Агитбригада. Книга 2

– У меня на сегодня другие планы, – покачал головой я.

– Но вы должны быть там!

– Я ничего вам не должен, – отмахнулся я от притязаний Фаулера (мда, а Енох оказался насчет них абсолютно прав), – мы с вами договаривались о том, что вы мне оказываете услугу, взамен я оказываю услугу вам. Сегодня я вам услугу оказал, работу выполнил, но от вас ещё ничего в ответ не было. И тут же вы мне выдвигаете какие-то условия и какие-то новые требования услуг. Нет, я так не согласен. Знаете, товарищ Фаулер, я предпочитаю взаимодействовать по принципу «вы – нам, мы – вам». И никак не иначе.

– Это была не услуга, – нахмурился Фаулер, моя речь ему явно не понравилась, – это было проверочное задание, как вы поняли.

– В изначальных условиях этого озвучено не было, – спокойно парировал я, разводя руками, – поэтому я буду воспринимать это как услугу, оказанную мной вашему Обществу. Цифру из квитанции я вас сообщил? Сообщил. Она совпадает? Совпадает. Всё. Услугу я оказал и работу выполнил. Сейчас ваша очередь.

– Но услуги же не равноценные! – возмутился Фаулер.

– А это уж как вам угодно, – пожал плечами я. – Но я что-то сомневаюсь, что научить меня десятку иностранных слов сложнее, чем проникнуть незаметно в комнату в присутствии её хозяина и добыть нужную информацию у него под носом. Более того, я и дальше продолжаю считать, что эти услуги неравноценны.

– Профессор Маркони завтра вечером прибывает в город N. Вы сможете с ним встретиться послезавтра, – недовольно процедил Фаулер. Мой выпад ему явно не нравился.

– Замечательно, – обрадовался я.

– Но посетить собрание Общества вам нужно сегодня, – молвил Фаулер, – вам придётся изменить свои планы.

– Нет, – ответил я.

Конечно же, никаких планов у меня не было, но я не собирался позволять им сесть себе на голову. Нужно было сразу, ещё до начала взаимодействия, обсудить все позиции по сотрудничеству. На берегу. Чтобы потом не было мучительно больно, как говорится.

– Геннадий, – резко успокоившись, проговорил Фаулер, – у нас конкретные сроки. Дело в том, что тот дух, который должен будет проверить, можете вы с ним общаться или нет, так вот он выходит на связь только в предпоследнюю пятницу каждого месяца. Ждать ещё целый месяц мы не можем, кроме того, вы в это время будете с агитбригадой в соседней губернии.

– Так бы сразу и сказали, – решил не упираться я (аргументы были вполне приемлемые), так что мне незачем было и дальше накалять ситуацию. – Хорошо, я приду.

Фаулер кивнул.

– Только почему именно в пятницу? – заинтересовался я.

– Общества собирается дважды в месяц, – медленно проговорил Фаулер, – сеансы проводят в первую среду месяца – день Рафаэля, и в последнюю пятницу месяца – день Анеэля. В среду – для познания истины, но там собираются лишь высшие братья, те, кто прошли все ступени, а сегодня – это для материализации.

– Ага, понятно, – пробормотал я, заинтригованно, хотя ничего понятно и не было.

– Только есть ещё одно условие, – опять сказал Фаулер.

Мне это снова не понравилось и, видимо, Фаулер понял это по моему лицу, так как быстро добавил:

– Условие небольшое, и оно не потребует от вас каких-либо усилий. Понимаете, так надо. Дело в том, что на сеанс с собой нельзя брать ни крестик на шею, ни чёток, никакой прочей религиозной атрибутики.

А… ну это ещё терпимо, – подумал я, а вслух тупо брякнул:

– Так вы сатанисты что ли?

– Наши собрания не имеют ничего общего с любой субъективной оценкой Высших Сил, – уклончиво ответил Фаулер и я опять вспомнил Еноха.

