Легенда о царице. Часть пятая. Царство мертвых

– И что же это такое нам тут вдруг стало надо? Ты это знаешь?

– Знаю! Всем нужен рай, поля Иалу, но… но, всегда за счет других. Рай каждому нужен, но только для себя. Ну, такова психология человека, – ну он не верит в рай, пока рядом не образуется ада. Для человека рай – в аде для другого человека.

– У вас там все такие?

– Разве у вас иные? По-крайней, мере ты именно такая.

– Да! У нас такие же. Но нас разделяют тысячелетия и мы вправе ожидать, что вы там, в будущем далёком, хоть чем-то отличаетесь от нас.

– А! – вестник махнул рукой. – Какое там. Но я не понимаю, если ты не хочешь мир улучшить, то за каким тебе бананом рваться к власти? Чего же ты хочешь?

Глаза Имтес вновь загорелись.

– Плевала я на мир! Я хочу власти! Полной и безраздельной власти. Я знаю совершенно точно, что с ней мне делать. Я уверенна, что распоряжусь ей лучше, чем другие. Я слишком долго ждала этого момента, чтобы упустить теперь его. Пеопи-Нефрикара был слишком стар для возможности влиянья на него и слишком древен для изменения порядка. Он относился к нам как к бабочкам и стрекозкам, порхающим по цветам – очень красиво, но это и всё. Меренра-Амтиесаф слишком уж рано ушёл за горизонт, и мы не успели овладеть им в полной мере, иначе не случилось бы такого. Он не привык еще слушать голос своих женщин, он по молодости лет считал, что мы только для услаждения его плоти, и больше ничего. Ему и в ум не входило использовать женский ум. Хотя даже наша малолетняя царица ему в интригах давала фору и предупреждала, да где там! Слушать повелителю девчонку, малолетку. Ну, да, умом ее он восторгался, как и всякий отец, но в слух принять… ну, это ж невозможно для мужского эго! А ты, думаешь, мы ему не шептали, не жужжали, не бормотали и не трандели, не зудели ежечастно? Да, блин, языки стерли, шепча о его «друзьях». А толку? Толку ни хера, потому, что Меренра-Амтиесаф был слишком молод, чтобы прислушиваться к нам и слишком благороден, чтобы поверить в предательство друзей. И еще, на беду его, слишком смел, чтобы кого-либо опасаться. А ты думаешь, Нейтикерт была бы другой, если бы ее отца не убили на ее глазах? А точно такой же была бы благородной дурой, начитавшись всех этих древних сказаний о героях. Но, а теперь с царицей… ну с царицей ты и сам знаешь ситуацию. И вот теперь! Теперь!

Имтес подскочила на ложе и схватила вестника за плечи.

– Ты! Теперь ты встанешь со мною рядом. У тебя, скотина, много знаний! Ты обязан это сделать, если только ты не болтун, если и вправду веришь в свои слова о лучшем мире. И ты сам знаешь, что вместе со мною сможешь это сделать. Или ты боишься крови? Ты трус?

Вестник покачал головой.

– Вот и славно. Мы будем действовать быстро и очень жестоко. Чем более жестоки мы будем в начале, тем спокойней будет жить страна потом. Нас ждут сражения, дальние походы и завоевания, великие строительства грандиозных сооружений. Ох, мой дорогой, если бы ты только знал, что я замыслила построить! Куду там Хуфу и Хефрен!

– О, Имтес, о, бывшая моя прекрасная супруга, откуда мы возьмём на всё это средства в обнищавшем государстве. Тут не хватит богатств твоего сепа.

– Ха! Ха-ха! Наше государство очень богато, только богатство находится, не там где должно. Мы вытрясем несметные сокровища из тех, кто растащил страну по своим уделам. Я вытрясу их вместе с головами и кишками. Где твои папирусы с доказательствами о сокрытии золотых рудников? Царица ничего не предприняла в этом направленье, а я завтра же арестую негодяев, и отдам под суд, а послезавтра их головы украсят вот этот мой стол. А послепослезавтра их богатства пополнят царскую казну.

