banner banner banner
«Продается дом б/у без в/п с в/о и ч/ю»
«Продается дом б/у без в/п с в/о и ч/ю»
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

«Продается дом б/у без в/п с в/о и ч/ю»

скачать книгу бесплатно


– Да уж, извините… белили-белили, красили-красили, все псу под хвост… да не этому… да не вертись ты под ногами уже, Графское твое собачество, хочешь, чтобы я с лестницы свалилась, навернулась к черту? Вы с ним заодно, что ли? Ладно, мы пойдем спать, или это еще не все, еще привидения повылетят? А вот и они… Спать, спать идемте, нормально все… Ага, полыхнуло чуток… Уголек выпал… Кто камин чистил, я камин чистила, по башке мне…

Дом попытался успокоиться, но у него никак не получалось успокоиться – еще бы, после такого. Он ворочался без сна, хотел поправить подушку, но у домов не бывает подушек, он думал взять второе одеяло, но вспомнил, что у домов не бывает и первого одеяла, он даже хотел выпить снотворное, но снотворное для домов еще не придумали. Чтобы успокоиться, дом снова стал представлять себя маленьким мальчиком, который играет и бегает, залезает на крыши гаражей, прячется в лесу, ищет там грибы с влажными терпко пахнущими шляпками, сует в рот землянику, тьфу, это же кровохлебка, надо же было так ошибиться, валяется в снегу (это уже зимой), лепит снеговика, и ревет, что снеговик не получается, ну еще бы он получался, снег-то рассыпчатый, не лепится… нелепица… нелепица… неле… дом сам не заметил, как начал засыпать, во сне он еще больше почувствовал себя маленьким мальчиком, который набрал полные сапожки снега, и весь вымок в снегу, и теперь боится идти домой, потому что от мамы влетит, а вот и мама бежит, ругается, ну чего ругается, сама, что ли, никогда в снегу не валялась, так и родилась такой правильной с полными сумками и норковой шапке… нет, это не мама, это Ин, и без шапок и без сумок, обнимает его, ругает за что-то, ну что такое… что за сон такой странный, как наяву, а если наяву, то почему он мальчик, а не дом, почему так…

– Ты… ты чего натворил-то? – кричала Ин.

– А чи-во, а поигвал, а снег моквый…

– Да что снег, ты как расколдовался-то?

– Да чтоб я от тебя это «расколдовался» не слышал даже, – прошипел Ни, – колдовство ей, авада, блин, кедавра, трах-тибидох, крекс-пекс-фекс… я ей про нейросети, она мне…

– …да как я ребенку нейросети объясню?

– Что ребенку, я даже тебе объяснил, не то, что ребенку! – вконец распалился Ни, наклонился к дому, который перестал быть домом, – а тебя как зовут?

– Сафан…

– Сарафан?

– Да Шафран же, Шафран, – оживилась Ин, – мы же его сами так назвали.

– Ну это мы, а настоящее имя?

– Так и есть, Шафран!

– Нет такого имени!

– Есть такое, то ли у татар, то ли у евреев… ты на мальчика-то посмотри, смугленыш, у-у-у, волосики вьются, ну как есть Шафран… Так, Шафран, давай-ка назад…

– Да-мой?

– Да-мой, да-мой… в дом давай превраща… пренейросетивайся, – Ин косо посмотрела на Ни, – пренейросечивайся… а то как бы не забрали…

Дом сам не понял, что с ним случилось, как он стал домом в два этажа с чердаком, сочетающим в себе верность традициям и новейшие технологии…

– Я был мальчиком? – спросил Дом.

– Был, был… – кивнула Ин, – давно это было… Ты, наверное, наш первый дом… то есть, мальчик… которого мы спасли…

– От этих? – догадался Дом, – от этих, да?

– От этих, от этих… Если бы не мы, ты бы вообще сейчас истребителем летал где-нибудь нигде там, под облаками… чего вау, чего вау, понравилось бы дома сжигать и самому сгореть? Вот то-то же, вау ему… Так что никому, молчок…

– А… а это давно было? – не мог уняться дом.

– Ну как… вроде недавно, а вроде вся вечность прошла…

– А как тогда было?

– Ну… – Ин снова смутилась, – вроде все так же, а вроде все наоборот… города… вот как люди друг к другу в гости ходили, вот так тогда города друг к другу в гости ходили… Чай пить…

– …А теперь?