Кстати, о Енохе. После разговора с Фаулером, я поспешил домой, охота было поговорить с Одноглазым. Пообщаться после его возвращения нормально не получилось. Так, лишь перекинулись двумя словами, и тут как раз по дороге ехал грузовик из нашей трудовой школы, знакомый водитель подкинул до города. А дома ждала записка.

Но сейчас у меня до вечера было нормально времени и я хотел получить ответы на некоторые вопросы. Главный вопрос был в том, где он был после уничтожения дощечки? Как он вернулся, когда я прочитал слова старой цыганки? И как он теперь будет без привязки?

Это всё следовало выяснить как можно скорей.

Хмурая Степановна открыла дверь и на моё вежливое приветствие, лишь отчуждённо махнула рукой.

Ну вот, сердится, значит, за постоянные гости и шум. Надо будет завтра точно ей какой-то подарочек прикупить.

Но не успел я сделать и шагу, когда она сказала:

– Гена, ты тоже это слышишь?

– Что слышу? – не понял я.

– Ты вот ушел, а во флигеле какие-то звуки начались. Я уже и вокруг ходила, и внутрь к тебе заходила – звуки слышатся, а откуда они идут – непонятно.

– Я разберусь, – пообещал я, понимая, что кто-то сейчас получит большую взбучку.

Уже у входа во флигель я услышал крики.

Торопливо, я практически вбежал к себе и замер от открывшейся мне картины. Енох и Филимон Поликарпович кружили по комнате, словно два горных орла, верещали друг на друга что было мочи и периодически швыряли друг в друга сгустками зеленоватого света, словно пьяные джедаи.

Можете себе представить картину – заходите вы к себе в комнату, никого не трогаете, а там призрачный скелет швыряется какой-то хренью в одноглазое привидение?

– Да ты совсем рехнулся, придурок! – верещал Енох.

– От придурка слышу! Глиста костлявая! – не оставался в долгу Филимон Поликарпович.

– На себя посмотри, циклоп одноглазый!

– Дистрофик!

– Полифем!

– Кощей!

– Так, товарищи призраки! – хлопнул я ладонью по столу, – а что это у нас здесь происходит?

– Не мешай, Генка, – отмахнулся от меня Енох и налетел на одноглазого, изрыгая такую хулу, что даже портовые грузчики, услышав такое, покраснели бы как пятиклассницы.

– Дрищ! – ответил ему Филимон Поликарпович, даже не удосужившись мне ответить.

Так, мне это уже не нравится. То, что парни решили разделить территорию, это понятно, но то, что при этом на меня не обращают никакого внимание – это уже за гранью дозволенного. Надо срочно принимать меры, или вылезут на голову. Оба.

– Молчать! – заорал я. – Оба!

Призраки ошарашено уставились на меня.

– Слушаем сюда! – продолжал рычать я тоном прапорщика Петренко, – отставить драку! Сцепились, как базарные бабы!

– Да этот циклоп первый… – начал было Енох, но я перебил, рявкнув:

– Я! Кому?! Сказал?! Молчать?!

– Ты, Гена, не понимаешь, глиста эта… – влез Филимон Поликарпович, видимо решив, что я принял его сторону, но я опять рыкнул:

– Что-то непонятно? Так я объясню!

Енох что-то проворчал нечленораздельное и спустился от потолка вниз, глядя на меня с таким видом, словно делал великое одолжение. Одноглазый даже спускаться не стал.

– Филимон Поликарпович, – жестко сказал я, – а тебе что, особое приглашение нужно?

– Мне и отсюда слышно нормально, – огрызнулся он.

– А вот мне неудобно задирать на тебя голову, – ответил я, – впрочем, скажу так, я никого из вас подле себя не держу. Можете убираться. Оба.

– Да ты что, Генка! – замахал руками Енох, – ты что такое говоришь?!

