скачать книгу бесплатно
Блистанье всех цветов и всех ветвей!
И, опьяненный, я бросался ниц
И чувствовал, как предо мной роняла
Свои одежды чудная природа!
Мой друг! я не пошлю герольдов, – имя
Твое вещать везде на перекрестках,
Как делают по смерти короля:
Наследнику он оставляет славу
Свою, и камню гробовому – имя.
Но ты, волшебник, не совсем исчез!
Ушел твой облик видимый, а ты
Витаешь всюду, жду я каждый миг —
Над бездной не поднимутся ли вдруг
Из волн ночных нездешние глаза
С бессмертною, таинственною силой?..
Не кроется ли волосатый фавн
За чащею, увитою плющом?..
Я верить не могу, что я – один,
Среди цветов, деревьев и камней,
Которые молчат под этим небом,
Где облака плывут: возможно, право,
Что существо воздушней Ариэля
За мною вьется! Знаю, заключен
Союз волшебный был между тобою
И существами многими, и луг
В весенний день дарил тебя улыбкой,
Как женщина любовника дарит,
Проснувшись утром после страстной ночи.
Хотел я смерть оплакивать твою —
Но радостью уста мои ликуют!
Итак, мне не годится здесь стоять.
Жезлом я троекратно постучу,
Виденьями наполню эту сцену
И отягчу их ношею печали,
Чтоб каждый здесь заплакал, размышляя,
Как много скорби к нашим всем делам
Примешано.
Пусть это представленье
Как в зеркале покажет вам печали
Тревожного и темного мгновенья.
Художнику великому хвалу
Услышите из уст воскресших теней.
Уходит, за ним слуги с факелами. Просцениум погружается в темноту. Снова звучит симфония.
Бюст Бёклина исчезает.
Затем слышится троекратный удар жезлом. Гобеленовый занавес раздвигается, открывается сцена.
Сцена представляет террасу на вилле Тициана близ Венеции. Позади терраса окаймлена низкой каменной резной оградою, за нею виднеются в отдалении вершины пиний и тополей. В этой ограде левее обозначена двумя вазами лестница, ведущая вниз в сад и невидимая зрителю. Левая сторона террасы спускается отвесною стеною в сад. Эта стена и ограда террасы заросли плющом и ползучими розами, которые вместе с высокими кустами сада и свесившимися ветвями представляют непроницаемую чащу.
Правая сторона сцены занята ступенями веерообразной лестницы, которая заполняет собою весь угол и ведет к открытому балкону. Отсюда дверь, завешенная занавесом, ведет в комнаты дома. Стена дома, заросшая диким виноградом и ползучими розами, заканчивает сцену с правой стороны. Эта стена украшена бюстами, на подоконниках красуются вазы с ниспадающими ползучими растениями.
Полдень, позднее лето.
На коврах и подушках лежат на ступенях, которые идут вдоль ограды, Дезидерио, Антонио, Батиста и Парис. Все молчат. Ветер шевелит занавес у двери. Тицианелло и Джанино через некоторое время выходят из двери. Дезидерио, Антонио, Батиста и Парис спеша встают им навстречу и озабоченно окружают их. После некоторого молчания.
Парис. Что?
Джанино (глухим голосом). Очень плохо.
К Тицианелло, который заливается слезами.
Бедный, милый Пиппо!
Батиста. Он спит?
Джанино. Нет, бредит наяву. Палитру
Он требует.
Антонио. Но ведь ее нельзя
Давать ему?
Джанино. Напротив. Врач сказал:
Его не надо мучить. Нужно дать
Все то, о чем он просит.
Тицианелло (в отчаянии). Все равно,
Умрет он завтра или уж сегодня!
Джанино. Сказал он, что скрывать не смеет больше…
Парис. Не может умереть он! Невозможно, —
Ошибся врач, обманывает нас.