– Имтес, их головы уже покинули тела. Царица всё же кое-что предприняла, но без всякого суда.

– О, ошибаешься, мой дорогой! – глаза Имтес разгорались всё ярче, а ногти впились в кожу. – Остались родственники, а за государственное преступление уничтожается весь род. Всё золото принадлежит царю! Только царю! Весь род государственных преступников должно извести под корень! Это закон! Наш египетский закон! Прямо сейчас пошлём отряды и возьмем под стражу всех уродов, пока никто не разобрался в чем суть дела. Собирай всех своих знакомых простолюдинов, с которыми любил якшаться и жрать пиво, им тоже найдется работа. Строй свои диковинные орудия, организуй войска. Что же ты выбираешь, дорогой?

Имтес затрясла вестника.

– Выбирай! Выбирай же Джедсегер – жизнь в огромном мире, полная событий или тоска о мрачной тени, исчезнувшей в бездне Аменти?

– Имтес, я останусь с тобой. Я сделаю всё что смогу.

– И ты забудешь Нейтикерт?

– Никогда.

– Не понимаю, дорогой. – Имтес прищурила глаза.

– Царица сейчас в вечности, а я остался здесь и должен прожить эту жизнь до конца, ибо этого царица и хотела. Ты права во всём – нечего болтать и не в чем сомневаться, надо изменять этот мир. Я проживу эту жизнь до конца с тобою рядом, до самой вечности, а там… впрочем, кто же знает, что будет там. Ты всё сказала и всё абсолютно верно, забыла лишь одно.

– Что же?

– Так, малость.

– Что именно, мой дорогой?

– О любви ты ни слова не сказала.

– Дорогой, – Имтес чуть улыбнулась, – я тебе говорю о серьёзных вещах, а ты о всякой ерунде.

– А именно это для меня и важно. Если есть любовь, хотяф бы на срок одной жизни, то все у нас выйдет. Всего мы достигнем на срок хотя бы одной жизни.

– Послушай, но это же чепуха.

– Получилось очень странно. У Нейтикерт была любовь и она меня постоянно прогоняла и кроме любви ничего не предлагала и не просила. Ты же зовешь с собой и предлагаешь всё – весь мир и целую жизнь, всё кроме любви.

– Любовь? – прошептала Имтес, как-то притихнув и даже чуть опустив взгляд.

– Обязательно. Это всего лишь на одну жизнь.

– Тебе нужна моя любовь? – Имтес подняла печальные глаза. – Любовь принцессы Техенну?

– Конечно. Иначе не будет разговора.

Звон пощёчины раздался очень неожиданно.

– Такая подойдет? – участливо спросила она и отвесила ещё одну оплеуху.

– Любви моей захотелось. – прошипела Имтес и подскочила словно её кольнули в попку, руки её замелькали с такой скоростью, словно она решила переплыть бурные воды Хапи на одном дыхании.

– Скотина подлая! – заорала она. – Вся перед ним обнажилась. До трусов разделась. И трусы сняла. И все позы поменяла и всё скотине мало! А оно всё кочевряжется – любви теперь ему давай, гамадрилу! Ну, на! – получи любви по наглой морде!

Имтес, закусив губу, со скрюченными пальцами кинулась на вестника, и они покатились по ложу, брыкаясь и извиваясь.

– Дорогая, что с тобою! – кричал несколько растерявшийся вестник, с весьма переменным успехом уворачиваясь от звонких ладоней почему-то не желающей влюбляться Имтес. – Я не хотел тебя обидеть!

– Любви тебе, козлу! – вопила Имтес. – Мало, сука подлая, меня со всех сторон оттрахать, надо ещё в рот засунуть и на рожу кончить! Так получи к любви закуску. Нравиться?! Ну, так не стесняйся я щедро угощу и этим – на, ешь еще.