– А теперь города друг на друга боевые самолеты насылают…

– …а зачем? – не понял Дом.

– Это ты у Системы спроси, зачем… А тогда все вместе

Ин смущается, пытается вспомнить, что именно – вместе, то ли стихи вместе писали, то ли картины, то ли… то ли вообще неважно, что, главное – вместе…

– А… а вы мне покажете, как вы там детей превращаете в дома, и обратно?

– Что, снова хочешь мальчиком стать?

– Ну… иногда… когда никто не видит… тихонечко-тихонечко…

Дом стал терпеливо учиться превращаться и превращать, и так же терпеливо не говорить слово – «Превращаться», потому что надо было говорить что-то про нейросети, нет, не те сети, которые бросает хозяин в подтаявшую реку, а другие…

По вечерам дом и другие ненастоящие дома потихоньку превращались в мальчиков и девочек, играли в снегу, лазали на крыши гаражей, лепили снежные крепости, что за дети, домой не загонишь, вернее, в дома…

…дети! Домой! Домой!

Тогда так и не поняли, кто это закричал, Ни, Ин, или Вранова, или все вместе, или каждый по отдельности, или как. Дети бросились врассыпную, кто-то уже на ходу превращался в дом, и это было удивительное зрелище, как чья-то голова превращалась в мансарду, плечи покрывались черепицей, сапожки изгибались в ступени крыльца, а на груди проступали окна с уже загоревшимися в них вечерними огоньками. Машина с эмблемами Системы затормозила на краю поселка, люди в форме высматривали бегущих детей…

– Шафка, беги! – закричала Ин, тут же спохватилась, как неудачно получилось это «Шафка» – Шафран ведь, Шафран, а тут назвала Шафрана какой-то собачьей кличкой, выдумала тоже…

Шафран бросился было в конец улицы, где обычно стоял в облике дома, и… внезапно застыл, развернулся и зашагал по снегу к людям в форме, все больше ускоряя шаг.

– Шаф! Шафран, ты че творишь-то?

Шафран как будто не слышал, он шел к людям в форме, которые уже заводили его в машину, и Шафран оживленно болтал, а вы из меня самолет сделаете, да, а я летать буду, да, а высоко, да, а я виражи делать буду, ва-а-ау, кру-уто, а я…

– Шафка… – только и прошептала Ин, – Шафка…

Ин оглядела поселок – все дети уже снова превратились в дома, и невозможно было угадать, где настоящий дом, а где ненастоящий.

– Как-то быстро они уехали, – прошептал Ни.

– Да ты не расстраивайся, вернутся еще, с бульдозерами приедут, пообещают все здесь смести, если не признаемся, где дома, где не дома… – процедил сквозь зубы Ни, – и этот еще вернется… так вернется, мало не покажется…

– Слушай… а неужели нам поселок защищать придется?

– Ты как себе это представляешь? С дробовиком выйдешь?

– Да не знаю я… или спрятаться куда…

– Куда?

– Ну… в лес…

– Ты хоть представляешь, что такое зимой в лесу жить? И целый поселок там спрятать? И вообще, они нас хоть из-под земли достанут…

– Нет, ну надо же что-то делать! – вскинулась Ин.

– Да сам знаю, что надо, а что?

– …погоди… слышишь?

Ни прислушался, хотя уже можно было не прислушиваться, – гул мотора доносился все явственнее, и вот уже на горизонте показался боевой самолет – он спускался все ниже, ниже.

– Ружье… – прошептала Ин, – ружье где…

– Ща… – Ни заметался в поисках ружья, которого не было, потому что оно должно было быть в доме, а дома не было, черт…

– Вон, в сараюшке! – нетвердым голосом крикнул хозяин. Ин бросилась к сараюшке, с трудом сняла тяжеленое ружье…

– Дай я… – прохрипел Ни.

– А у кого зрение минус восемь, а?

– Да тут трудно не попасть…

Ин уже не слушала, уже вскинула ружье, целясь в самолет, который завис над пустырем, взметая снег, – самолеты это умели, зависать над пустырями…

– Ну? – не выдержал Ни.

– Не… не могу… не…

– Дай… дай я… Ты хоть понимаешь…

Ни вытащил ружье из обмякших рук Ин, прицелился, застыл, словно окаменевший, также безвольно опустил двустволку.

