выдохнуть.

Будяк помедлил и признался:

– Я думал, ты из-за меня осталась, Лида.

– Ну, ты уже узнал, что нет, – пожала плечами я и сердито чертыхнулась, обнаружив, что спустила петлю еще в предыдущем ряду и всё вязанное полотно перекосило. Придётся целых два ряда теперь распускать.

– Что я опять не так сказал, Лида, что ты злишься?

– Будяк! – рыкнула я, – ты кем сейчас себя возомнил? Ты почему такие выводы делаешь, твоё драгоценное величество?! Осталась я исключительно из-за тебя, ага! И ругаюсь тоже из-за тебя! А на самом деле – у меня петля на шарфике слетела и всё распускать придётся. Вот и ругаюсь! – я возмущённо продемонстрировала ему испорченный шарфик.

– Лида, – сказал Будяк, даже не посмотрев на моё вязание, – у меня теперь здесь дом, в Малинках. Да ты и сама уже в курсе, я думаю. В общем, я решил, что мне хочется спокойствия на старости лет.

Я скептически зыркнула на подтянутую спортивную фигуру этого «пожилого человека»: что-то, когда он на эту продавщицу запрыгнул, ни о какой старости и мыслей не было.

Будяк, очевидно, правильно понял мою ехидную ухмылку, потому что сказал:

– Понимаешь, надоела вся эта суета, постоянно куда-то спешишь, бежишь, торопишься. Борешься с какими-то обстоятельствами. Уже хочется быть хозяином собственной жизни. Так-то я давно пенсионер, а в Доме пионеров больше для души подрабатываю. Чтобы дома не сидеть. Но ребятишки есть и в Малинках. Как раз целая футбольная команда своя будет. Я от Дома пионеров здесь кружок хочу взять и буду вести. Хотя мне ещё физкультуру в школе в соседнем селе предлагали, но я не хочу.

– Вот ты ленивый, – равнодушно сказала я.

– Да нет же. Я хочу ходить в лес по грибы, на рыбалку, заниматься огородом. Читать книги, смотреть фильмы, встречаться с друзьями и ездить друг к другу в гости. Это же мой собственный дом, Лида. Дом моей мечты. Пока там ещё много работы, но потихоньку я всё сделаю. Хочу пол перестелить в комнатах, печка там хорошая, а вот лежанку нужно новую переложить, пригласил печника, Кузьмич – дельный мастер. У него сейчас работы много, но в октябре обещал всё сделать. Веранду ещё хочу сделать двойную, деревянной лапшой обить – часть закрытую, часть открытую, чтобы по вечерам там липовый чай пить с мёдом, и чтобы пахло хвоей.

– Это просто сказка, а не жизнь, – ощутила укол лёгкой зависти я.

– Лида, – Будяк заглянул мне в глаза, – послушай, что я скажу.

Я кивнула, мол, слушаю.

– Это в дополнение к нашему тому разговору. Так вот, Лида, я тебя не подгоняю и на твое решение давить не буду. Просто знай. Я живу в Малинках и жду тебя. В любое время дня и ночи. Если ты решишь прийти ко мне – я сделаю тебя счастливой. Во всяком случае постараюсь. Просто, знай это.

С этими словами он встал и, не прощаясь, и пошел через двор к воротам. Скрипнула калитка и я осталась одна. Вязание выпало из моих рук и клубочек зелёной шерсти покатился аж под стол. А я всё сидела и смотрела в сгущающуюся темноту двора.

Нужно ли говорить, что этим вечером шарфик так и не был довязан?

С утра опять стало жарко. Не так как вчера, конечно, но всё равно. Возможно поэтому я проснулась очень поздно, долго нежилась в постели, потом сварила и неторопливо попила кофе (завтракать не хотелось), послонялась по пустому двору, в конце концов мне стало скучно.

В общем, сидела я на маленьком чурбачке и вылущивала фасоль. Длинные белые и темно-бордовые фасолины с веселым щелканьем прыгали в большой эмалированный таз. Рядом уже выросла куча пустых стручков и сухих стеблей. Я запустила руки в фасоль и несколько раз перемешала фасолины. Боже, как же я люблю это делать! Они словно отполированные, такие гладенькие, приятные на ощупь. Лучше этого только крутить в пальцах только что упавшие и лопнувшие каштаны.

Римма Марковна, хоть и ворчала, но моё решение остаться одной в Малинках, приняла. Особенно, когда узнала, что Будяк живет теперь там.

Так что осталась я в Малинках, и чтобы жизнь малиной не казалась, Римма Марковна надавала мне кучу всякой работы. Хотя, по правде говоря, я была даже рада – сама же хотела перезагрузиться. А физическая работа лучше всего этому способствует.

Я опять запустила пальцы в фасолины и задумалась. И вот как дальше быть? Что я хочу – остаться здесь или валить из страны? А если остаться здесь, то что мне делать – бежать спасать СССР или вырыть огромный бункер и затарить его ящиками с водкой и вином, потому что скоро придёт Горбачев и спиртное станет по талонам? Да и не будет его почти. А если бежать из страны, то куда бежать?