– Ген, ты обиделся что ли? – перебил скелетона одноглазый и плавно спланировал на пол. – Меньше на этого придурка костлявого обращай внимание…

– Кто придурок?! – заверещал Енох.

– Так! Я последний раз делаю замечание, – очень тихо сказал я и отошел к окну.

Есть такой приём в педагогике: если школьники расшумелись, то нужно сначала рыкнуть, чтобы привлечь внимание, а потом резко перейти на очень-очень тихую речь. Тогда все станут прислушиваться и в классе будет тишина. Ну а дальше уже идут другие методики.

Я взглянул на взъерошенных призраков, воинственный пыл которых ещё не прошел. Но они не знали, что я справлялся даже с седьмым «Г»! Противная завучка, чтобы досадить мне, ставила мой урок химии сразу после физкультуры. А в седьмым «Г» у нас учились только второгодники и хулиганы. И можете себе представить, какие они приходили после физкультуры ко мне. Но я их дрессировал на раз. А тут всего два каких-то ископаемых призрака.

– Так вот, ребята, – тихо сказал я и внимательно посмотрел на них по очереди. – То, что вы сейчас устроили, мне сильно не нравится. А ещё не нравится ваше отношение ко мне. Так оно не будет. Игнорировать меня не надо. Это – моё жильё. И я не позволю кому бы то ни было, творить здесь беспредел!

– Я извиняюсь, а что такое беспредел? – спросил Енох.

Филимон Поликарпович обидно заржал, явно подначивая Еноха.

Тот замерцал и пошел зелёными пятнами от злости.

– А это то, что вы сейчас здесь устроили, – пояснил я и жестко добавил, – так что принимайте решение прямо сейчас. Если вы со мной, значит играем по моим правилам. Если не нравится что-то – адью! Призраков вокруг много, замену вам я быстро найду.

– Да ты что, Генка, – заискрился нежно-зеленым Филимон Поликарпович, – это мы так шутили. Правда ж, Енох?

Енох немного помолчал, потом с важным видом кивнул, демонстративно не глядя на одноглазого.

– Мы больше не будем, – добавил скелетон, – Я, во всяком случае. Тем более я с тобой с самого начала. Мы многое уже прошли, Генка. Не то, что некоторые самозванцы.

– Самозванцы, да? – тут же вскипел одноглазый, – а я, между прочим, Генке жизнь спас! Ценой своей! Пока некоторые непонятно где прохлаждались…

– Прохлаждались?! – заверещал Енох и ссора пошла по второму кругу.

– Так! – сказал я, доставая листочек цыганки, и помахал им в воздухе, – если прочитать эти слова два раза, душа остается в этом мире. А вот мне интересно, а что, если эти слова прочитать в обратном порядке, душа развеется и уйдет с этого мира? Решайте, на ком поэкспериментируем в первую очередь?

Оба призраки испуганно застыли.

– Ты сейчас шутишь! – обличительно уставил костяшку пальца на меня Енох.

– Проверим? – мило улыбнулся я и в комнате повисло молчание.

– Нет, не надо. – торопливо сказал одноглазый. – мы больше не будем. Да, Енох?

– Вы мне это две минуты назад обещали.

– Не знаю, кто там что обещал, – скептически взглянул одним глазом Филимон Поликарпович на Еноха, – но лично я дам клятву. Которую нарушать нельзя. Так что сколько этот дистрофик не будет меня провоцировать, я буду молчать!

Енох возмущенно заискрился и замерцал, но деваться ему было некуда.

– Хорошо, – спокойно ответил я, – давай клятву и оставайся. А ты, Енох, прощай!

– Как прощай?! Почему это сразу Енох прощай?! – возмутился скелетон.

– Ну ты же не даешь клятву, – пожал плечами я.

– Я не успел просто! Не успел!

В общем, в результате переговоров, я взял с призраков клятву полного подчинения и хрупкий мир воцарился в моём флигельке, хоть и чувствую, что ненадолго.