– Ну чего? Чего? Ты хоть понимаешь…

– А ты чего?

Самолет между тем начал складываться во что-то несуразное, как будто проваливался сам в себя, пока не превратился в Шафрана, который кувырком рухнул в сугроб. Ни и Ин замерли в нерешительности, Граф бросился к сугробу с истеричным лаем, врановские дети кинулись вслед за ним, пытаясь помочь Шафрану выбраться, а он отряхивался от снега и потирал ушибленное плечо.

– А чего… а давайте снова дети ласколду… лазнейро… раз… а давайте иглать!

– Что… что они с тобой… – прошептала Ин.

– А ничего… а давайте…

– Где… где они…

– А тама…

– Где? Где? Покажи нам… давай…

– А вона…

Ни посмотрела в темноту сумерек, где на горизонте возвышались строгие особняки с эмблемами Системы на крыше.

– Ты… ты чего… – у Ин перехватило дыхание, – ты их…

– Ага… а давайте иглать!

– А… да… давай… давай… да… конечно…

– А тама в этих домах кто жить будет?

– А… ну… найдем кого-нибудь…

– Такие дома хорошие, обязательно найдем, – согласился Ни.

Шафран обрадовался, и даже воодушевленный выискал лист бумаги, на котором начал выводить неуклюжие каракули:

«Прадоецца дом…»

«ДАРАГОИ ЛЕТА ВАЗЬМИ МИНЯ ССАБОЙ»

…лето остановилось на перроне и растерянно огляделось – все было совсем не так, как оно помнило. То ли все переменилось до неузнаваемости, то ли за годы и годы лето успело крепко забыть, как здесь все было раньше. Раньше, в тот день, когда ему надо было уехать, обязательно уехать, собирать чемодан, прощаться со всеми, обещать вернуться, писать, слать телеграммы, а потом… что было потом? Лето не помнит, дальше все завертелось в бесконечных делах, уже и не понять, каких.

Лето поставило чемодан на запыленный перрон и оглядело руины вокзала, выискивая такси. Такси оказалось недалеко, если эту проржавленную машину можно было назвать «такси». Лето подошло к машине и заглянуло внутрь, даже постучало в стекло, – и в ужасе отпрянуло, когда увидело на сиденье истлевший скелет. Лето приблизилось к еще одной машине и еще – но там было то же самое…

Не зная, что делать, Лето осторожно окликнуло:

– Сколько стоит… до города?

Ему никто не ответил.

– Хью матч ту зе сити? – спросило Лето, припоминая английский.

Ответом была тишина.

– Вифиль… вифиль костет… – Лето попыталось вспомнить, как будет дальше, но ничего не вспомнило, шепотом выругалось.

В ответ по-прежнему ничего не произошло.

Наконец, лето поняло, что ничего не добьется, и вернулось к своему чемодану. Оно вытащило несколько тряпок наугад, зачем вообще столько с собой потащило, бросило в легкую дорожную сумку, спрятало чемодан в камеру хранения, а кому платить за камеру, а некому, – и зашагало к городу.

Город тоже представлял собой жутковатое зрелище – от домов остались груды камней, сквозь которые пробивались чахлые, высохшие деревца, засыпанные снегом. По мере того, как лето входило в город, снег таял, растекался ручейками, потом и вовсе испарялся, взмывал в небо, которое из аспидно-черного становилось все более голубым. Лето не понимало, что происходит, что-то случилось в городе, знать бы еще, что именно.

Лето представляло себе это не так, совсем не так – оно сойдет с поезда, возьмет такси, приедет в городок, заглянет в лавочку на углу, чтобы перекинуться парой слов с торговкой, потом заглянет в кафе, чтобы выпить кофе с куском пирога, потом вернется в свой старый дом и смахнет сухие листья, осыпавшие крыльцо… но здесь не было ни лавочки, ни кофейни, ни крыльца, – только заснеженные руины (под снегом оказался еще один снег), истлевшие остовы, остатки каких-то укрытий…

Лето пригляделось – что-то парило над землей далеко впереди, что-то, похожее на блестящий металлический шар, да оно и было металлическим шаром, который стремительно приближался к лету. Перепуганное лето хотело спрятаться, но не успело – шар приблизился к нему, казалось, с интересом его рассматривая.