– Да, Имтес! Хватит. Обойдемся без любви, я не думал, что это тебя так расстроит.

Вот уж этого говорить, ну, ни как не следовало.

Имтес на мгновение замерла с открытым ртом и, некоторое, время, молча, созерцала вестника.

– Значит, обойдешься? – спросила она, наконец. – Без моей любви. А только что просил, как жизни! А оказывается вполне можно без нее и обойтись. А почему и нет? Тоже еще фигня какая! Любовь Имтес принцессы техенну! Вот еще херня какая! Какая-то любовь.

– Ой, прости Имтес, я сказал какую-то фигню. – как и всякий мужчина он совершенно не понимал женщин.

Он обнял разъяренную женщину и нежно притянул к себе, чего, в общем-то, тоже делать не следовало – Имтес с наслаждением вцепилась ему в грудь зубами.

Вестник завопил и бросил энергичную даму, но теперь уж она обхватила его руками и присосалась словно вампир. С шипеньем произнеся вполголоса несколько ругательств на исконно русском языке, он попытался разжать челюсти красавицы, но получил только лишний укус за палец. Он уже начал было прикидывать, не придушить ли слегка дорогую Имтес, как она отпустила его, очевидно насосавшись, или просто ей не хватило воздуха. Она подняла вверх улыбающееся лицо с измазанными кровью губами, объемистая грудь покинула пределы голубого платья и терлась о живот странника, а великолепная принцесса загадочно пообещала:

– Ну, как не мало, ли тебе, мой дорогой, любви? А то сейчас ещё добавлю.

И на четвереньках быстро поползла по кровати к столику. Странник, не желая выяснять какие еще сюрпризы его ждут, ухватил ее за ногу потянул к себе и из под платья плавно выплыла попка взбесившейся стервы.

Имтес, однако, принялась неистово брыкаться, и страннику пришлось навалиться сверху на, лишь теоретически одетую, девицу. Предполагаемая царица в ответ на это неистово извивалась и брыкалась, будто ее насильно лишали невинности, и призывала на голову странника всех демонов египетского ада, что было достаточно страшно, ибо имена их были не менее жуткими, чем демонов средневековья, но гораздо более понятными, прагматичными и ужсными.

Однако вскоре, поскольку они оба практически были нагие и очень тесно друг к другу прижимались, брыкания принцессы несколько видоизменились. Они как-то стали более размеренными и плавными, попка ее под странником зашевелилась, и начала его подталкивать. Имтес принялась постанывать и глубоко задышала, а так же головка ее запрокинулась вверх и руки странника ослабили захват.

– Подлец. – миролюбиво сказала принцесса.

Видимо начиналось действие шунну. Самого дьявольского изобретения мужчин. Из-за которого женщина с ума сходит от простого прикосновения к точке схождения ног.

– Мерзавец. – добавила она через некоторое время. – Пусти меня, скотина, я повернусь. Хочу тебя видеть. Твою мерзкую рожу.

Имтес под ним перевернулась и, глядя почему-то с грустным торжеством, словно прощаясь с какой-то мечтой, протянула к нему руки, притянула ближе, левым локтем обняла за шею и некоторое время лежала, молча и не шевелясь.

– Значит без любви у нас с тобой никак?

Затем вздохнула, что-то нашарила правой рукой, и странник почувствовал укол в плечо.

Повернув голову, он увидел змею, впившуюся в него и попытался сбросить, но Имтес ладонью прижала ее голову еще плотнее, не позволяя вытащить клыков, и обхватила вестника ногами, другой рукой все так же обнимая за шею, зашептала на ухо:

– Так отправляйся же в ад, к своей возлюбленной царице. Зачем ждать ещё тебе целую жизнь. Неужели я не найду другого?

Вестник, наконец, оторвал руки Имтес от себя и от змеи, а змею от себя и, держа последнюю перед собою, рассмотрел. Прекрасная желто-охристая египетская кобра. Та самая, что избавила от позора жизни последнюю царицу Египта Клеопатру. Укус практически безболезненный.