– Так, есть ещё пару моментов, которые нужно обсудить, если все успокоились, – сказал я. – Первое. Называть тебя Филимоном Поликарповичем слишком длинно и неудобно.

– Согласен, – слишком уж торопливо сказал одноглазый.

– А что, если я буду называть тебя Филей? – предложил сокращённый вариант имени я.

– А других имён нету? – жалобно скривился тот.

– А как тебя называли в жизни?

– Филимоша, Моня…

– Моня? – засмеялся я, вспомнив раневское «Моня, не нервируй меня», – отлично, буду называть тебя Моня. Ты согласен?

– Ладно, называй, – вздохнул одноглазый.

– Вот и отлично, – усмехнулся я и сообщил, – второе. Во время моего отсутствия во флигеле должна быть тишина. Хозяйку вон перепугали. Нехорошо.

– Будет!

– Не вопрос! – заверили меня призраки.

– Замечательно, – кивнул я и подытожил, – если с этими вопросами разобрались, тогда сообщаю вам следующее, – сегодня в десять тридцать вечера меня ждут в Обществе.

– Зачем? – взвился Енох, – мы ведь уже выполнили то задание!

– Что за задание? Что за общество? – жадно замерцал от любопытства Моня.

– Генка, я же говорил тебе… – завёлся Енох, игнорируя вопросы одноглазого.

– У них какой-то дух приходит только в последнюю пятницу месяца, – сказал я, – они хотят меня проверить…

– Так ведь проверяли уже! – возмутился Енох. – Ох, Генка, говорил я тебе, что с этим обществом не всё так хорошо будет!

– Да что за общество такое?! – уже в который раз задал вопрос Моня.

Мы с Енохом переглянулись и вздохнули.

Вечером, в нужное время я прибыл по адресу улица Пролетарская, 43-Б. Первый этаж, квартира два. Меня впустили внутрь, в большой комнате собралось человек пятнадцать, в основном все мужчины. Среди них были и две женщины – явно молодящаяся дама, в тёмном глухом платье, и уже знакомая мне Юлия Павловна. Последняя была в скромной закрытой блузке и длинной черной юбке в пол.

На мою улыбку, она строго поджала губы и отвернулась. Ну ничего, дай только время.

В этот раз обстановка отличалась. Был стол, как и в прошлый раз, были стулья, но на столе вместо странных приборов не было ничего. Во всяком случае поначалу так мне показалось. Присмотревшись, я увидел, что на столе начерчена вроде как пентаграмма. Я примерно такое в каком-то голливудском фильме видел в моей прошлой жизни.

Мы все сели вокруг стола. И принялись молча сидеть. Мне быстро надоело. Сперва я рассматривал сидящих людей, но потом стало совсем скучно. От горящих свечей было жарко, меня потянуло в сон. Внезапно женщина что-то нараспев забормотала.

Медиум?

Ну ладно, сижу, смотрю дальше.

Через минуту к её бормотанию присоединился сидящий рядом со мной мужчина. Сколько я не прислушивался, разобрать, что они там лопочут, не мог. Прошла ещё примерно минута и к ним присоединился ещё один. Нужно ли говорить, что по происшествии какого-то времени бормотали все. Точнее все, кроме меня.

Ну ладно.

Сижу дальше, смотрю.

Внезапно я увидел, как по линиям пентаграммы пошли зеленоватые сполохи. Точно такие же, как был Енох и Моня. А это значит, что тут действительно не фокусы-покусы.

В общем, они ещё немного побормотали и в центре стола, прямо внутри пентаграммы появилась душа.

Это была женщина, но понять старая она или молодая я не мог, так как она была слишком уж прозрачная.

– Вера! Вера! Ты здесь? Ответь? – вдруг подал голос один из мужчин с невнятным вытянутым лицом и вялым подбородком.

Вера посмотрела на него и передвинула деревянную стрелку.

Я присмотрелся внимательнее – в центре пентаграммы была вырезана такая же доска, как я когда-то делал для Серафима Кузьмича.