Дезидерио. Как, Тициан, творец великий жизни,
И смерть? Так кто же вправе еще жить?..
Батиста. Но он что чувствует? Опасность видит?
Тицианелло. В бреду воображает он, что пишет
Картину новую, и жутко видеть
Как, задыхаясь, он спешит. Девицы
Ему позируют, а нас он выслал…
Антонио. Но как же пишет он, откуда силы
Берет?
Тицианелло. В загадочном одушевленьи,
Как никогда он прежде не писал,
Как будто повинуясь приказанью,
Мучительно, безумно…
Паж появляется в дверях, за ним следуют слуги. Все пугаются.
Тицианелло.
Джанино.
Парис.
Что? что с ним?
Паж. О, успокойтесь. Отдан нам приказ
Картины из беседки принести.
Тицианелло. Зачем?
Паж. Он хочет видеть их, сравнить —
Он говорит: те жалкие, плохие —
С картиной новою. Теперь чудесно
Постиг он многие задачи – понял,
Что живописцем был плохим… И нам
Велел картины тотчас принести.
Прикажете?
Тицианелло. Скорей, скорей! Спешите,
Пока вы медлите, томится он.
Слуги между тем проходят через сцену, у лестницы к ним присоединяется паж. Тицианелло идет на цыпочках, осторожно приподнимает занавес, исчезает за дверью. Остальные в беспокойстве ходят взад и вперед.
Антонио (вполголоса). Как страшно! Он, божественный художник,
В бреду… и жалок так невыразимо…
Тицианелло (возвращаясь). Он успокоился, лицо сияет,
Глаза его блестят здоровым блеском,
И, бледный, он все пишет, все спешит,
Беседуя с девицами, как прежде.
Антонио. Так ляжем на ступени, станем вновь
Надеяться до будущей тревоги.
Батиста (как бы про себя).
Тревога… а потом конец… конец
Тревоге всякой, и существованье
Безжизненное, мертвое, глухое…
Еще невероятное сегодня
Уж совершится завтра…
Пауза.
Джанино. Я устал…
Парис. Так жарко веет этот знойный воздух.
Тицианелло (улыбаясь). Бедняжка, ты не спал всю ночь!
Джанино (приподымаясь, опершись на руку).
Да, правда,
Я в жизни первый раз не спал всю ночь…
Откуда знаешь ты?
Тицианелло. Я ощущал
Вблизи твое дыханье, а потом
Ты встал и сел поодаль на ступени.
Джанино. Казалось мне, как будто странный зов
Пронесся среди синей томной ночи.
И сна в природе не было: она
Дышала тихо влажными устами, —
Раскинувшись лежала в тьме глубокой,
Прислушиваясь к таинству молчанья.
Мерцанье звезд струилось непрерывно
На мягкую неспящую траву,
И соком наливалися как кровью
Плоды тяжелые при свете ярком
Луны, и серебрились все фонтаны
Ее лучам сверкающим навстречу.
Проснулись чудных звуков сочетанья,
И там, где тень скользила облаков,
Я слышал, будто мягко выступали
Нагие ноги… Тихо я поднялся —
Лежал я прежде около тебя.
Он встает и обращается к Тицианелло.
Тогда во тьме пронесся сладкий звук,
Как будто флейта тихо застонала,
Которую в раздумье держит фавн
В руке своей из мрамора – вот там,
У группы темных лавров, близ цветов.
Я видел, как стоял он неподвижно,
Блистая белым мрамором, вокруг
В мерцанье серебристо-голубом
Летали пчелы, жадно опускались
На красные раскрытые плоды
Гранатов, соком спелым опьяняясь
И ароматом ночи. И когда
С дыханьем тихим тьмы мое лицо
Благоуханья сада обвевали,
Мне чудилось, что веяли вблизи
Колеблемые складки мягких тканей,
Что теплая рука меня касалась.
При свете лунном, шелковисто-белом,
Кружились мошки роем иступленным,