– Ну, здравствуй Ная Гая! Привет тебе, моя подруга. В истории ты уже встречалась и в ситуации весьма похожей.

Он взял змею и за хвост и посмотрел, примеряясь на принцессу. На лестнице нарастал какой-то шум, и вообще, снаружи что-то происходило, но они все это пропустили среди пощечин воплей и объятий и рук принцессы, и влаги ее глаз. Странник накрутил ей на шею змею и потянул за шею и за хвост.

Имтес смотрела все так же презрительно без всякого страха. Лицо ее со вздернутым ливийским носиком, с румянцем на щеках выглядело девственно невинным, если бы не кривая усмешка, да и вообще все остальное было великолепно: крупная грудь раскинувшаяся в стороны, узкая талия, не очень широкие стройные бедра, светло-русый курчавый треугольничек у схождения длинных ног. Ну, натуральная блондинка.

– Ну что? Ждешь чего? – спросила Имтес, в упор глядя горящим взглядом. – Не умеешь убивать? Жалко меня? И вправду никакой из тебя правитель.

Да, египетская дама отличалась от своих пятитысячелетних потомков, – те верещали бы перед лицом смерти, и просили бы пощады, а эта высказывала полное презрение и смеялась в лицо смерти. Мысль о пощаде просто не приходила ей в голову. Она знала, как надо умирать. Она знала, что пощады за это не бывает. К чему же унижаться в неосуществимых просьбах. Да пошли вы все!

– Имтес, убивать – наука не из сложных. Оживлять, по-моему, будет намного сложнее. Именно по этому, я предпочитаю обходиться без убийства. Живи себе на здоровье!

– Что? – через некоторое время неестественно глухим голосом спросила Имтес, приготовившаяся к смерти.

– Я говорю, оставайся жить. И так уж слишком много трупов.

– Ты… ты, сволочь, меня даже не убьешь?

– Ну, я не Шекспир, чтобы нагромоздить такую кучу трупов. Живи себе на здоровье. Ну, должно же быть хоть какое-то отличие за тысячелетия.

Вестник улыбнулся. Вполне искренне..

– Я сунулся в ваше время, не очень хорошо изучив его. Ну, вот и результат.

– О, боги!

Имтес метнулась к столику, странник сделал вялую попытку ее задержать, но справедливо решив, что худшее принцесса уже сделала, остановился. Имтес схватив со стола обсидиановый нож, на четвереньках поползла по кровати к страннику. С небесно синими глазами, окровавленными губами, с колыхающейся объемистой грудью и с ножом в руке она была великолепна.

– Ты что, дорогая, неужели так уж, невтерпеж?

– Нет, нет постой, дай плечо может быть еще не поздно. Я…я не хотела… ну, по крайней мере, именно тебя… ну, так получилось…

Имтес полоснула по змеиному укусу ножом и припала к ранке губами.

– Не трудись Имтес, конечно, уже поздно. Господин Джедсегер, на сей раз доигрался и довыпендривался. – сказал странник, но сопротивляться не стал, – сосущая кровь женщина доставляла ему и физическое и эстетическое удовольствие, которых оставалось в этой жизни уже совсем немного.

Разомлев, он даже погладил ее по волосам. «Ну что ж – думал он – а не плохая все же смерть, она, оказывается, бывает и красивой, а там за той чертой, кто знает, может, ждет меня царица и попаду из объятий одной красавицы прямо в объятия другой».

Однако получилось все не так, как чинно и торжественно как планировалось, впрочем, как и всегда.

Нарастающий снаружи шум, гул и гам внесся в царские покои вместе с толпой его производившей.

– Ну, так и думал – этот парень опять с девчонкой, ух ты, смотри, как присосалась, а хороша чертовка! Ты смотри белобрысая какая!