– Да!

– Она здесь!

– Вера здесь! – зашелестели возбуждённые шепотки вокруг.

– Задавайте вопросы, – торопливо велел мужчина, – как и договаривались. Юлия Павловна начинает.

– Вера, – сказала Юлия Павловна и посмотрела на меня. – Здесь присутствует мальчик. Геннадий. Ты можешь с ним поговорить, чтобы убедиться, он видит духов или нет?

Мальчик, значит? Ладно, запомню. И докажу тебе, девочка, что не такой уж я и мальчик. Ты ещё за мной плакать будешь. Ишь ты! Прям взрослая! Мальчик!

Пока я кипел от возмущения, чуть не пропустил самое интересное. Вера обвела всех глазами. Остановила взгляд на мне и, вздохнув, опять взялась за стрелку.

– Да!

– Вера сказала «да»! – опять зашушукались эти люди.

– Вера, задай ему вопрос голосом, – сказала Юлия Павловна. – А ты, Геннадий, не смотри на круг. Ты должен будешь ответить.

– Хорошо, – я пожал плечами.

– Как же мне всё это надоело, – проворчала призрак Вера, – вечно одно и то же.

– Ну, так сама задавай им формат, – ответил я. – Они же с такими как ты не умеют общаться, вот и пытаются в меру своего понимания.

– Ты что, меня действительно видишь?! – заверещала Вера и замерцала, как Енох, когда он до предела взволнован.

– Вижу, – пожал плечами я. – Задавай свой вопрос, а то они же от меня не отстанут.

Все посмотрели на меня осуждающе. Похоже они не верили, что я действительно разговариваю с Верой.

– У меня к тебе будет большая просьба! – вдруг быстро заговорила Вера, – слушай, я похоронена на старом кладбище, второй ряд, сорок четвертое место. Они забыли положить мне в гроб медную монету. Положи на могилу монету, иначе я тут так и останусь. Я же не могу уйти!

– А мне что за это будет? – проворчал я, игнорируя недоумевающие взгляды окружающих, – тащиться на кладбище, тем более на старое, в такую даль, искать сорок четвёртое место… Мне лень.

– Прошу тебя! – умоляюще протянула руки ко мне Вера, но, наткнувшись словно на невидимую стену на границе пентаграммы, сердито зашипела.

Хм… любопытная методика. Может, и к Анфисе это было бы можно применить? И к тому призраку, что сидит на Дизельной и врёт мне, что он дух моего отца?

Только кто же ставил эту пентаграмму? У кого бы спросить? Фуллер же по-любому не расскажет. Чёрт, придётся-таки вплотную заняться Юлией Павловной. Мальчиком она меня считает! Самой лет двадцать пять, ну, во всяком случае, тридцати точно нет, а на меня «мальчик» сказала!

– Так ты сделаешь? – жалобно протянула Вера. – Не могу я здесь больше!

– Что мне за это будет? – повторил я.

– Клад! Я знаю где клад! – воскликнула она. – У моей тётки, на улице Крестовоздвиженской, дом восемь, квартира тоже восемь, под подоконником есть ниша. Туда она положила шкатулку с украшениями.

– Уже лучше, – кивнул я, – а почему ты приходишь только по последним пятницам каждого месяца?

– Сил у меня мало, – прошелестела Вера, все больше бледнея. – Так ты сделаешь? Да?

– Если ты правду сказала, то да, – кивнул я.

– Это правда!

– Посмотрим, – вздохнул я и добавил, – пиши им вопрос и мне озвучь. Надо закончить всё это. Я уже спать хочу.

– Вопрос такой: как звали любимую собачку Стеллы Феликсовны? Ответ: Лёля.

Вера погоняла стрелку по столу.

– Повторите! – строго велел мне мужчина.

– Вера задала вопрос: как звали любимую собачку Стеллы Феликсовны? Ответ: Лёля, – послушно повторил я.