От нахлынувших эмоций, от какого-то иррационального бессилия я застонала. Бывают же такие моменты, когда чувствуешь себя совершенно беспомощной.

Но пострадать и порефлексировать мне не дали. И опять это был Будяк, который торопливо вошел (почти вбежал) в калитку.

– Будяк, ну что там опять? – простонала я.

– Лида, тебя к телефону, что-то срочное!

– А с каких пор у тебя здесь телефон появился?

– Агрипина Ивановна просила передать, я как раз мимо шел.

– Иду, – вздохнула я, в полной уверенности, что звонят с работы. Хоть и поздно, но тем не менее. Опять какое-то профсоюзное заседание небось.

Но увы, действительность оказалась несколько иной – звонила Римма Марковна и она была явно в панике:

– Алё! Лида! – закричала она в трубку. – Лида! Срочно возвращайся домой!

– Что случилось? – перепугалась я, – что-то со Светкой? Она живая?

– Со Светкой еще ничего не случилось, но скоро будет, – сказала Римма Марковна недобрым голосом и тон мне её не понравился, – мне сказали, что Ольга скоро возвращается обратно.

Мое сердце дважды стукнуло где-то в районе горла, и руки заледенели.

– Кто сказал?

– Клавдия Брониславовна. Я её на рынке сегодня встретила, она рыбу покупала. Щуку она собиралась фаршировать…

– Римма Марковна, да подождите вы со своей щукой! Что она вам конкретно сказала?!

– Что Ольга возвращается уже скоро обратно. Сюда, Лида! И что она заберет Светочку и будет жить в квартире её отца! И что закон будет на её стороне! Лида! Что делать?!

– Спокойно! А откуда у Клавдии Брониславовны такая информация?

– Оттуда! Ей твоя бывшая свекровушка сказала!

– Элеонора Рудольфовна?

– Ну а кто же?! Или у тебя их много? Приезжай давай! – рявкнула Римма Марковна и в трубке пошли гудки…

В город я поехала не сразу. Ну ничего этот один день не решит, а мне тоже бросать всё не с руки. Поэтому я сперва, как и планировала, дочистила фасоль, убрала все по местам, затем собрала малину (осенью она плодоносит как-то более активно), нарвала зелени и нагрузила две сумки картошкой и овощами. Римма Марковна в прошлую ходку тоже кучу всякой всячины набрала, но я решила ещё добавить, мало ли как дела с этими новостями пойдут, можно так закрутиться, что потом и не вырвешься.

Я как раз вытаскивала из погреба две банки с вишнёвым вареньем, как опять появился Будяк:

– Лида, что там случилось? Зачем Римма Марковна звонила?

– Соскучилась, – буркнула я. Настроение и так было ни к чёрту.

– Лида, – Будяк мягко отобрал у меня банки, поставил их на землю, взял меня за плечи и легонько встряхнул, заглядывая в глаза, – Рассказывай.

Я и рассказала. Против моего ожидания, Будяк нахмурился.

– Что? – встревожилась я.

– По поводу Светы я не переживаю. У тебя опека, там, я уверен, всё оформлено как следует. Валеев не позволил бы небрежности к документам дочери. Я помню его. Крепкий был мужик. Хватка такая у него, что никто не сломает.

Я вздохнула. Да уж. Жалко, что всё так вышло. И как бы оно могло сложиться, если бы он не умер?

– Лида, – позвал меня Будяк, – давай-ка, спустись на землю.

– Но ты же сказал, что Светку она не сможет забрать.

– Не сможет, – кивнул Будяк, – да и то, что она за границу убегала, это её службы сразу возьмут на заметку. Так что у неё против тебя шансов вообще нет. Отказ же она написала?

– Написала.

– А вот квартира…

– Что квартира? – побледнела я.

– Она на кого оформлена? И как?

Я замялась.

– В общем, надо бы документы посмотреть, – задумался Будяк, – есть у меня один знакомый, как раз на этом деле спец. Сейчас поедем в город, и ты сразу собери все документы. Пока Ольга приедет, мы должны быть полностью готовыми. Думаю, в этот раз битва будет нешуточной.

– Почему ты так решил?

– Сама посуди, Ольга возвращается из сладкой заграничной жизни побитой собачонкой. Думаю, что она уже поняла, что такое реальная жизнь, и цену свою уже поняла. И тщетных девичьих надежд не питает давно.

– И что делать?

– Что. Что? Воевать. Бороться.

– Как же я не хочу воевать, – пожаловалась я, расстроенно.

– А тебе и не надо, – обнял меня Будяк и прижал к себе, – для этого у тебя есть я.

Это всё конечно хорошо: романтика и трали-вали, – рассуждала я, пока ехала обратно в город. Но полагаться на по сути посторонних людей не следует. Поэтому я решила прежде всего, прямо завтра с утра, нанести визит к любимой бывшей свекровушке. То-то Элеонора Рудольфовна «обрадуется» при виде меня.