Странник и принцесса удивленно обернулись. В зал вливались революционно настроенные массы, весьма прихотливо вооруженные всяческим дрекольем и сельскохозяйственными орудиями, но кое-где мелькало и настоящее оружие. В первых рядах с солидной кувалдой, шел кузнец Энеджеб.

– Что такое!? – Имтес поднялась на кровати в рост, не смущаясь ни мало своей наготы. – Как посмели, ничтожные рабы! Все ниц падите на землю, в пыль, под мои сандалии.

И хоть на Имтес не было никаких внешних атрибутов власти, толпа и в самом деле рухнула на пол. Кроме кузнеца продолжавшего подходить ближе.

– Друг мой, не доведут тебя эти бабы до добра, ты пропустил самое интересное, такая славная была драчка, а что это за девица стройная такая, ну-ка познакомь.

– Друг мой, а здесь тоже было интересно и тоже с дракой. Знакомлю: Имтес – это, Энеджеб, кузнец из самых лучших. Энеджеб – здесь Имтес принцесса техенну и супруга Гора.

– Ух ты, блин, и правда, Имтес! – кузнец с благоговением оглядел принцессу в натуральном, так сказать виде, несколько задержавшись взглядом на точке схождения ног и, спохватившись, добавил. – Приветствую супругу Гора.

– Перед тобою повелитель! А ну-ка быстро мордой на пол или задом на кол и выбирай быстрей что для тебя приятней. – притопнула ножкой Имтес.

– Да тут такое дело, моя госпожа Имтес, что-то мои шея и спина перестали гнуться. – несколько смущенно сказал кузнец. – Я думаю это от того, что меня, наверное, где-то просквозило.

– Имтес, и ты, мой друг, давайте-ка субординации вопросы вы решите чуть попозже, мне некогда, я тороплюсь на встречу, которую не отменить.

– Вот тоже, опять он торопится, хрен такой, уж сделай милость, задержись приятель, вишь, тут какие дела творятся. Нам необходимо руководство знающего парня из народа.

– Мне очень неудобно перед тобой, друг мой, вы тут, конечно, наворочаете черти чего, но у меня не выйдет задержаться, меня, тут видишь ли, еще одна красавица поцеловала, да, блин, как ты выражаешься, крепко, вот эта самая – странник поднял кобру, которую до сих пор держал в руках. – По имени Ная Гая, сам понимаешь, какие уж теперь задержки, мои часы по пальцам можно перечесть и пальцев на одной руке с избытком хватит.

– Нет, Небсебек… ну, а как же… постой… это что же… а почему…

– Вот именно, друг мой, и я того же мнения.

– Но, ведь у нас, только- только, жизнь сейчас начнется, без этих всех властителей, правителей, владельцев и прочего подобного всего говна, ты сам же говорил, что жизнь будет счастливая в мире и покое, в труде каждого для всех, и всех для каждого, и что может быть лучше, да почему же именно сейчас, ты нас покидаешь.

Странник, протянув руки, хотел сойти с кровати и подойти к кузнецу, но спотыкнулся и полетел на пол, выпустив из рук кобру, которая тут, же грациозно скользнула под кровать. Энеджеб, отставив объемистую задницу, принялся шарить под царским ложем кувалдой, намереваясь выгнать кобру наружу и прибить.

– Оставь ее, приятель. – спокойно сказал вестник, чувствуя легкое онемение в кончиках пальцев, яд принялся за дело. – Оставь, право слово! Возможно кто-то из ее потомков дальних, последней царице Черной Земли поможет избежать позора. Не хочешь же ты лишить свою царицу возможности умереть с честью. По крайней мере, башку сей гадине расплющив, меня ведь ты все равно здесь не удержишь. Это два действия абсолютно не связанные с собою.

Кузнец опустился на колени и приподнял странника.

– Да мне эти всякие царицы! Да пошли они все на хер! Нет, подожди, друг мой, не уходи. – голос у Энеджеба дрогнул. – О, Боги, что же теперь будет! Не оставляй меня, друг мой! Я не знаю, что мне делать дальше. Я так надеялся, что мы будем вдвоем.