Все ахнули.

– Потрясающе! – сверкая восторженными глазами, ахнула женщина.

А вот Юлия Павловна промолчала, хотя тоже могла бы и ахнуть. Хотя бы из вежливости.

Они ещё позадавали какие-то вопросы Вере, всякую чепуху. В основном спрашивали насчет всякой трансцендентальности, познания истины и прочей фигни. И, наконец, сеанс был закончен, Вера отпущена, народ начал потихоньку рассасываться.

Я, вполне довольный, что мне дали положительное заключение и Фаулер будет посрамлён, начал собираться домой. Спать хочу просто смертельно.

И тут меня окликнули.

– Геннадий, извините, но мне очень нужно с вами поговорить, – невысокий мужчина в белоснежной рубашке и в черном сюртуке, выжидающе смотрел на меня.

– Говорите, – вздохнул я,

– Давайте отойдём на балкон, – предложил он.

Я пожал плечами, и мы вышли на свежий воздух.

– Дело в том, что я наблюдал сейчас ваши спиритические способности и понял, что только вы можете нам помочь!

– Но я же помогаю, – поморщился я, ну не нравилось мне быть Чип-и-Дейлом, и всё тут.

– Это вы нашему Обществу помогаете, – мужчина вытащил большой клетчатый платок и промокнул взопревший лоб. – А я сейчас говорю о другой структуре.

– Что у вас случилось?

– Дело в том, что совсем недавно мы обнаружили труп мужчины.

– И что здесь такого? – не понял я.

– Труп был на берегу реки Шайтанка, там, где широкий песчаный пляж, – пояснил мужчина, – и вокруг ни следов, ничего. Абсолютно ровный песок.

– Кто-то замёл следы граблями? – предположил я. – Метлой?

– И на одежде мужчины ни одного опознавательного знака, ни бирок, ни ярлычков, ни-че-го! Помогите понять, кто это и как он там очутился!

Глава 6

Было поздно, но я так почему-то морально устал от последних событий, что направился не домой, а прямиком к Изабелле. К моему удивлению, она оказалась дома. Хотя по пятницам в кафешантанах и ресторанах дым стоял коромыслом.

– Ген-нн-а-а-а, – томно протянула она, когда я курил, выпуская в форточку дым.

– Что, дорогая? – подавив вздох, спросил я (ну почему женщин всегда после всего этого обязательно тянет на разговоры?).

– А вот скажи, вот ты бы на мне женился?

– Конечно! – без зазрения совести соврал я, – был бы я совершеннолетним – так прямо завтра с утра пошли бы с тобой в ЗАГС заявление подавать.

Мне можно было так говорить, до совершеннолетия ещё куча времени, за которое кто-нибудь у Изабеллы да появится.

– Вот почему мне так на женихов не везет? – проныла Изабелла, – Вот скажи-и-и, Геннаша, я что, такая некрасивая?

– Ты самая красивая из девушек, которых я видел в своей жизни! – очень искренне воскликнул я, затушив окурок и развернулся к ней. – Хотя я должен в этом ещё раз убедиться. Иди сюда…

Через некоторое время, Изабелла, тяжело дыша, откинулась на подушки:

– Генна-а-аа-аша, – проворковала она довольным голосом, – но если я такая красивая, то почему мне с женихами так не везет?

– Всё очень просто, – простонал я, – ты выглядишь как очень молоденькая девочка, вот они и опасаются к тебе подкатывать.

– Хм… наверное, ты прав, – задумчиво протянула Изабелла, – нужно будет сделать прическу повзрослее и глаза красить ярче.

– Угу, – подтвердил я.

– Генюня, а я интересный собеседник?

– А вот это нужно проверить. Иди сюда…

Ещё через время.

– Ген-нн-а-а-а, – благодушно промурлыкала Изабелла, – а у меня ноги красивые?

– Покажи! – велел я, – охххх, что же ты со мной делаешь…?

Утром я торопился. Сегодня меня ждали мази от веснушек и фурункулов в «Центральной гомеопатической Аптеке Форбрихера», опаздывать, после прошлого раза было нельзя.

– Где мои штаны, ты не видела? – озабоченно заглянул под кровать я.

– М-м-м-м? – промычала Изабелла, не поднимая головы от подушек.

– А! Вот они, – я аккуратно, чтобы ещё больше не помять, снял свои брюки с винтажного трюмо (интересно, как они вчера сюда попали?). – Слушай, Изабелла, мне нужен совет. Женский.

– М-м-м-м? – мурлыкнула Изабелла, – говори, только быстро. Спать ужасно хочу.

Ну вот, ей-то хорошо, она сегодня, как оказалось, выходная, а вот мне весь день растирать вонючие смеси, а потом ещё отбывать наказание.

Но вслух сказал:

– Какой подарок можно подарить старухе?

– У тебя ещё и старуха появилась? – ревниво брякнула Изабелла, и даже соизволила приподнять голову от подушки. – Что за старуха?!

– Да хозяйка того флигелька, за пустырем, который я снимаю, – оправдался я, – понимаешь, ко мне пару раз приходили друзья, мы там немного пошумели, она сердится. Хотел её чем-то порадовать… но не знаю, что принято дарить старухам.

– А меня ты чем порадуешь? – Изабелла откинула одеяло и её грудь колыхнулась.

– Иди сюда…

Чёрт, в аптеку я, кажется, категорически опоздал!

Взглянув на часы, я принялся судорожно собираться. Смысла в скоростном рывке уже не было, всё равно получу на орехи, но я боялся, что так я вообще никогда не уйду.

– Купи ей красивую шаль, или альбом для фотографий с бархатной обложкой, – еле слышно пробормотала Изабелла.

– Ага. Хорошо, – ответил я, – дорогая, а где мои штаны, ты не видела?

Но Изабелла мне не ответила. Она крепко спала.

В «Центральную гомеопатическую Аптеку Форбрихера» я вошел крадучись, словно преступник. Скользнул на своё место и сделал вид, что я здесь уже давно.

Народ трудился, каждый за своим столом и на меня не обратили внимания.

Так я сперва подумал.

Но ошибся.

Только-только я принялся смешивать одну часть пшеничного крахмала с четырьмя частями желтого вазелина, как в лабораторию вошла Лизонька. Увидев меня, усердно перемешивающего компоненты, она едко заметила:

– Геннадий! Если бы вы не опоздали на целых полтора часа, вы бы знали, что вазелин с крахмалом положено смешивать на водяной бане. Я всё это подробно объясняла практикантам в моей утренней лекции. И где это вы были? Опять на могилку к папеньке ходили?

– Эммм… ну я… – начал судорожно выдумывать ответ я.

– А что это у вас на шее, Геннадий? – губы у Лизоньки задрожали, а глаза расширились, – это что у вас на шее, засос?

– Нет! – соврал я.

– Это засос! – воскликнула с болью в голосе Лизонька.

– А я вам говорю – нет! – продолжал отстаивать свои кристально-чистые моральные принципы я. – Как вы могли такое обо мне подумать, Елизавета! А ещё передовая девушка!

– Я вам не девушка, я товарищ! – вспыхнула Лизонька.

– Тем более! Стыдно, товарищ Елизавета!

– Паяц! Я всё расскажу папеньке! Принципиально, раз так!

– А почему же вы не рассказали ему, товарищ Елизавета, кто начал в прошлый раз скандал? Неужели ваши принципы на сыновей управляющего ВСЕРОКОЖСИНДИКАТа не распространяются?

– Да вы хам! – вскричала Лизонька так, что услышали все, и практиканты даже перестали перетирать примочки и порошки и уставились на нас с любопытством.

– Товарищ Елизавета, этот приютский что, оскорбляет вас? – моментально влез Валентин.