– Эй, эй кузнец, ты чё на самом деле! Еще нам двум, обоим мужикам, не хватало разреветься. – вестник шлепнул кузнеца по плечу. – И это с нашими-то рожами: твоею – кирпичом и моею – фиг поймешь какой, а ну, смотри-ка, повеселей, а то ведь от такой вот кислой рожи еще быстрее сдохнешь, а остальные на нас глядя со смеху помрут.

– Конечно, я готов рыдать и выть, от того что ты меня бросаешь. Как же теперь мир справедливости и счастья?

– О, мир справедливости и счастья! Да, в самом деле, с ним-то как же. – вестник замолчал закусив губу. – Друг мой, вы непременно его построите, я в это очень верю, нет, не так – я знаю это совершенно точно, ты ж знаешь, что будущее для меня открыто, поверьте только в это сами. Ну, все, твоя смурная харя, мне до смерти надоела, давай-ка лучше тяпнем по чуть-чуть, тем более у нас прекрасный повод.

– Какой же сейчас может быть повод?

– Как это какой, ну ты чё, брателла, а мои похороны и поминки для тебя, что, не подходящий повод? Ай да друг! Вот уж спасибо за сочуствие!

– Ну, шути так Небсебек. Не надо!

– А кто тут шутит? Мне просто редкий выпал случай, я пропускать его совсем не собираюсь, такое, прямо, скажем, случается совсем не каждый день. Так что по быстренькому, распорядись насчет носилок то да се. Ты уж прости, но вам придется отнести меня в носилках, а, то что-то непонятное у меня с ногами, хотя я и совсем не пил сегодня, да и неудобно вроде бы – идти покойнику к гробнице своим ходом.

Поскольку, Энеджеб все же пребывал в растерянности, Имтес произнесла:

– Если ты действительно все так закончить хочешь, то я распоряжусь, конечно, если эти охламоны, не перебили всех во дворце.

Имтес за прошедшее время успела надеть свое голубое платье и в настоящий момент сидела перед медным зеркалом, подводя сурьмой брови и алой помадой губы.

– Да, пожалуй, так будет естественней всего, но у меня есть условия и первое из них – чтоб никакой бальзамировки, это раз уже пытались делать и мне это страшно не понравилось, а второе – отнесете меня туда, куда я укажу.

– Вот я сама б никак не догадалась!

– Ну, так быстрее начинайте праздничные хлопоты.

Глава третья. Захоронение Вестника

Все получилось, как и хотел вестник, ну с некоторыми мелкими неувязками.

Небо уже серело в целом, а на востоке даже наметилась розово-зеленая полоска, будто первая волна из Нижнего Мира готовилась вынести в небо солнечную барку. Гор готовился к выходу в Верхний Мир, а путь странника вел его теперь в другую сторону, и уже не было возможности уклониться от пути, ведущего в мир теней.

Поддерживаемый кузнецом, поскольку ноги уже плохо слушались его, вышел из дворца и их встретил хор плакальщиц и они, стоя на коленях и запрокидывая головы с растрепанными волосами, так жутко завыли, что им откликнулись шакалы со стороны города мертвых. Женщины заламывали руки, трепали свои волосы, падали на колени, посыпали головы пылью и продолжали перекликаться загробным воем с шакалами и гиенами города Мертвых, в редкие промежутки звенящей тишины слышался какой-то тоскливый плачь. Плачь спускался откуда-то сверху – очевидно перекликались мелкие совы.

В сером промежутке между ночью и днем, между светом и тьмой, завывающие женщины и впрямь выглядели как демоны преисподней, посланные из ада проводить странника в подземный мир.

Вестник остановился, и некоторое время слушал, проникнувшись видно, наконец-то, торжественностью момента, затем, с помощью кузнеца, влез на носилки и хотел уже отправляться в последний путь, но тут по ступеням спустилась Имтес. На ногах у нее сияли золотые сандалии, белое платье сверкало искрами на голове красовался сине-желтый клафт. Никто ее не сопровождал, ибо дворцовая стража поразбежалась, но Имтес не смущало отсутствие охраны. Под завывания плакальщиц она подошла, позвякивая браслетами, к вестнику, лежащему на носилках. Лицо ее было очень серьезно, без обычной ангельской улыбки и глаза не светились нежностью, а смотрели строго, даже жестко.

– Послушай, вестник, я не хочу, что б между нами осталась какая либо недоговоренность. Это для меня очень важно.

– Ну, что же, момент самый, что ни на есть, подходящий. Слушаю тебя, моя принцесса дорогая!

– Хочу сказать, тебе я на последок, что никогда тебя я не любила.

– О, благодарю!

– За что? За что же ты меня благодаришь? Мне это не понятно?

– За откровенность. Впрочем, я на это обратил вниманье, наверное, поэтому так долго и задерживался рядом.

– Я знаю, – кивнула Имтес, – Тебе это нравились и хотелось узнать в чем тут дело? Но это еще далеко не все.

– Ну, давай и остальное. Время очень подходящее.

– Ты мне был даже неприятен, а кое-что так вызывало и отвращенье.

– Еще раз спасибо, но и это мне известно и видимо это вторая причина той самой задержки, очень уж меня все это заинтриговало. Я знаю, что у многих вызываю неприязнь и даже ненависть от первого лишь взгляда, ни сделав, ни плохого, ни дурного, одним своим лишь видом. И ты из них, из этих самых, и очень искренне и последовательно ненавидела меня, а за что, тебе, наверно, и самой совершенно неизвестно, мне же ты нравилась всегда и вызывала сильный интерес и…и даже нежность. Ты нравишься мне и сейчас. Ну, так что? а теперь мне можно ехать?…туда… или еще есть что?

– Не спеши, мой дорогой.

– Вообще-то меня там очень ждут.

– Там подождут. Куда тебе так спешить? – там ведь, пред тобою, вечность. Подождут, тебя демоны Дуата не усрутся. Ну их на хер.

– С этим не поспоришь.

– Хочу я еще кое-что тебе сказать – в тебе сочеталось все совершенно не сочетаемое и это выглядело весьма отвратительно. Ты жил все время как мямля и слюнтяй, а поступал как храбрый воин и мудрец. Вот так у тебя постоянно выходило.

– Извини, я не хотел. Так уж получилось.

– Вот-вот. Ты извиняешься перед своим убийцей. Я это ненавижу.

– Тогда не извиняй. – пожал плечами вестник.

– Вот именно – дурак, а так же и слюнтяй.

– Прости госпожа, но друг мой не дурак и не слюнтяй. – неожиданно подал голос кузнец.

– Заткнись! – яростно сверкнула своими топазами Имтес.

– Он не дурак! – повысил голос кузнец. – Я это прекрасно знаю! И уж совсем он не слюньтяй! Он настоящий мужчина! И пред его смертным часом никому нельзя его так называть, особенно если ты зовешься его супругой. В чем есть у нас сомненье. Еще есть одна женщина назвавшаяся его женою. И она здесь и не менее достойна, ибо скажет о своем супруге только хорошие слова.

– Заткнись тебе сказали здоровенная вонючка! – зашипела принцесса. – Я разговариваю с мужем. То есть, я с ним прощаюсь.

– Тогда найди другие слова для своего мужа, женщина! Твой супруг умирает! Уходит в Аменти без возврата. И если ты назвала его мужем, ну, не знаю, насколько он был им тебе на самом деле, то найди достойные слова для проводов супруга горизонт в Аменти! А если таких у тебя нет, то у нас они найдуться и достойная супруга другу нашему найдется. Не воображай, пожалуйста, что твоя любовь была единственной его отрадой в этом мире.